Жёлтые глаза в темноте леса

Тэхен чувствует, что кто-то на него смотрит. Нет, кто-то сидит и откровенно на него пялится! Омега лежит и притворяется спящим порядка получаса, а этот некто сидит и не двигается ровно столько же! Тэхен даже по запаху понять не может, кто находится рядом, ибо вокруг все ещё отголосками витают ароматы Чонгука. Ох, эта ночь… От одного только воспоминания у Тэхена краснеют щеки и теплеет в животе. Вчерашний Чонгук не был похож на настоящего и правильного Чонгука, каким привык его видеть Тэхен. Но, честно говоря, это была та версия альфы, о которой он… мечтал? Вчера Чонгук о нем заботился. Вчера он смотрел только на Тэхена, он был только с Тэхеном. А основной заботой Чонгука было именно его, Тэхена, удовольствие. Вчера Тэхен испытал сильнейший прилив счастья за всю свою пока что недолгую жизнь. И он хотел бы снова окунуться во вчерашний вечер, оказаться на берегу реки, сидя на руках у альфы. Ему сейчас все равно, чем бы они занимались, ему вовсе не нужны непристойности или поцелуи (хотя на самом деле мир удовольствий только приоткрылся вчера, и Тэхен соврет, если скажет, что не хочет исследовать его дальше). Однако больше всего он хочет просто чувствовать альфу рядом, сидеть в его объятьях, дышать запахом его тела и осознавать, что он нужен Чонгуку. У омеги внутри жар растекается от воспоминаний, но чем больше он думает, тем горячее становится его сердце. Эта горечь заставляет его плавиться, и ее срочно нужно снова с кем-то разделить. Ее снова нужно разделить с Чонгуком. Тэхен стал слишком ненасытен и жаден до тела и разума альфы. — Не могу понять, — раздаётся насмешливое сбоку, — что в твоей голове творится. То ты пахнешь напряжением и лёгким страхом, то резко возбуждаешься. О чем думал, омега? Тэхен подскакивает на кровати, совсем забыв про всякую конспирацию. Он смотрит на сидящего у стены Чонгука, раскрыв рот. Так значит, здесь пахло вожаком, потому что он все время находился рядом?! А Тэхен, дурачина, думал, что у него уже галлюцинации на фоне переизбытка чувств! — А ты… А ты сидишь и за спящими наблюдаешь! — дуется омега. — Что мне наблюдать за тобой? — усмехается вожак. — Я к тебе с добрым делом, штаны вот, — показывает он, — принёс. А ты такие ужасные вещи про меня говоришь. Тэхен украдкой заглядывает под одеяло и понимает, что сидит действительно без штанов. Длинная рубаха, висящая на нем мешком, к счастью, прикрывает его бёдра. Рубаха не его, Тэхен сразу вспоминает, что прежнюю разорвал Юнги. А Чонгук вчера возвращался в деревню с голым торсом… — Извини, — смущённо пискнул омега, — а это я тебе ведь должен вернуть, получается, — тянет он край льняной чонгуковой рубахи. — Можешь вернуть, я не против. Омега активно кивает и заводит руки за бока, хватается за одежку и тянет вверх, но, дойдя до уровня груди, резко замирает, а затем вовсе с визгом дёргается и прижимает рубаху к себе. Тэхен льнет к футону и накрывается одеялом с головой, бормоча что-то неразборчивое. Чонгук же заливисто смеётся и откровенно потешается над омегой. Дурак, какой же дурак Тэхен! Он снова, ни о чем не задумываясь, чуть не разделся перед альфой. И так сидит, чуть ли не задом своим светит, так последнюю тряпку стянуть теперь вздумал! Балда он, балда! — Тэхен, не обижайся, — в глазах Чонгука все ещё играют смешинки. — Я не хотел над тобой смеяться, ты просто такой доверчивый и невинный, что я не могу сдерживаться! Альфа подползает к «убежищу» Тэхена и легонько тянет край одеяла на себя. Из-под него просовывается лохматая голова омеги с огромными-огромными, но такими доверчивыми глазищами. Тэхен смотрит на Чонгука, а сам щеки изнутри закусывает и отчего-то ликует. Чонгук назвал его невинным. Омега выползает из-под одеяла полностью и усаживается на колени рядом с Чонгуком. Они вновь находятся непозволительно близко друг к другу, пристально, неотрывно смотрят в глаза. Тэхен в глубине тёмных глаз альфы тонет, ищет там ответ на свои вопросы, волнующие его душу. Но видит он лишь отражение самого себя. У Чонгука в глазах один только Тэхен, потому что думает он только про него. Омега в его голову залез ещё в ту роковую ночь их встречи, когда жался доверчиво к его ногам. А из разума он в сердце теперь, кажется, перешёл. Чонгук и сейчас видит доверие и отдачу Тэхена, понимает, что тот передаёт ему поводья в руки и позволяет все решать и за себя, но не может, никак не может. Волк внутри беснуется, не разговаривает с Чонгуком, только рычит на своего хозяина и требует увидеть омегу, своего омегу. Черный явно сошёл с ума, делая этот выбор. Он только провоцирует и подначивает Чонгука, который и так стал слишком слаб в последнее время. Альфа знает — обернётся волком, и пиши пропало: волк в ногах человека ляжет, кольцом вокруг обустроится и с места более не сдвинется. Поэтому Чонгук и держит себя в узде, позволить чувствам и природе взять над собой контроль не может. Их жизнь слишком тяжела, и не все мечты и желания могут исполниться. Он понял это давным-давно, ему пришлось это понять, чтобы выжить. — Так о чем ты думал, Тэхен? — возвращает на своё лицо улыбку вожак. — Ты все ещё пахнешь слишком сладко. — Ммм… Я думал… О тебе, — кротко отвечает омега, чуть покусывая губы. — О вчерашнем… — Да? О чем конкретно? — О том, как мы сидели, а ты меня обнимал, — стыдливо опускает голову Тэхен. Чонгук глядит на этого малыша и не может не умиляться. Его смущать — одно удовольствие. Альфа