Жёлтые глаза в темноте леса

Тэхен бурчит и морщится, когда его лицо что-то щекочет. Он отталкивает рукой назойливый объект, но тот все никак не уходит, а только сильнее ластится к лицу. В конце концов на его щеку ложится нечто горячее и мокрое, и тогда Тэхен наконец вздрагивает и окончательно просыпается. Над его лицом замер Чимин с высунутым языком. Оборотень недоуменно смотрит на омегу, а потом чуть испуганно ойкает и отползает назад. Тэхен смотрит на него огромными глазами и касается своей щеки. Она была влажной. — Чимин? — осторожно интересуется он. — Что ты пытался сделать? — Ничего, — пожимает плечами оборотень. — Он хотел тебя облизать, чтобы узнать, сладкий ли ты на вкус, — объясняет Юнги. Тэхен только сейчас замечает сидящего, склонив голову, в углу и, кажется, лениво дремлющего альфу. Ким снова у себя в «доме» и, как он здесь оказался, не имеет ни малейшего понятия. В воздухе витает атмосфера тишины и таинственности, а вокруг лежит ещё лёгкий сумрак. — Неправда, — куксится Чимин, — я не только это собирался сделать. Я ещё поцеловать хотел. — Зачем? — не понимает Тэхен. В его представлении, поцелуй — это нечто интимное между альфой и омегой, чертовски романтичное и жизненно важное, ведь принц целует принцессу исключительно после спасения, в самом конце истории. Или это нечто тёплое и семейное, как поцелуй папы в лоб на ночь. Чимин вроде не его папа (Тэхену в целом очень сложно представить этого шустрика папой) и не его альфа уж точно. — Ну, это здорово и приятно, — просто отвечает Пак. — А ты что, не хочешь меня целовать? Честно, Тэхен не знает, как на это реагировать. Он растерянно смотрит на Юнги и глазами просит оказать себе помощь. Вот только альфа, видимо, не владеет чтением мыслей. — Постой, не говори мне, что никогда не целовался! — взвизгивает Чимин, да так, что и Тэхен, и Юнги дёргаются. — Это надо срочно исправить! Иди сюда! Оборотень тянет свои руки к Тэхену, пытается окольцевать его своими объятиями, чтобы наконец соединить их уста, но Тэхен явно этому препятствует и противоборствует: он даже ногами пихается, чтобы отогнать. — Чимин, ты тоже ни с кем никогда не целовался до меня, — безмятежно напоминает Юнги, приоткрывая левый глаз. — Ты не понимаешь, это другое! Я тогда уже планировал начать целоваться, а ты просто оказался в нужное время в нужном месте! Чимин уже не видит, как Юнги усмехается себе под нос. В конце концов успокоить несносного омегу удаётся только с помощью Мина: Юнги сам ловит Чимина и усаживает себе на колени. А Тэхен лишь устало вздыхает: день только начался, а он уже, кажется, устал. У оборотней что ни день — то приключение. А если речь идёт о Чимине, то вышесказанное стоит возводить в квадрат. На окно их дома садится синица. Она смотрит глазами-бусинками на оборотней и человека, скачет вдоль деревянного подоконника и улетает, когда Тэхен рискует подойти к птичке чуть ближе. Омега с любопытством выглядывает в окно, пока Юнги читает Чимину нотации о правильном, уважительном поведении и личных пространствах людей. На улице все окрашено в малиновые, розовые и синие цвета. Оборотни только просыпались, сонно зевали и потягивались, расхаживая по лагерю и туша факелы. Лес ещё стоял тёмный-тёмный, почти чёрный, а в нем гулял прохладный ветерок. В это время в людской деревне обычно начинали кричать петухи. Но отсюда слышно их, понятное дело, не было. — Почему мы встали так рано? — оборачивается на оборотней Тэхен (сам он привык просыпаться ближе к полудню). — Так мы ведь и не ложились, — оживляется Чимин. — А что вы делали? — Мы всю ночь занимались… ммм… ммм! Юнги резко закрывает рот омеги ладонью, и Чимин протестующе мычит в руку альфы, все так же яро желая поведать о своих ночных занятиях. — Оборотни всегда рано встают, — напоминает Юнги, — мы решили разбудить тебя пораньше, чтобы ты смог позавтракать со всеми нами. — Здорово, спасибо! — на лице Тэхена расцветает детская улыбка, ведь вчерашний день в кругу оборотней ему пришёлся очень даже по душе. — А чем мы займёмся сегодня? — Мы будем… — Юнги делает паузу, которая превращается в зловещую и напряжённую, — гулять и играть. И альфа толкает дверь, приглашая двух омег на выход. Тэхен впопыхах натягивает обувь на ноги и, подпрыгивая, вылетает из дома последним, чуть не шлёпнувшись носом об землю. Он громко потягивается, щурится, наблюдая за первыми лучами солнца, показывающимися на поляне, и приходит к выводу, что пробуждение в такую рань имеет свои плюсы. Древо, которое Тэхен успел окрестить магическим, красиво переливается в солнечном свете, а ярко-зелёная трава вокруг и крона поблёскивают и слепят глаза утренней росой. Эта роса щекочет и мочит ступни Тэхена, в особенности его косточки на лодыжках. Юнги даёт Тэхену тёплое покрывало и укутывает со спины, видя, как омега зябко ёжится. Оборотни же все вокруг ходят раздетые: некоторые альфы даже не удосуживаются надеть рубаху и щеголяют с голым торсом. Однако им всем позволительно, температура тела ведь совершенно другая, не такая, как у Тэхена. Поляна вновь уже полна людей (оборотней). Тэхен удивлён тому, что здесь собрались абсолютно все: и старики, и молодёжь, и даже самая мелкая детвора. Неужели волки вообще не любят спать?! Тэхен садится рядом с Чимином на брёвна, им подают примитивный, но вполне аппетитный завтрак. — Хосок-хён, а, Хосок-хён? — зовёт лекаря Чимин, стоит тому оказаться в поле его зрения. — А поцелуй Тэхена! Ким судорожно вздыхает и чуть давится своим завтраком, неудачно вздохнув. Чимин смотрит на него непринуждённо и тянется похлопать, вот только Тэхен отрицательно мотает головой и тянется к кувшину с водой. Омега с опаской смотрит на Хосока и всех наблюдающих за разворачивающимся действием. Чимин точно сведет его своими шуточками в могилу. — Что? — зависает лекарь. — Я умею только врачевать. Но поцелуями ещё ничего не лечится. — Ай, вот поэтому у тебя и нет омеги, хён. И никогда не будет, — добивает Чимин. — Ты на своих травках женишься. И Чимин уже демонстративно фыркает и отворачивается, совсем не глядя на разбушевавшегося альфу. Хосок злобно порыкивает на омегу и что-то бубнит себе под нос, вот только его совсем никто не слушает. — А ты, Чонгук? — обращается омега к вожаку, только подсевшему на поляну. — Поцелуешь Тэхена? А то он, оказывается, ещё даже не целованный. Тэхен в один миг покрывается краской и тихонько, себе под нос скулит от стыда. Чимин, ну зачем же ты так?! Он краем глаза поглядывает на вожака, и все тело омеги бросает в жар. Чонгук изучает человека сосредоточенным, оценивающим взглядом, от которого по спине Тэхена бегут мурашки. Это взгляд истинного вожака, и Чонгук, проходясь языком по клыкам, смотрит властно, решает, принять ему этого омегу и его первый поцелуй или нет. А у Тэхена в животе все скручивается, когда альфа смотрит на него вот так. Омега внутри чуть поскуливает и просится, хочет подчиниться и заполучить расположение этого сильного альфы, хочет, чтобы именно он забрал его первый поцелуй. Тэхен свою сущность не понимает, а потому списывает все на смущение и… Да