Alesana: кровавая быль

Алесана уходила всё дальше и дальше от дома, замечая, как тихо вокруг. Ночью мало кто рисковал наслаждаться погодой и чудесными пейзажами снаружи. Вампирские невесты теснились в доме, готовя всё к ужину или очередным играм. Братья любили суету и большое скопление людей, распределяя живых по своим игровым комнатам. Люди были для них разноцветным подушкам, в которые вампиры влетали с размахом и желанием как следует повеселиться. Ято и Мирэ находились в одной из ярко освещённых залов с разнообразными музыкальными инструментами. Подобно избалованным принцам они устраивали небольшой концерт, где особенно послушным и милым девушкам полагались подарки - кровавый поцелуй, а победительницы отправятся в спальню вампиров. Алесана усмехнулась. Этот вечер как-то странно и неожиданно наполнился музыкой. Один Якумо забавлялся в подвале с совсем не изысканным и прекрасным. Но не факт, что вампир не мурлыкал себе под нос какую-нибудь песенку об убийстве кролика, за которым он скакал на лошади. В его голове часто звучало что-то странное, за чем скрывались его мысли. Алесана старалась как можно дальше отойти от главного здания особняка, чтобы не попасть в световые пятна, бьющиеся из окон. Она чувствовала, что где-то рядом бродит её волк, но она не желала видеть ни его, ни Мисако. Она ждала кого-то другого. Рубэ. Алесана предполагала, что он настигнет её через несколько минут, но кто-то задержал его в пути. Она не стала его ждать, а просто пошла дальше. Они всё равно не договаривались о том, чтобы провести эту ночь вдвоём. Это стало слишком опасным для него. Алесана дошла до часовни, которая пустовала этой ночью. После захода солнца в некоторых местах автоматически включались датчики движения, зажигающие круглобокие тусклые лампы. Так и в часовне, в которую она тихо вошла, мягко затеплился свет, в котором её глаза не нуждались, но иллюзия тепла заполнила её разум. В помещении резко пахло свежей краской. Алесана чихнула, потому что её рецепторы не сразу смогли совладать с запахом. Тихо шмыгнув носом, она осмотрелась. В часовне не было привычного алтаря или как-то другой возвышенности, на которой обычно располагались святые предметы. Конечно же, на территории особняка ничего подобного не держали. Зато здесь было много окон, украшенных витражами. Ночью узор казался очень тусклым, но Алесана улавливала воспоминания предметов внутри, которые запечатлели в своей памяти восторги тех, кто посещал часовню в будний день. Её глаза чётко увидели разноцветные пятна на полу и стенах, которые появлялись здесь в полдень из-за солнечного света, проникающего через цветные стёкла внутрь. Алесана присела на одну из скамеек со спинкой. Их ещё не поставили должным образом в ряд, потому что полы в середине не успели высохнуть, но уже блестели от нанесённого на них этим утром лака. В этом месте хранилось очень много воспоминаний, что отличало его от других комнат, где память предметов будто кто-то постоянно методично стирал. Среди собравшихся здесь воспоминаний Алесана видела в основном печальные женские лица. Под потолком до сих пор звенели слова обращённые к Создателю. Когда-то Алесана тоже пыталась с Ним говорить, задавая лишь один вопрос, почему она такая... ужасная? Но ответом всегда возвращалась лишь тишина, в которую порой угождали мысли других. Однако тишины было недостаточно, чтобы понять себя. Оставалось лишь смотреть на саму себя глазами других. Только там Алесана видела в основном страх, ненависть, непонимание и притворство. «Лишь Ашер считал меня