Шестнадцать шагов вперед

Когда Армину было совсем немного лет, дедушка впервые привел его на эту поляну. Он сказал, что здесь танцуют духи, когда никто не слышит и не видит. В самый темный час, когда луна уходит, а звезды не горят, их яркие тела освещают лес, пока они кружатся в хороводе. Их ноги никогда не топтали цветов, а прикосновения никогда не оставляли следов. Наверное, поэтому Армин так хотел найти их. Летом он приходил каждый вечер с фонариком и бутербродами в фольге и ждал, пока духи покажутся ему. Он ни разу их не видел, но почему-то думал, что сразу узнает их. Конечно, духи не показывались. Вместо них в ночи пробегали белки, зайцы, и один раз — лиса несла маленького лисенка. В темноте их было почти не видно, но откуда-то Армин знает, кто и что это было. В конце концов, он вырос, а про поляну никто, кроме дедушки, не рассказывал никаких легенд. Но Армин не перестал приходить. Сначала это стало его местом, потом — общим для всей маленькой компании. Поляна всегда чувствовалась по-разному, в зависимости от того, приходил Армин один или с кем-то. Он приводил Жана, и тогда можно было услышать песню в кронах деревьев. К Марко всегда спускались белки. Хисторию слушались цветы, а Имир каждый раз подували ветра. Но с Эреном нет и ветра. Время останавливает ход, и впервые Армин знает и понимает, что духи действительно бывают здесь. Они чаруют время и танцуют между двумя секундами. Совсем не обязательно ночью, им она не нужна. Маленькому ребенку было проще объяснить, что он никогда их не дождется, чем рассказать, какие чудеса они умеют творить. Может быть, к этому все и вело? Когда Армин приходил с фонариком, дрожащим в маленькой руке, они и отметили его, чтобы в конце концов показать, на что способны? Армин ошибался на их счет. Их нельзя назвать безответственными, их нельзя уместить ни в одно человеческое слово. И потому они духи. Армин осторожно поднимает голову, встречаясь взглядом с невозможными зелеными глазами Эрена. Они всегда были лишь в отражении, и даже представить, насколько много в них жизни, было бы кощунством. И теперь, когда он наконец-то может видеть, мир вокруг почему-то кажется серым. Неважно, жизнь ли, пепел ли в этом лесу, у Армина своя система ценностей. И ничего красивее лица Эрена еще не придумали. — Какой же ты… — Эрен улыбается. И краснеет. Ну что за чудо? — я уже подумал, что мы никогда не… — Да ладно, — Армин мотает головой. По лицу текут слезы, — ты ведь… все в порядке. Я всегда в порядке, не стоит за меня переживать. Эрен не отвечает, только крепче прижимает к себе и прячет лицо в светлых волосах Армина. Он коротко дышит, боится шевелиться, будто все может растаять в миг, и Армин не может не подумать о том, что же такое узнал и увидел Эрен, раз ему не хватает ни слов, ни дыхания. Зачем он?.. Армин делает шаг назад. Футболка Эрена все еще в крови. Армин прикрывает рот рукой и пытается вдохнуть. Он не может понять, почему. Неужели его жизнь настолько важна для кого-то, чтобы, несмотря на все риски, пытаться ее вернуть? Через три года Армин мог бы стать кем угодно. Эрен должен это понимать. Человек никогда не стоит на месте, а Армин — тем более. Вечный побег: от себя, от проповедей, от людей и от настоящего. И Эрен оказался единственным, к кому захотелось идти. — Сколько у нас времени? — спрашивает Эрен, словно не замечает, как глупо искать здесь время. Даже ветра нет. Армин поднимает голову, и Эрен повторяет его движение. Облака замерли, верхушки деревьев недвижимы. Духи сделали все, чтобы они смогли принять правильное решение. Армин понятия не имеет, как ему спасать выжженный пустырь, который он видел. Что нужно сделать, чтобы лес остался в живых? — Думаю, много, — отвечает Армин, вытирая слезы. — Достаточно, чтобы все решить. — Я, вроде как, решил, — Эрен едва улыбается. — Попросил всех… наших друзей прогуляться по городу. И Ханджи с Эрвином тоже. Армин