Ещё один утренний завтрак в семье из воспоминаний Насти. Вся семья в сборе, так что всё хорошо, она счастлива. Только мама иногда бурчит, но одним взмахом руки и силой воображения маленькая ведьмочка делала её такой, какой бы хотела её видеть. Постоянно концентрироваться порой бывает очень сложно, поэтому она отпускала женщину и оставляла всё как есть. Ведь не это главное. Настя видела здорового отца, который завтракает приготовленной им же кашей, она счастлива, когда он улыбается. Ей казалось, что он светится. И дочка тоже светилась, дрыгая худыми длинными ногами на стуле, поправляя сплетённую наспех косу с бантиком и закрываясь ладошкой от слепящих лучей. Девочке очень не хватало в этой жизни чувства полноценности, близкой семьи. И поверьте, она сделает всё возможное, чтобы это не потерять.
— Тебе солнце слепит? — обратился к ней папа, дожёвывая гречневую кашу с мёдом, его любимую. — Давай я поменяюсь с тобой местами.
— Нет, нельзя! — вмешалась мама стальным тоном и строго посмотрела на отца, отчего тот присел обратно, не успев даже полностью встать. Затем она слегка подобрела, наклонилась к нему и прошептала тихо-тихо на ухо, но Настя всё равно услышала, только не поняла смысла. — Тебе врачи запретили под лучами находится, что ты делаешь?
Затем она повернулась к дочке, притворно улыбнулась и подмигнула.
— Давай я с тобой поменяюсь местами.
Девочке было без разницы, лишь бы глаза не болели. Соскочив со стула и громко приземлившись, словно слон в посудной лавке, что для худого ребёнка нехарактерно, она пересела на другое место и пододвинула к себе порцию каши. Молоко в тарелке, как бушующее море, стало плескаться из стороны в сторону.
Вдруг папе пришло СМС: «С добрым утром». Он прочитал его и быстро что-то настрочил в ответ.
— Каждый день, то доброе утро, то спокойной ночи, — недовольно пробубнила мама, остановив ложку возле рта.
— Обычные проявления внимания, — пожал он плечами без всякого раздражения.
— Нет, не обычные. Даже мы с сестрой так не пишем друг другу.
— А кто вам запрещает? — папа встал из-за стола, задвинул стул, и взял с собой тарелку.
Мама ничего не ответила, поэтому он молча дошёл до раковины и загремел грязной посудой.
— Лишь бы она приходила пореже, — пробубнила еле слышно мама, поглядывая на входную дверь, — а то без приглашения, как к себе домой ходит.
Настя молча слушала, что она говорит, доедая гречневую кашу, и не знала, что на это надо ответить. А может вообще ничего не надо делать, всё равно, будучи ребëнком, она мало что понимала в этой ситуации, лишь догадывалась и соглашалась с тем, что слышала.
— Тебе скоро в Москву улетать, не забудь составить список вещей, — произнесла мама строгим голосом учительницы, профессиональная привычка, наверное.
Папа согласно кивнул головой, и, закончив мыть посуду, встряхнул руки и вытер их о полотенце.
— В первую очередь нужно положить документы, — заключила она и ушла в другую комнату, продолжая говорить какие-то рекомендации. Послышался звук открывающегося ящика, зашуршали бумажки, пооткрывались папки.
Папа ушёл помогать ей, а Настя осталась одна в кухне с пустой тарелкой. В это время постучались во входную дверь. Тук-тук-тук. Аккуратно, и в то же время настойчиво, стук был негромкий, не барабанящий, значит стучала женщина, причём очень худая.
Раз все были заняты, Настя решила выполнить роль дворецкого и открыть дверь. По-слоновьему громко спрыгнув со стула, отчего он закачался из стороны в сторону, девочка с силой нажала на пружинистую ручку и открыла дверь.
Передо ней стояла женщина с крашенными светлыми волосами. На ней были очки с толстой оправой и не менее толстыми линзами. Как Настя заключила ранее, она была худая, лишь длинная бело-голубая юбка скрывала это. На груди висел крестик, а на плечах лежала кофта из белого хлопка.
— Здравствуйте, — девочка вежливо кивнула головой, на что та ответила тем же, — а мама сказала, чтобы вы больше не приходили. До свидания!
И захлопнула дверь прямо перед её носом. Папа моментально подскочил с места, бросив все дела по дому, и выбежал на улицу догонять обиженную гостью. Он догнал её и начал извиняться, умоляя вернуться обратно. После недолгих раздумий женщина согласилась. Войдя в дом, она озадаченно покосилась на девочку.
— Не обращай внимания, — сказал папа, переступая порог, — она просто ребёнок. Ей что мама говорит, то она и запоминает.
Папа наклонился к Насте и сказал строгим тоном, грозясь указательным пальцем перед носом:
— Это твоя тётя Вера. Моя сестра. И впредь относись к ней уважительно. И больше не смей захлопывать перед гостями дверь! Ясно тебе?
