Тебя хоть там любят? Скажи мне, не мучай! Тебя хоть там любят? Запомни, послушай, На всякий пожарный, на экстренный случай, Чтоб не было трудно, я вытрясла душу!
Арсений смотрит на последнее сообщение двухнедельной давности, и понимает, что ни в чём не ошибается, приняв такое решение. Антон даже не написал, а записал голосовое, видимо от злости и нервов не попадая по буквам. «Я заебался, Арс. Давай отдохнём друг от друга хотя бы какое-то время.» И голос уставший, немного раздражённый, без капли тепла, как было раньше. И Арсению было почти физически больно осознавать, что устал Антон от всего: работы, давления Стаса, вечной осторожности, нозящей Иры, ссор в отношениях, но отдохнуть всё равно решил только от Арсения.Но помни: родных не бросают, не губят!
Любящие люди не сбегают, не берут перерывы, они учатся справляться вместе, бегут от проблем лишь те, кто не знает, как правильнее порвать изжившие себя отношения.Чтоб больше не думать и больше не помнить, Чтоб снова тревогой тебя не изранить, Я вытрясла душу в унынии комнат. О Господи, дай мне короткую память!
Но Арсений знает. Он помнит, как уходила Алёна, помнит, как сам дал ей понять, что пора заканчивать этот брак, тянущий на дно их обоих. Поэтому, Арсений собирает все вещи, оставляя на столе записку, ключи и кольцо, которое Антон недавно подарил. Арсений это кольцо любил за его особенность — чёрный перстень, красивый, изящный, он так идеально подходил к тонким бледным пальцам руки Арсения, но сейчас оно вызывало тошноту, потому что когда Антон дарил кольцо — он ещё Арсения любил, а сейчас, Арсений уверен, Антон не чувствует больше ничего: ни любви, ни тепла. Он уехал в отпуск со Стасом, Ирой, Дариной и ещё теми, кого даже не знает, и пусть по контракту он должен светить Ирой или хотя бы светиться у неё на странице, в контракте не указано, что Арсений не может поехать с ним, но Антон не спрашивал, он даже не обговорил это, просто взял — и уехал. И Арсений поступает сейчас так же.Тебя хоть там любят? Лелеют? Целуют? Тебя обнимают? Ты счастлив? Ты весел? Нет-нет, не печалюсь, нет-нет, не тоскую: Я вытрясла душу в унынии кресел!
Он закрыл все сожаления на замок, ведь Антон сам так решил — значит, будет только рад, что Арсений удосужился освободить квартиру. Арсений лишь надеется, что Антон будет счастлив: пусть не с ним, пусть больно, пусть и мерзко думать о том, как он счастливо обнимает Иру и смотрит с ней на красивые закаты. Арсений не хочет себя мучить, он просто хочет навсегда остыть к высокому парню с лопоухими ушами и целыми лесами в глазах.Не холодно хоть? Не грустишь? Не измучен? Зима, говорят, будет нынче суровой! На всякий пожарный, на экстренный случай, Я вытрясла душу в унынии слова, Тебя хоть там любят?
Антон в отпуске не отдыхает, а просто выживает: ест, спит, с усилием выгуливает свой организм, понимая, что он и здесь уставший. Ему не нравится Турция не потому, что она плохая, а потому что ему сейчас по душе постель и сон, и ничего более, и плевать, какая это страна. И Антон старается не давать себе думать о том, что Арсений на его сообщение так и не ответил, хотя прочитал. Понимает, что потом придётся туго, придётся объяснять своё поведение, но Антон уже привык. Не первый год с Арсением, чтобы не понимать, на что он подписался своей просьбой. Просто вечные недопонимания в совокупности с большой нагрузкой с работы — надавили так сильно, что Антон в тот день и Стаса нахуй послал, и вообще уже думал уволиться к херам. Это обычное человеческое выгорание, когда один пиздец не разобрал, а на тебя ещё камаз такого же свалился. Рано или поздно каждому становится тяжело и очень хочется быть услышанным, но Антон и не кричал о помощи, чтобы винить теперь Арсения в том, что тот его не понял. Антон отдыхает по-своему, забивая на интернет наглухо, не выходит общаться со своими друзьями, только ест, обрастает весь, и уверен, что пробудь он тут так ещё дольше — стал бы отшельником, но, увы, отпуск кончается и пора возвращаться в Москву, в люди. И Антона уже тошнит от всего, хотя не думать о том, что им нужно поговорить с Арсением, не может. Это важно даже в состоянии, когда ничего не хочется. Только оказывается, что Арсений решил всё за них.Я же тебя никогда никому не отдам Пело сердечко и плакали гордые льды Наши тела бы могли отыскать по следам Если бы мы не забыли оставить следы