чудом, - вспомнила она осторожно, чтобы не всколыхнуть болезненные чувства внутри себя снова. – Он никогда не врал мне, говоря, что я его чудо, его прекрасная девочка. Если бы не наша с ним привязанность к отцу, смогли бы мы сбежать вместе?.. Он предлагал. А я не смогла. Ашер никогда не видел чёрную женщину. Он только знает о том, что она существует. Если бы он встретился с ней, осталась бы я чудом для него?.. Странно, что я хочу верить, что его чувства ко мне не изменятся. Очень хочу. Но лучше, если бы это зло не коснётся его. Если бы только Янго запер её навсегда, как сейчас…» Алесана обвела витражи на стёклах взглядом, понимая, что они не изображают библейских сцен. Ей даже удалось узнать несколько мотивов. Когда-то давно она видела их в книге рождества, которую подарил ей отец. Линии и стёклышки витражей изображали взрослых, танцующих вокруг остролиста. И детей, поймавших маленькую птицу, чтобы водрузить её на шест и дарить её перья на удачу тем, кто угощал их хлебом. Алесана даже узнала сцену с бродячими актёрами, один из которых был одет в красный костюм, а на голове носил венок из остролиста, рассказывая что-то со сцены с кружкой пива в руке. Она мысленно перенеслась в тот день, когда Жан Марсель читал ей рождественские сказки, позволяя ей есть печенье прямо в его гробу. Ашер лежал рядом на подушках, заботясь о том, чтобы она не опрокинула своё молоко, которым до этого залила своё платье и его рубашку. Поэтому Ашеру пришлось оголиться до пояса и завернуть Алесану в одеяло. В ту ночь Алесана задала свой первый странный вопрос: - Папочка, а Всевышний любит всех нас? Жан Марсель удивлённо посмотрел на дочь, замечая, как взгляд Ашера стал серьёзнее. Он всегда начинал нервничать, когда его малышка спрашивала о вещах, которые могли сделать ей больно. - Конечно, - ответил Мастер своему ребёнку. Он знал, что сейчас прозвучит следующий трудный вопрос. - Но как? Как это возможно? В той книге было написано, что нельзя красть и убивать. Желать других… Ты иногда убиваешь других. И Ашер тоже. Когда-нибудь я тоже буду убивать. А ещё… ты не можешь молиться. Ашер хотел ответить Алесане, но Жан Марсель остановил его коротким жестом руки: - Ты видишь эту книгу? Она кивнула. - Мы читаем её вместе, и ты знаешь, что мальчики, поймавшие птичку, убили её. Они выдернули её перья и раздали людям. И птица умирала медленно и мучительно на морозе, лишённая свободы. Не имея шанса выбраться. А женщина, подсылавшая собак в чужие дома? Она не умерла, высшие силы не убили её. Она продолжала подсылать своих жутких псов к людям, приносившим несчастья. Но продолжала жить, веками. Пойми, Алесана, Он предусмотрел место для каждого из нас. Он создал нас такими, какие мы есть. Кто-то выдирает перья птице, веря в доброту традиции. А кто-то вторгается в сны людей, чтобы напитаться ими, потому что это его еда. То, что я и Ашер не можем молиться, вовсе не значит, что Он не любит нас. Он просто приготовил для нас иной путь, который просто сложнее. Он сделал нас достаточно сильными, чтобы мы смогли принять это и пройти этот путь. Она выглядела озадаченной: - Я не хочу молиться, если папочка и Ашер не могут. Жан Марсель смотрел, как на маленьком личике его дочери отображается грусть. - Ты можешь молиться о нас, милая, - сказал Мастер мягко, нежно улыбаясь своему ребёнку. – И помни, что молитвы важны не только для души, они очень эффективны. Молитвы много раз спасали Ло… - Алесана, - вмешался Ашер, зная, что Жан Марсель заходит слишком далеко. – Милая, мы с Марселем будем благодарны тебе, если