неважно, на что! — Много думаешь, омега, — хмыкает Чонгук, а Тэхен вздрагивает, — я твой усилившийся запах даже отсюда слышу. Боже, какая стыдоба! Своим запахом альф специально привлекают только омеги легкого поведения, а Тэхен совсем не такой! Почему он так разволновался, это ведь просто шутка! Но попробуй успокой теперь взволновавшееся нутро и фантазию. Тэхен жмурится и старается отогнать наваждение, но разум упорно заставляет представлять губы Чонгука и его пальцы на нем. Кончики пальцев Тэхена приятно покалывает от этих мыслей. — Не буду я его целовать, Чимин, — в завершение говорит Чон и поднимается на ноги, — я и сам не умею. — Как это не умеешь! — возмущается омега под смешки окружающих. — Я видел, как ты омег других целуешь! Совсем недавно вон стоял около перелеска и целовался, а я видел! Ты языком своим в рот омеге лез и за загривок вот так держал, и голову ему запрокидывал! — показывает Чимин на Тэхене. А Тэхен, запрокинув голову наверх, смотрит на голубое небо и представляет, как бы в такой позе над ним нависал Чонгук. Тэхен бы точно не удержался на ногах, и альфе пришлось бы придерживать его. Но мечтания быстро испаряются, когда Ким вспоминает, что Чонгук вот так другого держал. И даже своим языком ему… Смех оборотней теперь становится громче: волкам только подавай спектакли такие. Кто-то кричит да поддакивает: «Ай да Чонгук. Опять кого-то охмурил». Вожак же, видя смущенного и поникшего Тэхена и толпу волков, веселящихся с него, тоже хмыкает. — А ты наблюдательный, Чимин-и. А знаешь, что видел я? — спрашивает он, усаживаясь между Тэхеном и оборотнем. Он наклоняется над ухом Чимина и что-то долго ему нашёптывает. Все замирают и тоже хотят хотя бы краем уха услышать тайные разговоры. Тэхен, естественно, в их числе, но после истории о поцелуях Чонгука настроение его стало слегка паршивым. Это не ревность, нет, совсем нет. С чего бы ему ревновать кого-то? Это просто… неприятно. Чонгук отлепляется от обескураженного Чимина, опирается за спиной на свою руку, другую же подносит к своему паху и, запрокидывая голову и жмурясь, начинает поступательными движениями придвигать ее и отодвигать. — Ах, Чимин-а, боже, да, малыш, вот так. Какой же ты молодец, хороший мой, мальчик мой, — стонет Чонгук, изгибаясь в несуществующем удовольствии. — Так, ну хватит, теперь точно закончим с этими разговорами! — подрывается Юнги к альфе, но Чон ловко отскакивает в сторону, выходя за круг брёвен. — Заколочу все окна в доме, — бурчит Мин. Тэхен хлопает глазами, пока над парочкой потешается вся деревня. Он не маленький мальчик и понимает, что Чонгук изображал нечто пошлое, но что именно в его «сценке» делал Чимин, до омеги так и не дошло. Может, оборотни занимаются любовью как-то по-другому? Спрашивать он, конечно же, не собирается, чтобы не выглядеть полным дураком перед всеми остальными. Постепенно разговоры сменяются, становятся более спокойными и непринуждёнными. Чонгук и несколько альф куда-то уходят, омеги разбредаются по домам, чтобы продолжить незавершённые дела. На поляне остаётся совсем немного людей, среди которых Тэхен, Чимин и Юнги, у которого сегодня не было никаких заданий, и выходной он решил провести с любимым омегой (и Тэхеном, значит, тоже). — Скажите, а у вас есть какие-нибудь дела, с которыми нужно помочь? — обращается Тэхен к одному из омег, собирающемуся уже уходить. — Вы вроде бы кормите меня, жильё даёте, а я ничего не делаю взамен. Это так альтруистически с его стороны. Тэхен здесь не по своей воле, по сути, его держат силком. Хоть ему здесь и нравится находиться, возможности уйти у него все равно нет, так что это все то же фактическое удерживание его здесь как пленника. С привилегиями. И Тэхен хочет за эти привилегии хоть чем-нибудь отплатить. — Ну нет! Не надо ничего делать! — ноет Чимин. — Давай ещё сегодня погуляем, а работать завтра будем! — Дела есть всегда, — спокойно замечает взрослая омега, — просто Чимину их никогда не доверяют. От него все равно пользы никакой нет. — Это ещё почему?! — фыркает Пак. — Да я все могу! — Ага, как же. А я тогда не в волка, а в птицу обращаюсь. По дому ничего сделать не можешь, еле готовить научился — и то, пару блюд. За чем тебя в лес ни пошли — так ты забудешь все, загуляешься или корзинку потеряешь. Ей-богу, с дитем оставь, так ты и того угробишь. — Неправда! — обиженно фыркает Чимин и, сгорбившись, отворачивается. — Всему я научусь. И волчат мы с Юнги заведём, когда я вырасту! — Чимин, тебе уже двадцать три. Ты давно вырос. Таким темпом Юнги состарится, пока у тебя детство в одном месте играть перестанет. Взрослый омега уходит, печально вздыхая и окидывая Чимина сочувствующим взглядом. Тэхен же вначале просто пожимает плечами, не понимая смысла претензий. Ему тоже двадцать три, и он тоже бесполезен, за что его корили в деревне. Однако родители ни разу ни в чем его не упрекнули. Тэхен считал, что, раз Юнги является альфой Пака, любящим и заботливым человеком, он тоже не станет читать ему нотации. А затем Тэхен смотрит на омегу, и его глаза расширяются от удивления. Чимин сидит, позорно потупившись и сгорбившись. Его нижняя губа слегка подрагивала от обиды, а сам омега жмурил свои глаза со всей силы, стараясь удержать слезы внутри. Юнги уже подсел к нему, сгрёб его в охапку и теперь ласково поглаживал и целовал в макушку, что-то тихо нашёптывая. Тэхен тоже подсел к оборотню с другой стороны. — Юнги, ты правда-правда будешь ждать меня? — с дрожью в голосе спрашивает Чимин и звучит так неуверенно, так испуганно. — Конечно, буду. Даже если ты захочешь детей только в пятьдесят, я буду все это время ждать. — Я захочу раньше, Юнги! Обещаю, обещаю тебе! — усиленно кивает головой Чимин. Тэхен тоже обнимает друга. Прижимаясь к телу Чимина, он украдкой чувствует запах грибов от Юнги. Своим феромоном альфа пытается успокоить Пака, и, кажется, у него это получается. Тэхен тоже старается так делать, правда контролировать свои инстинкты и способности настолько остро он ещё не может. Чимину поднимает настроение прогулка. Когда Тэхен предлагает наконец заняться чем-то веселым, омега расцветает буквально на глазах. Чимин активно кивает и уже без всяких слез подрывается с места. Оборотень хватает за руки Юнги и Тэхена и ведёт прочь из деревни, весело рассказывая о предстоящих планах. Тэхен не дурачок: он видит, что в словах и эмоциях Чимина есть лёгкая наигранность. Однако, наверное, это и нужно, чтобы забыть о своем горе и проблемах. Каждый справляется с печалью по-разному. В итоге они действительно идут гулять. Чимин потирает руки и предлагает свою великолепнейшую игру, которую он придумал буквально вчера, но правила не рассказывает, упорно молчит и только задорно улыбается. Юнги на все реагирует с одинаковой отрешённостью. Он вообще редко улыбается, но делает это метко, каждый раз осчастливливая своего омегу. Оборотни ведут Тэхена сначала по знакомой дорожке, прямо по поляне со священным древом. А дальше они углубляются в лес. Ким честно пытается привыкнуть к тому, что вековые деревья и вечнозелёные ландшафты