смотрит на него. Он не может поверить, насколько просто это прозвучало. Значит, Эрен считает, что они все умрут. Армин мотает головой. Он видел только одно имя, судьба еще ни черта не решила. Да и… там ведь было гораздо больше людей. — Сколько? Сколько человек? — только и может спросить он. Ничего не понятно. Как спасать лес, как спасать духов, если все настолько плохо? Армин чувствует, как погружается в отчаяние, пока Эрен медлит с ответом. Это нужно знать. Что делать, чтобы исполнить чужую волю? — Около ста. Я не помню точных цифр, скорее всего, немного больше. Или немного меньше, — Эрен отводит взгляд. — Поэтому мне стоило поговорить с тобой. — Ты думал, что… — Армин зажмуривается, — ты правда думаешь, что я могу что-нибудь придумать? Эрен не отвечает. Армин открывает глаза. Между ними расстояние в вытянутую руку, а они стоят по разные стороны веры. Армин верит словам, Эрен верит в Армина. И это главная проблема. Или единственная сила, как посмотреть. Когда такое случается, на ошибку права нет. Это простая истина. Армин кивает сам себе. Эрену не нужно ничего говорить. Он понимает. — Хорошо, — тихо говорит Армин и повторяет уже громче: — хорошо. Расскажи мне, что случится. — Я не… — взгляд Эрена стекленеет, — я не уверен, что я хороший рассказчик. — Что не так? — Армин не понимает. Он правда не понимает, в чем дело. — Я смотрю на тебя сейчас, а там… — Эрен сжимает руки в кулаки. — Я видел твои воспоминания со стороны. Не очень много, но это… это жестоко. Армин мягко улыбается. Он не знает, что в его воспоминаниях такого, но он не может не улыбнуться. Эрен с изумлением смотрит на него, когда Армин протягивает руку и касается его щеки. Он очень давно хотел это сделать. Эрена ведет за прикосновением, он прижимается к протянутой ладони так, как дети прижимаются к родителям. Только Эрен перехватывает запястье Армина. Медленно отстраняет руку и целует пальцы. Места, где губы коснулись кожи, прожигает теплом. — Скажи мне, — просит Армин, пока Эрен сжимает его руку. — Про меня. Больше ни про кого. Ты видел, как я умру, да? — Нет, — жестко отвечает Эрен, — я видел то, чего уже не случится. — Тогда ты можешь не бояться, — мягко говорит Армин. В его голосе осталась лишь нежность. — Я уверен, ты справишься. Я думаю… ты сильнее всех, кого я знаю. И ты можешь мне сказать. Что-то в Эрене ломается, и он падает на колени, прижимаясь к Армину и обхватывая его ноги. Тот может лишь запутать пальцы в волосах Эрена, борясь с желанием упасть и никогда больше не вставать. Армину страшно. Он впервые чувствует пронизывающий ужас, но он должен быть лучше — под стать Эрену, который прошел слишком долгий путь. Это не должно было коснуться его. Это не должно было коснуться всех, кто может дышать. — Я видел, как ты сгорел, понимаешь? — в голосе Эрена звучит отчаяние. — Я смотрел, как ты… я не мог оторвать взгляд. Ты никуда не уходил, не бежал, остановился и… как можно было не кричать, скажи мне. Как? Армин не знает. А если бы и знал — он бы не ответил. Что-то не укладывается в мозаику понимания, и все эмоции приходится оторвать от себя. Ему необходима правда. Сейчас на кону стоит гораздо больше, чем его глупая-глупая жизнь. Он ведь просто человек. Все люди умирают. Но если ты остаешься человеком, то ты сделаешь все, чтобы не умер кто-то очень важный. Армин понимает, почему Эрен это делает. Конечно, он понимает. Он медленно опускается рядом с Эреном и обхватывает ладонями его лицо. Они смотрят друг другу в глаза, и Армин уверен: ничего в этой жизни не будет таким же важным, как его собственное отражение в глазах Эрена. И, Господь Всемогущий, там так много любви. Еще чуть-чуть — и Армин может забыть о здравом смысле. — Хорошо, — шепчет он. — У тебя получилось. Ты сказал это, и теперь мне нужно понять. Как произошел пожар? — Это лесопилка, — Эрен не отводит взгляд, — на ней самой не было никого, поэтому она и… не