— Но мама… — возразила девочка, но её перебили:
— Мама иногда перегибает палку, — сухо отрезал отец.
— Она исправится, — тётя мило улыбнулась, успокаивающе положив руку ему на плечо. — Просто она, наверное, не так всё поняла.
Папа выпрямился, его взгляд перестал быть таким колющим. Да, строгим он тоже бывает, не всё же коту масленица.
— Пошли, — женщина потянула папу за рукав, показывая головой на выход, — ко мне должны заехать наши родители. Они будут рады, если встретят и тебя.
— Давненько их не видел, — папа расплылся в солнечной улыбке, в уголках губ появились небольшие мимические морщинки. Но даже это не портило его вид, скорее делало похожим на доброго Деда Мороза, только без длинной бороды и шубы. А Настя была его Снегурочкой. Русая коса действительно успела отрасти, волосы теперь не были светлыми, как прежде. Потом они ещё потемнеют.
Тётя Вера и племянницу пригласила к себе в квартиру. Честно говоря, та гостила у неё нечасто, ведь на самом деле родственница жила далеко. А здесь, в Городе в котором, её многоэтажный комплекс вырос прямо напротив дома, словно гриб. Какой ухоженный сад возле него, какие дорогие машины припаркованы: Мазда 3, Ауди А8, БМВ 5, Шкода Ейти, Тойота Марк X, даже Феррари 458! Настя была в восхищении. Это вам не Лада Приора какая-нибудь.
Затем они вошли в подъезд и вызвали лифт. Пока папа и тётя ждали, когда он приедет, Настя решила оглядеться вокруг. И только сейчас заметила, что пространство походило на недоделанную текстурку в игре. Около них ещё были подобие стен и плиточного пола, но дальше… Дальше всё обрывалось какими-то пиксельными квадратиками, и начиналась белая пустота. Просто белизна без каких-либо предметов и фактур. Маленькая ведьмочка подошла к краю пола и протянула руку вперёд. Ничего схватить не удалось, а дальше ступать боялась, решила больше не испытывать судьбу.
Прозвучал сигнал. Лифт приехал. Девочка обернулась и пошла прочь от странной непроработанной текстуры. Оглядев помещение вокруг ещё раз, она поняла, что тут тоже нет особо чётких деталей. Будто инженер в пэинте начертил рисунок за пару минут: вот здесь должна быть дверь подъезда, вот здесь стена и потолок, а вон там лифт, потом по-быстрому сделал заливку разными оттенками бежевого. И всё, больше ничего лишнего.
Двери шумно открылись, и они группой вошли внутрь. Опять нет четких очертаний, всё размытое. Чувствуется только, как их поднимают вверх на неизвестный этаж.
Выйдя наружу, Настя увидела помещение ещё менее детализированное. Внутри белого пространства начертили объёмный прямоугольник с нарисованной дверью. Как же всё это жутко выглядело, того глядишь и провалишься куда-нибудь в неизвестность, если сделаешь неверный шаг. Наверное, лучше стоять на месте, девочка знала, что бывает с персонажами, которые случайно попадали за текстурки. Они либо там застревают, и игру приходится перезапускать, либо долго падают, и в конце всё вырубается само. Какой из двух вариантов сработает она знать не особо хотела.
Тётя Вера прервала её размышления звоном ключей и скрежетом замка. Наконец-то спасение. Настя мигом забежала в открытую дверь и встала в ступор. Тут всё было по-другому. Тут всё было по-настоящему, словно она находилась в реальной квартире, а не в каком-нибудь чертеже. Впрочем, не удивительно, почему. Обстановка была тут просто шикарная, один только коридор был размером с три вагона, молчу про остальные комнаты. А может Настино восприятие пространства исказилось из-за низкого роста девятилетнего ребёнка? Допустим, но мебель, ковры, люстры! Даже тогда было понятно, сколько денег это стоит. Это всё импортное, итальянское. Ладно, хватит рассматривать коридор, что там в других комнатах?
«Ого, какая она огромная! А вы видели когда-нибудь такой большой телевизор? У меня рук не хватит показать его диагональ! А ещё он тонкий, не то, что наш, пузатик-Panasonic. До сих пор стоит, кстати, в реальном мире. Его папа ещё до знакомства с мамой покупал, вот что значит качество», — рассуждала восхищëнная девочка, словно на неё смотрели зрители.
Так, что тут ещё интересного? Шкафы, видимо из дуба, с вырезанным цветочным рисунком. Громоздкие и монолитные, если такой свалится — одно мокрое место останется. Ладно, лучше их не трогать, девочку так не воспитывали.
На другой стороне комнаты висели какие-то иконы. Целая коллекция: одна большая посередине, а вокруг неё висят маленькие. Все золотые, с драгоценными камнями, на каждой стоит какая-то фигурка: ангелочки, книжечки, крестики всякие. Рядом стоит стол со свечами, библиями и книгами с молитвами.