все диву даётся, как Тэхен смог дорасти до сознательного возраста настолько очаровательным. Любого омегу в их деревне одними словами не удивить, пускай они и изображают из себя паинек и недотрог. У Тэхена же эмоции настоящие, живые, Чонгуку много думать не надо, чтобы понять, что он первый, кто обнимает его, первый, кто целует, первый, кто заботится и защищает. Это, по сути, базовые потребности людей, живущих в обществе — любовь, забота и защита, — но для Тэхена они все в новинку. Тэхен Чонгуку за каждое слово благодарен. И альфа невольно замечает, что хочет продолжать радовать его, обнимать, целовать, защищать. Ему жизненно необходимо видеть на этом восхитительном добром лице улыбку. Чонгук в очередной раз прикусывает нижнюю губу, оглядывая голодным взглядом голые ноги Тэхена. Навязчивое желание прикоснуться никуда не уходит, да Чонгук и не гонит его: подхватывает Тэхена за поясницу и тянет к себе. Он устраивает омегу на своих бёдрах, придерживая руками за спину, не даёт отстраниться и смотрит ему в глаза, дышит прямо в губы. Губы Тэхена тоже поистине прекрасны, только из-за них можно желать этого омегу себе. Альфа смотрит на них и наконец медленно, совсем неторопливо, будто боясь спугнуть, прикасается к ним. Поцелуй выходит удивительно нежным и трепетным. Чон касается омежьих губ мимолётом, с тихим чмоком, но уже от этого Тэхен тихонько хнычет. Его слабый стон, полный отчасти разочарования, вызывает у Чонгука дрожь и мурашки по спине. — Я правильно тебя обнимаю? — сглатывая, спрашивает он. Тэхен сжимает в руках его рубаху, льнет головой к груди, а затем наконец-то кивает. — А хочешь, я покажу, как правильно целоваться? — Правильно? А я что, н-неправильно вчера делал? — мгновенно встрепенулся омега. — Правильно, правильно, — почти урчит Чонгук, — но это поцелуи детские. А я научу тебя целоваться по-взрослому. Вожак окольцовывает талию Тэхена плотнее, заставляя его сесть поближе. Он приоткрывает рот, приближается и вновь касается раскрытых от удивления губ омеги. Чонгук целует его глубоко, медленно пропуская свой язык внутрь и пока что осторожно касается им тэхенова языка, лижет поступательно. Тэхен в руках альфы цепенеет, до белых костяшек сжимает его плечи и даже не дышит. Чонгук наклоняет голову и движется вперёд, раскрывает рот омеги шире. Стоит ему пройтись языком по его нёбу, как Тэхен издаёт первый тоненький всхлип и вздрагивает всем телом. Чонгук глаза не закрывает, прожигает его своим взглядом, позволить себе упустить момент экстаза омеги не может. Он видит, как Тэхен чуть запрокидывает голову, как закатываются его глаза, когда Чон вылизывает кромку зубов. Альфа слышит глухой стон, выходящий из самого горла, когда он прижимается к чужим губам с громким чмоком, кусает их и активно посасывает. Тэхен неумело пытается отвечать, тычется своим языком в чонов и каждый раз при этом поскуливает. Чонгуку в итоге приходится разорвать их сладкий поцелуй, ибо он видит, что прелесть его, чудо его сейчас задохнётся от переизбытка чувств, совсем позабыв дышать носом, или же захлебнётся в своих слюнях. Поцелуй с Тэхеном вышел мокрым и безумным, но Чонгуку только и нравится чувствовать легкие покалывания губ и видеть на лице омеги тот же жар. — Чонгук… — сиплым голосом зовёт Тэхен, весь раскрасневшийся, пылающий. — Можно… ещё? Альфа кивает и снова прижимается к нему. Более он не медлит: бесцеремонно притягивает Тэхена к себе за голову и целует его рвано, немного грубо, жарко выдыхая тому в рот. Омега царапает короткими ногтями его плечи, когда Чонгук посасывает кончик его языка, и высовывает его наружу, требуя больших действий. И Чонгук снова не отказывает. Альфа ласкает Тэхена, лижет то нежно, то размашисто, передавая все свои знания Тэхену. Руки Чонгука блуждают по чужой спине, пока не опускаются прямо на бёдра. Чон прекрасно чувствует, как напрягаются мышцы омеги, видит, как тот ерзает и пытается привстать. Тэхен хочет, чтобы он опустил… руки чуть ниже? Попа Тэхена маленькая и аккуратная, упругая, но мягкая. Она прекрасно помещается в ладонях Чонгука, словно была создана для того, чтобы он ее держал. Альфа нежно оглаживает половинки, доставляя себе этим невыносимое удовольствие. Когда же он сжимает их чуть сильнее, Тэхен шумно выдыхает через нос и вытягивает ноги вперёд, словно… хочет обхватить ими поясницу Чонгука? Омега все же этого не делает, а Чонгук нисколько не расстраивается. Он словно давно уже решил, что раскроет этот бутон постепенно, заставит его самого захотеть распуститься. Ткань собственной рубахи, ранее и мягкая и гладкая, колет теперь ладони острыми шипами. Чонгук хмурится, переводит взгляд вниз, смотря через плечо Тэхена. Он приподнимает одежду вверх, открывает взору светлые, слегка розоватые ягодицы и кладёт руки на них, теперь без всяких препятствий, чувствуя мягкую, шелковую кожу. Чонгук обжигается. Его руки горят, мышцы сами по себе напрягаются, потому что прикосновений сейчас чертовски мало. Это как один единственный глоток воздуха для утопающего — даст выжить в эту секунду, но в итоге только продлит мучения. Тэхен, сидя на коленях альфы, вздрагивает и пытается подняться, стоит ему почувствовать руки на своём голом заду. — Тише, тише, тшшш, — успокаивает его на ухо Чонгук, целуя в шею, — все хорошо, Тэхен, все в порядке. Омега довольно быстро успокаивается, смиряется и позволяет изучать своё тело без всяких пререканий. Чонгук пользуется этой возможностью