***
В конце дороги из песчаного гравия возвышалось трёхэтажное поместье из белого камня, с резными балконными рамами и вытянутой крышей цвета сине-серого неба. Дом окутан лесом, возвышающимся выше крыш, за зеленью которых скрывались мраморные статуи и клумбы, правда сейчас, всё кажется сказочно белым, но Чимин верит рассказам Юнги об этом месте в тёплое время года. Доехав до Лондона на Хогвартс Экспрессе, они сели в уже ждавшую их машину на выходе со станции и меньше, чем за час, доехали до окутанного снегом дома, по которому Юнги успел искренне соскучиться. Здесь было тихо, не было слышно ни шума машин проезжающие по дороге, ни людей, лишь глухо отбивали колеса поезда по рельсам, и гудел ветер, зазывая ступить на порог дома. — Мин Юнги, засранец ты последний! Почему не отправил сову с письмом о скором приезде? Мы думали, ты только в канун Рождества приедешь! Из-за высокой колонны вышла женщина с высоким русым хвостом, доходившем до бёдер, она куталась в длинное благородно-зелёного цвета пальто и вязаный белый шарф. Она выглядела статно, держа спину ровно, как струна только что изготовленной арфы, её голос был нежен, но строг и холоден, как колкий снег, но в глазах была такая искренняя радость и нежность. Эти глаза Чимину так показались знакомы. Этими же изумрудными глазами на него смотрел Юнги всякий раз, когда он улыбался. У него мамины глаза. Женщина, убирая палочку в карман, в секунды сократила расстояние и обняла сына, что уже перерос её, но выглядел по-прежнему хрупким. — Дать бы тебе за это больно, я ведь ничего ещё сделать не успела! — всё ворчала она, поглаживая сына по лопаткам, соскучилась. Чимин стоял смущённо рядом, не желая мешать такому моменту, но волшебница сама увидела его, стоящего за спиной Юнги. Он казался ещё меньше в дутой чёрной куртке, шарфе, поднятым до носа, и мягкой шапке, из-под которой торчала чёлка, спадая на глаза. — О, мама, это Чимин. Я тебе о нём рассказывал, — Пак вежливо поклонился женщине, но та, вздохнув, сократила расстояние и обняла ошарашенного волшебника. В её объятиях было тепло, как будто оказался дома завёрнутым в плед. Это было то ощущение дома, когда чувствуешь умиротворение, не материальное место с четырьмя стенами, а то место, где тебя принимают душой и ты можешь открыться, не боясь, что кто-то что-то скажет. — Здравствуй, Чимин. Ты проведёшь это Рождество с нами? — Пак кивнул, мило улыбнувшись. — Это чудесно, Юнги не будет так одиноко, он всё время скучает по тебе. У Мина покраснели под шапкой уши, и он, возмущённо фыркнув, развернулся в сторону дверей, потягивая за собой левитирующие с помощью магии чемоданы. — Юнги рассказывал, что у тебя нестабильные отношения с семьёй. Чувствуй себя здесь, как дома, я хочу, чтобы тебе было уютно, не стесняйся, — её слова приободряли Чимина ещё больше. Она держала его за руку и улыбалась добродушно, стараясь создать приятную атмосферу, чтобы Чимину было комфортно. Он это очень ценил. — И не зови меня миссис Мин, хорошо? Я, Юна. — Миссис Юна, пойдёт? — робко спросил Пак. — Хорошо, милый, — когда Мин Юна прикоснулась холодной от мороза рукой к его щеке, он невольно потянулся к ней, отчего-то вместо холода ощущая тепло. — Мама, Чимин не переносит холода, заходите уже в дом! — прокричал Юнги из приоткрытой двери, зная, что его мама с лёгкостью могла заговорить не только волшебника. Змея-искусительница. Внутри дом казался хрупким за счёт стен цвета слоновой кости и мягкого приглушённого света. Разбавляла всё это деревянная мебель цвета холодного кофе и чёрная отделка витиеватых лестниц, того же цвета были парящие над потолком светильники в тонком округлом абажуре, высокие канделябры с тонкими свечами и глянцевый рояль, на крышке которого мирно лежала длинная белая змея, вероятно, Миссис Юны. Первым делом Юнги, украв Чимина из рук своей матери, устроил ему экскурсию. С каждым поворотом Пак удивлялся, как это поместье целиком и полностью олицетворяло Минов, их аристократическую холодность и сдержанность, но висящие на стенах гобелены, мягкие ковры, стелющиеся по длинным коридорам, и тёплый колорит некоторых комнат говорил об их нежности, располагающей