К рваным ранам души ты кота приложи

Антон с сомнением смотрит на серый блокнот с ключиком, который, кстати, сейчас лежал совершенно открытый. Он, кажется, настолько помешался, что даже в поезде спал с этим блокнотом в обнимку. И Шастун знал хозяина этого блокнота, потому и нервно жевал губу, сдерживаясь, чтобы не посмотреть, что же там такое пишет Арсений, который бегает с ним чёртову неделю подряд. А началось это всё несколько месяцев назад, когда Арсений первый раз принёс эту книжечку и ткнув в неё пальцем, настоятельно попросил к ней не подходить, не открывать и не читать, даже если владелец каким-то чудом забудет её закрыть. Все отмахнулись тогда, потому что, ну какому какое дело, что он там скрывает, верно? Но Антон сам не понял, как начал психовать, потому что Арсений и так скрытный до пизды, а тут ещё и блокнотом каким-то обзавёлся, словно подразнивая и говоря этим, как много у него тайн, которые уже не помещаются даже в голове. Антон нервно стучит пальцами по подлокотнику и молится, чтобы сюда вошёл Поз и Серёга, да даже сам Арс, потому что он всем нутром желает залезть в голову Попова, хотя бы через гребанные страницы дневника, но никого нет, и совесть Антона медленно уступает интересу. Антон закрывает глаза, считает до трёх и сдаётся. — Все из-за тебя, Арс, — ворчит сам на себя Антон, умудряясь обвинять ещё и брюнета, которого в комнате даже нет. — А нахуя быть таким красивым? Никто же не просил быть таким пиздецким совершенством. Антон ещё раз ворчит, воровато оглядывается на дверь, и берёт блокнот в руки. Книжка как книжка, ну в кожаной обёртке, в чёрной, кстати, но ничего особенного, лишь тонкая верёвочка даёт понять, на какой станице Арсений остановился, и, по правде сказать, от начала он не так уж далеко и ушёл. Вздохнув, Шаст ещё раз мысленно просит прощения перед покинувшей его совестью и перед Арсом, который точно не простит, если узнает. Первая страница, на удивление, просто изрисована какими-то узорами, которые Антон ещё в школе называл «аля, мне скучно, порисую хренотень», но на следующей он увидел красивый размашистый почерк Арсения: 1. Прыгнуть с парашютом. 2. Купить маме ту шубу из бедного зверька. 3. Погулять с Кьярой и скупить ей все магазины игрушек. 4. Попросить у Алёны, наконец, прощения. 5. Купить крота? 6. Нарисовать картину. 7. Написать стихи и рэп. 8. Поцеловать Шаста. 9. Желательно и не только поцеловать. 10. Сжечь дневник нахрен. Антон смеётся с некоторой абсурдности данного плана, пока не понимает, что только что прочитал, и вот становится вовсе не до смеха. Шастун так удивлён тому, что прочёл, что забывает про дверь, которая уже открылась и хозяин данного дневника стоит на пороге. — Просил же, — закатывает Арсений глаза, но злым не выглядит, а дневник легко забирает из ослабших пальцев Антона. — В кого ты такой любопытный? — В маму, — коротко отвечает Антон и тут же краснеет. — Чёрт, Арс, прости, мне так… — Да забей, — отмахивается Арсений, но Антон не даёт ему выйти, преграждая дорогу. — Что тебе? — Ты написал… — Ага… — То есть… — Ага. — Арс… — Антон в неверии качает головой, не понимая, почему Попов так спокоен, потому что самого Антона, лично, трясёт и не по-детски, и он даже понять не поможет почему. А Арсений весь такой спокойный, холодный, красивый до ужаса, пальцами графскими убирает чёлку в сторону и смотрит ледяными глазами. — Почему молчал? — только удивлённо шепчет Антон, потому что отнекиваться от правды никто и не собирается. — А что я должен был сказать? «Шаст, иди сюда, сосаться будем?» или может «Трахнешь меня?» — Арсений скептически оглядывает Антона, а потом отворачивается