Когда-то, когда Антон был ещё подростком с кучей гормонов, он сомневался в любви, шутил на эту тему и отплевывался.
После того, как расстался со своей первой девушкой, меланхолично счёл это чувство глупостью, причиняющей одни неприятности. Он не был уверен, что так уж любил её, но ведь что-то он чувствовал, а значит это было оно.
Потом была Нина.
С ней было хорошо, комфортно, как с родным человеком, вот только снова не хватало чего-то, хотя когда они расстались, он очень по ней тосковал. Вот только Нина хотела семью, свадьбу и детей, а Антон хотел разобраться в себе.
Сейчас Антону тридцать один, у него за плечом фальшивые отношения с Ирой, а также бывшие отношения с тем, кто этой самой любви его научил. Кто научил вообще всему, что Антон о себе знает. Научил не бояться своих чувств, научил отстаивать свою точку зрения, научил быть мудрее и сильнее общества.
Научил себя любить, но Антон всё равно больше всего любил его.
— Так вы считаете, что любовь — это лишь боль, замаскированная под красивое чувство?
Психолог смотрит пронзительно, карандашом отмечая что-то в коричневом блокноте с тонким переплётом, пока Антон внутренне усмехается.
Если бы это было так просто.
Он считал, что любви вообще нет, когда то, а теперь вынужден беседовать с психологом, чтобы эту любовь отпустить.
— Хотелось бы сказать, что да, разыграть драму, как мне больно и как я ненавижу это чувство, что любовь — самая большая ошибка каждого, но это ведь не так. Несмотря ни на что, это самое лучшее чувство в мире, которое я сумел испытать. Я ни о чём не жалею и буду верить в любовь до конца, — Антон жмёт плечами, пока Дарья щурится, но кивает, снова чиркая карандашом какие-то пометки.
Антон даже как-то спросил, почему не ручка? Дарья ответила, что карандаш внушает уверенность, ведь всё, что она напишет — можно будет стереть, оставив лишь невидимый след на бумаге от давления, ощутимый, но невидимый, а ручка внесёт лишь грязь в попытке исправить ошибку.
Антон ходит к ней на протяжении двух лет.
Сначала, он учился принимать себя, свои вкусы, себя в обществе, учитывая, как вокруг относятся к людям со своими особенностями. Дарья же спокойно относилась ко всем: будь ты чернокожий, гей или трансгендер, будь даже ты тем, кто ночами запирается в кладовке и боится открытых пространств.
У всех свои тараканы, и кажется, она могла понять всех, пожалуй, кроме убийц, насильников, педофилов и других людей с подобными грехами за плечами.
Но если возвращаться к карандашу и бумаге, то Антон ощущает себя как тот самый лист. На нём рисовали, чертили и писали нечто красивое, и всё шло гладко, но потом с него всё стёрли, оставили лишь невидимый след, что тут когда-то что-то было.
В данной аллегории Антон — лист бумаги, а Арсений… он карандаш. Он тот, кто когда-то показал Антону удивительный мир, и он тот, кто этот мир разбил молотком, пройдясь по стеклу босыми ступнями.
Первое время встреч с Дарьей, Антон делился тем, кто такой Арсений, что он для него значит и как помогает жить за дверьми этого кабинета. Арсений и Дарья стали Антону якорем, поэтому он даже пару раз пришёл с Арсением на сеансы, потому что хотел показать того, о ком говорил постоянно. Кого психолог знала похоже даже лучше, чем самого Антона.
Со временем, потребность во встречах исчезла, Антон прекратил записываться, и Дарья отреагировала лишь положительно, зная, что Антона ждёт хорошее будущее. Она убрала его дело в далёкий ящик, но вот три последних месяца она снова видит Антона.
И каждый день он разный: уставший, злой, встревоженный, подавленный. Однажды, пару дней назад, пришёл с остриженными кудрями почти под ноль.
Замер у дверей и пожал плечами, кусая губы.
— Говорят, волосы девушек страдают, когда им больно. Я подумал, что мне станет легче, — горечь лилась потоком, и даже внутри спокойного психолога что-то пошатнулось.
— Стало?
— Нет.
Антон не выглядел как тот, кто запирается в комнате, пьёт без остановки и готов порезать вены. Он умный парень, он не самоубийца, просто кричать во всеуслышание не умеет, умеет лишь ходить к психологу, ища в этом кабинете спасения.
Боль ведь не должна длиться вечно, верно?