ты помолишься о нас. Просто скажи Ему, что мы верим Ему. Что мы найдём свою дорогу к Нему. Алесана коротко вздохнула, повторяя тот детский вздох, с которым согласилась с отцом. Она моргнула и посмотрела ещё раз на птицу на витраже. Пленённую, напуганную и умирающую. Алесана сравнивала её с собой, не понимая, сможет ли её смерть стать добрым исходом или же это будет просто данью во имя «доброй традиции», после которой ничего не изменится? «Может ли быть такое, что в моём существовании лишь малый смысл. Когда существует угроза миру, это объединяет тех, кто хочет её устранить. Если мне выпала роль чудовища, то это значит лишь одно, играть её надо до конца. Когда-нибудь кто-то сможет убить меня, - она внимательно смотрела на ту часть витража, где маленькая птица, обмотанная яркими лентами, умирала, теряя свои перья. – Или же мой отец станет тем, кто понесёт зло? А я буду только сопровождать его, раздавая его перья?» Она тихо погрузилась в свои мрачные мысли. Параллельно её внутренний слух прислушивался к тому, что её заинтересовало совсем недавно. Оно было далеко от этого места, спрятанное под тоннами земли, не пропускавшей практически ни единого одного звука наверх. Алесана знала, что это было отчасти бесполезным занятием, потому что слои плотной силы не пускали её туда, где ей не стоило появляться. Но даже в механических циклах бывают сбои. Алесана ждала того момента, когда эта сила шевельнётся немного иначе, становясь более тонкой и прозрачной. И тогда она увидит и услышит то, что ей необходимо. Ламии. «Сколько же их здесь? Десятки? Сотни? Они повсюду. Словно черви в плодородной земле. Но должно быть то место, где они стоят прямо, охраняя проход. Я знаю, что что-то постоянно движется. Входит и выходит. Входит и выходит». Алесана вслушивалась дальше, стараясь не слишком отключаться от происходящего совсем рядом. Кто-то желал потревожить её. И это был не Рубэ, что немного опечалило Алесану. Она подняла свой взгляд на вошедшего. Глаза Дэни неестественно блестели, поражая своей насыщенностью цвета в них. Ребёнок сжимал в руках свою скрипку, которую получил у Рубэ обратно. Шелфа рядом не было. Он снова оставил своего ребёнка без присмотра. - Го...с-сп...по...ж-ша, - выговорил Дэни не без усилий. Алесана внимательно смотрела на мальчика в чудной одежде, подобранной со вкусом и заботой. Его жилет расшивали вручную точно не один день. А ботиночки были работой мастеров нечеловеческого происхождения, что являлось редкостью. Каждое чудовище мнило себя достойным «ничего не делания». - Я ш-с-сы...гра...ю в-а-ам. С-ш...ыг...раю э...ту... ме...ло...д-ши...ю, - в его речи слышалось много шипения. Вину за это несли его родители. Или один из них. Язык Дэни был раздвоен. Девушка улыбнулась, губы Дэни тут же расплылись в широкой улыбке. Он подошёл ближе и подождал, когда Алесана погладит его по голове, а затем отошёл на шаг назад, важно занимая позу для игры. Он хотел было начать, но затем замер: - С-с-ш...по...ё-те, Го...ш-с-с...по...ж-ша? – ему нравилось слышать свой собственный голос, поэтому он старался говорить дальше. Алесана улыбнулась шире. Желание этого дитя было искренним и глубоким, настолько большим, что он чувствовал себя не в силах удержать его в себе. - Тогда, что-нибудь успокаивающее. Мне не хочется снова думать о нём, - проговорила она. - Я спою для тебя, Дэни. Но думаю, что ты не знаешь эту песню. Когда-то давно мой отец пел мне колыбельные, некоторые из которых я запомнила. У него чудесный голос. - Шелф, - это имя Дэни говорил всегда внятно и чётко, - по...