Антон пустым взглядом смотрит на записку, где всё в стиле Арсения, разве что нет размашистого текста, лишь обычное и просто: «Я ухожу от тебя». Мог и не писать об этом, его отсутствие Антон почувствовал ещё на пороге. Только и сейчас Шастун ничего не чувствует: нет боли, агонии, злости или огорчения, не хочется бежать плакать или кричать, какой Арсений мудак. Не хочется идти бухать. Хочется просто не существовать. Антон не знает: депрессия это или апатия, а может всё вместе, но он молча надевает кольцо Арсения на палец, ложится в позу эмбриона на диване, так и сжимая в руках лист бумаги. Отойти от отпуска ему никто нормально не даёт, снова начинается работа, сплошняком команды, Антон улыбается каждому настолько искусственно, что пару раз косится в отражение, удивляясь, как ещё ничего не треснуло. Пустота внутри засасывает, но хуже того, как бьёт под дых обычная песня, которую они всегда крутят на повторе — «другая семья».Только знаешь, пролетают дни мимо (Что со мной?) Я не замечаю улыбок (Ты не мой) Это как в конце того фильма (Так нельзя) В жизни стало все так уныло (Без тебя)
И Антон всю песню думает только об одном человеке, вспоминает его и не может перестать тонуть в этом воспоминании, но хуже — в осознании, что они расстались. А точнее, Арсений от него просто ушёл. — Тебе это вообще не вставляет, да? — как-то тихо спрашивает Серёжа Шевелев, застав Антона смотрящим в одну точку в пустом кабинете без света. Антон поднимает пустой взгляд и тянет губы снова в улыбке, но тут же сдаётся. Минские ему почти семья — парни душевные и располагающие, они всегда были за отношения Арсения и Антона, и им можно сказать, хотя бы Серёже — тот точно поймёт. Он вообще очень умный, местами и слов не нужно, чтобы тот сам догадался. — Знаешь, я бы сказал, что дело не в этом, но я и сам не знаю в чём. Я не чувствую больше ничего, — эхом отзывается Антон, снова упираясь в точку на стене. И Шевелев поджимает губы, потому что видит это, понимает и так, что там, в жизни высокого смешного парня, всё далеко не так просто. — А Арсений? — осторожно спрашивает Серёжа, и губы Шастуна кривятся в болезненном оскале. — А Арсений меня бросил, — Антон жмёт плечами, впервые произнося это вслух. И оказывается, он чувствует — теперь да. Больно. Больно понимать это. Вот так, осознавать спустя время, что это не игра воображения, что это не шутка и Арсений сейчас придёт, страшно понимать, что это всё. Правда всё. Арсений не придёт обратно. На грёбанное осознание потребовалось больше недели, а он даже не написал, не удосужился сказать вживую, что ушёл.Дайте мне белые крылья Я утопаю в омуте Через тернии, провода В небо, только б не мучаться. Тучкой маленькой обернусь И над твоим крохотным домиком Разрыдаюсь косым дождем Знаешь, я так соскучился
— Ух ты, — Шевелев хмурится, смотрит на Антона, словно пытаясь понять почему, только Шастун и сам ни черта не понимает. Но догадывается, что сам приложил к его уходу руку — он же просил время, вот Арсений его и дал. Буквально поняв всё. А ведь Антон просил некоторое время тишины без разборок, но увы, слова даны чтобы общаться ими через рот, а они оба этому ещё не научились. — А что сказал хоть? Вы всегда выглядели… счастливыми рядом, — и Антона это добивает. Потому что да — раньше были счастливы, раньше было прекрасно, а теперь он один: с грёбанной кучей проблем, загонов и без Арсения. А Антон не привык быть один, хотя дело и не в привычке даже, он просто не помнит себя без Арсения. Когда Арсений появился в его жизни — Антон был совсем юным мальчишкой, и он бесповоротно влюбился в такого уверенного и красивого мужчину, который был поддержкой, заботой и улыбкой дарил крылья. А потом уже Антон стал опорой Арсения, он вырос под его защитой и с его поддержкой, стал мужественнее и сильнее, и дело не в физическом плане — Антон вырос морально. И он сам стал горой для Арсения, за которой можно было спрятаться, потому что Шастун всегда готов был за Арсением и в пропасть, и в пламя. Они вместе учились жить с чувствами, с тем, что нужно