сполна: массирует ягодицы, разводит их в стороны, утопая пальцами в мякоти кожи. Он дышит запахом Тэхена, водя пальцами по его коже, он живет его глазами и улыбкой, ему снятся эти темные волосы и длинные ноги, и теперь Чонгук будет постоянно вспоминать мягкость и бархат чужих ягодиц, а пальцы будут приятно покалывать. Чонгук определенно сходит с ума. Чонгуку определённо нужна помощь. Воздух вокруг густеет с новой силой, кожа в руках становится горячей, а на коленях Чонгук чувствует влагу. Смазка Тэхена мелкими каплями стекает по бедру прямо на его колени. Чонгук хочет слизать ее языком. Тэхен резко вскрикивает, ощутив внезапную мокроту. Он отпихивает от себя альфу, валится обратно на футон и натягивает рубаху аж до самых колен. — Штаны! — словно вспоминает он. — Я забыл… Мне нужно надеть штаны! Чонгук усмехается и кивает, наслаждаясь такой милой растерянностью. Будто он ничего не успел рассмотреть ещё вчера. И, надо заметить, теперь-то Чонгук понял, о каких крошечных размерах Тэхена вёл речь Чимин. Это действительно стоило того, чтобы быть увиденным.

***

Они традиционно сидели на поляне и завтракали. Вернее, завтракал только Тэхен, а Чонгук сидел рядом и терпеливо ждал омегу. Вокруг не было ни души. Когда Тэхен и Чонгук вышли из дома вдвоём и их все ещё окружал аромат возбуждения и терпких запахов, оборотни, сидящие на поляне, многозначительно переглянулись, уважительно кивнули и ушли, оставив молодых наедине. Тэхену казалось, что все жители деревни были частью какого-то глобального плана. Плана, о котором он сам был ни слухом ни духом. Чонгук сидел совсем близко с неестественно прямой спиной, положив руки на согнутые колени. Он смотрел куда-то вперёд, напряжённо покусывая губы. С того момента, как они вышли на улицу, никто из них не издал ни одного звука. Только стрекотание насекомых да стук дятла по стволу нарушали их тишину. На пороге своего дома сидел папа Юнги. Он что-то тихонько шептал себе под нос, выстругивая деревянную фигурку. Омега делал вид, что предельно занят и сконцентрирован, однако взгляд его то и дело украдкой перескакивал до Чонгука с Тэхеном. В принципе, они оба понимали, что старик здесь сидит только для того, чтобы подглядывать за ними. Тэхен ест слишком медленно, тщательно пережевывая каждый кусочек своего примитивного завтрака. Он даже делает вид, что жует, когда во рту уже давно пусто. Тэхен ведь делает это специально, хочет задержать рядом с собой Чонгука подольше, побыть с ним ещё немного. В голове же между тем вертится мысль и желание уточнить: «А я тебя не отвлекаю? Тебе не нужно сейчас работать?» Но Тэхен молчит, ничего не уточняет, потому что прекрасно знает ответ. Чонгук здесь сидит только из-за него, и это приятно, пускай разум и понимает, что неправильно. Мысли постепенно сбиваются с серьёзного лада. В голове Тэхена опять воспоминания, а затылок приятно покалывает. Там, кажется, до сих пор ощущаются пальцы Чонгука. Альфа держал его за волосы, совсем не больно и не грубо, но властно, настойчиво, и целовал его, наклоняя голову Тэхена все ниже для своего удобства. Омега взволнованно покашливает в кулак. — А я… Хосоку вчера помогал, — отчего-то сипло произносит он. — Травы собирал. — Хосок заставил тебя работать? — щурится Чонгук. — Нет-нет! Я сам вызвался помочь. Просто, раз я живу вместе со всеми в стае, я тоже должен что-то делать, помогать хоть как-нибудь. — Да… Если живешь в стае… — бормочет альфа и запрокидывает голову вверх, прямо к небу, позволяя лесному ветру трепать его волосы. — Я прекрасно понимаю, что довольно бесполезен и ничего не умею. Я не альфа и не могу выполнять тяжёлую работу, — загибает палец Тэхен, — я никогда не ухаживал за детьми, — загибает второй, — я никогда не готовил пищу. Наверное, все, что я могу — это стирать, убирать и что-то собирать. Наверное, — снова повторяет он. Ответа от Чонгука он так и не слышит, но ясно понимает, что ответить тут, в общем-то, и нечего. Тэхен снова просто жалуется на свою бесполезность и беспомощность. — Я бы хотел многому научиться и, я думаю, буду очень способным учеником! — переходит омега на более оптимистичный лад. — Я правда люблю это место всей душой и тоже хочу делать его лучше! Чонгук, можешь научить меня чему-нибудь? Тэхен строит большие глаза и смотрит на Чонгука так жалобно, насколько он может. — И чему ты хочешь, чтобы я тебя научил? — задумчиво мычит вожак. Тэхен уже вдыхает побольше воздуха, чтобы ответить, как внезапно ойкает и смотрит на серьёзного Чона. Из его уст это звучало… так волнительно. А если вспомнить, как он в последние дни обучает Тэхена поцелуям, то… То не надо об этом вспоминать, здесь разговор серьёзный! — Тому, — сглатывает Ким, — что должен уметь делать настоящий омега. Правильный, — исправляется он. А про себя Тэхен уже добавляет: «Который бы понравился тебе». Он чувствует, что заряжен двигаться и работать на полную. Если Чонгук скажет, что омега должен уметь готовить, он научится! Если скажет, что должен знать весь лес, он его днём и ночью проходить будет, пока с закрытыми глазами дорогу домой находить не научится! Если… Сколько бы «если» ни существовало, Тэхену абсолютно все равно. Он решительно настроен измениться в лучшую сторону и стать лучшей версией себя. Тэхен, на самом деле, делает это не только для Чонгука. Для него самого это тоже важно. Ему нужна надежда. Надежда, что своими силами он сможет хоть что-то изменить, ибо в его жизни