ё...т хо...ро...ш-шо. - Охотно верю, - Алесана кивнула мальчику, понимая, что он ждёт предложенного. Но она немного сомневалась. - Не знаю, обрадует ли повествование человеческого ребёнка, но дети чудовищ очень любят эту историю, - Алесана застыла, вспоминая голос отца. Тихий и низкий, напевающий на свой манер когда-то незнакомые слова, которые ей удалось перевести позже. - Это жестокая сказка, из-за которой я не могла уснуть, не дослушав до конца. Дэни завороженно смотрел на Алесану. Она понимала, что давно уже дразнит его своими воспоминаниями. Пора было переходить к сути. - Жила цыганка одна, и желала она выйти за цыгана на рассвете следующего дня. Просила ночью она у белой луны дитя, чтобы удержать мужчину подле себя. Но взамен попросила луна ребёнка, что первым родится у цыганки и цыгана. Ведь цыганка любви к детям не питала, поэтому быстро согласие своё дала, - Алесана невольно подумала о своей матери. Вряд ли Лорена желала удержать Жана Марселя таким способом. Однако она отказалась от дочери очень быстро. – Когда цыганка родила, то сразу поняла, что родила дитя с белой кожей, не как у цыгана. Решил он, что ему изменила она, и злость его её убила. Так он в лес унёс ребёнка, где пела ему луна белая, становясь тоньше, чтобы качать его во время сна. Своего маленького ребёнка, чья кожа была белее снега. - К...ка...к во...ло...ш-сы Ру...бэ. Алесана кивнула. Ей понравилось это сравнение. - С такими же волосами, - добавила она от себя. – Было ясно, что жизнь такого ребёнка невозможна среди цыган, чей цвет кожи сильно отличался. За это будет расплачиваться он. Дэни нахмурился. Каким бы умственно отсталым он не был, а хорошо понимал, что именно за его непохожесть на родителей, те избавились от него, просто выбросив во внешний мир. Он не знал, жива ли его мать, и поступил ли его отец с ней так же, как цыган со своей женой? Но сейчас ему было всё равно. Ведь у него был Шелф. Алесана замолчала, о чём-то задумавшись. Или же это были просто её чувства, подступившие так внезапно к самому горлу. Чтобы не дать им воли, она продолжила говорить: - Наверное, мне так нравится эта история от того, что я слишком сильно люблю своего отца. - Он лу...на? - Да, он моя луна. Пусть её и пожирает эта тьма из грозовых туч. Но он всё ещё моя луна. - Шелф - мо...я. В груди Алесаны что-то неприятно сжалось. Она хотела заплакать. - Я напою тебе, - она проследила за тем, как мальчик приготовился в любой момент подхватить мелодию. Алесана набрала воздуха в лёгкие и тихо запела. Дэни напряжённо слушал, тихонько дотрагиваясь смычком до струн в те моменты, когда мог угадать следующую ноту. Раз, два, ещё несколько звуков, и смычок больше не отрывался от струн. Алесана впервые пела для ребёнка. Лицо Дэни стало очень сосредоточенным, но глаза выдавали то, что он наслаждался этим моментом. Музыка всецело поглощала его, забирая в сказку, которую рассказывала Алесана. И она старалась петь чище и мягче, вкладывая все самые лучшие и нежные чувства в каждую ноту, чтобы он понял эту историю. Петь так, как когда-то пел для неё Жан Марсель, стараясь подарить своей малышке сказку и веру в чудеса. Воспоминания нахлынули быстро и неожиданно, пытаясь заставить девушку дрожать, но она переборола в себе это желание, продолжая петь для Дэни. Она не смела прерываться или допускать ошибки, иначе бы сказка испортилась. Алесана невольно краем глаза наблюдала за мальчиком и сравнивала. Он так напоминал ей Диего. Пусть она никогда не знала, каким был скрипач в детстве, но эта внимательность к музыке, к тому, какую историю она рассказывает, эта сосредоточенность и увлечённость - почти как у него. Как тогда, когда он ещё... когда он ещё был в своём уме. «Что за злое чудовище даровал Ты моему любимому отцу? Неужели, никак не поверю, что он желал рождения чего-то подобного. И он прощает меня, любя. И Ты прощаешь меня». Музыка утихала, голос Алесаны тоже. - Э...