окружают их со всех сторон, и у него это получается. Теперь Тэхен постепенно, но уже видит различия в лесе. И если раньше все деревья сливались в одно целое в глазах, а он мог заблудиться на ровном месте, то теперь же омега примечал и цвет коры, и наличие на стволе мха и дупла белок с гнёздами птиц. Вот здесь раскорчёванный пень лежит корнями вверх. С другой стороны среди травинок аккуратно прячутся коричневые шляпки грибов. А из нитей тёмного мха осторожно выглядывают рыжие лисички — приходится очень осторожно ступать, чтобы их не раздавить! Впереди попадается одинокая береза. Как она попала в этот сосновый бор — одному богу известно! Но она стоит одна-одинешенька, словно белая ворона в стае. А рядом с ней — сосна с ободранной когтями корой. Сосна старая, маленькая и пригнутая к самой земле: наверняка волчата часто на нее залазят и играются, вот и припало дерево к земле. Хвойные ветки качаются у самой травы и постоянно задевают ее своими иголками. С каждым разом Тэхен становился все ближе к лесу. Он словно заново рождался, обретал зрение, слух и обоняние, а вместе с ними и связь с лесом. Иначе как же можно объяснить то, что омега постепенно начинает интуитивно понимать, куда свернуть, где дальше пройти, чтобы на тропинку выйти. Лес принимает Тэхена и понемногу начинает раскрывать свои секреты. От этого Тэхену иногда кажется, что он становится частью деревни, частью оборотней. И эта мысль приходится ему по душе. С лесом ведь как: сколько ни смотри, а все время будешь открывать для себя нечто новое. Встань прямо, посмотри вперёд. Что видишь перед собой? Дорога. Дорога, по которой пойдёшь вперёд. А вниз посмотри, что видишь? Пригнись, рассмотри повнимательнее, остановись на момент. А потом вверх подними голову. А если отойти в сторону и посмотреть на дорогу сбоку, увидеть свой путь со стороны? Так, не делая ни одного шага, можно узнать и увидеть столько всего нового! И с жизнью ведь тоже так: пока не посмотришь на неё под разными углами, успеха не добьёшься. Лес то густеет, то редеет, но вскоре меняется. В этой части, куда они забрели, даже воздух другой. Не то, что он плохой, нет, просто другой. Совсем не такой, как дома… — Почти пришли, вон там поляна, — показывает Чимин пальцем вперёд. Они действительно приходят на лесную поляну. Здесь, посреди леса, растут цветы и ягоды. Ромашки так мило покачивают своими головками вверх-вниз на ветру. — Полагаю, мы достаточно далеко отошли от деревни, — Пак выглядит удовлетворённым. — Но зачем мы здесь? — озирается вокруг Тэхен. — Будем играть. В догонялки. Тэхен смотрит на Чимина с каким-то глуповатым выражением лица. А оборотень смеётся, аж за живот хватается, когда Тэхен еще и бровь изгибает. Юнги в очередной раз пожимает плечами. — Да-да, Тэхен, в догонялки. Устроим погоню, — сверкают глаза Чимина. — Честно говоря, я до сих пор плохо понимаю, что ты задумал, — неловко признаётся омега. — Я ведь человек, а вы оборотни. Нам будет скучно играть. — Как раз наоборот! Смотри, план такой: мы даём тебе фору в десять минут, а ты волен бежать, куда хочешь. А мы будем тебя искать. Петляй, прячься, делай, что хочешь, почувствуй себя охотником! — Охотником? — не понимает Тэхен. — Скорее уж добычей. — Настоящий охотник умеет не только находить, но и прятаться, — встревает в диалог Юнги. — Давай, Тэхен! Будет весело! Почувствуй азарт! Спорим, мы найдём тебя за десять минут? Тэхен, вообще, был человеком буйным и энергичным: в его сердце беспрерывно горел огонь. И сейчас, когда он успел затухнуть на какое-то время, Чимин своими словами сумел вновь его распалить. Тэхен был отчасти азартным человеком. Боже, десять минут! За это время он ускользнёт так далеко, что его уже днём с огнём никто не сыщет! — Я загадываю желание, если проиграешь, — решает наконец Ким. — Замётано! Чимин и Юнги, уже не глядя на омегу, начинают раздеваться. Тэхен, мягко говоря, приходит в удивление, когда Чимин, а затем и Юнги снимают свои рубахи. Оборотни не испытывают никакого дискомфорта, зато Тэхен моментально отводит глаза в сторону и на всякий случай прикрывает лицо рукой. — Что это вы делаете? — смущённо спрашивает он. — Раздеваемся. Если мы обратимся в волков в одежде, она ведь порвётся, — хмурится Чимин, — жалко ведь. А вот то, что Чимин и Юнги будут искать его в волчьем облике, Тэхен как-то не подумал. Он и забыл сначала, что у волков больше сил, что они быстрее, что нюх у них намного острее. Тут беги не беги, а волк как возьмёт след, так пока не поймает — не отстанет. — Я бы на твоём месте поторопился, — кричит Чимин, стоя вполоборота и развязывая свой пояс. — Ты, видимо, забыл, насколько быстры настоящие оборотни. О, нет, Тэхен не забыл. Он прекрасно помнит ту ночную погоню. Но страха в этот раз нет: есть желание победить и обхитрить. Предвкушая победу, Тэхен разворачивается и несётся обратно, в сторону деревни. Омега бежит со всей своей мочи, размахивая руками и бодро переставляя ногами. А поляна остаётся уже давно позади. Тэхен бежит по прямой, по той самой дороге, откуда они пришли. Устаёт он примерно на пятой минуте своего бега и, обернувшись, понимает, что пробежал уже нехило так. Вокруг него одна эта слабо вытоптанная тропинка и густой лес. Туда-то Тэхену и нужно. Он круто сворачивает с дороги и яростно продирается через мелкие деревья и кустарники. По задумке Тэхена, если Чимин и Юнги будут искать его с помощью своего нюха и попытаются «взять след», то они явно будут спутаны на этой дороге, где слишком много запахов. Здесь и его, тэхенов след, который ведёт обратно в деревню, и запахи самих Юнги с Чимином. Омега просто надеется, что таким образом ему удастся хотя бы на время задержать и сбить с толку «охотников». Тэхен огибает ветку за веткой, пригибается и старается лишний раз ни за что не хвататься руками. Он выходит наконец из молодняка на открытое пространство и, вдохнув побольше воздуха в грудь, снова бежит. Леса этого он не знает, но это совсем не пугает омегу, ведь он примерно понимает, где находится. Омега бежит, слегка заворачивая по кругу. Впереди попадается маленький пролесок, усеянный цветами. Фиолетовые цветки так ярко слепят глаза и кажутся будто нереальными на фоне тёмной зелени. Недолго думая, Тэхен падает на поляну цветов и крутится, купается в цветах. Они так сладко и приятно пахнут, что Тэхен специально обтирается о них сильнее, стараясь оставить здесь весь свой карамельный запах и забрать лесной. В конце омега делает несколько кругов вокруг поляны, петляя туда-сюда, как самый настоящий заяц. Ну, попробуй теперь его найди, Чимин! Через пару минут бега трусцой, успев спуститься вниз и подняться на горку, Тэхен снова видит впереди знакомую поляну. На ней все еще стоят два волка, оба серые: один крупнее, другой поменьше. Однако теперь Тэхен видит их со спины. Он обогнул поляну через лес и сделал приличный такой круг, сильно запыхавшись. Юнги с Чимином спокойно стоят и совсем не замечают его, спрятавшегося в кустах в метрах ста или чуть более от них. Тэхен невольно посмеивается, когда видит, как меньший волк (Чимин, это