знаю, как так халатно можно относиться к предприятиям. Но там были… — Не надо имен, — просит Армин. Если он услышит хоть одно, его это убьет. И свяжет по рукам и ногам. Эрен понимает. Он понимает все, и Армин впервые чувствует, что его видят — целиком и полностью. Он сам не знает, что делает, а Эрен уверен в нем. И эта уверенность, эта вера — единственное, что должно быть сейчас важным. — Рядом с ней проводили те детские квесты. И ребята пошли убирать все украшения. Видимо, они так и не приходили в сознание. Потом загорелся лес. Это было перед рассветом, оставались только старшеклассники и несколько детей, а когда дозвонились в пожарную часть… Леви говорил, что было уже поздно. Огонь перекинулся на фестивальную сцену и западную школу Шиганшины. Это все. Было очень много тех, кто… кто пытался помочь сам. И как Армину нужно останавливать аварию на лесопилке? Деревья. Лес. Никто не может быть в нескольких местах одновременно, а у Армина нет ни опыта, ни знаний, ни простого понимания, что вообще на этой чертовой лесопилке может пойти не так. Одна маленькая деталь цепляется за сознание. — Фестивали до сих пор проводят? — спрашивает он, боясь услышать ответ. — Смеешься? — Эрен кладет руки на его шею. — Какие фестивали? Отсюда уехали почти все, у кого в тех классах учились дети. И еще больше тех, кто решил, что с них хватит. Армина будто облили ледяной водой. Это не лес умирает, это сама Шиганшина. Духи же никогда не принадлежали лесу, они всегда были рядом с людьми. Лес — часть человеческих жизней в этих краях. И духи подстроились под них, чтобы было проще верить. Но в сущности… все они живут от веры, а не от места. Армин прислоняется лбом к лбу Эрена. Они дышат близко, их вдохи и выдохи спутываются. Так можно чувствовать, как Эрен дрожит всем телом. Ему это дается тяжелее, чем Армину, он ведь уже знает все последствия. И имена, выбитые на граните, он знает лучше. И если… если это предел, на который способен человек, то нет никого сильнее, чем Эрен. Армин понимает: он сам верит. Не словам, но в него. Он верит в Эрена и верит в то, что все можно пережить и все можно исправить. И эта вера его самого делает сильнее. Армин не говорит о том, что должен сделать. В голове рождается план — безупречный, простой, но действенный. Он знает, как работают законы Шиганшины и человеческие эмоции. И это делает его непоколебимым, когда он осознает свое место в этом мире. Но здесь и сейчас эта поляна — единственная на свете. Пока Армин не уйдет отсюда, пока их с Эреном пути не разойдутся, ни одна птичка не прилетит на алмазную гору. — Ты ведь не уйдешь сейчас? — тихо спрашивает Эрен. — Не уйду, — обещает Армин, — я понял, как все исправить, но я не уйду. Может быть, потом. Не сейчас точно. Эрен смеется. Армин понимает, что впервые слышит этот смех со стороны, и ему так хорошо и так чудесно от этого звука. Не Эрен должен проходить через это, но духи знали, на что ставить. Они столкнули время, чтобы Армин увидел этого человека и увидел эту силу. Только Эрен, поняли они, может показать правильное решение. И Армин никогда в жизни не признался бы в этом. Не потому, что Эрен не заслуживает знаний о том, кто он такой. Просто это разобьет ему сердце. Внутри все переворачивается от осознания, насколько быстро сложное может стать простым. Эрен никогда не видел, как люди творят историю, но вот Армин — перед ним, держит его и показывает, как много может содержаться в одном человеке. Эрен искал его. Вряд ли только с момента, как впервые увидел в зеркале. Кажется, он искал Армина всю жизнь. Того, кто может спасти чей-то мир, не прося ничего взамен. Эрен чувствует, насколько идеально они подходят друг другу. Его лицо нужно, чтобы ладони Армина лежали на нем. Его руки нужны, чтобы касаться шеи Армина. Его голос, весь он нужен для того, чтобы говорить с Армином и быть рядом. Когда Армин победит в этом сражении со