— Ты убрал все его вещи?
Взгляд утыкается в то единственное кольцо, что Антон не снимал. По крайней мере, Дарья видела его у Антона всегда, на всех встречах.
Это «Роза ветров», она знала, что то дорого для Антона, но никогда не спрашивала, откуда оно у него, кто подарил и что именно значит оно для Антона.
Антон бы всё равно не рассказал, это слишком личное.
— Не смог выбросить. Убрал в гараж.
Девушка кивает, делает ещё одну пометку и снова упирается взглядом в Антона, изучая.
Три месяца она пытается заставить сердце Антона излечиться и три месяца упирается в самого Антона, который всем существом закрывает своё раненое сердце, не позволяя убрать оттуда любовь.
— Расскажи, почему ты бросил его? Что сподвигло тебя расстаться с ним? Расскажи, что ты ощущал.
И Антон хочет покачать головой, зажмуриться, не желая пускать в своё счастье и боль чужих, но теперь воспоминания больше ничего не значат. Не за чем беречь то, что дорого лишь ему одному.
Он помнит, почему расстался с Арсением, почему тот ушёл и почему теперь так больно.
Арсений был его великой любовью, без преувеличения. Антон мог спокойно сказать, что он — тот самый, единственный, чувства к кому останутся, даже если они расстанутся.
Словно видел своё паршивое будущее без него.
Частые съёмки разбили их на два города.
Они пытались писать друг другу и часто звонить, и редко, но срывались ночами на сапсане друг к друг, лишь бы ночь провести вместе, а утром снова разойтись. Было тяжело, но даже такая романтика Антону была по душе. Он знал, что рано или поздно им дадут отпуск, что Арсений приедет в Москву, или же Антон к нему, и тогда они придумают, как жить дальше, не разрываясь на два города.
Но когда Антон получил свой отпуск, ему поступило предложение сняться в клипе. Он хотел отказаться, чтобы побыстрее сорваться к Арсению, но предлагаемые деньги были бы очень кстати, и Антон убил неделю ещё на съёмки клипа.
Он особо и не заморачивался, когда обнимался там с девушками, делая вид, что он мачо, меняющий их каждую ночь. И отмечая конец съёмок, он тоже пил без сомнений, веря, что скоро поедет к Арсению.
Только тот приехал сам, и когда Антон вернулся подвыпивший в свою квартиру и лёг спать, то даже толком и не понял, кто был там ещё.
Антон не знал тогда, что пришёл со следами от помады.
Он точно ни с кем не спал, он это знал, и помнит, как ассистентку Иру отпихнул от себя достаточно грубо, но почему-то утром, на претензии от Арсения, разразился лишь злым криком, вместо желания обнять.
— Хватит, блять. Арс, ты приехал выносить мне мозг? Я и так работаю в свой отпуск ради нас!
— А я тебя об этом не просил, — холодно смотрит мужчина, морщась и качая головой. — Что с тобой, Шаст? Я приехал к любимому человеку, надеясь порадовать его, потому что он перестал отвечать и, кажется, решил выгореть на своей работе, и что же я вижу? Кучу историй с твоим пьяным лицом, девку на твоих коленях, а потом и тебя в помаде. Ты считаешь, мне должно быть нормально?
— Я никогда не давал тебе повода для ревности, — чеканит Антон, искренне обижаясь. — Ни разу, блять. Ты несёшь хуйню. Я ни с кем не спал. За все пять лет отношений я ни с кем не спал, ни разу не изменил тебе!
— Дело не в этом…
— Ты ебанная драма квин, Арс! Я с тобой как на цепи, — Антон сам не понимает, как срывается. Нагрузка от работы, больная голова с похмелья и тоска по Арсению запустила что-то необратимое внутри него. Он не хочет говорить то, что говорит, и за это ненавидит себя. — Это ты актёр у нас, и это я не знаю, целуешь ты своих коллег потому что так требует сценарий или ты хочешь этого сам!
Арсений размеренно выдыхает, не поддаваясь провокациям, но взгляд злой, серьёзный.
— Не смей обвинять меня в том, о чём ты можешь пожалеть. Я не прощу тебе это, даже если ты под эмоциями. Умей контролировать свою речь, Антон. Подумай, что ты говоришь.
— О, да правда? Тебя обижают мои слова? А знаешь что? Иди нахуй! Проваливай! Я устал от всего. Устал стараться для нас, ради тебя, устал молиться на твои фото, потому что у Арсения там карьера, у Арсения там вся жизнь. Всё! Достаточно!