молчать, скрывать и таить, никому не говорить. Это было их кредо, пока они не стали свободнее. А сейчас вдруг всё — они больше не вместе. Но это ничего не меняло: Антон всё так же готов пойти за Арсением куда угодно, помочь, только если тот даст знать. — Я просто идиот, — выпаливает Антон и выходит на улицу покурить, потому что жизнь — сука, и скорые съёмки первых моторов как раз-таки с Арсением, и к этому нужно подготовиться. Арсений светит, как всегда, если ещё не ярче, общается со всеми, как обычно, улыбается, и к Антону подходит пусть и с нежеланием, но всё равно тянет руку и взгляд спокойный такой, холодный, и Антон ненавидит это его актёрское мастерство, за которым не увидеть, что у того в душе на самом деле. Неужели успел остыть? Неужели отболело так быстро? — Даже сказать нечего? — у Антона внутри кто-то умело чешет когти о его душу, оставляя кровавые полосы, потому что хочется умереть в этот самый момент, когда некогда родные глаза смотрят с неким безразличием и злой усмешкой. Он чувствует себя в мелодраме, отчего и смешно и плакать хочется. — А что именно? Я вроде ничего не должен. — Конечно, ты просто съебался, как трус, даже не поговорив, — Антон уходит первый, больно задевая Арсения плечом, и тут же кусает губы, потому что, как бы ни хотелось ударить, как бы ни хотелось орать, а Арсению боль он не сможет причинить. Себе — пожалуйста, за Арсения кому-угодно — пожалуйста, а ему — никогда. Антон курит дрожащими руками по несколько сигарет за раз, и Стас смотрит на это осуждающе, потому что уже пора начинать, а Антон как в лихорадке. И Арсений тоже это видит, поэтому и подходит, протягивая Антону стакан воды. — Наши прошлые отношения никак не должны сказываться на съёмках, Антон, об этом мы говорили, когда начинали, и об этом мы обещали Стасу, поэтому соберись, — Арсений спокойный, холодный, и Антону больно понимать, что его это так не задевает. Уже нет. — Тебе правда настолько плевать? Ты ничего не чувствуешь больше ко мне, ведь так? Поэтому и ушёл, поэтому так спокоен, пока меня ломает, — Антон задыхается от боли и сейчас бы он снова хотел ничего не чувствовать, снова смотреть бесцельно в потолок, но не может. Арсений же поднимает глаза, встречаясь с зеленью в глазах Шастуна, и усмехается. — Не я сделал выбор, Антон. Не я ушёл первым: ты просил время, и я его дал. Но я не вещь и играть собой не позволю, я не буду сидеть и ждать, пока ты снова устанешь от меня и уйдёшь. — Ты ко мне не вернёшься? — шепчет на грани слышимости, и Арсений поджимает губы и качает головой. И сейчас в голубых глазах смирение, лёгкая печаль, но Арсений быстро уходит к командам, снова надевая маску, снова смеётся, подбадривая их, а Антон забывает дышать. Съёмки идут своим чередом, Антон улыбается, пытается поймать контакт глазами и ловит, только не видит там ничего, кроме необходимости быть здесь и лишь немного тепла. Арсений не мог его разлюбить за несколько дней, Антон это осознаёт, но также он осознаёт и то, что это ничего не меняет и Арсений к нему не вернётся. И Антон знает, что с этим можно жить, с этим можно справиться, вот только не хочется совершенно. На парковке он видит, как Попов скрывается в машине Серёги, и Антон сдерживает порыв кинуться им наперерез, забрать его домой, в их дом, в их общую квартиру, и поговорить, но он лишь смотрит на удаляющиеся фары и рвано выдыхает, запрокидывая голову. Жизнь не кончилась с уходом Арсения, но терпеть её стало невыносимо. Антон совершенно запутался в себе, и ему бы помочь, только он никого не подпускает, смотрит на всех волком, словно в каждом видит врага. Ему правда паршиво. Отпуск не был отпуском, это было лишь принятие своей никчёмности, а по возвращению Антон лишь понял то, что своими капризами потерял единственного человека, который мог помочь, который мог вытащить из болота, которого он, чёрт побери, по-настоящему в этой жизни любил. И любит до сих. Работа давит, общение, друзья — всё становится пределом, и Антон просто не выходит на связь пару дней, смотря в потолок. Хочется кричать, только соседи не поймут, хочется плакать, но никто не утешит. Арсений в Питере — Антон это знает точно через Серёгу, который нехотя отвечает ему, а так же понимает и по историям Арса, пусть некоторые из них и архивы. Антон, как типичный бывший, прошаривает всю его страницу, следит за тем, когда тот онлайн, запрещая себе писать. И дело не в гордости, дело в том, что Антон просто не знает, что писать, как заставить Арсения поверить, что такой ошибки Антон больше не совершит. Антон может бесконечно выгорать, может впадать в депрессию, но Арсения он бы больше не потерял.Встретимся и за секунду проносится ночь Но вечностью черной разлука обрушится вновь Так почему же мы всё разбегаемся прочь? Зная, в каком направлении наша любовь
