В никуда промокшие будни. В никуда продрогшие люди. В даль несут свой крест. Я уже не помню начала. Только в этом зале для нас с тобой. Давно нет мест.
Антон чувствует себя среди всех этих людей чужим, потому что теперь всё изменились, его яркие краски потускнели и осыпались на землю, оставляя мир полностью бесцветным, серым и холодным. И, наверное, впервые, он не знал, чего ему ждать. Куда идти и что сказать. А ведь раньше он мог вернуться в их общий мирок, спрятанный от всех, согреться с кружкой чая в руках, пока Арсений бы что-нибудь рассказывал, изредка вставляя такие странные, но безумно смешные шутки. Арсений вносил в жизнь Антона уют, а теперь словно выбросил на улицу. Только Антон понимает, что здесь нет вины Арсения, здесь виноват только сам Антон.А мы летим вместе с птицами. Чтобы в эту жизнь посмотреть с конца. Всё пройдёт, но свет твоего лица. Навсегда со мной. И над холодными крышами. Падает, как будто с небес вода. Ты ведь не поверишь, но я всегда Чувствую тебя, душой.
Антон идёт без раздумий и мыслей лишь в одном направлении, зная, что пусть его там больше никто и не ждёт, он хочет его увидеть. Он должен это сделать так, вживую, не разрывая всё одним сообщением и передачей через друзей. Антон хочет видеть его глаза, чтобы знать, что нет шанса всё исправить. Он всегда чувствовал Арсения, и раньше он считал это глупостью, но сейчас понимает, что он всегда чувствовал его глубже, чем остальных людей. Все касания, взгляды, все слова не проходили мимо, они оставались глубоко внутри, закрепляясь в сердце. Люди, проходящие мимо, мелькают перед глазами размытыми пятнами, пока Антон бежит со всех ног. Он ловит воздух глотками, урывками, но дышать тяжело и он знает почему, знает, без кого ему так плохо и к кому тянет всем сердцем, несмотря ни на что. Антон бежит домой. Туда, где осталось его сердце, и где теперь будет жить всегда. И это вовсе не место. Дверь открывается раньше, чем Антон успевает постучать, и, кажется, не он один чувствует Арсения всей душой. — Знал, что придёшь, ты не мог иначе, ведь так? — Арсений говорит это не обречённо, просто устало, но его слова кажутся пустыми. Он и сам пуст. Дима был не способен увидеть, что оставил после себя Антон, потому что Арсений хороший актёр, но Антон видит его насквозь, каждую трещину внутри, что оставил своими же поступками. Антон проходит в квартиру, но теперь всё кажется другим, непривычным и чужим, потому что все фотографии сняты, больше нет смешной картины в углу гостиной, нет тех забавных часов, которые порой пугали Антона своим тиканьем. И Антон в этой пустоте квартиры неуместен так же, как и Арсений в растянутой футболке и серых штанах с босыми ногами. Он в этой квартире настолько же чужой и серый, как и весь остальной мир вокруг, и это Антона пугает. Ему не хочется верить, что он сумел всё разрушить. Разрушить Арсения. — На улице сыро, выпей, — Арсений вручает Антону кружку, но когда Шастун пытается коснуться его пальцев, Арсений отдёргивает руку. — Две ложки сахара, как ты любишь. И это внутри Антона что-то крошит на куски, ломает на мелкие осколки. Вдруг именно сейчас он отчётливо понимает, что это не беседа о том, как вернуть всё назад и искупить вину, это беседа в прошлое, прощание перед новой дорогой, которая теперь у каждого своя. — Прости. Это слово вырывается изнутри хрипом, пока ослабевшие пальцы отставляют кружку в сторону, чтобы не разбить так же неосторожно, как он разбил Арсения. Как разбил их общее и счастливое «мы».В никуда все птицы и песни. В города, где мы были вместе. Не найти пути. Твой я или нет, я не знаю. Но когда-нибудь ты меня за всё. За всё прости.
И им бы обоим хотелось, чтобы этого было достаточно, чтобы слово «прости» смогло всё исправить, помогло бы забыть обиды, но это слово не наполнено магией, оно пустое и бесполезное перед реальностью поступков, которые нельзя забыть по щелчку, которые нельзя простить без боли. И это видит Антон, когда Арсений лишь улыбается и кивает. — Если я скажу, что простил, тебе станет легче? — вопрос на тысячу ударяет по щеке больно и жестоко, так, как Антон и заслужил. Стало ли ему легче… Это звучит так же безумно и смешно, как и сама мысль о том, что его вообще можно простить. Можно лишь сделать вид, что он прощён, но что-то внутри всегда будет это помнить, будет помнить то, что он сделал с ними. — Нет. Арсений на честность лишь кивает и просто смотрит на Антона, запоминая его, каждую деталь, пока внутри Антона всё ломается. Он хочет кричать, но может лишь беспомощно сжимать кулаки, не смея Арсения больше касаться. Когда-нибудь им обоим станет легче, Антон это знает, но пока он видит боль Арсения, чувствует его всей душой, и это нельзя оборвать. Их связь навсегда останется хрупкой тонкой нитью прошлого, которую нельзя оборвать. Она — вечное напоминание, что у них было и что было разрушено. Антон торопится уйти, торопится и наивно верит, что за дверью он сможет дышать, не захлёбываясь болью, но это наивное предположение, потому что Арсений верил в это так же сильно, когда говорил, что забудет Антона по щелчку. Но, несмотря на предательство — человека не забываешь. То, что он сделал — навсегда с тобой, как и общее прошлое, наполненное яркими моментами. Антон уходит, чувствуя на себе взгляд, уходит, но снова один, понимая, что в той квартире, вместе с Арсением, осталось его сердце, его душа, и всё, ради чего хотелось жить. Пока он идёт по серому городу — вспоминает счастливые моменты и греется ими, вспоминая улыбку Арсения, его громкий смех и тепло в объятиях.И над холодными крышами. Падает, как будто с небес вода. Ты ведь не поверишь, но я всегда. Чувствую тебя, душой.
Я всё ещё чувствую тебя…душой.