Настя вышла на балкон и попала в ещё одну комнату. Видели бы вы, какая у тёти кухня! Стол огромный и длинный, гостей на тридцать хватит, если не больше. Стулья из кремового дерева, с хлопковой обивкой и детальной вышивкой. Удивительно, как эта белоснежная ткань до сих пор не испачкалась. Ну, раз ребенок сюда пришëл, значит, это поправимо. Гарнитура тоже тянется на всю комнату, наверное, из того же материала, что и стулья.
Гостья и дальше бы всё ходила и рассматривала, но тут её отвлёк тётин телефон на столе. Он был с выдвижной клавиатурой. Настя удивилась, —
«В экран тыкаешь, и он реагирует, прям как живой. Я так много чего натыкала, пускай тётя Вера сама разберётся, её же телефон всё-таки».
А вот и она сама, кстати. Судя по её лицу, она не очень довольна, что племянница тут всё облазила. Может быть, поэтому у неё нет детей? Мебель жалко портить?
— А кем вы работаете? — спросила Настя невинным голосом, подойдя к ней поближе.
Тётя сделала пару глубоких вдохов, после чего черты её лица перестали быть такими строгими.
— Бухгалтером в газонефтяной компании.
— Там, где мой папа работает?
— Да, только он там мастер. Трубы всякие чинит, двигатели.
— Понятно. А это что? — девочка показала пальчиком на плюшевого бурого мишку, который сидел на полке и смотрел на неё глазками-пуговками.
Тётя достала его оттуда и повертела в руках, мило улыбаясь своим мыслям.
— Это мишка. Он напоминает мне о брате, когда я или он в отъезде.
Настя понимающе кивнула головой. Она сама тосковала, когда папа уезжала на долгие месяцы в Москву. Тогда дочка оставалась наедине с мамой, приходилось вмешиваться в воспоминания и проматывать их до его приезда. Вы бы видели, какую он большую сумку вещей притаскивал! Маленькая Настя еле от пола могла оторвать, приходилось волочить. Там пряников с расписанной глазурью целая куча, подарки всякие. Дочка однажды Кубик Рубрик попросила купить, он его и привёз. А когда он уезжает, девочка ему записки тайком в сумку подкладывала, чтобы он потом прочитал, позвонил или сообщением ответил. Иногда в виде ММС даже фотографии своих рукописей отправляю, чтобы он прочитал и оценил их. Юная писательница один раз «Русланом и Людмилой» вдохновилась и свою стихотворную поэму написала. Ему понравилось.
От приятных воспоминаний у Насти растянулась улыбка до ушей. Кто увидит, подумает, что она дурочка.
— Хочешь я тебе свои работы покажу? — голос тёти Веры вернул её в относительную реальность.
— Какие? — с любопытством спросила девочка.
Тётя взяла её за руку и повела в ту комнату, где висели иконы, остановилась возле большого шкафа, в который гостья ранее побоялась заглянуть. Женщина потянула за ручку и дверь открылась. Перед Настей на вешалках висело множество вещей: платья, деловые костюмы, длинные юбки, кофты, футболки, свитера.
«Всё это конечно здорово, но у меня намного больше, да и в чём увлечение собственно? В трате денег? В хождении по магазинам?» — прочла тётя Вера в глазах девочки.
— Я сама шью себе одежду.
«А, ну, тогда понятно. Но всё равно неинтересно».
— И это свадебное платье тоже? — оно больше всех выделялось своей пышностью и белизной, поэтому племянница обратила на него внимание.
— Да.
— Вы были замужем?
— Нет, просто это моя самая лучшая работа, — Тётя убрала в сторону остальные вещи одним взмахом руки и подтянула поближе, показывая всю красоту пышной шифоновой юбки. — Я сделала его, когда была ещё студенткой. Училась заочно, работала, а в свободное время шила.
— Так его ни разу не надели?
Тётя замолчала, смотря пустыми глазами, будто сквозь маленькую собеседницу. Будто за ней что-то было написано, мелькали фотографии или виднелись силуэты из прошлого. Затем одёрнулась, пришла в себя и отрицательно замотала головой.
— Разве только во время примерки. Больше нет.
— Но почему? Вы никого не встретили? Никого не полюбили?
Та только было открыла рот, как её отвлёк звук открывающейся двери в прихожей. Кто-то переступил порог и начал снимать верхнюю одежду. Судя по всему, их было двое, они зашаркали домашними тапочками по ковру, подходя всё ближе и ближе.
— Верочка! Я пришла! — радостно прокричал на всю квартиру писклявый пожилой голос.
— Да, мама, я слышу, — отозвалась та и вышла ей навстречу, оставив Настю без ответа.
«Интересно, если бы сейчас никто не зашёл, тётя ответила бы на мой вопрос или нет? Или для неё это был, напротив, удачный момент уйти от темы?» — задумалась она над странной ситуацией.
