К рваным ранам души ты кота приложи

Поморщившись от нового порыва ветра, парень сильнее натянул на голову капюшон толстовки и как можно скорее забежал в подъезд, ёжась от мурашек. Погода соответствовала отвратительному настроению. Несмотря на то, что Антону таки удалось выбраться из родного Воронежа в Питер, настроение было ниже положенного даже у него — вечно смеющегося и добродушного простого паренька. Ира выебала все мозги из-за его вечных разъездов, словно не она выбирала его два года назад, прекрасно зная, что он и его жизнь — теперь сплошные скачки, шоу и трое друзей, с которыми он виделся чаще, чем с матерью. Она прекрасно знала, что для Антона «Импровизация» значит всё и была согласна с его графиком жизни, обещала быть рядом, но теперь даже её «стальная» выдержка дала сбой, но Антону в принципе было срать на её мнение. По-хорошему им пора было расстаться ещё несколько месяцев назад, когда Арсений перестал быть для Шастуна просто другом и коллегой, а стал кем-то большим, но бросить Иру не позволяла совесть и то, что Антон всегда ответственно относился ко всем, кого впустил в свою жизнь. Да и с Кузнецовой не было так плохо, как могло показаться: она готовила сносно, не была грязнулей, имела слабое, но чувство юмора, и с ней круто было смотреть вечерами фильмы. И всё же Антон желал Арсения во всех других смыслах в своей жизни. Он любил с ним говорить ночами напролёт, а потом спать до полудня, любил пить кофе и курить на балконе Попова свои приторные сигареты, наблюдать за Арсением, пока тот выбирал ракурс для нового фото. Антону нравилось дразнить его «Сеней» и заливаться смехом, когда тот дул губы. С Арсом была именно жизнь: яркая и невъебенно прекрасная, пусть им и приходилось маскировать ночёвки друг у друга дружескими попойками, прятать засосы и целоваться украдкой в кладовке на съемочной площадке. Пусть так, но Антон был счастлив. Он готов был и дальше терпеть Иру, если фанаты меньше будут трындеть об «Артоне» и бесить этим Арсения. Антон готов был и дальше скрываться, готов был положить всё на кон, потому что это, сука, Арсений — ради него даже в огонь, если будет нужно. Но когда светский Граф написал сообщение, что им пора всё прекратить — Антона словно хорошенько приложили головой о стену. Он долго сверлил взглядом чёртово сообщение, словно то сейчас исчезнет, потом звонил, но Попов не брал трубку, и тогда было решено послать всё нахрен и поехать к нему в Питер, даже если это портило буквально все планы. Антон понимал, что причин расстаться было больше, чем много: Арс мог просто устать прятаться, возможно, он нашёл новую пассию или хрен знает что ещё, может у него был другой график по жизни и Шаст просто мешался, но Антон хотел разобраться во всём лично, а не по сообщениям. Терять Попова Шаст не хотел, но понимал, что если Арс решил — он вряд ли что-то изменит. Поднимаясь на лифте, парень и правда пытался внушить себе, что готов к разрыву, но руки предательски дрожали, а сердце сбивалось с ритма, мешая дышать. В животе образовался неприятный ком, скручивая все внутренности в узел. Запасные ключи от квартиры неприятно холодили ладонь и, Шастун сжимал их в руке до боли, пока не вышел на нужном этаже, с третьей попытки вставляя ключ в замочную скважину и поворачивая. Характерный звук и дверь поддалась, и Шастун осторожно вошёл, хотя знал, что если Арс дома — уже услышал. Сбросив ботинки, Антон сразу прошёл на кухню, и не ошибся, потому что Арсений стоял возле окна спиной к нему. Он всегда был на кухне, когда не знал чем себя занять, и сейчас об этом говорил витавший в воздухе аромат свежесваренного кофе и пустая кружка на столе. — Даже не поздороваешься? — хмыкает парень, скидывая с головы капюшон и игнорируя сходящее с ума сердце. Ладони неприятно потели от липкого страха, что это