Антон смотрит билеты просто так и просто так срывается в Питер, понимая, что готов сделать что-угодно, лишь бы Арсений простил и вернулся, лишь бы Арсений снова дал шанс его обнять, коснуться его руки и вдохнуть запах волос. Антон скучал. Он так сильно скучал, что это ломало рёбра. Каждый уголок Питера словно дышит Арсением, Антон не гулял тут без него, Антон вообще не уверен, что когда-либо жил без своего дурака, который буквально переворачивал весь мир на голову. Дверь квартиры, которую Антон знает наизусть, пугает, но он не собирает сдаваться и просто хочет верить, что Арсений окажется дома. Пусть он будет дома, пусть позволит высказаться. С той стороны раздаётся звон, когда пальцы нажимают на кнопку: дыхание задерживается, чтобы услышать любой шорох по ту сторону квартиры, руки начинают мелко дрожать, но Антон не собирается отступать.Мы друг для друга давно стали как зеркала Видеть тебя и всё чаще себя узнавать Нитью незримой нас намертво сшила игла Так больно, когда города нас хотят разорвать
Дверь открывается, и Антон судорожно выдыхает, видя на пороге помятого Арсения, который, кажется, до этого спал. Он сонно трёт глаза, ерошит волосы, с удивлением смотря на Антона, а у Шастуна сердце останавливается. Он так соскучился. Антону плевать на все разногласия, когда он срывается и просто вталкивает Арсения в квартиру, захлопывает дверь и крепко обнимает. Жмётся к нему потерянным человеком, жмётся и жмурит глаза, уже не боясь слёз. Всё равно. Так всё равно, когда внутри так больно. — Не выгоняй. Я всё равно тебя не отпущу, Арс. Не могу. Можешь проклинать, ненавидеть, можешь выпирать за дверь — я буду ночевать под ней, но я не могу без тебя. Арсений замирает, не спешит обнимать в ответ, но и не отталкивает Антона, хотя желание есть. Он устал вестись на поводу каждый раз, когда тому вздумается осознать свою ошибку. Арсений устал: он тоже чувствует, и порой так много, что хочется исчезнуть со всех радаров тех, кого он знает, и просто улететь туда, где его никто не найдёт. — Антон, мы же… — Ты, Арс, не мы. Я не выбирал быть без тебя. Я хотел… Боже, я… да, я еблан, который решил, что мне будет проще побыть немного без тебя, но я ошибся. Я вообще не знаю, что теперь делать, я запутался, но единственное, что мне важнее всего — ты. Арс, не выгоняй, не отталкивай меня, прошу, — Антон заглядывает в любимые голубые глаза, в которых сейчас сверкают молнии, и просто жмётся ближе, упираясь лбом ему в плечо. — Ты — единственное, что мне по-настоящему в этой жизни важно. Арс, я хочу быть с тобой, и я не могу быть без тебя. И не хочу. Я даже не хочу больше пытаться. Голос разбитый, как и всё состояние Антона, который готов встать на колени, и он бы встал, если бы не почувствовал родные руки, обнимающие в ответ. Дыхание сбивается, а слёз становится только больше. Антон не привык плакать, он давно так не выражал эмоции, но сейчас он просто рыдает на плече у любимого человека, трясётся, чувствуя в нём опору. — Это последний раз, когда я прощаю тебя, Антон. Больше я не вернусь и не прощу, — выдыхает мужчина в висок парня, но тут же целует и жмурится сам. Сегодня он его прощает, потому что любит и скучает, и Арсений хочет верить, что Антон не заставит его жалеть. А Антон уверен, что больше не допустит, чтобы Арсений от него ушёл. Больше никогда. — Я люблю тебя. И в этих словах каждый видит смысла куда больше, чем можно донести. Антон больше не уйдёт, не попросит время, потому что понял, что единственное, что ему по-настоящему дорого — рядом с ним. И всегда было. — Знаешь, я так соскучился. Тихо, на выдохе, и улыбка озаряет лицо напротив.