слишком много нерушимых вещей. Тэхен все же не дурак и догадывается, что человек никогда не станет парой оборотню, вожаку. Это просто невозможно. Как раб не станет мужем короля, так и он никогда и близко не будет стоять рядом с волками. Это даже не традиции, это нечто большее, глубокое, что все понимают, но слов, чтобы объяснить, не имеют. Поэтому ему и нужно во что-то верить. Эта мысль обманчива, но, если не рассуждать слишком долго, можно поверить, что Чонгук действительно может его выбрать, если Тэхен изменится. Это успокаивает и дает надежду. Только в этот момент. — Ты и так настоящий и правильный омега, Тэхен, — возражает Чонгук, отрицательно качая головой. — Готовка, порядок в доме, чистота, сила или скорость — все это абсолютно посредственно и не имеет никакого значения. Ты всегда можешь этому научиться, если захочешь, или сбросить груз забот на своего альфу. Это нормально, ведь добытчиками, защитниками и хранителями деревни, очага считаются именно они. — Я… Я совсем запутался. А каким тогда должен быть настоящий омега? — Добрым… — с толикой грусти отвечает Чонгук и вновь смотрит в голубое небо. Тэхен всем телом чувствует, как меняется вокруг атмосфера. Этот момент… Он особенный. Сейчас что-то должно произойти, должно случиться нечто важное и волнительное. У Тэхена ладони приятно покалывает в предвкушении. Омега тихо сглатывает, вдыхает поглубже воздуха в свою грудь и переводит взгляд на Чонгука, в тот же момент вздрогнув. Альфа все это время смотрел прямо на него. — Чонгук, — как-то даже жалобно зовёт омега. — Да? — А кто я для тебя? — с замиранием сердца спрашивает Тэхен. Чонгук мимолётно облизывает свои губы, проходится взглядом по омежьему телу, задерживаясь в особенности на его глазах, и подсаживается чуть ближе. Сердце Тэхена готово разорваться в этот момент, ожидая ответа. Кажется, он предопределит его дальнейшую жизнь, решит судьбу, расскажет будущее и… Чонгук переводит взгляд куда-то вбок, не поворачивая головы, замирает, словно прислушивается. Тэхен в непонимании выглядывает из-за широких плеч альфы и ищет, что могло его насторожить. Он успевает услышать всего лишь треск и хруст в кустах, как Чонгук, рыча во всю глотку, отталкивает омегу в сторону и в прыжке обращается в волка. Тэхен не успевает отойти от шока и увиденного (переход из одной ипостаси в другую, да ещё и такой резкий, выглядит жутко), лежит на земле и видит, как в воздухе сцепляются два комка. Он ничего не понимает, только слышит отовсюду громкие крики и постоянный рык с хрипами, пока два волка, черный и белый, катаются по земле одним комком. Чонгук пытается вгрызться белому волку в лапы, метит разодрать живот, а белый же постоянно сбрасывает его с себя, наваливаясь затем сверху. Чонгук в какой-то момент одерживает верх, вгрызается в холку белого волка, давя своей лапой на позвоночник, но первенство его далеко не вечно. Тэхен сидит на земле, сжавшись в комочек, и хлопает глазами, жмурится, когда кто-то из волков оказывается слишком близко. На их деревню кто-то напал? Что происходит? Тэхена пугает этот белый волк. Но и Чонгук сейчас вселяет в омегу дикий ужас. Два оборотня расходятся по сторонам, кружат совсем рядом с Тэхеном, а из горла каждого изредка доносится утробное рычание. Тэхен смотрит на морду белого волка, на его длинные уши, на его продолговатую морду, на лапы с серыми пятнами у когтей. Тэхен, кажется, узнаёт этого волка… — Эй-эй, ну тихо-тихо, все, хватит, успокоились! — кричит и размахивает руками старик, неожиданно вышедший из леса. — О небеса, вам сколько лет! Тэхен не понимает, как незнакомец может так бесстрашно идти к оборотням и даже что-то указывать им. Старик хватает белого волка за морду и крутит ее из стороны в сторону, отталкивая зверя назад и все приговаривая: «Пошел, пошёл!». Как неожиданно Чонгук оказался волком, так же резко оба оборотня вернулись в человеческую форму. На месте белого волка стоял высокий (даже выше Чонгука!) мужчина с волосами цвета серого камня. Мужчины, полностью обнаженные и ничем не смущенные, теперь уже спокойно стояли посреди поляны, молчаливо разглядывая друг друга. — А ты стал ещё лучше, Чонгук-и, — хмыкает чужеземец. — Растёшь с каждым годом. Но будь схватка серьёзной, я бы перегрыз тебе глотку. — Много на себя берёшь, хен, — цедит Чон. — Не зазнавайся лишний раз, а то окажешься на земле со вздёрнутым задом, как течная омега. Чужеземец хмурится и утробно хрипит, видимо, желая вновь пробудить своё волчье нутро. Тэхен более не может смотреть на двух голых и злых мужчин, а потому отворачивается, аккуратно отползая ближе к бревну. — Так, я сказал, успокоились! — кричит на них старик, вклиниваясь посередине. — Намджун, ну хотя бы ты, старший, прояви благоразумие. Мы здесь собрались, чтобы продолжать род оборотней, а не грызть друг другу глотки. Я не хочу лишиться сразу двух вожаков из-за детской дурости. И не смейте, — поднимает он вверх указательный палец, — не смейте даже выбирать себе одного омегу! Убью обоих! — Не выберем, старейшина, не стоит волноваться. Чонгук ещё слишком молод и глуп, чтобы понимать, какой омега по-настоящему ценен. Чон фыркает и закатывает глаза, не желая больше смотреть на вожака соседней стаи. С порога своего дома поднимается папа Юнги. Он откладывает фигурку и нож в сторону, идёт к гостям. — Старейшина, вы как всегда слишком громко кричите, — улыбается омега. — Всю дичь своим рыком сейчас разгоните в окрестных