В коридоре то и дело слышались возгласы и пустая болтовня, в которой не очень хотелось участвовать. Лучше пока посмотреть, что ещё интересного висит в открытом шкафу. Перебрав все вещи, щёлкая вешалками, Настя решила его пока что закрыть, а то гости уже приближаются. Появились два пожилых человека. Бабушка прошла мимо, даже не обратив на внучку никакого внимания, а дедушка, напротив, повернул в её сторону, опираясь на тросточку и слегка прихрамывая. Чуть увидев девочку, он радостно улыбнулся, показывая все свои передние золотые зубы.
— Здравствуй, Настенька, — он всё-таки дошёл до неё, преодолев большую комнату.
Та не испытывала к нему родственных чувств, но ради приличия слегка кивнула головой и поприветствовала. Он всё спрашивал, как у неё дела, что нового.
— Ну, какие у меня могу быть новости? Учусь, дома сижу, телевизор смотрю, с мальчиками со двора иногда играю в войнушку. Да-да, я знаю, что я девочка, сейчас пойду крестиком вышивать и пироги печь. Что смешного? То мама мне это говорит, то вы теперь. Ай, ладно, пойду, посмотрю, что другие делают.
Бабушка, судя по всему, тоже была набожная, как и тётя. Всё хвалилась, как усердно молится каждый день за своего сына, сколько и кому свечек поставила. Как пост держала, как службу с утра простояла. В общем, не отходила от папы ни на шаг, то обнимет, то поцелует в обе щеки, при этом ему каждый раз наклоняться приходилось, то пропищит, как сильно по нему соскучилась. И каждый раз как-то неестественно смеётся, в одной и той же тональности, будто на повтор пластинку поставили.
— Я тоже рад тебя видеть, — ответил папа, обнимая её за плечи, — тут и Настя, кстати.
Он невзначай кивнул головой в сторону дочери, и бабушка обернулась. Она сделала вид, что только сейчас её увидела и натянула лыбу, будто у неё нерв защемил.
«А, ну да, ну да» — было написано у неё на лице.
— Здравствуй, Настенька! — заорала она писклявым голосом, прищурив глаза, отчего худое лицо стало ещё морщинистее, как сухофрукт, и протянула руки навстречу. — Рада тебя видеть, солнышко!
«Каждый раз одна и та же заезженная фраза, хоть бы новое что-то придумала. И опять терпеть эти поцелуи. Фу, ненавижу! Я же прекрасно понимаю, что ни вам, ни мне это не нужно, так к чему это представление? Фу, гадость!», — судя по всему, всё отвращение внучки было написано на лице, раз бабушка сказала:
— Не любишь этого, да? Прям вся в отца!
Она опять фальшиво засмеялась и вернулась обратно к сыну. Больше Насте не придётся её терпеть. А если подумать, то не все так плохо. Вся семья по папиной линии в сборе. Ничего ещё не произошло, все живы и здоровы. Улыбаются, разговаривают, смеются, о чём-то друг другу рассказывают, хоть девочка в эти темы особо не вникала. Они не знают и не могут знать, что случится через год. И Настя не могла их об этом предупредить, это не машина времени, это всего лишь воспоминания. Настя столько раз представляла, что было бы, если бы она прилетела из будущего и рассказала, что с ними случится. Они бы ей поверили? Разочаровались? Отправили бы в психушку?
Настя заскрежетала зубами и часто задышала, лихорадочно бегая глазами. Резко выросла и снова стала подростком. Они этого не видят. Они лишь запись, которую она может проматывать и останавливать. Но в реальном мире ничего не изменится, всё останется, как было, возможно станет даже хуже. Просто почувствуете контраст там и здесь, где всё поддаётся власти, и поймёте, почему в этом городе ей хочется остаться. И всё же девушке было обидно, это просто резкая, обжигающая обида, пришедшая из прошлого и покрывающая воспоминания голубым туманом. Он беззвучно вылезал из-под почти реального пола, клубясь и равномерно разлетаясь по всей комнате. Сверкнули красные маленькие молнии, почти как огонёчки, как светлячки или глаза наблюдающего зверя. Послышались секундные разряды то тут, то там.
Настя быстрым шагом подошла к тёте сорвала с неё крестик, который всё это время висел на груди и мозолил девушке глаза. Женщина ничего не почувствовала, вела себя, как ни в чём не бывало.
— Где был ваш хвалёный Бог, когда он был так нужен?! — племянница заорала на неё, сжимая украшение до крови, хоть и знала, что она её не слышит. — Где он был, когда вы ему так усердно молились?! Пока жили убийцы и насильники, папа умирал в страшных муках! — она показала рукой на отца, который сейчас что-то рассказывал деду и улыбался.
Насте ничего не ответили, тётя просто смотрела на свою семью со счастливым лицом. Отросшая чёлка спала со лба и закрыла один серый глаз. Она нервно дёрнула головой и убрала её на бок, чтобы видеть тётю.
— Я всех вас потеряла, а ему было всё равно! И что это было?! Часть воспитания? Судьба? Закалка? Кого? Меня! Ребёнка! За один год либо кто-то умер, либо сошёл с ума!