и правда конец, и он прилетел, чтобы увидеть, как его Арсений перестаёт быть его. — Тебе не стоило приезжать, — напряженная спина говорила о том, что Арс не особо рад гостю, но в остальном был спокоен, в то время как Шастуна колотила дрожь просто от его голоса, по которому он скучал. — Всё необходимое я сказал в сообщении. — Да, ты просто вежливо, так по-питерски, послал меня нахуй, не объясняя причины, — Антон злится, ерошит волосы и сжимает кулаки. Это бессилие и безразличие Арсения убивало изнутри. — Обернись, блять, уже, взгляни мне в глаза и скажи это вживую! Арсений прикрывает глаза, делает глубокий вздох и оборачивается. Вид Антона почти сбивает с ног и становится нестерпимо больно в груди, потому что зелёные глаза стали родными и такими привычными, эти взъерошенные волосы вечно топорщились, как и уши, которые только придавали внешности Антона что-то юное и непосредственное, хотя парню уже было почти тридцать. Взгляд Шастуна побитый, ломанный, несмотря на то, что он злится. И произнести эти слова уже становится слишком сложно, невозможно, потому что это его Антон, который нужен всегда и везде, по которому он до ломоты скучает, ночами утыкается носом в толстовку, которую забрал себе ещё несколько месяцев назад. — Ну же, Арс, повтори, — давит, наступает и уже знает, что Арс этого не скажет. Слишком хорошо Антон его выучил, чтобы не понять ответ по синим глазам. Любит. Тупит, несёт херню, просит расстаться, а сам любит и воет ночами, потому что к Антону уже приклеен. Без него никак, а если вырывать — то сразу с корнем и без надежды на будущее. — Не скажу, — сдаётся Попов, но выставляет ладонь вперёд, не позволяя Антону подойти ближе. — Но всё ещё уверен, что так нужно. Снова ебучая гордость, от которой Антона тошнит. Он простой, даже слишком, а с Арсением сложно. Тот питерская интеллигенция, граф, мать его. — Что на этот раз? — устало вздыхает, не пытаясь больше обнять Попова, который снова строит из себя хер пойми что. — Ты вечно с Ирой, ваши посты заебали мозолить глаза в инсте. И напомню, что я никому «нахуй не нужён» в "Контактах". Всё становится ясно как день, и Антон стонет, закатывая глаза и прикрывая лицо ладонью. Ну что за ребёнок, честное слово? — А что я тебе, блять, скажу, Арс? Кому звонить будем? Да нас фанаты шипперят активно даже когда мы вообще не взаимодействуем, представь, что они устроят, если увидят нас в «Контактах»? Даже на расстоянии друг от друга мы всё равно самая обсуждаемая, сука, парочка. Позвать в «Контакты» и даже просто говорить с тобой — то же самое, что потрахаться в прямом эфире. Арсений морщится, но молчит, потому что об этом он не думал, когда ревность накатывала волной и та брошенная Антоном фраза прочно въелась под корку мозга. — И с Ирой я чисто уже ради вежливости и чтобы нас меньше шипперили. Ради тебя, Арс, сука, ради тебя я готов сделать, что угодно, а ты как мудак пишешь мне, что нам нужно… — Антон не успевает договорить, потому что Арсений крепко его обнимает, утыкаясь носом в шею парня и втягивая любимый запах. — Согласен, я придурок, — урчит мужчина, ласково проходится ладонью по лопаткам и оставляет поцелуй возле уха. Антон против воли уже всё ему прощает и крепко сжимает в руках, зажмуриваясь. Он не потерял Арсения, значит — жить можно. Всё что угодно можно перенести, пока чёртов Попов рядом и плевать, что местами истерит, как баба. Арсений — лучшее, что случалось с Шастуном. — В «Контактах» ты может и нахуй не нужён, но мне — очень, — Арсений смеётся и кивает, втягивая любимого человека в поцелуй. Он не обещает, что больше не будет таких спонтанных решений, но Антон его не бросит, а Арсений никогда не сможет сказать ему прямо в глаза, что им нужно расстаться. «Импровизация» помогла им сойтись, но чувства помогают оставаться рядом каждый день.