и ежу понятно) игриво запрыгивает на спину более крупному (Юнги). Он лижет его и прикусывает, на что Юнги лениво порыкивает и сбрасывает омегу с себя. Они ещё буквально минуту борются в траве, а после, словно по чьему-то зову, поднимаются и срываются вперёд, своим воем оповещая о начале охоты. Тэхен понимает, что ему тоже пора. Ким снимает свою обувь, аккуратно просовывает ее между низких, тяжёлых ветвей малинника, коего успел уже налопаться вдоволь. Убедившись, что его обувь надёжно спрятана, Тэхен разворачивается и бежит вперёд. Под ногами у него один лишь мох, а дорога ведёт его вниз, так что бежать ему легко и очень приятно. Даже накопившаяся за это время усталость не так уж сильно и докучает. Тэхен уже назвал самого себя победителем в этой игре. Он утопает пальцами ног в густом мхе, срывает часть и глубоко вдыхает его запах. Мох свежий, мокрый и холодный, пахнет землей и тиной. Тэхену и самому свежо и хорошо на душе, дышится полной грудью. Омега трусцой бежит вниз по узкой тропинке, уже нисколько не заботясь и не оглядываясь по сторонам. Он не слышит воя волков, не чувствует преследования и понимает, что здесь он совершенно один. На момент ему становится жутковато и неуютно: а вдруг Чимин и Юнги действительно не смогут его найти? Что, если он заблудится и останется здесь навсегда?! Тэхен старается не волноваться, но паника сама по себе нарастает и постепенно охватывает все тело. Тэхен оглядывается назад, откуда пришёл, и пытается себя успокоить: все хорошо, он знает, где поляна, где дорога назад. Наверное, это его немного успокаивает. А внезапно раздавшийся позади вой Чимина, который, кажется, вновь взял его след, отрезвляет и заставляет ускориться. Ощущение одиночества и пустого леса вмиг пропадает. Тэхен не хочет проиграть, не должен! Силы вновь появляются и, собрав свою силу воли в кулак, он уже на последнем издыхании снова ускоряется. Тропинка все ведёт вниз и вниз, что довольно странно для более или менее пологого рельефа леса оборотней, но Тэхена это нисколько не волнует. Он загнанно оглядывается назад, все боясь увидеть сзади Чимина или Юнги, и совсем не смотрит под ноги, когда внезапно врезается во что-то спереди. Это что-то скулит от боли, в то время как Тэхен пронзительно вскрикивает. Волк, с которым Тэхен столкнулся, лежит на животе и дёргает носом, пока омега потирает больную голову. Ким приходит в себя и испуганно смотрит на крупного зверя. Волк рыжий, с коричневыми, более темными пятнами. Он поднимается на лапы, смотрит своими желтыми глазами на Тэхена, и омега в панике отползает назад, не зная, чего ожидать от животного. Это зверь или оборотень? Судя по всему, оборотень. Волк слишком крупный для обычной особи, но кто он тогда такой? Он из племени Чонгука? Что он здесь делает? Он знает Тэхена? Они смотрят друг на друга ещё пару секунд, и во взгляде каждого читается насторожённость и опасение. А после волк срывается и за один миг исчезает в кустах. Тэхен моргает и в ступоре смотрит на то место, где только что стоял огромный зверь, а теперь лишь слегка придавлен мох от широких лап. Казалось, будто это все было наваждением. А может, ему действительно привиделось? Откуда здесь взяться волку, раз они отошли так далеко от деревни? Сзади, совсем близко вновь повторяется вой Чимина, и Тэхен вздрагивает, резво поднимается на ноги, чтобы бежать дальше. Вот только куда уже ты убежишь, если оборотень тебя настиг? Первым Тэхена замечает Юнги. Альфа в два прыжка добегает до человека и набрасывается на него сзади, валя на землю животом и подминая своей тушей. Тэхен лежит, полностью распластавшийся на земле, слышит чужое учащенное дыхание около своей шеи и не понимает: это у всех оборотней привычка такая — валить свою «добычу» под себя? Чонгук в их первую встречу сделал точно так же. Через минуту к ним рысцой подбегает Чимин. Он отталкивает своего альфу и ластится к Тэхену, начинает облизывать ему все подряд: ладони, шею, щеки, даже ступни! Тэхен истерично смеётся, пытается отползти подальше, хватается за живот от икоты, потому что мягкий и мокрый язык оборотня до невозможности щекочет его кожу. Омеге удаётся отпихнуть морду волка ногой, и сам он отползает назад. Руки Тэхена упираются в дерево, и черт знает, кто им управлял в тот момент, но Тэхен начал карабкаться по дереву вверх, решив, что там оборотни его точно не достанут. Ким уверенно ползёт все выше, хватаясь за мощные сухие ветки, которые даже не прогибаются под его напором. Дерево старое, но крепкое, высокое-высокое, и даже неба не видно за его кроной. Тэхен нисколько не боится высоты или падения вниз, несмотря на то, что впервые лезет на дерево, а заливистый смех обратившегося Чимина и движения где-то ещё у самой земли заставляют его двигаться все выше и выше. Тэхен ставит ногу на выступ ствола, цепляется за верхнюю ветку и забрасывает вторую ногу на неё, лежит уже всем телом на ней, совсем как неповоротливый медвежонок. Он почти достигает самой вершины, и голова его уже высовывается из кроны. Омега убеждается в безопасности ветки, на которой сидит, и поудобнее там устраивается. И только затем Тэхен поднимает свою голову и оглядывается по сторонам. Оглядывается и замирает. Тэхен уже не обращает внимания на крики Чимина откуда-то снизу, на потрескивания и шум оттуда же. Он не смотрит на ветку, на которой сидит, и нисколько не боится упасть. Тэхен смотрит вперёд, на лес, который предстает перед ним совсем в другом ракурсе. В детстве Тэхен мечтал стать птицей и иметь возможность летать. Птицы, они ведь такие свободные и видят столько всего прекрасного, что сокрыто от человеческих глаз. Не зря же в сказках говорят: с высоты птичьего полёта. Только обычный человек не может представить, каково это: смотреть на мир с высоты этого полёта. А Тэхен теперь может. Тэхен и смотрит. За лесом раскинулись горы. Но это совершенно другие горы, какие Тэхен видел, сидя на той заброшенной башне с отцом в детстве. Эти горы возвышались над лесом, стояли у самой его кромки, и Тэхен даже видел снега, покрывающие их пологие склоны и вершины. Он видит холодную землю и границу, на которой разделяется тёплый летний лес и бесконечный холод. Это все находится так близко, буквально под носом, но никто не замечает этой восхитительной красоты! Тэхен хочет сделать шаг вперёд, отдаться ветру, почувствовать его поток и унестись вперёд, к белым каменным склонам. Да, быть птицей — это прекрасно. — Красота, правда ведь? — звучит над самым ухом. Чимин уже взобрался на самый верх дерева и теперь сидел на соседней ветке, с улыбкой глядя в белую даль. Из зелёной кроны рядом с ним торчала одна лишь голова Юнги. — Я не думал, что горы находятся так близко, — заворожённо отвечает Тэхен. — Они и не близко. Это иллюзия. От нашей деревни до снежных земель волком целый день бежать. Пешим ходом дня три, не меньше. — А что там находится, в снежных землях? Там кто-нибудь живет? А там что, всегда-всегда холодно, прямо круглый год? — начал засыпать оборотней вопросами Тэхен. — Там живут Северные волки, — коротко отвечает Юнги, насупившись