Девушка перестала орать, замолкла, отдышалась, уставилась в одну точку и усмехнулась. Не знаю, что тут было смешного, но она улыбнулась собственным словам. Настя даже не заметила, как комната перестала быть голубой и налилась ярко-алым светом, как это бывает на закате. Где-то в тумане сверкали маленькие молнии. Она разжала кулак и только тогда почувствовала, как её что-то режет и жжёт. Крестик. Он был весь в крови. Она улыбнулась. Чёлка снова спала со лба и заболталась в воздухе, как маятник от покачиваний. Красная жидкость стекала с пальцев каплей за каплей, падала на пол, отбивая медленный ритм. Девушкв подняла глаза на тётю, которая даже сейчас была немного выше, и с ухмылкой надела её украшение обратно на шею. Внесла некоторые изменения в образ.
«Думаю, так намного лучше. А знаете, что ещё будет лучше?», — Настя развернулась и пошла на кухню, схватила один из громоздких стульев, даже двумя руками пришлось, и потащила его через балкон, громыхая и задевая всё на своём пути. Она на месте. Вот они, сверкающие бесполезные картинки, которым люди так слепо и глупо поклоняются. Блестят золотом, драгоценными камнями, какой-то дядька их святой водой поливал. А толку-то?
Схватив принесённый стул за спинку, девушка со стоном подняла его над головой. Он был уже испачкан в крови, ладонь ещё не успела зажить. Справедливость восторжествует, она всю жизнь об этом мечтала!
— Пылесборник, — прошипела двоедушница, при этом мучительно улыбнулась, наблюдая горящими глазами за своим отражением в иконах. Откинув руки чуть назад, она размахнулась и с криком швырнула стул. Он полетел, сверкая алыми молниями, за ним струился шлейф красного света. Как же это было красиво, глаз не оторвать. Как же Настя любила ярко-красный цвет. Кровь всё ещё стекала по пальцам, а капли приглушенно падали вниз, пачкая дорогой ковёр. Сейчас всё случится. Девушка улыбнулась происходящему ещё шире, с удовольствием растягивая время. Послышался треск. Это ножка стула коснулась стекла самой большой иконы, отчего оно покрылось сеточкой трещин. В конце концов, дыра увеличилась, и всё разбилось в дребезги. Красные молнии вылетели оттуда одна за другой, как фейерверки или бенгальские огни. Стул ударился ножкой о картину и повалился вниз, сшибая по пути маленькие иконки, отчего те падали на пол и со звоном разбивались на мелкие осколки. Не успела Настя от души позлорадствовать, наслаждаясь зрелищем, как вдруг мелькнула ярко-красная вспышка, и мощная волна отшвырнула её назад. Это был взрыв. Внезапный. Всё разорвало и девушка отлетела назад, получив электрические удары и ожоги по всему телу. Её унесло волной, и двоедушница пробила спиной стену, улетев куда-то за пределы квартиры. Сколько ни протягивала руку вперёд, так и не успела за что-то схватиться. Летела среди пустоты и белизны, наблюдая, как отдаляются от неё квартирный комплекс и её дом.
«Скорее! Нужно переместиться в воспоминание, любое. Нельзя допустить, чтобы я приземлилась в провалы в памяти. Быстрее! Быстрее! Думай! Вспоминай!», — Настя представила то, что первым пришло в голову, и что-то пробила спиной, с грохотом приземлившись на пол. Кубарем прокатилась по ковру и врезалась в стену, больно ударившись головой. Стиснув зубы, она прошипела от пульсирующей и жгучей боли во всем теле. Девушка перевернулась и часто задышала, рычала, как собака, которой подпалили бок кипятком. Раны от электрического разряда ещё жгли, пощипывали. Но этот мир ненастоящий, поэтому они тут же затянулись, стоило ей отдышаться и успокоиться. Голова тоже больше не болела. Настя потихоньку встала, не рискуя делать резких движений, и оглянулась вокруг. Как и ожидалось, очутилась в прихожей их дома. А вон там, впереди, в гостиной, папа весь бледный, сидит на диване и часто дышит. Часть волос выпало, остальные поседели. Мешки под глазами, морщины, а ведь ему всего сорок, и раньше он был здоров и молод. Теперь перед кроватью стоит тумбочка с кучей таблеток и конечно же чаем, чтобы их запивать. Немного еды, чтобы заесть горечь, но он есть не хотел, хоть и заставлял себя через силу, но не хотел.
Рядом стоит тётя и что-то ему объясняет. Долго, монотонно, ей уже хочется плакать, ведь для всех всё очевидно, но сказать ему правду в лицо никто не может.
Она была бухгалтером, она была швеёй, и она любила Бога. Но Бог её подвёл.
— Хватит приносить мне лекарства! Хватит! — заорал её брат во всё горло, резко подскочив с дивана и еле удержав равновесие, слишком слаб он был для таких движений. А злость так и кипела, можно даже сказать горела ярким пламенем. — Я ими завтракаю, обедаю и ужинаю! Мне они всё равно не помогают, какой смысл их покупать?!