Арсений отшатывается, как от удара, но не позволяет показать эмоции. Он ведь актёр. Он хороший актёр.
— Так значит, вот чего ты хочешь? И это окончательное твоё решение? — Арсений хочет верить, что Антон сейчас одумается, но тот дышит загнанным зверем, не контролируя эмоции. — Подумай хорошо, прежде, чем ответить. Обратно ты ничего не исправишь.
— Да, уверен, — фыркает Антон, отворачиваясь, кажется и правда не понимая, что он только что наделал.
Только когда за спиной хлопает дверь, он смотрит в стену пустыми глазами, полными слёз, и в испуге зажимает рот ладонью, опускаясь на пол. Он и не помнил, когда плакал так сильно. Наверное, ещё в далёком детстве, когда и не помнил этого.
Ненавистные окна
В темноте разобьются.
Вот тебе моя ломка.
Вот тебе мои чувства.
Это грамма не весит,
Но уносит навечно.
Это бесконечно,
Бесконечно.
Антон пытался исправить ошибки, но понял лишь одно — Арсений ему это никогда не простит. И Антон не посмел молить его об этом. Ему давали выбор и эта вина только его, что он выбрал неверно.
Арсений ушёл и забрал с собой любовь, которой научил, забрал всё, что у Антона было — его самого. Кажется, говорить это неправильно, люди не умирают, когда расстаются с теми, кого любят. Но физически нет, а вот морально — он опустошён. И он пытается вылечиться, пытается справиться с этим.
Поделила на части.
Всё хожу, собираю.
Будто не просыпаюсь.
Будто не засыпаю.
— Антон, ты не можешь отпустить его, потому что чувствуешь вину. Порой, необходимо лишь извиниться, чтобы стало легче. Ты пробовал мою терапию?
Антон кривит губы и трёт лицо ладонями.
— Ставил стул и представлял, что там Арсений, я смог извиниться и даже попытался сказать, как мне жаль, а потом… Потом мне стало невыносимо и я сломал этот стул о стену, — он жмёт плечами, не скрывая, что не умеет контролировать агрессию.
Это грамма не весит.
Это даже легально,
Но мне кажется этот
Случай будет летальным.
С уходом Арсения он вообще перестал справляться.
Он хочет согласиться, что извиниться ему почти жизненно необходимо, сказать, что все слова были лишь словами заёбанного человека, уставшего засыпать и просыпаться без любимого человека, но это не оправдание. И это не всё, что Антону нужно. Он просто скучает.
Он по нему так скучает, что это ломает рёбра.
Я устал по тебе скучать!
Выключай меня! Выключай!
Я устал по тебе скучать!
Выключай меня! Выключай!
Он смотрит его фильмы на повторе, слушает его музыку, сменил стиль в одежде, который стал так похож на стиль Арсения, пьёт из его старой кружки, которую Арсений тогда сменил на новую, убрав эту в дальний ящик. Антон знает, что это становится похоже на сумасшествие, поэтому и убрал все оставшиеся вещи от Арсения, как попросила сделать Дарья. Она, как психолог, не смела давать советы, это непрофессионально и это нарушение, но она правда пыталась помочь и винить за это Антон её не пытался.
Антон упирается подбородком в руки и закрывает глаза. Он так устал.
Мама беспокоится и звонит каждый день, Дима материт, потому что пару раз Антон терял сознание, просто забывая поесть… несколько дней подряд.
Он живёт психологом и этими встречами, потому что верит, что когда-то она найдёт решение, но впервые Дарья начинает паниковать. Не важна её компетентность, когда человеку не становится легче. Он сам запрещает помогать себе.
— Тогда найди его, и извинись. Любыми способами и путями. И даже если он откажется говорить с тобой дальше, ты попытаешься. Позволь простить себя, и тогда я помогу.
Антон благодарно кивает, смотря на девушку тепло.
Она впервые заговорила с ним на «ты», хотя они строго договорилась, что несмотря на откровенность, друзьями не станут. Они должны остаться на той степени, что были: клиент, которому нужна помощь, и психолог желающий эту помощь оказать.
И Антон попытается. Попытается помочь себе сам.
И пусть он не знает, что сказать, он всё равно едет в Питер. Ему важно хотя бы увидеть Арсения, узнать как он, в порядке ли? Антон готов сделать для него всё что угодно, даже если это не будет ничего значить.