и ещё сильнее спрятавшись в листьях. — Да-да, — кивает Чимин, — они не живут, как мы, среди деревьев. Они прячутся в снегах и в горах. И ты даже не заметишь их на снегу — они сами белые-белые, словно их шкура из снега. — Хотел бы я и там побывать… — мечтательно бормочет Тэхен и переводит замлевший взгляд на Чимина, мгновенно округляя глаза и восклицая: — О Боже, Чимин! Почему ты… ты… Почему ты голый?! Оборотень действительно был абсолютно нагим и нисколько не стеснялся своего естественного вида. Тэхен смотрит на него огромными глазами, а спина его холодеет, когда он понимает, что Юнги тоже голый. Если к нагому Чимину омега уже успел привыкнуть, то к голому альфе, который находится так близко, он не был морально готов. Благо, что и сам Юнги смущался представать перед незнакомым омегой в чем мать родила и прятался в листве. — Конечно, голый, — серьезно смотрит Чимин, — одежда ведь там, — показывает он пальцем куда-то вперёд, где должна находиться поляна. Тэхен решает больше не обсуждать их тела, давно уже поняв, что пикантные темы Чимину только в сладость. Вместо этого он осторожно переворачивается на ветке, чтобы посмотреть на пейзаж сзади себя. Тэхен смотрит, а во рту у него пересыхает. — А деревня… Она всегда была рядом с нами? — спрашивает омега, а в животе у него возникает неприятная тяжесть. Его деревня, человеческая община, в которой он прожил двадцать три года, все так же стояла на краю леса, у самой его опушки. С десяток хлипких домиков ютились на поляне, а в отдалении стоял его, тэхенов, дом, такой одинокий, пустой и заброшенный. Из печных труб некоторых домов тянулись струйки дыма — кто-то готовил обед. Все выглядело так мирно и непринуждённо, но у Тэхена при виде этого места волосы на голове шевелились от страха и ужаса. За одну ночь родной дом стал настоящим адом на земле. Не прошло бы и дня, чтобы Тэхен не вспоминал ужасы той ночи. И чтобы он не благодарил всех богов за встречу с оборотнями. Теперь только там, в глубинах тёмного и густого на первый взгляд леса, в котором жили звери, которых боялись все местные, Тэхен находил покой. Покой всегда находится в центре бури. — Мы подошли к человеческому поселению слишком близко. Надо уходить, — сурово замечает Юнги и хмурится, смотря на деревню людей. Тэхен ничего не говорит в ответ, но полностью солидарен с этим решением. От осознания того, насколько близко находятся его недавние мучители, ему не по себе. Хочется поскорее вернуться в свою деревню, собраться всей общиной у костра, сходить на речку, встретить как всегда хмурого Чонгука с его издёвками. Омега ждёт, пока Чимин с Юнги спустятся вниз первыми, а после и сам карабкается к земле. Только, в отличие от оборотней, повадками кошачьими (или собачьими?) он не обладает, а потому ползёт спиной вниз, так неуклюже и слепо, буквально на ощупь. Когда Тэхен оказывается уже внизу, успев помолиться всем существующим богам леса, чтобы ненароком не сорваться вниз, — слезать оказалось куда страшнее, чем лезть вверх — на земле уже стояли два волка. Они нетерпеливо перетаптывались с ноги на ногу, и, когда Тэхен только ступил ногами на землю, сразу начали подталкивать его в сторону дома, не дав даже очухаться. — Хорошо, все, идём, — поспешно соглашается Тэхен и пропускает нетерпеливых оборотней вперёд. Даже их шаг намного шире и размашистей тэхенова, так что омега в любом случае идёт чуть позади. Однако Юнги и Чимин попеременно оглядываются, чтобы убедиться, что Тэхен на месте. Они идут в горку, и подниматься оказывается намного сложнее, чем идти вниз. Отныне Тэхену больше не нравятся горки. Пару минут ходьбы — даже то самое дерево не скрылось из виду, а Тэхен уже чувствует, как начинает быстро потеть и вариться на этой жаре. Предыдущие пробежки по всему лесу тоже его утомили, но усталость и боль в мышцах отчего-то решили прийти именно сейчас. Тэхен хочет сделать передышку и посидеть, но понимает, какой будет у оборотней реакция на его просьбу. Треск. Тэхен наступает на что-то и ломает своим весом. Омега рефлекторно наклоняется, чтобы увидеть, что произошло, и замирает. Нога стоит прямо на стреле. Настоящей стреле, с древком, наконечником и оперением. Тэхен раздавил именно древко. Это стрела, которая принадлежала человеку. — Чимин… Юнги… — тихо, замерев на месте, зовёт оборотней Ким. — Стойте, пожалуйста. Он говорит едва слышно, словно боится, что враг все ещё где-то рядом, рыскает и бродит, или, возможно, натягивает тетиву лука, чтобы пустить следующую стрелу ему в спину. — Ч-что это? — запинаясь, мямлит Тэхен. — Здесь есть люди? Чимин припадает к земле и нюхает улики, Юнги подозрительно оглядывается по сторонам и чуть порыкивает. Оборотни переглядываются друг с другом, крутятся на месте и принимают какое-то решение. Юнги опускает перед Тэхеном передние лапы, ложится грудью на землю. Чимин подталкивает омегу прямо к оборотню, носом тычась ему в спину. — Вы… вы хотите, чтобы я сел? Но как я… Юнги коротко порыкивает, и Тэхен кивает: все, понял, никаких больше вопросов. Он неловко закидывает ногу на бок волка и устраивается у него на спине, аккуратно обнимая шею. В уме-то омега понимает, что для оборотня, альфы, если быть точным, его тушка весит совсем ничего. А на деле же Тэхен все боится лечь полным весом и сделать Юнги больно. Как только он устраивается на спине волка поудобнее, оборотни переходят на легкий бег трусцой. Тэхен аж дыхание задерживает от неожиданности и уже куда сильнее прижимается к Юнги без всяких неловкостей и стыда. Преодолев подъем, оборотни переходят на настоящий бег. Расстояние до поляны, на которое у Тэхена ушло минимум полчаса, если он не ошибается, волки преодолевают за десять минут, не более. Здесь, на лесном лугу, все так же тихо и спокойно: светит солнце, тихо поют птицы и цветы качаются на ветру. Оборотни достают спрятанную одежду, а Тэхен возвращается за своей обувью. Доставая ее из кустов, он опасливо поглядывает в глубину леса, из которой они вышли. Скорее всего, это уже паранойя, но омеге все кажется, будто из глубины леса за ними кто-то наблюдает. Тэхен старается не накручивать себя лишний раз и возвращается поскорее обратно к оборотням. На поляне уже стоят одетые Чимин и Юнги. Альфа протягивает Тэхену маленький кулёчек. — Возьми, поешь, — говорит он. — Скоро уже будем возвращаться. Дождь будет, — Юнги запрокидывает голову вверх. Тэхен делает это вместе с ним, но ничего не видит, кроме синего неба и слепящего солнца. Пожав плечами, он принимается за перекус. Пока Тэхен ест, вся троица сидит в напряжённом молчании. Каждый думает о чём-то своём. — Значит, там кто-то был? — наконец не выдерживает Тэхен. — Мы поэтому так быстро ушли? — Не было там никого, — качает головой Юнги. — Хоть мы и подобрались слишком близко к территории людей, лес — это все ещё наша зона. Поэтому находить там людское оружие… странно. Что-то нехорошее собирается. — А здесь… — Тэхен обводит взглядом поляну, — здесь мы в безопасности? — Тэхен, с нами ты будешь везде в безопасности, — заверяет его альфа, — так что не переживай лишний раз. — Но