— Дело ведь не в деньгах, мне для тебя ничего не жалко, — спокойно ответила тётя Вера, пытаясь улыбнуться и дотронуться рукой до его щеки, но тот резко отстранился. — Я сделаю всё что угодно — лишь бы ты выздоровел. Ты ведь самый близкий и родной человек. Ты что, жить не хочешь?
— Я не хочу, чтобы на меня смотрели, как на мертвеца! Не хочу, чтобы хоронили заживо! — он продолжал кричать и размахивать руками.
— Что ты такое говоришь? Тебя никто не хоронит!
— Вы все! Все! Я здоров, ясно?! Я здоров! Четыре года боролся и буду бороться дальше! И я выздоровлю, ясно?! Выздоровлю! — он выкрикнул последнее слово так громко, что, наверное, было слышно даже на улице.
— Не кричи на меня! Я же желаю тебе добра! — тётя тоже не выдержала и повысила голос.
— А я хочу, чтобы ко мне относились нормально! Я не хочу, чтобы меня жал…
Он закашлялся. Согнулся и сел обратно на диван, содрогаясь от нехватки воздуха. Он пытался сдержаться, но не мог, организм яро требовал своего.
— Перестань, тебе нельзя нервничать! Сядь, отдышись! — тётя подбежала к большой сумке, хаотично закопошилась в ней, вытащила оттуда баллончик с воздухом и вернулась к брату. — Вот, возьми ингалятор, дыши, дыши, всё хорошо, — папа надел пластмассовую маску и шумно засопел, отчего она немного затуманилась. — Всё хорошо, всё хорошо. Конечно, ты выздоровеешь, конечно! Я сделаю всё что угодно, лишь бы это случилось.
Когда брат убрал маску, она крепко обняла его, прижавшись щекой к щеке. Слегка покачиваясь и поглаживая его сгорбленную спину, она будто убаюкивала, шепча что-то на ушко. Наверное, она повторяла, что всё будет хорошо.
— Прости меня, — выдохнув, сказал он и обнял её в ответ.
— Ничего.
— Не знаю, что на меня нашло.
— Просто болезнь тебя вымотала.
— Я здоров.
— Конечно здоров, а как же ещё, — она наконец отпустила его и, оставив руку на плече, присела на диван. — Ты не голоден?
— Она приготовила всё ещё вчера ночью. Бедняга выматывается на работе, вкалывает в две смены, приносит полную сумку тетрадей, ещё ухаживает за мной и пытается прокормить семью. Она у меня молодец. Ей бы передохнуть. Тебе тоже.
— Я попрошу, чтобы мама с папой тебя навестили и принесли еды, чтобы ей пришлось меньше готовить.
— Не надо, только не это! — папа брезгливо поморщился и замахал руками. — Отец принесёт ещё кучу таблеток и всяких трав, а мама будет рыдать во всё горло, — он согнулся, схватившись руками за голову.
— Ладно, тогда не буду просить, — тётя Вера умолкла и перевела на племянницу ошарашенный взгляд, — Настя? Ты давно тут стоишь? — Она только сейчас заметила: девочка стояла в проёме двери и наблюдала за ними, сонно моргая. — Папа тебя разбудил, наверное, но ничего, он не хотел этого. Смотри, я привезла тебя подарок! — Тётя снова вернулась к своей большой сумке и достала оттуда игрушку в коробке. — Кукла. Итальянская.
Настя молча разглядывала подарок без всякой радости. Надвигалось что-то страшное, она это чувствовала, но признать не могла и не хотела. В то время она не отличалась особым дружелюбием, поэтому лишь апатично ответила:
— Я люблю машинки.
Тётя немного смутилась и опустила куклу, но потом ей пришла в голову мысль, и она приняла прежний жизнерадостный вид.
— Хорошо, будешь катать её на машинке. Только не на уличном жёлтом джипе, пожалуйста. Где-нибудь здесь, дома. А хочешь, я научу тебя шить одежду? Братик, ты не против?
За время их разговора папа уже успел погрузиться в свои мысли и покинуть реальность. Только её оклик заставил его прийти в себя и убрать руки с лица.
— Конечно, отвлеки её. Не хочу, чтобы она всё время видела меня таким.
— Бог услышит мои молитвы и исцелит тебя! — тётя Вера пыталась говорить как можно успокаивающе и обнадёживающее, хотела заставить не думать о плохом. — Слышишь? Он исцелит. Он добр к нам.
Папа ничего не ответил. Просто сжал губы и молча кивнул головой, глядя туманно-серыми глазами на обеих и разминая пальцы рук.
***
— Настя, не торопись, ты зажевала ткань!
Племянница честно старалась управлять этой грёбанной швейной машинкой, но иголки и нитки упорно не хотели её слушать. Ткань, наверное, некачественная, и механизм сломался, бешеный какой-то, педалька тоже то сильно ускоряет, то замедляет темп до невозможного.