обстановке, где даже в четырёх стенах можно было почувствовать себя уютно. В комнате Мина было несколько окон от пола до потолка с красивой металлической отделкой и тяжёлыми синими шторами. Контраст придавали стены, по-необычному выкрашенные, начиная с чистого белого низа и плавно переходя в благородно синий к тёмному потолку, где кружили облака, будто скрывая ночное небо. Роскошная кровать укрыта толстым серым пледом, на который тут же запрыгнул Бенгал, всё это время находившийся на руках Чимина. — Мой кот снова меня динамит. Я не оставлю его спать с тобой! — не довольствовался Чимин, осматривая помещение. У противоположной стены был шкаф и стеллажи с книгами и магической утварью, однозначно для Зельеварения, софы и пушистый под ногами ковёр, который хотелось почувствовать голыми ступнями. — Не переживай, ты будешь рядом, — сказал Юнги, приоткрывая потайную дверь с правой стороны от кровати, которую Чимин даже не заметил. — Это твоя комната. Вещи уже здесь, так что можешь располагаться, — сказал Юнги, пройдя в комнату, чтобы распахнуть плотные шторы, впуская холодный белый свет в помещение. — У нас довольно тепло, так что можешь не утепляться, но всё же, — продолжал он, подходя к шкафу. — Вот несколько моих тёплых вещей на всякий случай, чтобы было комфортнее, — указал он на аккуратно сложенную стопку. — У тебя есть своя ванная вон за той дверью и отдельный выход из комнаты в коридор, но эту дверь, — указывает он на ту, что соединяет их комнаты. — Я закрывать никогда не буду. Чимину так действительно было спокойнее, особенно в незнакомом месте. Он будет чувствовать присутствие Мина рядом, буквально за стенкой, в любой момент он мог позвать его, потому что в последнее время крайне нуждался в его поддержке, не смея забыть о своей семье. Те ему не писали, что тревожило ещё больше, но он обещал не думать о плохом и хорошо провести здесь время. В доме Минов действительно тепло, но на ужин он всё равно надел свитер, любезно предложенный Юнги. Его семья, как он сам и рассказывал, оказалась очень простой и приятной в общении. Они не затрагивали личных тем, рассказывали о прошедшей осени и путешествии по миру маглов. Эти люди были без предрассудков и любили всех одинаково, в независимости от рода и принадлежности к миру магии. У них было много друзей маглов по всему миру, они знали так много, что Чимин невольно заслушивался, прекращая есть, пока Мин Юна не начинала подкладывать ему в тарелку угощения. Даже хозяин поместья, Мин Сонхёк, подшучивал, хотя казался на первый взгляд очень серьёзным и неразговорчивым человеком, но после ужина игрался с Бенгалом у камина. — Как твоей семье удаётся так много путешествовать? Проведя тёплый вечер до полуночи, все разошлись по своим комнатам, но Чимину так не хотелось спать, впечатления от пережитого дня так и крутились в голове, отдавая приятной рябью в груди, что Юнги, заметив гиперактивность своего друга, похлопал рукой по пледу, предлагая прилечь рядом на кровать. — Моя мама — очень любознательная женщина, она из тех, кто не умеет сидеть на месте ровно, поэтому больше, чем на две недели она никогда не остаётся в поместье, как и отец, что по воле судьбы всегда находится рядом, потому что очень привязан к ней, хоть и не показывает этого, но мне по секрету сказал, — Чимин блаженно улыбнулся, восхищаясь их любовью, которую было видно невооружённым глазом. — Отец говорил, что они уже так много повидали в мире магии, что им это наскучило, и, поехав однажды в поездку по приказу министерства, он обнаружил, что маглы способны создать поистине волшебные вещи, не говоря уже о чудесах природы. — А ты… ты тоже с ними путешествовал? — спросил Чимин, перевернувшись на живот, смотря теперь снизу вверх на Юнги, прилегающего спиной к изголовью кровати. — Не так часто, но я видел удивительные вещи, — усмехнулся Юнги, распушая волосы рукой на макушке. — Хочешь покажу? Чимин удивлённо угукнул, сжимая плед в предвкушении. Юнги сполз вниз, оказавшись лицом к лицу с Чимином, который ёрзал от нетерпения. Неожиданно на его шею опустилась горячая ладонь, притягивая к себе. — Закрой глаза, — тихо прошептал Мин, достав из кармана