лесах и заставите нашу стаю голодать. — А, малыш Мин! — довольно рыкает старик. — С каждым годом все краше и краше! — Для тебя я все ещё хён, — деловито возражает папа Юнги. — Ну что, хён, не жалеешь ещё, что я не стал твоим альфой? Папа Юнги давит в себе короткий смешок, прикрывая рот ладонью. — Так это же ты не смог догнать меня на Ночи Судьбы, — скалится Мин, — что ж я могу поделать, если ты омегу заклеймить не смог. Папа Юнги теперь уже вовсю потешается над стариком-альфой, пока тот почёсывает свой затылок и деловито кашляет в кулак, оглядывается, не стал ли кто свидетелем его позора. Взгляд старейшины цепляется за стоящих неподалёку вожаков. — Ну хоть бы постыдились нагишом по деревне вышагивать! — недовольно цыкает он. — Да ещё и перед омегой! — указывает на папу Юнги. — Прикройтесь, дикари! Чонгук хмыкает, ищет свою одежду, но находит лишь разорванные лохмотья. У Намджуна же и остатков одежды нет никаких — сгинули где-то в кустах. — О небеса, Намджун! — заводится старейшина. — Ты чем думал, в волка на ходу оборачиваясь?! Кто тебе портки шить-то будет, а? Да никакая омега не согласится стать твоей парой, ей же всю жизнь с иголкой в руках провести придётся! Мальчик, эй, мальчик! — кричит альфа Тэхену. — Принеси этим остолопам одежду. Тэхен потерянно оглядывается, не понимая, к кому обращается чужеземец. Он дергается, когда старик зовёт его чуть громче и уже с нотками грубости в голосе, словно дикий, отползает ещё дальше от поляны. Тэхен не понимает, кто все эти люди (оборотни). Они его пугают. Тэхен просто хочет оказаться в своём доме, в безопасности, где никого нет. Омега смотрит по сторонам, но видит лишь бескрайние просторы леса и ни одного места, где он мог бы спрятаться от Грозного старика с кислым запахом, забивающимся в ноздри. — Мальчик, ты оглох?! Что за молодёжь такая пошла… Кто твой отец, мальчик? — Не трогайте его, старейшина, — откликается Чонгук. — Он не член стаи и не сможет вам помочь. — Не член стаи? А кто же это тогда? — Он человек. На поляне воцаряется напряжённая тишина. Намджун и старейшина буравят Тэхена взглядами, папа Юнги искоса наблюдает за ситуацией со стороны, а Чонгук спокойно сидит на бревне, ничего более не добавляя и не комментируя. — Человек? — раздаётся гулкое, режущее слух слово. — Тогда какого черта он здесь делает, Чонгук?! Почему ты не убил его?! От яростного крика старейшины даже птицы с ближайших сосен с криком разлетаются. Тэхен смотрит на альфу стеклянными глазами. — Не пугайте его так, старейшина, — Чонгук становится в предупредительную позу и заслоняет своей спиной Тэхена. — Что значит «не пугайте»? Чонгук, ты совсем свихнулся, пригрел змею на своей груди, впустил в поселение человека… О небеса! Изо рта старейшины льётся поток слов и громких ругательств. Он поминает Чонгука на чем свет стоит, кричит, что тот совсем позабыл историю. Альфа вещает об опасности людей, об их кровожадности и о многом-многом еще, все время тыкая пальцем в Тэхена. Сам же омега этого словно не видит, смотрит куда-то в пустоту, не выражая никаких эмоций. — Чонгук, — прерывается их спор зовом Намджуна. — Раз этот омега не член стаи, почему же он тогда настолько сильно пахнет тобой, что я даже отсюда это чую? Вожак Северных Волков таращится на Чонгука, ведёт с ним негласную борьбу, пока все снова затихают. Вокруг альф уже постепенно собирается народ. Из леса группками выходят альфы и омеги, большинство из них — блондины с очень светлой, почти болезненно-бледной кожей. Выходцы из северной стаи. Из домов также выбрались и здешние оборотни. От всеобщих криков проснулись даже старики, прикорнувшие после завтрака, и вышли хлопотавшие с детьми папы. — Конечно, от него пахнет мной, — дерзко отвечает Чонгук. — Если на нем останется запах чужака, мои альфы будут воспринимать его, как угрозу. Я не хочу, чтобы его сожрали. — Значит, судя по всему, этот мальчик, — кивает Джун на Тэхена, — в качестве твоего пленника, да? Ничего более? Чонгук невнятно кивает. — Тогда могу я забрать его себе? — Повтори? — взгляд Чонгука моментально темнеет, а голос становится ниже. — Да, Намджун. Повтори, — хрипит в унисон старейшина. — Ох, какие мы злые, — скалится Намджун. — Выдохни, Чонгук-и, я пошутил. Вожак медленно выдыхает, изредка поглядывая на потешающегося Намджуна, но ничего более не говорит, возвращается к диалогу со старейшиной. Позже Чонгуку и Намджуну дают одежду, а все больше и больше прибывших гостей хотят обратить внимание вожака на себя. Чонгук уходит поприветствовать альф и омег. Тэхен так и сидит на земле, смотря пустым взглядом в никуда. Что-то внутри него разбилось на тысячу мелких осколков. Что-то из его сердца прямо сейчас вырвали с мясом, оставив кровоточащую дыру, пустоту, которая теперь медленно пожирала его душу. Тэхену было абсолютно все равно на шум и гам, окружавший его. Омега больше не выискивал глазами пугающего старейшину, желавшего его убить, или закадычного северного волка, что был точь-в-точь из его видений. Тэхен так и не услышал ответ на свой вопрос. Но теперь он в нем и не нуждался. Чонгук прилюдно расставил все точки над «i». Он выскреб когтями на нем метку, но это не брачная метка, связывающая альфу и омегу, это клеймо. Чужак! Чужак — теперь словно вырисовывалось у него на лбу. Тэхен так и остался чужаком для Чонгука. Он остался просто человеком из близлежащей деревни, которого Чон не мог отпустить из-за слишком обширных знаний. Все