то бы...ло гру... гру-ш-т...но, - вымолвил Дэни. - Да, малыш, это иногда бывает очень грустно, - согласилась она. - Без солнца иногда очень холодно. Наверное, нас не задумывали для него. У нас есть только луна. - М...мож...но ещё? Го...лос-ш кра...ш-с-шив...вый. - Спасибо. Раз ты так говоришь, то можно и ещё раз. А где Шелф? - внезапно спросила девушка, понимая, что совсем потеряла из виду братьев. - Ко...бо, - тихо выговорил ребёнок. Его взгляд немного помрачнел. Было ли это испугом? Скорее всего нет. Это была ревность. - Ах, ну да. Они давно не оставались наедине. Поэтому ты прошёл ко мне, чтобы подразнить их? Дэни кивнул. - Но е..щ-ш-шё му...зы...ка, - он знал, что врать бесполезно, ведь прожил среди вампиров всю жизнь. И после смерти остался среди них. - Поэтому я прощу тебе эту шутку над взрослыми и, наверное, дам совет. Мальчик внимательно смотрел на Алесану. - Мой отец тоже не принадлежит мне, - проговорила она. - У него ещё есть Лорена и множество других женщин, - ей удалось сказать это спокойно. - Есть даже любовник, к которому он искренне привязан годами, - она неопределённо слегка махнула рукой. – Есть его королевство. Его подданные. И я лишь кто-то среди них всех. - Э...то бо...ль...но. Алесана снова кивнула, ощущая укол в сердце. Она ревновала и сильно. Потому что любила своего отца. Того, который не умер для неё. - Очень больно, потому что это как предательство, - теперь кивал мальчик, соглашаясь с ней. Алесана попыталась удержать спокойное выражение лица. - Но любовь не ведает предательства. Она просто есть. Любовь всегда возвращается к тому, кого любит. И мой отец всегда выбирает меня. А Шелф в итоге выбирает тебя. Поэтому тебе не стоит беспокоиться, что я заберу его чувства. Дэни активно затряс головой, пытаясь что-то отрицать. - Я... лю...б...лю гос...по...ж-ш-шу. Вы до...б...ра...я. Шелф был бы... сч-ш-ша...ст...лив. И я. - А ты интриган, Дэни, - она снисходительно улыбалась. - Это не против правил. Я знаю, Шелф не просил тебя говорить это. Не волнуйся, я никому не скажу. Не смущайся. Алесана взяла в руку маленькую ладошку мальчика. На его лице не было признаков румянца смущения. Ведь его кожа была мертва, подобное не могло коснуться её. Но Алесана видела куда больше, чем ей показывали. Смущение затопило сознание Дэни. Он не умел строить коварных планов, но так старался. - Я рада, что ты пришёл. А теперь мне надо постараться, чтобы твоя колыбельная стала чудесной. Мёртвый ребёнок быстро закивал головой и начал играть. Алесана снова запела, на этот раз немного громче, но так же мягко. Она хотела, чтобы сказка ожила для Дэни снова, но такого эффекта, как в первый раз, уже было не достичь. Алесана почему-то переживала за мальчика. За то, что он знает и видит то, чего детям не стоит показывать и рассказывать. Но жизнь с нелюдями, особенно с вампирами обрекала на то, что дети становились взрослее быстрее, а ещё постоянно стояли над пропастью безумия. В итоге все шагали в неё, не выдерживая того, что видят в ней. Только Алесана не понимала, в чём же был безумен этот мальчик? Возможно, он хорошо это скрывал или вовсе не ведал. После смерти Дэни прошло много лет, но