Это не грустно и даже смешно Поиграли — и стали как все Слишком поздно дошло Слишком круто вошло
Антон сидит напротив, смотрит в пол, жалея о многом: о том, что не достаточно старался, о том, что они не сумели спасти друг друга, а лишь запустили механизм, который разрушался с каждым днём всё больше, образуя в груди зияющую дыру. И её нельзя залатать, закрыть, завешать картиной, сделать вид, что ты — целый. Это больше не работает, они слишком поздно заметили, как своим недоверием разрушали то, что построили своими же руками. И сейчас им обоим жаль, только стало слишком поздно. Не сберегли… Тихий разговор ночью на кухне, при тусклом свете лампы с незашторенными окнами и жареной картошкой на плите, навевали уюта в однокомнатную квартирку двух влюблённых, которые смеялись с шуток друг друга, то и дело не прерывая зрительный контакт. — Люблю на тебя смотреть, — сознается Арсений, протягивая руку и поправляя красивую кудряшку, которая трогательно падала на лоб Шастуна. И Антон замирает, забывая, о чём говорил, смотрит с открытым ртом, и смотрит так искренне и влюблённо, что дыхание спирает. Так может только он — одним взглядом стрелять на поражение, без слов крича, что он так сильно любит. Антон искренен в своих чувствах, а с Арсением ещё и оголён, как провод, не скрывая ничего и не тая. — А я люблю тебя. И в этих простых для них словах столько всего, что Арсений лишь широко улыбается, встаёт и протягивает руку, зная, что Антон поймёт его без лишних слов. Танцевать ночью на маленькой кухне — это умирающая романтика, когда весь мир такой большой, а вам двоим уютно быть в тишине и спокойствие, ловить звёзды в глазах напротив, и знать, что этот человек важнее всех остальных.Крепко на тебя подсел И я потратил последнюю жизнь Ты поумнел и стал как сталь Я тебе стал чужим и слова как ножи Только сердце как хрусталь
— Уверен, что так будет лучше? — снова спрашивает Антон, буквально умоляя передумать. Отпускать Арсения больно, а забыть его — тяжело. Он не хочет терять все моменты из памяти, не хочет забывать, что когда-то кого-то умел так сильно любить. Лучше помнить и знать, что это было. — Ты ещё можешь уйти, а я хочу тебя забыть. Взвод. Прицел. Спуск курка. И на поражение.А может это был я — Тот, кто вырубил пробки Может, это был я — Тот, кто выкрутил краны? Жизнь в картонной коробке Нам с тобой в одной лодке Не переплыть океаны
И Антон знает, что заслужил. Не уберёг, не доглядел, не спас, позволил Арсению в себе сомневаться, часто уходил бухать к друзьям, позволял Кузнецовой клеиться, позволял себе её обнимать, а потом сбегал к Арсению, умоляя простить. Не изменял, но всё равно предавал. А Арсений устал прощать. И Арсений теперь хочет его забыть, хочет почистить память, отформатировать всё, все моменты, всё, что они так трепетно берегли, потому что сдался. Устал бороться, устал терпеть скандалы, устал не доверять. Они стали, как все — сдались слишком просто. Когда Арсений сказал про это, Антону было смешно. Он даже не верил, что всё зайдёт так далеко, подписал документ лишь из злости, вредности, а теперь дрожал, понимая, что остались считанные минуты, пока он его помнит: такого родного, сидящего напротив, его голубые глаза, когда-то светящиеся счастьем, его родинки, которые Антон собирал губами. Всё это и в голове, и в сердце, но может ли одна процедура вычеркнуть Арсения из памяти? А главное: способна ли она излечить от него сердце? Увы, об этом все умалчивают.Мы не станем легендой из потерянной книги, Мы не стали Вселенной, о которой твердили. Мы обычные люди — суета, интриги, И неважно, наверно, кто любил — мы любили Я им не расскажу, да и ты не расскажешь
Поцелуи рассыпаются на теле, вздохи срываются с искусанных губ, а глаза горят любовью. Они чувствуют так много, им так спокойно в руках друг друга. Страсть, смешанная с любовью, возводится в квадрат, а нежность к человеку напротив затмевает разум. Важно любить, дарить ласку, важно касаться и знать, что впереди у вас — целая жизнь. Море моментов рядом, море воспоминаний. А сейчас они готовы их стереть. Люди, желающие расстаться, но способные забыть — теперь могут обрести покой. И Арсений желал этого очень сильно, игнорируя страх потерять всё то, что так сильно причиняет ему боль. Он хочет ненавидеть, хочет забыть, но смотрит на потерянного Антона — и любовь рвётся наружу, умоляя всё спасти, умоляя его защитить. Но, только забыв — они спасут друг друга. Мужчина запрокидывает голову, игнорируя сорвавшийся вздох и то, как тело онемело, когда лампочка замигала. Пора. Пора прощаться, пора забывать, пора идти вперёд. Пора убивать любовь и нежность. Им просто нужно сделать этот шаг, без шанса воспоминания вернуть. — Арс, пожалуйста, — Антон встаёт тоже, делая шаг вперёд и беря его за руку. — Прошу тебя. В зелёных глазах плещется страх и боль, стоят слёзы, но Арсений ему лишь горько улыбается, поддаётся ближе, целуя в щетинистую щеку. Рука разжимается, и Арсений исчезает за дверью кабинета, которая делит их жизнь на «до» и «после».Я всегда ухожу Чтоб не делать резко Я тебя ведь забыл Я себя не помню даже Видишь, как интересно?
Время тянется беспощадно, и Антон лишь зажимает голову руками, роняя тихие слёзы. Вот и всё. Сейчас Арсений его забывает, стирает всю память, уничтожая их. А Антон прокручивает всё в голове до подробностей: как Арсений громко смеялся, пока Антон недовольно пытался приготовить омлет, помнит, как они катались на велосипедах, и как Арсений расшиб колено, которое Антон потом покрывал нежными поцелуями. Помнит всё, и от этого так больно. Этого больше не будет, их не будет. И не будет памяти об этом. Целая жизнь исчезнет, словно её и не было. Дверь неприятно скрипит, и Антон вскидывает голову, видя Арсения. Тот спокойно прикрывает за собой дверь, бросая на Антона пустой взгляд. И в нём ничего нет, даже намёка на прошлую любовь и нежность. — Ты не помнишь меня? — вопрос сам срывается с губ, пока внутри умирает тихая надежда. Арсений хмурится, явно пытаясь что-то понять, но лишь жмёт плечами. — А должен? Вы кто?А мы с тобой теперь никто А помнишь, раньше был ток? А может, это был Tik-Tok? А может, это был Бог? А ты меня — в блок А я тебя короновал И никому не отдавал И как умел — так радовал И целовал, целовал, целовал, целовал
Антон лишь кивает, пытается улыбнуться, смахивая слезу. — Будь счастлив, — это всё, на что его хватает перед тем, как он входит в кабинет. Память с Арсением крутится калейдоскопом, заставляя буквально рухнуть на кушетку. Арсений же провожает его взглядом, улыбается, смаргивает слёзы, и уходит. Отголоски памяти затихают, уничтожая боль и то, кем они были друг для друга.