их прикосновения, все поцелуи, все те чувства — их на самом деле испытывал только Тэхен. Все те движения вызывали трепет и счастье только в его сердце. Чонгук, значит, просто метил его запахом, чтобы его остальные альфы не сожрали. Ах Боже, какой Тэхен дурак! Зачем он строил себе все эти воздушные замки, зачем верил, если понимал, что все не может быть так просто! Он доверился Чонгуку, несмотря на то, что тот постоянно его отталкивал. Тэхен в своей голове вообразил любовь и увидел в реальной жизни. Его словно… использовали. Тэхену так больно от пустоты внутри, у него так болит сейчас сердце и дрожат пальцы. Он никак не может собрать себя в руки, все продолжает кусать свои губы и сжимать пальцы в кулаки, пытаясь выплеснуть эмоциональную боль в физическую. — Эй, почему ты плачешь? Рядом с ним, прямо на землю, усаживается Намджун. Он выглядит по-настоящему обеспокоенным, хмурится и пытается заглянуть в глаза, словно ему правда интересно узнать правду. А Тэхен только сейчас осознаёт, что плачет. Слёзы текут по щекам огромными каплями, неприятно скатываясь на шею и подбородок. Омега вытирает их руками, но они все текут и текут, появляется ещё больше слез. Тэхен просто молча плачет, потому что на сей раз сил и желания кричать уже нет. — Я тебя напугал? — все ещё пытается достучаться до него Намджун. — Эй, посмотри на меня, пожалуйста. Как тебя зовут? — Т-Тэхен… — Тэхен… — медленно повторяет за ним волк. — Тэхен, пожалуйста, не надо плакать. Что у тебя случилось? Я могу тебе как-то помочь? Альфа вытирает слёзы с глаз омеги своим пальцем, и Тэхен вздрагивает, когда Намджун касается его в первый раз. Он позволяет волку касаться себя, на удивление, нисколько не задумываясь об этом. Ему все равно. — Я, я, я просто очень глупый, — шмыгает Тэхен носом. — Ничего серьёзного и страшного не случилось, все ведь живы и здоровы, но я… но я почему-то… Черт, извини, ты вряд ли как-то сможешь мне помочь. — Эй-эй, погоди, Тэхен! Ни в коем случае не обесценивай свои проблемы! — Я не обесцениваю, — сипит омега, — я просто вижу и понимаю, что все это ерунда. Я и не в такие переделки попадал уже, меня и убить, и изнасиловать пытались, — невесело ухмыляется он, — но тогда я не плакал так сильно. Я просто дурак. — Послушай, — мягко требует альфа и поворачивает лицо Тэхена к себе. — Знаешь, что такое большая проблема? Глобальная? Когда весь мир затронут, когда страдают все. Это война, это болезнь. Тогда действительно нужно плакать, потому что это серьезно. Но! — восклицает Намджун. — Твоя проблема затрагивает всю твою душу. Поверь мне, Тэхен, душа намного больше, чем весь мир, все поля, все луга и моря с реками. И раз сейчас страдает твоя душа, значит, это серьезно. Омега смотрит на волка, моргает много-много раз, пытаясь унять резь в глазах от слез. Намджун тем временем продолжает, видя, что его внимательно слушают: — Никто никогда не сможет понять, как сильно ты страдаешь, потому что твоя душа, она не видна чужим людям. Поэтому не давай им обесценивать твои радости и горести. Если кто-то говорит тебе успокоиться и перестать расстраиваться, потому что все это ерунда, плюй на этого идиота да посильнее. У него самого душа наверняка слишком маленькая, чтобы осознать твою горечь. — Н-ну ладно, пускай это и серьезно, — хлюпает носом и икает Тэхен, — но мне от этого не легче. Все равно очень плохо. — Душу можно вылечить только любовью, только сердцем, только чувствами. — Я уже пытался жить сердцем, и вот, что из этого вышло! — слегка разозлённо бурчит омега. — Разумом я все прекрасно понимал, но сердце все равно не верило! Надо было сразу голову слушать… Тэхен смотрит на стоящего вдалеке Чонгука, с улыбкой болтающего с каким-то омегой из северного племени. В голову Кима закрадывается злость, только он никак не может понять, на кого он злится больше: на себя доверчивого или на Чонгука, что взял и растоптал ногами все его чувства? Намджун внимательно следит за омегой и задумчиво сжимает-разжимает челюсти. — Я не знаю, что именно у тебя произошло, Тэхен, — наконец произносит он со вздохом, — но я знаю одну вещь. Если ты будешь жить разумом, — показывает он пальцем на голову, — ты сделаешь всех вокруг счастливыми. Но если же ты будешь жить сердцем, — тычет в грудь, — ты обретёшь своё счастье. Оно может быть далеким, а путь до него трудным, но я уверяю, в конце концов ты его точно найдёшь. Тэхен смотрит на оборотня с некоторым недоверием, пытается переварить информацию, нутром осознавая, что только что ему сказали нечто поистине важное. Он ещё слабо соображает, но фразу эту запоминает надолго, на всю жизнь, на самом деле. Их личную тишину и обстановку разрушает громкий бас старейшины: — Намджун! Отлипни ты уже от этого омеги и иди сюда! Альфа едва слышно вздыхает, закатывает глаза и встаёт с земли. — Я сейчас вернусь, хорошо? — уточняет он у Тэхена. — Подождёшь меня чуточку? — Нет, — мотает головой омега, — не надо. Я уже ухожу. Тэхен вытирает слёзы рукавами длинной рубашки (воспоминание о том, что она Чонгука, неприятно и болезненно колет в грудине). Под растерянный взгляд Намджуна он действительно уходит, идёт прочь из деревни. В деревне сейчас слишком шумно, много гостей, а Тэхен снова чувствует себя невыносимо одиноким, совсем как в первый день. Ему здесь не место. Ему здесь никто не рад. Он здесь никому не нужен. Тэхен уходит, чтобы ни к кому не липнуть и, мало ли, не раздражать своим запахом чужака.