его сознание ненамного продвинулось вперёд. Он с рождения был обречён на умственную отсталость, что могло являться тем, что спасало его чистоту и невинность в аду, в котором он жил. Дэни не менялся внешне, практически не менялся внутренне. Он был ребёнком уже много лет, и вряд ли бы стал взрослее через десятилетие. Вечное дитя. Такое, какое нужно Шелфу, чтобы любить. Как хор маленьких обращённых мальчиков, который существовал только ради того, что нравится Мастеру. Снова стало тихо. Алесана позволила Дэни занять место рядом с ней. Мальчик не мог особо много рассказать, но он охотно показывал ей в своих мыслях то, что она хотела знать. Ещё бы чуть-чуть, и ребёнок мог бы сладко заснуть, но он не мог. Он был слишком мёртв для этого. Алесана смотрела на то, как умело мальчик имитирует фазу сна. Она медленно перебирала пальцами тонкие, мягкие волосы Дэни, невольно рассматривая его тонкую кожу, отливающую лёгкой синевой. Алесана знала, что мальчик сыт, но употреблённая плоть не придавала его щекам румянца. «Его кожа такая необычная. Наверное, он из рода синих королевских ламий. Или же это кровь другой расы так поменяла цвет?» Алесана вспомнила первую ламию, которую ей представили. Если бы не хвост, никто бы и не понял, что это ламия. Её кожа имела нормальный бежевый оттенок, что говорило о том, что она являлась земляной ламией. Она умела плавать, но не могла жить под водой. А вот синие, водные ламии могли. И жили. Где-то здесь. Прямо под этим домом. «Интересно, сколько там воды? Если проход заполнен водой, то это делает побег проблематичным, - задумалась Алесана. – Совсем без воздуха я не смогу». Мысли о воздухе заставили присмотреться к Дэни. Он лишь делал вид, что дышал, на самом деле не нуждаясь в этом. Он был мёртв, а Алесана не могла понять, была ли она жива? - Думаю, этот вопрос мне стоит обдумать, - Рубэ сел рядом со стороны девушки. Мальчик лишь открыл глаза, но затем предпочёл застыть на месте, не выражая своих эмоций. - Жертва сопротивлялась? – Алесана игриво улыбнулась. Она догадывалась о причинах появления крови на одежде Рубэ, зная, что это вовсе не пятна крови его ужина. - Скорее, напала на меня и попыталась сожрать. - Рада, что ей это не удалось. Думаю, что тебе стоит подумать об ужине. Это выглядит серьёзным, - Алесана внимательно посмотрела на огромное кровавое пятно, расцветающее громадным пламенным цветком на рубашке Рубэ. - Ничего подобного, я всё равно хотел надеть сегодня что-нибудь красное, - он откинулся на спинку скамейки. Ему было больно, но казалось, что вампир лишь наслаждается своей болью. На самом деле ему доставляло удовольствие не это, а то, что их старший брат ревнует и рассматривает Рубэ как основного соперника. Это заставляло чувствовать себя довольным, но не более. Других причин не существовало. Выбирала в итоге Алесана. - Тогда нам стоит отвести Дэни в его комнату. И я настаиваю на ужине, если ты ещё не понял, - улыбка Алесаны была лёгкой, но холодной. Рубэ попытался выдавить из себя подобие ответной улыбки, но ему не удалось. Алесана протянула руки мальчику. Дэни мягко потянулся к ней, обвивая её шею. Мальчик положил ей голову на плечо и закрыл глаза. Алесана знала, что он видит в своих фантазиях прямо сейчас. Это было прекрасным, тем, что она любила, потому что она показывала это ребёнку, притворяясь слепой к его смерти, делая вид, что может подарить ему сны. - Я надеюсь, ты не упадёшь по дороге? - она легко обернулась, бросив короткий взгляд на Рубэ. - Я догоню тебя позже. - Нет, - воспротивилась Алесана, аккуратно