— Строчка пошла по косой. Не суй пальцы под иглу! — тётя пыталась делать замечания тактично и терпеливо, но было видно, что ещё чуть-чуть и её терпению придёт конец.
— У меня ничего не получается! — выпалила Настя и нервно оттолкнула от себя машинку.
И так вон сколько попыток было! Об этом красноречиво говорила куча изрезанных лоскутков со спутанными нитками, мелками и прочей ненужной дребеденью. И это они ещё чайник и чашки убрали, а то бы вообще свободного места не осталось.
— Попробуем в другой раз.
— Хочу сшить свадебное платье, как у тебя! Оно красивое.
— Но для этого нужно начать с азов, — тётя стала поправлять ткань под иглой и приводить нитку в нормальное состояние. — В детстве я шила одежду куклам, потом, когда подросла, стала шить себе домашние костюмы, а далее всё остальное.
— Но я хочу сразу всё остальное!
— Так не бывает. Нужно трудиться.
— Всё, я сдаюсь, шитьё — это не моё! — Настя разочаровалась окончательно в этом занятии. - Для кукол мне одежда не нужна, на себе — ещё не умею, смысл тогда стараться? У меня всё равно не получается.
— Попробуем в другой раз. Нужно просто набраться практики. Пока отдохни, а я пойду помолюсь за твоего отца.
— Он же выздоровеет? Да? — выпалила девочка с надеждой, хотя она была в этом сто процентов уверена. По-другому не бывает. Сначала у него заболел мочевой пузырь, его вылечили. Потом печень — тоже вылечили. И с лёгкими справится, и будет как новенький.
Тётя стала вытаскивать нитку из швейной машинки, но остановилась, словно окаменев. Только моргала и о чём-то думала, отчего взгляд на секунду стал хмурым и отстранённым. Затем в ней будто щёлкнула пружинка, и она снова заулыбалась, погладив Настю по плечу.
— Конечно, он молодой. К тому же скоро опять полетит лечиться в Москву, так что всё наладится.
Она правда так думала, и девочка в это верила. Вот только дальше всё пошло не по плану. Папе становилось всё хуже и хуже, и выдержать полет в самолёте он не мог чисто физически. Да и лететь было уже некуда.
— Что? Почему? — выкрикивала мама в трубку, пока тётя стояла рядом и нервно теребила бусины в деревянных чётках. — Вы сделали ему операцию, а ему становится всё хуже и хуже! Он задыхается! Он уже ни дня без баллонов прожить не может! Сделайте же хоть что-нибудь! Не бросайте моего мужа, пожалуйста!
Мама оторвала телефон от уха и посмотрела на экран, не веря в произошедшее. Глаза метались, блестели, дыхание было всхлипывающим и интенсивным.
— Что они сказали? — испуганно спросила тётя.
— Они бросили трубку.
— Не может быть! — она замотала головой, не веря своим ушам.
Мама решила не отчаиваться, набрала номер ещё раз, но через секунду её руки затряслись и по щекам покатились слезы.
— Они сбрасывают! — она взвыла, её лицо перекосилось до красноты.
— Я найду врачей заграницей. Мы просто так не сдадимся! — тётя Вера подбадривала её как могла, старалась надеяться на лучшее. Вдруг у неё зазвонил телефон. Она посмотрела на экран и тут же побежала к выходу, обуваясь на ходу и придерживая трубку плечом.
— Алло, да мама, уже бегу. Хорошо, хорошо, всё, как ты скажешь.
Было уже слишком поздно, лечение запоздало. И ничего сделать уже нельзя. Он… Он… Он не умер. Он живёт в сердце Насти, как говорила мама. Просто уехал в другой город, ведь раньше делал тоже самое, постоянно уезжал… Но он возвращался. А в тот день он застрял в Городе, в котором… Навсегда.
***
Вот и подкрались самые неприятные воспоминания, окрашенные то голубым, то красным, а то и вовсе чёрным цветом. Настя так спешила прожить счастливые моменты, что и забыла, что в её жизни были и плохие. Порой даже очень, хотя, на первый взгляд, им тоже можно найти объяснение. Она это умела, научилась со временем.
Вот сейчас к примеру, девочка сидела в такси и ждала, когда мама расплатится за проезд. Отстранённо смотрела в окно, и ещё не до конца понимала, что в её жизни происходит. Возможно, это всего лишь сон, и если она закроет глаза, то всё исчезнет, и мир вокруг станет прежним. Закрыла глаза, зажмурилась сильно-сильно, открыла. Ничего. Тот же салон автомобиля и окно, в котором видно большое и довольно богато обустроенное кафе. Его заранее забронировали, могут входить только родственники и друзья. Ну, или кому пожрать на халяву охота. Хотя, будем честны, в основном это были только пенсионеры с мизерным доходом, их можно понять. Остальные либо молчали, либо плакали.