палочку. Чимин послушно прикрыл глаза, почувствовав через секунду, как Юнги прикоснулся своим лбом к его, а на губах осело чужое дыхание. Он автоматически задержал своё, боясь пошевелиться, а после Юнги что-то тихо прошептал, и Чимин увидел яркий свет, открыв глаза. В голове начали мелькать картинки. Стоя посреди бескрайнего поля он видел мерцающее сияние, оно двигалось и ярко переливалось на ночном небе, казалось, оно двигалось прямо на тебя, и он от неожиданности свалился в траву, в которой стоял по пояс. Картинка сменилась, и небо украшали тысячи звёзд с серебряным хвост за собой, вдалеке виднелась луна, что с каждой секундой становилась больше. Высокая трава под ногами исчезала, оставляя мягких ковёр, и, встав, Чимин увидел, что был на обрыве, а земля так далеко. Там, внизу, огромное кристально чистое озеро, кажущееся бездонным под светом луны и люминесцентных растений, видно даже каждую проплывающую рыбу, каждый коралл и рифлёный камень. Позади послышался трескающийся звук, и прямо перед его носом выросли горы, окружённые сочной зеленью, а с самой высоты полилась вода, освещённая восходящим солнцем, окрашиваясь в ярко-рыжий цвет. Когда солнце приняло позицию зенита, вода заблестела тысячами кристаллов. Сделав шаг назад, встав под нужным углом, Чимин увидел, как проявилась двойная радуга, тянущаяся из пузырьков водопада к небу. Земля под ногами задрожала, и он упал в колосья высокой пшеницы, подняв голову к огромному чистому голубому небу. Дыханье спёрло в груди, по телу прошёлся рокот, казалось, его душа находилась не здесь, летая где-то на просторах, от чего блаженная улыбка превратилась в звонкий хохот, а после он увидел яркий свет и закрыл глаза. Открыв их снова, он увидел лежащего напротив Юнги, что улыбался. Чимину было тяжело дышать, сердце билось так быстро, эмоций было так много, что их невозможно было удержать. — Успокойся и дыши ровно, — сказал Юнги, поглаживая темно-синие волосы Чимина, и хихикал тихо, всё так же примыкая к нему своим лбом. — Это лишь малая часть того, что я хотел тебе показать. — Это всё не было магией? Что это было за цветное сияние на небе? — тараторил Пак, широко раскрыв глаза. — Это то, что называют явлениями природы? Юнги поражался тому, что Чимин так восхищался обычными дарами природы, когда для многих маглов это обычное явление, которое они видели не один раз. Маглы жили в мире, где нет магии, здесь правила природа, создавая такую красоту, от которой спирало дыхание и у волшебника, казалось бы, повидавшего всё. Это производило намного больше впечатлений, чем наколдованное, или просто Чимин такой впечатлительный. — Я видел всё это своими глазами и могу поклясться тебе, что это не магия. — Вау… — протянул довольно Пак, ложась на спину, расправив конечности в разные стороны. На потолке расступились облака, давая возможности расцвести звёздам и млечному пути, но эти звезды не сравнятся с теми, что видел Чимин из воспоминаний Юнги. — Это было потрясающе, спасибо тебе, — сказал Чимин, повернув голову в сторону лежащего клубочком Юнги. Мин ничего не ответил, лишь улыбнулся робко, продолжая смотреть на младшего, на его звёзды в глазах и улыбку ярче солнечных лучей. Этой ночью она казалась по-особенному прекрасной. Можно ли влюбиться в эмоции другого человека?***
Дни приближались к Рождественской ночи. В просторной гостиной возвышалась до потолка ёлка, над которой целый день трудились слизеринцы, пока госпожа Мин руководила процессом и колдовала снежинки, спускающиеся с потолка по всему поместью. Весь дом искрился светом звёзд, вроде ничего особенного, без горы игрушек повсюду и шаров, но смотрелось так красиво и эстетично. Прогуливаясь ранним утром по коридорам, Чимин улыбался, задрав голову к потолку. Где-то в комнате всё ещё спал Юнги. Он, как и обещал, соединяющую дверь всегда оставлял открытой, и каждое утро Чимин проходил через его спальню, чтобы выйти в коридор. Мельком бросал взгляд на расслабленное лицо старшего, на дёргающийся во сне носик. Было слышно тихое сопение вперемешку с мурчанием кота, что пристрастился к объятиям Юнги. В один из вечеров Чимин и сам не удержался, уснул под его боком, пока