держа ребёнка на руках. Рубэ видел лишь её спину, немного оголённую, благодаря вырезу сзади на платье. Покрой платья выгодно подчёркивал тонкую талию и мягкие, округлые ягодицы девушки. Перекинутые через плечо волосы позволяли смотреть на её шею, желая дотронуться до неё. Алесана выглядела как что-то мягкое и нежное, стройное и сильное. Если бы Рубэ не услышал это «нет», он не смог бы почувствовать в её образе эту удушающую жёсткость и силу. - Я не оставлю тебя наедине с ним, - добавила она. - Ты будто ревнуешь подобно ему. Он не хочет, чтобы я был с тобой. А ты не хочешь, чтобы я встретился с ним. Чёртов любовный треугольник. - Просто треугольник, - проговорила Алесана, наблюдая за тем, как шатаясь, Рубэ подходит к ней. – Это просто треугольник. Покажи мне дорогу в его комнату, - попросила она, указывая глазами на Дэни. Мальчик продолжал видеть чудесные картинки, которые завораживали своими цветами и запахами. В них было очень много чудесной музыки, плавной и напевной, напоминающей голос Алесаны. Она давала ему то, что видела в грёзах своего дорогого Диего. Девушка знала, что теперь этот разговор маленький шпион подслушать не сможет, поэтому уверенно говорила с Рубэ о том, что волновало её. Вампир шёл с трудом следом, отвергая её желание помочь ему, тем более, что на её руках видел сны мёртвый ребёнок. - Мне кажется, что у тебя пробито лёгкое, - она не смотрела на его героические попытки идти прямо. Рубэ очень хотел выглядеть сейчас более представительно, потому что его образ побитой летучей мыши с отодранным крылом не подходил сопровождающему королевы. Жан Марселя Лема вполне можно было назвать королём, а поскольку мать Алесаны не спешила занимать место рядом с ней, то следующей королевой по праву могла быть только дочь Мастера вампиров. Рубэ вытер рукавом своей рубашки льющуюся изо рта кровь. Он знал, что ей не казалось, что его лёгкое практически превратилось в кровавую кашицу. Это было правдой. - Мне проломило рёбра вовнутрь, думаю, это нормально, - намекал вампир на полученное ранение. - Он пытался разорвать твой позвоночник? - голос Алесаны звучал спокойно и ровно, словно она говорила о чём-то обыденном наподобие фруктов и разбитой тарелке вчера вечером. - Тянуло что-то сильно снизу и сверху, - Рубэ закашлялся, понимая, что глотнул слишком много воздуха для того, чтобы ответить на её вопрос. Уцелевшее лёгкое не могло справиться с таким объёмом воздуха, поэтому изо рта вампира снова полилась кровь. Регенерация шла у него быстро, но недостаточно, чтобы пользоваться своим телом как обычно. - Он когда-то видел, как это делаю я. Не думала, что ему понравится, - она аккуратно усадила Дэни удобнее. - Если бы это ты сделала со мной, я бы так не возмущался. Алесана? Она посмотрела на него. Рубэ был ужасно бледен, а пятна и потёки крови только усиливали этот эффект. - Мы можем пойти помедленнее? - Извини, я поторопилась, - Алесана мягко улыбнулась, скрывая совсем другие ощущения. Мучения Рубэ заставляли ей испытывать страдания. – Прости, прошу. Рубэ пожалел о том, что отверг её руку. Ему хотелось коснуться её пальцев и почувствовать её тепло. Особенно сейчас, когда она была так заботлива к нему. Ему пришлось стиснуть зубы и заглушить своё желание. Около часа назад он сильно поплатился за то, что открыл своё желание и наговорил лишнего брату. Он сам разозлил Д‘ Янго, поспешил сообщить тому, что благосклонность Алесаны к нему в любую минуту может стать больше, если Д‘ Янго продолжит издеваться над ней. Совсем плохой идеей оказалось упоминание