это уже самое сердце леса. Сюда из людей никто никогда не осмеливался зайти, — вставляет Чимин. — Пока что… — сдержанно замечает Юнги. Тэхен гулко сглатывает и прижимается к Паку всем телом. Вся эта тишина, разбавленная стрекотом насекомых и шуршанием травы на ветру, уже совсем не нравится ему. И миловидный пейзаж теперь пугает своими тайнами и опасностями. Желание оказаться дома становится все более и более сильным. — Так, все, Тэхен, хватит голову себе забивать. Твой запах настолько сильно пропитан страхом, что в носу уже жжется, — наигранно возмущается Юнги. — Я кто, по-твоему? Не альфа, что ли? Думаешь, я тебя защитить не смогу? — А я? А я? Я тоже могу. И даже без Юнги. Правда-правда! — активно кивает и поддакивает Чимин. Тэхен находит в себе силы сдержанно улыбнуться. Кусок в горло не лезет, но омега кое-как расправляется со своим обедом и первым же поднимается с травы. Домой, нужно срочно идти домой! Троица уходит с поляны и отправляется обратно. Тэхен больше не оглядывается назад, идёт перед Юнги, чтобы тот прикрывал ему спину. В самом начале их колонны ступает Чимин. Они идут прогулочным шагом, не спеша возвращаются домой, хотя, признаться честно, Тэхену хочется бежать со всех ног, вопреки какой-то там усталости. Но он уже сделал вид, что абсолютно спокоен и ничуть не напуган, не хочется его рушить. Природа словно чувствует, что происходит нечто неладное, и сама начинает волноваться. Становится заметно холоднее, поднимается порывистый и колючий ветер. Похоже, Юнги был прав в своих прогнозах, ведь небо уже заволокло тучами. Тэхен идёт, полностью погруженный в свои мысли, смотрит себе под ноги. Отчего-то ему совсем не сладко на душе и будто сосет под ложечкой. Он не может объяснить своих чувств, просто нервничает и все, а внутренняя сущность дрожит особенно сильно. Она когтями скребется по грудине изнутри, нисколько не облегчая сейчас жизнь самому Тэхену. Это не из-за той дурацкой стрелы и человеческой деревни, которая осталась уже давно позади, в нескольких километрах или того более. Это нечто другое. Юнги и Чимин переглядываются друг с другом в тайне от Тэхена, общаются взглядами. Кажется, они тоже что-то чувствуют. — Поторопимся, — не предлагает, а утверждает Юнги, — в деревне что-то происходит. — Что случилось? Вы что-то чувствуете? Что?! — моментально подрывается Тэхен, уже сам давно взвинченный и напряжённый до предела. — Не знаю. Просто идем вперёд, мы почти дошли. Они действительно были уже в пределах знакомых Тэхену окрестностей. Но чем ближе к деревне они подступают, тем тяжелее Тэхену становится. Ноги словно наливаются свинцом и не хотят идти вперёд, а глаз совершенно не радуется знакомым местам. Омега внутри буквально кричит об опасности, и Тэхен ничего не понимает. Как же это так, двадцать три года она молчала, а здесь буквально сошла с ума! Когда они пересекают уже поляну, Тэхену становится окончательно плохо. К горлу подкатывает ком тошноты, а голова кружится и ведёт. Но он упорно хмурится и идёт вперед. Что же это за чертовщина! Чимин тоже изредка хватается за голову и еле слышно охает. Тэхен прекрасно его понимает: на его разум тоже нечто давит. На поляне деревни опять собралось много народу. Все оборотни встали в круг и на что-то глядели, чего-то ожидали. Ни звука не разносилось по толпе, ни одного шёпота. Стояла гробовая тишина. — Юнги-я, мне что-то нехорошо, — поскуливает Чимин и медленно оседает на землю. Альфа тотчас подрывается к Паку и окутывает его своим запахом, оберегая и защищая от всего вокруг. Он так же прижимает и Тэхена к себе, чтобы держать его под защитой, но омегу этот феромон наоборот душит и выворачивает наизнанку. Это запах не его альфы. Тэхен неловко выпутывается из чужих объятий. Посреди поляны стоит Чонгук и незнакомый Тэхену оборотень. Тоже альфа, понимает он. Два волка сверлят друг друга взглядами, стоят одни в самом центре, как псы, выпущенные на арену для бойни. Будучи в человеческом облике, они оба рычат, рычат совсем по-звериному, но рык Чонгука более грозный и пробирающий до самых костей. Тэхен вздрагивает от мурашек на спине. Незнакомый альфа скалится на Чонгука, начинает пригибаться и наворачивать круги вокруг вожака. Чонгук следит глазами за соперником, обнажая свои острые клыки. Второй альфа оборачивается прямо так, разрывая на себе одежду, и Тэхен видит уже того самого рыжего волка с коричневыми пятнами. Он словно хочет наброситься на вожака, все замирают, а Тэхен аж за сердце хватается со страхом. Но атаки не происходит. Чонгук просто смотрит на альфу, сжимая свои губы и хмурясь, а на его лице вздуваются вены. Волка тотчас ломает пополам, он пронзительно скулит, катаясь по земле и отчаянно сопротивляясь альфьей сущности вожака. Рыжего ломает до хруста костей, его вид зыбок и непонятен, переходит из волчьего в человеческий, пока он катается на земле, будучи подавляемым альфой Чонгука. Его сущность сурово давит, ломает соперника и выворачивает его нутро наизнанку с поразительным спокойствием и хладнокровием. Альфу крутит болезненными судорогами, но он упорно молчит и терпит адскую боль, когда уничтожается твой разум и тело. Вместо него кричит Тэхен. Пронзительный, звонкий крик, до срыва голосовых связок, разносится по всей деревне. Тэхен визжит, кричит и скулит, падая на землю и рвя на голове волосы. Его виски пульсируют, а голова горит и будто готова разорваться от напора энергии. Сущность альфы бьется и в его нутро, с лёгкостью пробивая несуществующие барьеры и ломая волю. Тэхен бьется локтями о землю, трясётся, дрожит и снова воет от разрушительной боли, пока его разбитая и уничтоженная внутренняя омега лежит без всяких сил. Это адская боль, сильнейшая во всей его жизни. Тэхену никогда не было настолько больно. И даже когда порыв прекращается в ту же секунду, как и начался, а Чонгук замирает, мгновенно прекращает пытку, стоит раздаться крику омеги в воздухе, Тэхен все равно ничего не видит и не слышит. В голове темно и пусто от пульсаций, а в ушах стоит звон. Кто-то пытается его поднять, вытереть кровь, капающую из носа, и Тэхен безвольно виснет на своём «спасителе», позволяя делать с собою все, что угодно. Его, замученного, ослабленного и обессиленного, уносят в дом под взглядом Чонгука, полным ужаса и растерянности.