Готов ли он увидеть Арсения счастливым с другим? Нет, это будет больно, но Антон не посмеет и пальцем тронуть того, кого Арсений выбрал. Он сам виноват и только ему нести это бремя.
Но мы же не останемся друзьями.
Я проклинаю то, что между нами.
Ты скажешь: «До свидания, mon ami.»
И мы чужими станем навсегда!
Антон стучит в дверь Арсения с трепетом и желанием просто его увидеть, пусть даже не коснуться, пусть даже не обнять, ему бы просто увидеть и сказать, что ему жаль, что он тогда оттолкнул Арсения, что позволил ему уйти, почувствовать себя ненужным. Ему жаль, что он посмел причинить ему боль.
Но никто не открывает, и Антон лишь тогда понимает, что скорее всего Арсений весь в работе.
Антон опускается на бетонный пол, готовый ждать здесь днями и ночами, если придётся, потому что самому ему больше некуда спешить, его никто не ждёт и сам он не хочет никуда возвращаться.
Ему хочется остаться там, где есть хоть что-то от Арсения.
Он не следит за временем, не смотрит на часы, он лишь крутит кольцо на пальце, вспоминая, как купил его по наводке Арсения. Они тогда были только друзьями, ещё ничего не понявшими дураками, которые наивно верили, что эта у них дружба такая, а не любовь.
— Это кольцо универсально, Антон. Как и ты. Оно может означать твою работу, где у тебя начинается успех, оно может стать центром того, кем ты являешься, кем ты пытаешься стать, или же оно может стать олицетворением твоей любви. Стремление к совершенствованию, к прекрасному. Что угодно. У него восемь лучей, помни, что ты можешь быть кем угодно.
Тогда Антон не выдержал и заказал это кольцо, хотя изначально Арсений предлагал сделать ему подарок. Тогда Антон впервые поймал себя на мысли, что он, кажется, влюбился.
— Каким был дураком, таким и остаёшься. Встань. Бетон холодный, — родной голос ударяет неожиданно, отчего Антон вздрагивает всем телом, вскидывая голову.
Напротив стоит Арсений с большой сумкой на плече. Его Арсений, такой же, как и три месяца назад, может разве что немного уставший.
Возвышается над ним, а взгляд раздражённый, и Антон понимает, что тупо преграждает ему вход в квартиру, поэтому пытается быстро встать, но его ведёт в сторону от резкого подъёма, темнеет в глазах, и Арсений тут же ловит его за плечи, испуганно заглядывая в глаза.
— Эй, ты в порядке? Шаст? — Антон хочет сказать, но не может, он просто-напросто смотрит на Арсения и в голове так пусто, а в груди так нестерпимо больно. Он, кажется, почти и забыл, какого это — чувствовать его запах.
— Я не в порядке с того самого момента, как ты ушёл.
Арсений хмыкает, и подхватив слабое тело одной рукой, открывает дверь.
Антон может стоять и сам, но ему приятно, как Арсений держит его, словно не доверяет, хотя Антон и сам своим ногам не верит.
— Ты сам выгнал меня, помнишь? — он не хочет причинять боль, но Арсений говорит лишь то, что было на самом деле.
И он не может просто взять и простить. За три месяца он многое осмыслил, себя винил, свою работу и то, что они так глупо всё потеряли, но оправдать Антона так и не смог. Тот сам захотел расстаться, а Арсений умеет понимать с первого раза.
— Я… Я так ненавижу себя за это. И я не должен был приезжать, не должен был показываться на глаза, потому что ты давал мне время передумать, а я тогда оттолкнул. Но я… я хочу сказать это. Прости меня, Арс. Прости.
Руки дрожат так сильно, что Антона по-настоящему мутит. Но руки Арсения не дают поддаться панике, он крепко обхватывает его дрожащие своими и заставляет смотреть в глаза.
— Для начала успокойся, Антон. Я не ненавижу тебя. Если ты приехал просто извиниться, то я прощаю, но если ты… захочешь остаться, я попробую тебя простить. Дай только время.
И Антон кивает слишком часто, чтобы Арсений, устало вздохнув, прижал к себе этого неразумного ребёнка, который смелый и сильный только в момент эмоций, а на деле испуганный и потерянный без своего главного якоря — Арсения.
Им придётся начинать всё по новой, возможно даже посещать Дарью снова вместе, но они готовы работать над собой и отношениями. Ради друг друга. Ради себя.