к столу, открывает дневник и чиркает корявую линию на первых трёх пунктах. Антон удивляется ещё больше, потому что, блять, вообще в непонятках, когда Арс успел вдруг прыгнуть с парашютом, но сейчас дела поважнее есть и Антон сам целует Арсения. Так, как об этом мечтали оба. И всё идёт более, чем хорошо, брезгливости нет ни у кого, есть невъебенное счастье где-то под рёбрами и вкус чужих губ на языке. Они не сговариваются, когда едут в одну квартиру, а потом и вообще не понимают, почему у Антона вдруг на квартире две щётки становится, почему вещей стало больше, и почему на подоконнике поселился кактус «Северус». На отсылку к Гарри Поттеру Арсений лишь с удивлением пояснил «Ну как? Он красивый, но колючий, милый весь, но хрен обнимешь, проткнёт ведь». Антон пояснения принял со смехом, а потом завалил Арса в кровать, крепко обнимая, как плюшевого мишку. Хотя Арсений лучше любой игрушки. С ним в квартире Антона стало уютнее и у них не было свиданий, потому что они и так знали друг друга дохрена и больше лет, не раз бухали вместе и даже блевали в один унитаз. Тут уже прям семейная жизнь, но и она была по вкусу каждому. А тем временем, Арсений всё ещё заполнял дневник разными пунктами, иногда даже вместе с Антоном: сидел на диване, закинув ноги на Антона, и задумчиво жевал колпачок, пока Антон умилительно наблюдал за ним, подперев рукой подбородок. Что-то Арсений зачёркивал, что означало, что он это выполнил, другие пункты обводил, выдвигая их на первое место, но Антон особо не вникал. Ну, нравится Арсу контроль, что с него взять? Картину Арс, и правда, написал, правда, страшную, кривую, но забавную, и эта хрень на полотне Антону даже полюбилась, он назвал непонятную кляксу «Лулой» и поставил перед кроватью, отчего первые две ночи Арс вскрикивал от своего же художества, ну потому что «зачем ты эту ебанину на видное место-то поставил, идиотина?» Антон уже и не знал, как жил без Арса всё это время: без его цветных носков по всему дому, без смешных футболок, без комментариев под фильмы, без постного рагу, от которого тошнило, но съедалось, блин, потому что Арс же готовил. Арсений как-то так удачно вжился в обстановку, в жизнь Антона, да и в него самого, что Антон ничего другого и не думал уже. Это любовь. Правда, Арсений вскоре стал меняться, реже смеялся, ходил хмурый и начал курить, хотя Антон уже планировал бросать. И курить, конечно же, но не Арса. А потом вдруг в доме стало пусто, Арс забрал свою уебанскую щётку, собрал часть вещей и просто пропал, оставив на столе бумажки какие-то. Антон тупой, но сразу допёр, когда увидел диагноз от врача, который звучал приговором: «Злокачественная опухоль головного мозга», а в простонародье — «Рак». Арсений всё объяснил в записке, но легче никому не стало. Антон психовал, кричал, разбил пару кружек, сломал ножку у стула, даже ныл, как баба, но почему-то, несмотря на всё, он не мог перестать скучать по Арсу. Он простил ему молчание, простил и то, что Арс, зная, что он болен, сошёлся Антоном, понимая, что когда он уйдёт — от Антона не останется ничего. Попов вернулся, когда понял, что Антон его прощает. Они даже не разобрали сумку, так и замерев на пороге: Антон рыдал на плече, Арсений печально улыбался, гладил по волосам, потому что не ошибся и человека выбрал правильного, только теперь, определенно разбитого. Никто, кроме Антона, не знал, поэтому Арсений всё пытался успеть и он успевал, подбадривал Антона, заставляя верить, что ещё рано его оплакивать. Пока рано, пока Арсений дышит, пока Арсений улыбается, пока Арсений ещё рядом — рано. Арсений позаботился о дочке, о её будущем, попросил прощения