***

Хосок долгое время не показывается из дома, а изнутри не доносится ни звука. Чонгуку уже невмоготу нарезать круги по поляне, и он устало опускается на вырубленные из поленьев скамейки, впивается пальцами в свои волосы и тянет в разные стороны. Он раскатисто вздыхает, запрокидывает голову назад и смотрит в серое, унылое небо. Первые капли уже падают ему на лицо, но вожак не обращает на это никакого внимания. Вылей на него сейчас ведро ледяной воды — все равно ничего не почувствует, настолько альфа опустошён внутри. Из дома выходит Хосок. Он флегматично оглядывает Чонгука с ног до головы и проходит мимо, тихонько хмыкая. Знает ведь прекрасно, что Чон на взводе, но не идёт к нему, потому что Чонгук виноват, Чонгук заслужил, пускай мучается. Но у вожака нет времени на душевные терзания и самокопания. — Хосок! — окликает он лекаря, трусцой подбегая к нему. — Как он? — Жить будет, ясное дело, — пожимает плечами тот, — оклемается за ночь и завтра, я полагаю. Хосок пинает попавший под ноги камешек и прячет руки в широкие карманы своих льняных штанов, перепачканных землей и травами. — Знаешь, Чонгук, люди очень хрупкие существа. Ты не представляешь, насколько. Даже я не могу представить, потому что вижу человека перед собой впервые! Омегу тем более. — Я… Я понимаю, — серьезно отвечает Чонгук. — Я не виню тебя и, думаю, Тэхен тоже. Этот омега просто оказался не в то время не в том месте. «Снова», — почему-то думает Чонгук и кивает. — Мы, оборотни, альфы в частности, прекрасно умеем контролировать свою сущность, свой феромон и силу. Поэтому мы используем свой альфий голос в ментальных атаках или же выстраиваем барьеры. Психологические барьеры людей по определению слабее: они легче ломаются и поддаются пыткам. У Тэхена его не было вообще. Как думаешь, насколько неприятно поддаваться чужому давлению без всякого сопротивления? Особенно, если это твоё давление, альфы с сильнейшим феромоном и внутренним зверем? — спрашивает Хосок, впиваясь в вожака взглядом. Чонгук не может ответить на этот вопрос. Он прекрасно осознаёт меру нанесённой им боли, и внутренний волк скулит и завывает от горя, представляя страдания омеги, но Чонгук упорно молчит, стискивая зубы. — Ты чуть не сломал его, Чонгук, — продолжает лекарь. — В следующий раз постарайся себя контролировать, раз уж ты принял решение держать рядом с собой человека. Хосок вздыхает и, развернувшись, направляется в сторону своего жилища, оставляя Чонгука в одиночестве. Он стоит один на поляне под множеством внимательных взглядов. Альфа сжимает кулаки, вдыхает влажный воздух полной грудью и наконец делает первый шаг в сторону дома одного омеги. Омеги, которому он сегодня причинил боль. Чонгук когда-то давно поклялся, что не позволит ни одной омеге из общины страдать. И он нарушил это обещание. Вожак предусмотрительно медленно заходит внутрь, тихо, но со скрипом прикрывает дверь да так и остаётся стоять у порога. Тэхен лежит на расстеленном футоне и, конечно же, слышит и чувствует приход альфы. У Чонгука сердце в тиски сжимается, когда он видит этого растрепанного омегу, с мутным или же сонным взглядом и с запекшейся струйкой крови на губах. — Чо… Чонгук? — сипло спрашивает омега, вглядываясь в сумрак дома. — Да. Можно войти, Тэхен? Тэхен кивает. Чонгук, не делая никаких резких движений, прикрикнув на своего внутреннего альфу, который и так в угол забился при виде такого слабого и разбитого омеги, ступает вперёд, чуть выставив перед собой руки. Тэхен чуть пододвигается на футоне и хлопает по нему, приглашая вожака сесть рядом. Чонгук садится на самый край. — Тэхен, — снова зовёт он омегу, — я не хотел делать тебе больно. Я бы никогда не стал делать тебе больно. — Я знаю, — устало вздыхает Тэхен, — я все прекрасно понимаю и не злюсь на тебя, не волнуйся. Просто… я так сильно испугался. Когда ты так зло смотрел на того альфу, я думал, что ты сейчас его у… у… убьешь, — всхлипывает он, содрогаясь от подступающего плача и обхватывая свои плечи. — С ним… С ним ведь все хорошо? Чонгук поражён до глубины души. Этот омега, такой хрупкий, слабый, одинокий, не имеющий никакой защиты, будущего, дома, родителей. Тэхен не имеет совершенно ничего! И он все равно волнуется о каком-то незнакомом, не имеющем никакого к нему отношения оборотне! — Все с ним нормально, — наконец отвечает альфа. — Этот оборотень нарушил наши границы и пытался пробраться в человеческую деревню, за это он должен был понести наказание. Наш мир суров и жесток, и в нем действует только одно правило: ошибки всегда наказуемы. Поверь мне, Тэхен, понести наказание от меня за содеянное — это куда лучше, чем навести на себя гнев судьбы и лесных богов, привести в наш лагерь чужаков и разрушить тем самым деревню. — Если мир так ужасен, то я не хочу туда идти… — бормочет Тэхен и горбится на футоне, кутаясь в одеяло. «Ну, так не иди, оставайся здесь, и все будет хорошо», — хочет сказать Чонгук. Он знает, что Тэхен с этим миром не справится в одиночку, не выдержит его напора. Чонгук знает это, потому что он альфа. Альфам по своей природе всегда нужно кого-то защищать и оберегать. И хоть у него целая стая, а сердце и волк требуют приютить именно этого омегу, сходят с ума, видя его страдания. — Таковы наши реалии, — вместо всего этого отвечает Чонгук. Пускай лучше Тэхен привыкнет к настоящей жизни сразу, а не станет строить себе воздушные замки. Он и так прожил двадцать три года в сказке, нужно дать ему шанс оттуда выйти. — Я просто… когда стоял там, на поляне, вспоминал слова Чимина. Он говорил, что вы, если бросаете друг другу вызов, дерётесь насмерть. И он говорил, что предыдущий вожак тоже всех убивал… — Тэхен подрагивает от страха на каждом слове, а у Чонгука руки чешутся как-то это исправить. — Вот я и подумал, что раз ты т-теперь вожак, то должен всех убивать. Эти слова, сказанные наверняка случайно, мимолётно, в порыве истерики, сильно бьют Чонгука по голове. Он судорожно вдыхает кислород через раздувшиеся ноздри и щурится, прикладывает ладонь к переносице, пытаясь унять противную пульсацию. Это его воспоминания бьются о голову и пытаются лезть наружу. Теперь уже Тэхен вспарывает на нем шкуру одними словами. — Я действительно убивал, Тэхен, — медленно, хладнокровно и безучастно расставляя паузы, чтобы омега услышал каждое его слово. — Знаешь, как я стал вожаком? Я разорвал горло своему предшественнику. Прямо здесь, на этой поляне, на глазах у всей общины я вспорол ему глотку и живот, а когда этот старый хрыч хрипел и задыхался, я не подарил ему легкой смерти. Я смотрел, как он медленно истекал кровью и умирал. Я ни разу не отвёл взгляд, ни на секунду. Потому что у оборотней принято так: либо ты уходишь со своими устоями, либо борешься за них до конца. Это касается семьи, мнения, решений, омег. Это касается всего. А предыдущий вожак был редкостной мразью. Чонгук говорит жестко и смотрит вперёд, хмурясь и сжимая челюсти. Он не смотрит на шокированного Тэхена, который глотает ртом воздух, замершего и боявшегося сделать лишнее движение. — Мой папа… был общим омегой, — сглотнув, стойко продолжает альфа. — Когда погиб отец, защищая свою стаю от чужаков, никто не вступился за папу. Мне тогда было десять, и от статуса альфы было одно лишь название. Знакомое, такое родное и любимое лицо, несмотря на пролетевшие годы, все так же четко стояло перед глазами. Чонгук помнил каждую морщинку на лице папы, каждую родинку и тот самый непослушный локон, который торчал у него всегда после сна. Чон мог с абсолютнейшей уверенностью сказать, что папа был единственным омегой в его жизни, которого он по-настоящему любил. И любит до сих пор всем сердцем. — Это вожак сделал папу общим, когда тот стал ничейным, — злобно рычит Чонгук, — и это он пользовался им чаще всего. Почти десять лет я видел, как моего папу брали и брали альфы, прямо у нас