Настя вошла внутрь и осмотрела зал. Стол был длиннющий, от конца до начала помещения, с красивой скатертью, уставленный разной едой. Люди, как в аду, копошились и выли, всхлипывали, без конца рассказывали о том, чего принять девочка просто не могла. Да, в такие моменты дочь, потерявшая родного и любимого отца, должна думать об этом, но её мозг лихорадочно цеплялся за любую бестолковую тему, лишь бы спрятать, отодвинуть подальше ту, на которую сейчас все говорят. Настя молча стояла, находясь где-то в другом мире, и ждала, когда мама возьмёт её за ручку и приведёт к столу. Девочку усадили. Они все на неё косились. Говорили, как сильно дочка похожа на отца, плакали и утешали.
"Они знают, что я натворила перед его уходом? Знают? Обсуждают это? Они ведь не зря на меня так смотрят, верно? А если не знают, то ещё хуже. Они и представить себе не могут, на что я способна, - девочка закрыла глаза, чтобы не видеть их взгляда, прижала ладони к ушам, чтобы не слышать этих слов, -
Он не умер! Хватит напоминать об этом!"
«Это всё из-за тебя!» — послышался странный голос в её голове. Он был таким сладким, и в то же время злорадным. Будто принадлежащий кому-то другому. Но его обладатель точно не снаружи, где-то внутри, в мозгу.
Люди вокруг забеспокоились и зашептались, толкая друг друга локтём и в чём-то упрекая. Пытался дозваться и дедушка, но его перебивал звон в ушах и этот сладкий голос.
«Это ты его подвела! Без тебя было бы лучше. А знаешь, что? Ты жива, неблагодарная дочь, а он нет!».
В голове раздался звонкий смех, он был пугающим и сумасшедшим. Неизвестное существо получало огромное наслаждение от внутренних страданий Насти. Оно безудержно хохотало. Нужно убрать руки от ушей и открыть глаза, чтобы хоть как-то отвлечься от этого неприятного голоса.
Девочка ужаснулась. По стене ползала какая-то большая чёрная жижа, по густоте напоминающая нефть. Она медленно двигалась в её сторону в ритме смеха, звучащего в голове, а затем вытянулась и медленно стёкла вниз, как мёд с ложки. Оно приземлилось на стол, растянулась до невероятных размеров. Девочка подскочила с места и убежала в туалет, чуть не сбив официанта с блюдом на подносе. Заперлась, забилась в угол, думала спряталась, но нет, чёрная жидкость полезла ко ней из всех углов и щелей. Голова разболелась, появилось чувство пустоты и отрешённость, мир стал вокруг блеклым и невзрачным.
«Он тебе никогда не простит этого, слышишь? Не простит. А ведь он был так добр к тебе, любил больше всех на свете, он достоин жизни больше, чем ты! — опять прозвучал этот по-настоящему ведьминский смех.
— Ну, давай! Замори себя голодом и дождись своего часа. Без него ты пустое место, без его поддержки ты всё равно ничего не сможешь достичь!»
Настя дрыгала ногами, сопротивлялась странному чувству и голосу в голове, мотала головой из стороны в сторону. А может она права, и нужно поскорее с этим покончить? Присоединиться к отцу? Всё же будет как прежде, правда? Дочка просто хотела смеяться, а не плакать по ночам!
Дверь резко распахнулась и в туалет вошла тётя Вера. Она искала племянницу и нашла — зареванную, взлохмаченную, шмыгающую носом и ловящую ртом воздух. Она без слов всё поняла, жестом попросила встать с пола и вытерла платочком катившиеся градом слезы.
— Он тебе тоже снится? — отстранённо спросила женщина после недолго молчания, обнимая девочку за плечи.
— Постоянно, — голос Насти всё ещё дребезжал, и нос шмыгал через каждое слово. — А вам? — она запрокинула голову вверх, чтобы увидеть её пустой взгляд.
— Мне тоже… Я скучаю по нему. Мне его не хватает. Ты, кстати, очень на него похожа... Может, ты ещё хочешь научиться шить?
Девочка не успела ничего ответить или даже подумать. В дверях появилась бабушка и подозвала Веру, даже не обратив на внучку никакого внимания.
— Вера, пошли, я должна тебе кое-что сказать!
— Хорошо, мам, иду.
Тётя убрала руки с Настиных плеч и послушно последовала за мамой, оставив племянницу одну. Та просто стояла и смотрела в одну точку, не зная, что делать и как жить. Больше не было никаких эмоций, только пустота. Чёрная густая жидкость бесшумно подползла ко ней и впиталась в ботинок. Мир стал черно-белым. На самом деле Настя плохо знала тётю Веру. Возможно, будь девушка постарше, она бы с ней подружилась. Увы, в память врезалась лишь жуткая картина, сложившаяся из рассказов мамы и дедушки. Тётя в слезах режет свадебное платье, понимая, что теперь оно ей точно не пригодится. Она больше не молилась богу. Не шила. Не работала.
Через полгода она совсем высохла, напоминала скелет, обтянутый кожей. А потом оказалась в больнице с онкологией. Она не выдержала потери брата, и хотела быть с ним. Её мечта сбылась.