за всё у Алёны, купил ей прощальный подарок, хотя она об этом тоже не знала. Оставил родителям что-то от себя, купил маме обещанную шубу, наделал множество фото и распечатал, чтобы не было грустно. Хотя, грустно будет всё равно и каждый это понимал. Арс даже записал прощальное видео для фанатов, пока Антон был на кухне и заливал в себя виски, кусая костяшки пальцев до крови. Серёге Арсений завещал машину, которую тот всегда нахваливал. Но сам Арсений не унывал, он не выглядел подавленным, он всё так же горел, и скорее умирал Антон, нежели Арсений, потому что Шастун похудел, стал бледнее и держал Арсения крепче с каждым днём, словно боялся, что когда-то придётся отпустить. Нет, не боялся даже, он знал. Картину, кактус, вещи и прочую ерунду Арсений полностью оставил Антону, но у Шастуна в голове была пустота, потому что представить, что вещи останутся, но не будет Арса — невероятно. Он не тот, кто это заслужил. Никто не заслужил такого. Но потом тишина сменилась болью, Арс местами кричал, но сам этого не понимал, а Антон плакал, дрожал и в испуге звонил в скорую, которая только смогла выписать сильное обезболивающее. Арсений не любил мучать других, поэтому собрал вещи сам. — Ты не можешь уйти… — Антон качает головой и ему так плохо, он дрожит весь, потому что Арсений менялся, ему становилось хуже, ему было больно, а он всё равно оберегал Антона от лишних переживаний. — Антон, мы оба понимаем, что всегда в сознании я не буду, мне станет хуже, я буду меняться. И я не хочу запомниться слабым и больным, я не хочу быть таким в твоих воспоминаниях, я не хочу перед смертью видеть в твоих глазах тот ужас и слёзы. Я уже всё сделал, всё рассказал Стасу, оставил всем сообщения, и написал соглашения на эвтаназию в Швейцарии. У Антона подкашиваются ноги, он падает на тумбочку и в ужасе качает головой. — Ты уйдешь раньше… — И пусть, часть меня будет с тобой, со всеми вами. Я буду во всём, я буду в твоём сердце, а это важнее. Для меня дни с тобой — были лучшими, и я готов к смерти, Антон, это не так страшно, как казалось сначала. Я просто усну и буду видеть сон, где мы снова пьём кофе, где ты снова неумело готовишь, а я ворчу, но ем. Арсений сам не сдерживает слёз, но он готов. — Я уйду с любовью и любимым. Это лучший исход. Антон хочет возразить, но понимает, что так будет лучше. Он должен отпустить его сейчас. — Я не могу прощаться с тобой…уходи тихо, — просит Антон, сглатывая ком. — Пожалуйста, я хочу думать, что ты ушёл не навсегда. Я хочу дать себе надежду, что это не последний раз, когда ты рядом, что это не последний раз, когда я вижу тебя, чувствую тепло. Антону так больно, что он умирает прямо на глазах, и Арсений лишь кивает. — Представь, что я вернусь, — ласково шепчет Арсений, целует в щеку, как раньше, жмурится до бликов перед глазами и выдыхает. — Даже когда меня не станет, что-то от меня всё равно будет жить, чтобы любить тебя вместо меня. — Я так сильно люблю тебя, — шепчет Антон в ответ, и Арс улыбается, потому что он это знает. Арсений уходит, оставляя в квартире витать свой аромат. И ведь всё осталось как раньше: его вещи, кружка на столе, картина возле кровати, кактус на окне, но его самого — нет. Антон кричит, а Арсений его слышит, прижимаясь с другой стороны двери и зажмуриваясь до боли. Арсений умрёт через неделю от эвтаназии, и он не соврал, он умер с любовью в сердце. А Антон разбился на сотни осколков, сжимая в бледных пальцах дневник, который вскоре поглотит огонь. — Ты выполнил все пункты, Арс, спи спокойно. Я не чувствую тебя. Больше тебя нет.

Ты не остался ни другом, ни мужем, Как ты мне нужен, как ты мне нужен.