дома, прямо у меня на глазах. Я сидел, забившись в угол, когда над моим папой пыхтел уже десятый за день альфа, а он уже мог лежать без чувств. Он часто старался уйти из дома, чтобы я не видел всей этой грязи. Но он ведь всегда приходил такой… Весь в крови, в чужом семени и с множеством алых меток. Они любили ставить метки и наблюдать, как они выгнивают прямо на теле папы, раз за разом сходят, оставляя после себя шершавые шрамы. А папа всегда улыбался и говорил, что он в порядке, что у нас все хорошо. Он говорил мне не беспокоиться… Чонгук судорожно вздыхает, впиваясь образовавшимися когтями в свои кулаки. Слаб, он был слишком слаб, зачем он вообще жил такой, если не мог спасти единственного, самого любимого человека?! Чонгуку хочется выть от этой боли, потому что она не оставит его больше никогда. Это клеймо будет отравлять ему жизнь ежедневно, постоянно напоминая о слабости. — Этот старый ублюдок любил приходить именно к нам в дом, всегда хотел, чтобы я смотрел, как он трахает папу, — морщится Чонгук, — он специально делал это с оттяжкой, до криков папы и сорванного голоса. И он всегда проверял, слышу ли это я. А я следил за ним, кусая свои пальцы, чтобы не наброситься на него прямо там. Ещё щенком я пообещал, что лично убью эту тварь. Чонгук закрывает глаза и опирается головой о стену, пытаясь выровнять дыхание и успокоиться. Что он чувствует сейчас, в итоге? Пришло к нему моральное удовлетворение? Счастье? Радость? Или хотя бы злорадство? Но Чонгук не чувствует вообще ничего. Он просто осознаёт, что сделал то, что и должен был. — Я убил его в порыве своего первого гона. Мне было восемнадцать. За восемь лет я взрастил огромную ненависть, сдержать которую было не по силам никому во всем мире. — А твой папа? — робко спрашивает Тэхен, впервые издав звук за последнее время. — Мой папа… — меланхолично бормочет Чонгук. — Он всегда говорил, что любит тишину. Но в нашем доме ее никогда не было. Когда я стал вожаком, помню, он улыбнулся тогда, а на мои слова, что он больше не будет страдать, просто обнял меня и поцеловал в лоб. Он тогда сказал, что устал от постоянного шума и хочет немного тишины и покоя. На следующий день папа ушёл, он отправился за своей тишиной. Тэхен молчит и прикусывает губы, глядя на альфу мокрыми от слез глазами. Взгляд его скорее всего все ещё размыт, а лицо полностью опухло от истерики. Чонгук сейчас этого не замечает, смотрит в одну точку, а в голове вертится только одна мысль. Последняя. — Когда оборотень чувствует, что скоро умрет, он покидает общину и уходит в лес. Мы не приносим смерть и горе в дом, — добавляет он. Чонгук заканчивает трагическую историю, оставляя себе последнее воспоминание об отце. Теперь, сколько бы он ни видел эту тёплую улыбку папы, за ней ему всегда удаётся разглядеть потайную боль. Эта жизнь отравляла его целых восемь лет, но он терпел, жил дальше только ради Чонгука, а когда все закончилось, то просто устал. И все же, каким бы тяжёлым ни было детство Чонгука, в памяти о нем навсегда останутся, пускай, крошечные, но лучики добра и счастья. Один лучик. — Когда я стал новым вожаком, деревня стала разрастаться, — зачем-то продолжает Чон, — сюда вернулись все изгнанные, все сбежавшие. К нам присоединились одиночки и более мелкие стаи. А ещё я позаботился о том, чтобы в нашей деревне больше не осталось всех тех ублюдков, которые пользовались чужими омегами и ломали им жизни. Я пообещал себе и всей деревне, что у нас никогда не будет общих омег. Под боком у Чонгука раздаётся натуженный, еле сдерживающийся всхлип вперемешку с кашлем. Тэхен давится своими слезами и тихо воет, словно его кто-то ударил в живот, скрючившись пополам. Он несмело, совсем оробев, обхватывает своей ладонью палец Чонгука и гладит ласково, с особой, предельной нежностью. С этими легкими движениями никак не сочетались его затяжной скулёж и слёзы, которые уже градом лились по щекам прямо на футон. — Тэхен? Почему ты плачешь? Перестань, зачем ты так? — встревоженно обращается Чонгук, накрывая его тонкие пальчики своей второй рукой. — Мне… мне больно. Мне очень больно, Чонгук! — всхлипывает Тэхен, поднимая свой замученный взгляд на альфу. — Где? Где у тебя болит? Как сильно? Я позову Хосока! — Здесь! У меня вот здесь болит! — тычет пальцем в грудь Тэхен. — Потому что я чувствую твою боль, Чонгук! Омега кашляет, потому что вода из глаз и носа попадает в рот. Ким хочет прильнуть к Чонгуку, схватиться за него, но он медлит и чего-то боится. Альфа сам делает это: невесомо обхватывает поясницу и талию Тэхена, легонько притягивая к себе и укладывая его голову себе на грудь. Чонгук нисколько не противится мокреющих пятен на своей рубахе и только сильнее притягивает истерящего омегу к себе, впутывает свои пальцы в его густые, отросшие волосы. — Это так ужасно! — хнычет Тэхен. — Твой папа, он так страдал, а никто не мог ему помочь. И ты… ты тоже страдал, а всем было наплевать! Чонгук, мне так плохо от этого. Я не хочу, чтобы тебе было больно, я хочу, чтобы ты был счастлив. Чтоб у тебя теперь появилась новая семья, раз ты лишился своей, чтоб твоей стае ничего не угрожало, чтоб… чтоб… Тэхен уже ничего не может говорить, просто издаёт пронзительные звуки, полные скорби и горечи. Он нисколько не притворяется, он по-настоящему страдает из-за прошлого Чонгука. Вожак гладит омегу по голове, ласково улыбаясь. При виде такой эмпатии и самоотдачи, желание страдать и выть в унисон немного отошло на второй план. — Хорошо, Тэхен, хорошо, — кивает он, — все так и будет, раз ты так говоришь. Все так и будет. Я обещаю тебе. Они сидят вдвоём на футоне ещё долгие-долгие часы. Тэхен окончательно перебирается в гнездо из рук Чонгука, больше не смущаясь, а альфа обнимает его всего, как самую драгоценнейшую ношу в своей жизни. Они оба думают о будущем, которое их ожидает. Хочется верить, что оно будет светлым и ярким. Только один из них живет надеждой, а другой верой. Чонгук верит в это будущее, потому что сам же и будет его строить. Теперь, когда он пообещал об этом Тэхену, у него и выбора другого нет. Омега уже клюёт носом, окончательно утомленный и разнежившийся в теплоте чужих рук. Чонгук порывается уже уложить его и тихонько уйти, но Тэхен мычит и противится, цепляясь своими пальцами за поясницу альфы. Он укладывает голову ему на плечо и утыкается носом в чувствительную жилку, вдыхая прекрасный аромат настоящего леса. Феромон Чонгука успокаивает и освобождает голову от всех проблем. — Знаешь, Чонгук… — сонно бормочет Тэхен и дышит куда-то в шею альфы, — люди в деревне сказали мне, что моих родителей загрызли оборотни, но я не верю в это. Ты ведь, на самом деле, совсем не злой, а очень добрый и заботливый. Поэтому я отказываюсь в это верить. Но ты… не делал этого, так? Тэхен уже не слышит, как Чонгук отрицательно хмыкает. Омега полностью погрузился в сон, и вряд ли что-то сможет его разбудить до самого утра. А Чонгук ещё долго не спит, поглаживая расслабленное тело Тэхена. Мысли обуревали его всю ночь. И он все думал и думал, сверкая своими жёлтыми глазами в темноте.