***

Сумерки давно опустились на их лес. Голубое небо медленно преображалось с розового на фиолетовый, некогда сочная и яркая трава превратилась в тёмный ковёр, а знойная жара уступила место лёгкому холодку и первой ночной росе. Тэхен лежал на этой самой росе и ёжился от холода, весь покрытый мурашками. Головой он прислонялся к широкому стволу смолистой сосны. Где сейчас Тэхен находился, он точно не знал. Омега ушёл из деревни ещё засветло и все это время бродил по лесу, пытаясь хотя бы на секунду забыться. Тэхен не учёл только одного: забыть про свои мысли можно только при наличии чьей-то компании, одиночество же наоборот только сильнее выталкивает их наружу. Он забрёл настолько далеко, что не видел теперь даже отголосков огней и звуков, исходящих из деревни оборотней. У них же там наверняка идёт празднество: оборотни рады долгожданному воссоединению с себе подобными. Тэхен чувствовал себя лишним там. Он ведь, на самом деле, всегда был таковым, просто волки были вынуждены терпеть его рядом с собой. Интересно, а Чимин тоже все это время притворялся? Тэхен болезненно вздыхает и головой ложится на холодную землю, позволяя слезам беспрепятственно течь по лицу. Все его проблемы кроются лишь в одном — в одиночестве. Тэхен сейчас понимает, что на деле был похож на отбившегося от стада оленёнка, затесавшегося в чужой огород. Ему нужна была компания, подобие семьи, которая будет его любить и заботиться, и Тэхен пришёл сюда, в цельную стаю, семью, с какой-то глуповатой надеждой. Что он может им дать? У него ведь ничего нет, совсем, кроме… кроме чего? Любви? Как же это смешно. Тэхен устал, устал думать, пытаться, устал двигаться вперёд. Он не знает, что ему делать дальше, куда идти, понятно?! Он совсем ничего не знает. Если бы здесь были папа с отцом, они бы точно нашли ответы на все его вопросы. Они бы наверняка знали, что делать дальше. А Чонгук? Чонгук бы на его месте знал, что нужно делать? Хах, какая глупость! Чон ведь не настолько идиот, чтобы попадать в такие ситуации и тем более привязываться слишком сильно к незнакомым людям, которым на тебя наплевать! Омега переворачивается на бок, подкладывает руку под голову, отмечая, что уже довольно плохо чувствует ее от холода, и закрывает глаза. Уснуть бы сейчас и никогда больше не проснуться, замёрзнуть насмерть. И пускай сейчас лето, а не ледяная зима, когда путники тонули в сугробах и засыпали в снегах. Шуршание травы, раздающееся почти над самым ухом, нисколько не пугает Тэхена. Даже если это снова какой-то взбесившийся волк по типу Юнги, то пускай сожрет его побыстрее, и дело с концами. — Тэхен? Что ты здесь делаешь? Омега приподнимает голову, в темноте почти ничего не видит, кроме белой головы, но уже по ней и по запаху сырой воды (так обычно пахнет талый снег весной) понимает, что это Намджун. — Я лежу, — хрипло отзывается Тэхен и снова кладёт голову на траву. — А ты что здесь делаешь? — Я гулял. — Как-то далековато ты от деревни забрёл, — усмехается омега. — И по несчастливой случайности наткнулся на меня? — А что, если я и искал именно тебя? — серьезно спрашивает Намджун. Тэхен принимает сидячее положение и недоуменно всматривается в темноту. Глаза оборотней — это самая настоящая загадка природы. То они светятся и отливают золотом, как луна в темном небе, то ничем не выделяются и схожи с человеческими. Сейчас глаза Намджуна изредка переливаются желтизной, однако это больше похоже на видение, мираж. Секунда — и они вновь пропадают в темноте. Тэхен когда-то уже задумывался о подобном и пришёл к выводу, что это связано с яркими эмоциями оборотней. — Зачем ты меня искал? — спрашивает он, на удивление не чувствуя ни капли опасности или настороженности со стороны своей внутренней сущности. Намджун лишь пожимает плечами и поднимает свой загадочный взгляд на небо. — Почему ты снова плакал? — Я не плакал. — Ты пахнешь солью. Тэхен едва слышно цыкает и прикусывает губы. Ну вот и за что природа наградила этих остолопов идеальным зрением, слухом и даже обонянием? Почему и здесь им достаётся все, а Тэхену — ничего? Где же справедливость в этом мире? Намджун подходит ближе к омеге, нависает над ним, и Тэхен как-то непроизвольно весь сжимается, липнет сильнее к дереву. Размеры альфы поистине огромны: он даже больше и выше Чонгука, несмотря на то, что их волчьи сущности одинаковы. Намджун наклоняется к Тэхену, хватает его за талию, как маленького несносного ребёнка, и вот уже омега сидит на коленях у вожака. Намджун подгибает ноги, чтобы и ими обхватить Кима, прижимает чужое холодное тельце к