тот ему тихо читал, да так и остался до утра, а проснулся от того, что было слишком жарко и шею щекотало горячее дыхание. И действительно, было тепло и уютно, так, что вставать не хотелось, одеяло в сравнение даже не шло. А Юнги и слова не сказал тогда, продолжая спать, лишь улыбнулся ласково. В последние дни Чимин подметил, как тот расцвёл, находясь в родных стенах, будто летал по помещению и проявлял тактильность больше, чем обычно. А то было для него редкостью, но, казалось, домашняя атмосфера раскрепостила его, и, честно признаться, Пак в какой-то момент почувствовал себя частью этой семьи, будто те стали родными. Он часто получал поцелуи в лоб и щёки от Мин Юны, которая полюбила его вечно смущённые пухлые щёчки, а Юнги говорил, что это он его в Хогвартсе откормил, и посмеивался с его надутых от возмущения щёк. Уезжать не хотелось. Рождество уже в эту ночь, а там следующий день и уже одной ногой в Хогвартсе. Школу он несомненно любил, но там уроки, экзамены, да и видеть он там мало кого хотел, разве что соседей по комнате. Здесь он видел Юнги каждый день, не разделяясь на несколько часов, и спали они совсем близко друг к другу, отчего на душе тихо и спокойно, не было былой тревоги, он был счастлив и боялся, что это могло измениться, стоило им вернуться в школу, а потом и того хуже, разъехаться на летние каникулы. Ближе к ночи весь свет был погашен, горело лишь несколько свечей на первом этаже в просторной гостиной-столовой, всё помещение освещал льющий с потолка свет звёзд и яркие огни на ёлке. Чимин смотрел на мерцающие огни с хрустальным бокалом не шибко крепкого, сладкого шампанского. Над самой ёлкой был стеклянный купол, на который так и хотелось смотреть, задрав голову, увидеть те самые падающие звезды, которые показал ему Юнги. Он верил в их магическую принадлежность и знал, что в ночь Рождества маглы загадывали желание. У него тоже было и не одно, но он не знал, возможно ли то, что звезды его всё-таки услышат. — Ты веришь, что если загадаешь желание в полночь Рождества, то оно сбудется? — спросил Чимину у подошедшего к нему Юнги. На нём привычный белый свитер с горлом и приталенные чёрные брюки, что не скрывали его острые щиколотки. — Желания — это чаще всего мечты, — сказал Мин, делая глоток из своего бокала, и перевёл взгляд на Чимина. — Нужно загадывать не желания, а ставить перед собой цели, вот их точно можно достичь. — Тогда какие цели у тебя? — спросил Пак, заинтересованно смотря из-под ресниц. Слизерин ухмыльнулся и поставил бокал на крышку рояля, после чего подошёл к Чимину, приобняв того за плечи. — По правилам я не должен тебе говорить. Чимин аж надулся от негодования. — Но ведь это же не желание. Ты жульничаешь! — Жульничаю, — ответил Юнги спокойно и всё равно устремил взгляд на небо за стеклом. Звёзды с неба не сыпались, да и видно их было достаточно плохо, но он знал, что они там есть, и, поддавшись сказочному порыву, прикрыл глаза. — Через минуту часы пробьют полночь, закрой глаза. Чимин сначала непонимающе перевёл взгляд, но, заметив, что Мин закрыл свои, повёл плечами, но сделал то же самое, глубоко вздыхая. — Ты же в это не веришь, — еле слышно сказал Пак. — А вдруг? — прошептал Юнги, слыша стук часового механизма и, невольно притянув друга ближе к своему плечу, попросил у звёзд чуда, которое он собственными руками сделать не мог. Мин держал глаза ещё какое-то время закрытыми, когда Чимин уже во всю смотрел заворожённо на новогоднюю гирлянду, опуская взгляд всё ниже, где за пушистыми ветками был спрятан подарок. Он хотел подарить его сейчас, не ждать глубокой ночи или утра, просто не выдерживал волнения, а потому, поставив бокал на стол, он подполз к дереву и, потянувшись, выудил из-под веток небольшую коробку. Юнги наблюдал всё это время и ждал в нетерпении. — Ты приготовил мне подарок? Чимин думал долго, потому что толком не был уверен, но как-то проболтавшись об этом с госпожой Мин в один из вечеров, понял, что материальность подарка не имела значение, и он решил, что лучше подарить чувства и эмоции, заключённые во что-то нечто особенное, чтобы, смотря на это в голове, сразу всплывало его значение. — Да, — он