К рваным ранам души ты кота приложи

— С днём светлой пасхи, Антоша! — Шастун подпрыгивает от весёлого голоса на месте и распахивает глаза, взглядом пытаясь зацепиться за голубые глаза парня напротив. — Арс, твою мать, ты каждый праздник так делать будешь? — парень снова падает на подушки, зевая и успокаивая своё громко стучащее сердце — это всего лишь Арс. Хотя когда он говорил это кому-то другому, то те тут же начинали паниковать ещё больше, ведь у Арсения вместо мозга — генератор жутких идей, которыми он всех сводил с ума. И начал, в принципе, со своего парня, каждый праздник будя его своим ором. Что за прикол такой — Антон не знал, но постепенно стал привыкать, хотя инфаркты всё равно ловил каждый раз. — Ты долго спишь, — приводит свой аргумент хитрый лис, жмёт плечами и мило чмокает Антона в нос. — Я уже и яйца покрасил. — Не свои, надеюсь? — искренне ужасается Шастун, за что тут же ловит удар в плечо и начинает хохотать. Не самое лучшее пробуждение, но если рядом такое чудо, как Арс — Антон готов на всё. С Арсением порой было сложно, но Антон ни за что бы ничего не поменял, даже если бы была возможность, потому что с Арсением у него так же появился и смысл жизни. Когда они впервые встретились, Антон сразу понял, что этот человек изменит его жизнь, и так и случилось; буквально через неделю Антона разбудил испуганный голос Оксаны, которая сказала, что Арс в больнице. Антон подорвался и рванул туда, рискуя и сам оказаться на больничной койке, но Арсений просто на просто вывихнул лодыжку и Антон пожалел несчастного, забрал к себе домой, напоил чаем и окружил заботой. И так было постоянно: Антон пугался, бежал к нему сломя голову, пока Арс просто нелепо падал или творил несусветную глупость. Он мог залезть на крышу ради фотографий, мог наесться сосулек, словно ребёнок, а потом жаловался на больное горло, но так мило улыбался, когда Антон поил его горячим чаем и заставлял есть мёд, который Арсений не любил. Жизнь Антона была слишком скучной без Арсения, поэтому сейчас, когда это чудо ускакало на кухню, снова чем-то гремя, Антон смеётся и закрывает ладонями лицо, чувствуя счастливую улыбку на лице. Ради Арсения стоит жить, ради него хочется перевернуть весь Мир. Они бьются яйцами (не теми, о которых можно подумать), и Антон смеётся, когда Арс обиженно дует губы, потому что проиграл, но тут же ловит этого дурака в объятия, когда тот резко прыгает ему на шею, буквально снося своим телом. Они не самые верующие, не слушают на фоне новости или церковные колокола, вовсе нет, они просто празднуют Пасху, как самый обычный праздник, но он становится таким же особенным, как и остальные, потому что они вместе. Снова рядом. И так будет ещё много раз, Антон в этом уверен, когда видит в голубых глазах спокойное море, а на губах — нежную улыбку. Арсений дурак лишь иногда, но он умеет быть серьёзным, и особенно нежным, когда под вечер, вымотавшись, они просто лежали на диване, слушая стук сердец, которые бились почти в унисон. Арсений тычется носом в шею Антона, ведёт по ней, вдыхая аромат, ласково улыбается и чмокает кожу, пока Антон лишь плотнее притирается щекой к его макушке, сжимая в объятиях. До встречи с Арсением Антон даже не знал, что способен кого-то так полюбить. Да, была Ира, была Нина, были и другие, но все они стали блеклым воспоминанием; Антон даже не помнил, какого цвета были глаза у Иры или какой напиток любила Нина. Все мысли заполнил собой только Арсений, и Антон знал его досконально, наизусть: каждую родинку, каждый шрам, каждую морщинку. Каждое предпочтение в еде, любимый цвет и время года, знает и то, что Арсений любит ветер и дождь, но любит и солнце не меньше. И получал такую же отдачу в ответ: Арсений был рядом, когда было сложно, был рядом, и сжимал руку, если было страшно, не позволял сомневаться ни в себе, ни в отношениях. Антон улыбается, чувствуя, как Арсений так и уснул у него в руках, прижавшись всем телом и обдавая шею спокойным размеренным дыханием. Арсений любил прятать лицо у Антона в шее или на плече, и этот жест всегда грел Антона больше, чем смог бы согреть огонь. — Если бы кто-то знал, как же сильно я люблю тебя, — шепчет Антон, целует в щеку и мурлычет, когда чувствует, как ресницы Арсения трепещут, щекоча своими легкими, еле ощутимыми прикосновениями кожу. — Я знаю, — голос хриплый, тихий, а взгляд пронзает сердце Антона в который раз. — Я люблю тебя так же. И продолжаю влюбляться каждый день. Антон лишь чуть кивает, смотрит в глаза, а потом поднимается, позволяя Арсению обхватить себя и ногами и руками, вызывая его смех и своё пыхтение. — Слишком тяжёлый? — Ну, счастья много не бывает, — отмахивает Антон, и правда плотнее подхватывает Арсения под бедра, сжимает в руках очаровательную задницу, и чувствует на шее слабый укус. — Пошляк. — И я тебя люблю, солнце, — фыркает Антон, и осторожно опускает мужчину на постель, нависая сверху, замирая на расстоянии пяти миллиметров от желанных губ. И теперь никому не смешно, когда Арсений чувствует, как тонкие прохладные пальцы скользят под ткань футболки, посылая по телу сотни мурашек. И каждый из них любит этот момент, когда возбуждение появляется медленно, но оно сладкое, потому что любви тут больше, чем похоти. Это всегда куда больше, чем просто секс, чем просто снятие напряжения. Это любовь в каждом касании, в каждом стоне, в каждом взгляде. — Гастролируют по коже твои губы… — шепчет Арсений, невольно вспоминая слова из песни группы «Свидание». — Мои тоже… — и Антон улыбается, когда чувствует, что теперь очередь Арсения исследовать его тело губами, руками, глазами. И это надолго, думает Антон. Это навсегда, уверены оба.