случайностями, Эрен найдет его. Найдет везде, в любом месте, в любом городе. А Орфей, черт возьми, был таким идиотом. Гораздо хуже, чем бывает Эрен. — Я хочу тебя поцеловать, — говорит он. Щеки почему-то начинают гореть, — можно?.. — Ты ведь в красках описывал все, что хочешь со мной сделать, — в голосе Армина звучит улыбка, — неужели боишься? Эрен не знает, что должен ответить, но ему больше не нужны слова. В конце концов, не он здесь рассказывает миры и пишет истории. Про Эрена всегда говорили, что он человек действий. И он делает. Наклоняет голову, прикрывает глаза и наконец-то целует Армина так, как нужно. Эрен чувствует, какие чужие губы шершавые, обветренные, и Армин вряд ли понимает, что делает. Эрен старается быть осторожным и направлять его, но, Господи, отсутствие опыта у этого человека совершенно точно компенсируется чувствами. Внутри что-то наконец-то встает на место. — Это мой первый поцелуй, — отстраняясь, говорит Эрен, — с тем, кого я люблю. — Тогда мне повезло, — хрипло шепчет Армин, — что мой самый первый поцелуй выпал именно так. — Чудо, — констатирует Эрен и улыбается, — что же ты со мной делаешь?.. — Не знаю, — признается Армин, — но мне бы хотелось… поцеловать тебя еще раз? И он сам тянется к Эрену, они снова прикасаются друг к другу, и это чудесное ощущение, когда пальцы Армина переплетают спутанные пряди, а губы — на его собственных губах. Эрен валится на спину, и Армина тянет за ним, чтобы наконец-то они оказались на земле вдвоем. Эрен так много раз представлял, как Армин лежит на нем и целует. Как его волосы щекочут щеки, а руки, горячие от эмоций и ощущений, оставляют свои теплые отметки. Эрен никогда не думал, что человек способен чувствовать так много. Что он сам способен на эмоции более сложные, чем радость, злость или грусть. Но сейчас, когда Армин поднимает голову, чтобы целовать лицо, куда придется, Эрен ощущает все. У него есть человек, ради которого он уже перевернул известный мир. Многие ли могут похвастаться тем, что прошли такое испытание? Эрен, в отличие от Армина, с первой секунды не беспокоился о будущем, в котором живет. Он беспокоился только о самом Армине, и если бы все, что он знает о своем времени, оказалось в итоге пустым, то Эрен бы все равно остался в выигрыше. Возможно, это неправильно — думать так, но ничего уже не имеет значения. — Ты ведь первым узнаешь, что у меня получилось, — говорит Армин, пряча лицо в изгибе шеи Эрена. — А мне еще со всем разбираться. — Кажется, меня ждет хорошая история, когда я найду тебя, — Эрен улыбается, когда Армин целует его ключицу. Невероятно, — спасешь Шиганшину, и никто не узнает, что я тоже был здесь. — Конечно, — сипит Армин, — конечно. Ты правда найдешь меня? Ему нужно услышать. Ему просто нужно знать. Это неправда, это уже никогда не будет правдой, но ему нужно знать. Еще чуть-чуть — и Армин провалится туда, где ему нельзя быть сейчас. Он может позволить себе верить словам Эрена. — Да. И это оказывается всем, что нужно.

***

Армин не знает, сколько проходит времени. Вообще-то — нисколько, но им с Эреном нужно разойтись сейчас, пока они не решили провести вечность на этой поляне. Армин оглядывает свою одежду: галстук сбился, рубашка в пятнах от травы и крови Эрена. Он пойдет так на фестиваль. Плевать, что скажут люди, плевать, как отреагирует Жан. А еще… у Армина губы распухли от поцелуев, а на шее — небрежная метка, сверкающая багровым. Он знает, что больше никто и никогда не будет верить его словам, но все-таки не сдерживается — оставляет смазанное прикосновение губ в центре ладони Эрена. Армин уходит, не оборачиваясь. В конце концов, во всех мифах и легендах те, кто оборачивается, остаются ни с чем. Но даже на самой кромке леса, там, где время снова идет, Армин чувствует скользящий по спине взгляд Эрена. На руке остается простое благословение - черная резинка. Армин завязывает волосы в хвост на ходу.