вкуса её крови, хотя Рубэ так и не насладился им в полной мере. Однако он целовал её руки, губы, не получая сопротивления, в то время, когда Д‘ Янго приходилось принуждать её. И когда Рубэ говорил это всё ему, он чувствовал себя лучше. Сильнее. Способным противостоять всем своим братьям. Раньше он бы не решился. Алесана слишком быстро изменила что-то в нём, но что именно, он не знал, заявляя брату о том, что женщина меняет мужчину тогда, когда желает остаться с ним больше, чем на одну ночь. Д‘ Янго уже второй раз показывал то, насколько сильно его раздражает Рубэ. Рисковать не стоило, но речь шла об Алесане, это не могло оставить равнодушным ни одного из братьев. Особенно Рубэ. - И что же ты сказал ему, когда начал возмущаться? - спросила она, когда Дэни очутился в своей кровати. - Послал его в задницу, - Рубэ вытирал лицо и шею влажным полотенцем Алесана нечаянно прыснула, пытаясь подавить в себе смех: - За подобную смелость я бы выдрала позвоночник, а не сломала его. - Хвалишься? - Как сказать, - она немного пожала плечами, позволяя Дэни взглянуть на неё из-под прикрытых глаз. - Спи, малыш. Твои сны продляться ещё некоторое время. Тебе понравится. Он закрыл глаза, улыбаясь чему-то. Алесана и Рубэ покинули его комнату. - Ты ведь и сама не знаешь своих пределов, - вампир шёл уже более уверенно вперёд. Алесана легко взяла его под руку, пачкаясь в его крови. Но делала вид, что никакой крови здесь нет. - Знаю, что могу кому-нибудь свернуть шею без помощи рук. А остальное меня слишком пугает. Ты же видел Ято в ярости? Он кивнул. - Значит, ты знаешь, что такое ярость и какая она бывает, - она не спрашивала, а утверждала. - Но сам ты её никогда не испытывал в полной мере. - Удара в стену порой хватает, чтобы сдержаться. - Я никогда не била стены. После того случая, когда меня ослепила жажда смерти и отмщение моих детских грёз, я стараюсь оставаться спокойной. На самом деле я не помню много из того, что тогда произошло. Словно я закрыла глаза, очень злясь, а потом открыла их, продолжая злиться. Если бы не лицо отца в момент моего возвращения в реальность, наверное, я бы убила ещё несколько десятков живых. - Ты не помнишь, как убивала Лорену? - Рубэ решился на этот вопрос, хотя знал, что Алесана ненавидела разговоры и упоминания об этой женщине. - Мне трудно сказать. Мне казалось, что это не я делала. Но хорошо помню трупы, разбросанные по комнате, и удивлённое лицо отца. Я не думаю, что он испугался или испытал отвращение. Папа был лишь удивлён. И я тоже. - Ято никогда не помнит того... Ладно, не будем об этом. - Ты беспокоишься о Мирэ? - Тебе нравится читать мысли других? - Нет, просто окружающие слишком громко думают. Мне порой трудно не слышать этого, - она пожала плечами. - Странно, что ты ещё не сошла от этого с ума. Я бы не хотел узнать то, о чём думают мои братья, - Рубэ уставился в пол. Ему стало гораздо легче дышать. С теплом Алесаны в него словно вливалось что-то ещё, поддерживающее его. - Мирэ будто зеркало Ято, но он подавляет в себе силу. Он боится не Ято, а того, что может оказаться таким же. Неконтролируемым, неуправляемым, безумным. Мирэ будто в конце лестницы. На одной ступени Ято и то пугающее, что он творит. А где-то очень далеко Янго, сила которого заставляет... сжиматься в комок и чувствовать себя абсолютным ничтожеством, которому лучше умереть прямо здесь и сейчас. И Мирэ хотел бы часть этого, чтобы усмирить Ято, приблизить его к себе. Но это невозможно. Они слишком разные. - Ему больно в это поверить. Ведь это конец их целостности.