робко кивнул и протянул в руки коробку. Чимин ожидал, что Юнги в нетерпении её разорвёт, но тот аккуратно потянул за бант, развязывая, разворачивал серебристый материал упаковки и, уже сняв её окончательно, увидел бутон распустившегося белого ириса в стеклянном вытянутой куполе. — Я заключил его в сосуд, и благодаря магии он будет цвести вечно, — пробормотал Чимин. — Знаешь, белый ирис говорит… — Да, я знаю, — сказал Юнги, переводя взгляд то на бутон, то на друга, чьи щёки однозначно порозовели. Белый ирис говорил об искреннем отношении к человеку, он олицетворял дружбу, чистоту своих намерений и преданность. Полное доверие и отдача всецело в руки того, кому подарен цветок. Юнги посвятил всё своё время Чимину, обязуюсь его оберегать ещё с первых его дней в школе волшебства, и ему невероятно было приятно то, что младший это ценил и открыто говорил о том, как он важен для него. Не своими словами, конечно, но цветок это даже больше. Слова пролетят, и не заметишь, а то, что он держал сейчас в руках, будет всегда напоминать о чувствах дорогого ему человека. Юнги был тронут. — Последний семестр я очень плодотворно изучаю Травологию, Чимин, так что я знаю, о чём говорит этот цветок, и если бы я был так же остроумен, как ты, то подарил бы тебе такой в ответ, — произнёс Юнги, чувствуя, как от произнесённых слов быстрее забилось сердце. Пак робко улыбнулся, тихо усмехнувшись от уже пропавшей нервозности в сердце. Оно билось так сильно, пока Юнги открывал коробку, он было уже хотел забрать и не показывать, но реакция стоила всех ожиданий. — У меня тоже есть кое-что для тебя. Необычайно ценная вещь, в частности для меня, — Чимин недоуменно усмехнулся, наблюдая, как из кармана брюк Юнги достаёт бархатную зелёную коробочку. — Не хочу больше тебя терять, одного раза мне хватило, — со вздохом сказал Мин, вспоминая не самые приятные моменты за последней месяц, и, открыв коробочку, достал круглый кулон, чем-то напоминающий солнце с кристально-чистым голубым маленьким камнем в центре, так отчётливо напоминающий глаза Чимина. — Так что носи и не снимай, прошу. Он заколдован, благодаря ему я всегда буду знать, где ты находишься, — сказал он и, подойдя к младшему сзади, закрепил украшение на шее. Чимин вертел его в руках, ощущая приятную тяжесть. В мерцающем свете он горел ещё ярче, переливаясь, и так сильно грел сердце, что он прислонил его к своей груди ладонями, концентрируясь на своих ощущениях и чувствах, чтобы на долгие годы запомнить своё самое счастливое Рождество с дорогим ему человеком. Юнги, молча наблюдавший за притихшим другом, вдруг заметил, что в комнате остались только они одни. Куда-то исчезли мама с папой, свечи потухли, погружая комнату лишь в струящийся свет звёзд на потолке. Стало очень тихо, он слышал лишь его дыхание, смотрел за его плечо со спины, видя лишь часть профиля, где расплывалась робкая улыбка. Какой-то мальчишка, появившийся на его факультете пять лет назад, так глубоко и крепко поселился в душе, что, казалось, кроме него там место больше не для чего и нет. Он заполнил всё пространство своей улыбкой, смехом, горестью и болью. Юнги принял всё и согласился делить эти чувства, потому что так поступали друзья. Ведь так? Вздохнув, он уложил свою голову ему на плечо, а руки удобно устроил на его груди, сцепляя в замок. Чимин совсем затих. — Я тебя напугал? Ты притих. — Просто я задумался, — ответил Пак, повернув голову назад к Юнги, чтобы увидеть его глаза и хоть немного успокоиться, но, наверное, он сделал только хуже. — О чём? — О завтрашнем дне и послезавтрашнем, о том, что будет в конце года и что будет через год, а потом… Мин не дал ему договорить и, повернув к себе, обнял руками щёки. — Эй, ты чего? Да, прошёл уже и этот год, но мы по-прежнему вместе, мы всё ещё друзья, и я никогда не мог понять тех людей, которые так легко отпускали других, зная о них буквально всё, проживая с ним полжизни. Ты же кусок души отрываешь. Я такой боли испытывать не хочу, Чимин. Волшебник прикрыл глаза и упал лбом в грудь Юнги, обнимая его за пояс. — Значит, никогда? — Никогда, — прошептал и обнял в ответ, как самое ценное, что имел.