себе. — Ч-что? — только и успевает заикнуться Тэхен, чувствуя горечь и жар чужого тела со всех сторон. — Ты замёрз, — поясняет альфа, — я всего лишь хочу тебя согреть. Они сидят в молчании долгое-долгое время, пока жар оборотня не заставляет кожу Тэхена оттаять, согреться. Намджун все время смотрит куда-то в бок, дышит тяжело, а Тэхен сконфуженно и нелепо держится за его пальцы, обхватывающие его поперёк живота. — Почему ты опять плакал? — на выдохе повторяет Намджун, все так же не смотря на омегу. Тэхен горестно вздыхает, напрягая мышцы живота. Что ему ответить? Как все рассказать? Я, кажется, влюбился в Чонгука, но совсем забыл, что всего лишь жалкий человек, который никогда не сможет заинтересовать оборотня-вожака? Или проблема не в этом? Вдруг Тэхен просто оказался слишком самовлюбленным и требовательным, захотел себе самого первого и красивого альфу? Вдруг это неправильно с его стороны? Черт, все слишком сложно… — Я… я не знаю, просто… — Тэхен кривится от подступающего комка слез в горле. Намджун молчаливо ждёт и все прекрасно понимает, даёт омеге возможность собраться с мыслями. — Я попал сюда, когда моих родителей убили, — дрожащим голосом выдавливает из себя слова Тэхен. — Кто их убил? — Н-не знаю… В моей деревне люди сказали, что это были оборотни, но потом эти люди… они… Они оказались очень плохими, — Тэхен даже не может вымолвить всех слов и рассказать всю правду. — Я не могу им верить. Наверное. И Чонгук г-говорил, что… Но Чонгук ведь ничего не говорил. Чонгук ведь просто слушал его все это время, и на его вопросы никогда не отвечал. Это сам Тэхен решил ему довериться, это он сам решил, что оборотни никогда не убивали его родителей. Но тогда кто это сделал? Почему они однажды вечером ушли, а утром не вернулись? Сердце Тэхена разрывает на части от боли и непонимания. Ему больно от того, что он теперь не может доверять Чонгуку, словно тем самым он его предаёт. И в то же время ему больно оттого, что доверился слишком рано, что поверил, что так и не узнал ничего про папу и отца. Почему? Почему Тэхен забыл про них? Почему Тэхен настолько отвратительный?! Омега разворачивается к Намджуну и обнимает его, прижимается всем телом, сотрясаясь в рыданиях. Альфа позволяет ему это, гладит по спине и как будто убаюкивает. — Оборотни и люди всегда враждовали между собой, — отрешенно замечает Намджун, продолжая ритмично оглаживать шею и спину Тэхена. — Вряд ли ты поверишь сейчас мне, оборотню, но я все равно скажу это. Вражда двух народов длится еще с самого начала их существования. Не только оборотни выступают зачинщиками, люди часто сами вторгаются в наши поселения, убивают стариков, омег, в частности беременных, отлавливают волчат и топят потом их в реке. На альф люди не покушаются никогда, всегда лезут и действуют исподтишка, убивая наши пары. Оборотни, естественно, тоже не святые. Мы сжигаем человеческие деревни, убиваем людей, но мы делаем это для того, чтобы защитить свои семьи. И людьми, и нами движет одно — страх. Тэхен гулко сглатывает, представляя себе жуткие картины боли, страданий и увечий. Он не мог поверить, что его родители могли держать за шкирку щенят и топить их в реке под их визги и крики. Его родители ведь не такие… — Значит, мои родители тоже… — вопреки своим мыслям произносит Тэхен, спрашивает испуганно и так отчаянно. — Ничего это не значит, Тэхен, — строго говорит Намджун, беря лицо омеги в свои ладони. — Не все оборотни сильные и быстрые, не все люди трусливые и алчные. Есть сильные и добрые люди, есть злобные и слабые оборотни. Слушай своё сердце, Тэхен. Если оно тебе говорит, что твои родители никогда бы такого не сделали, значит, так оно и есть. Ты же ведь никогда бы не убил другого человека или оборотня, правильно? Ты даже стал частью волчьей стаи и… — Не стал, — печально обрывает его Тэхен, снова щурясь и всхлипывая. Намджун понятливо замолкает, снова ждёт, пока Тэхен продолжит свою историю. И омегу рядом с таким хорошим слушателем прорывает. Он взахлёб рассказывает про каждый их день, про то, как Чонгук его сторонился и цыкал на него, называя ничейным, про то, как его держали как пленника, не доверяя, как его сначала сторонились оборотни и относились к нему с опаской. Тэхен рассказывал, как сдружился с Чимином, Юнги, остальными и прочее, прочее, прочее. И про то, как бы сильно он хотел здесь остаться, всем помогать и жить счастливо. Намджун слушает внимательно, не перебивает и даже не закатывает глаза, когда омега слишком много времени уделяет рассказам про Чонгука. Тэхена и его сердце можно прочитать, как открытую книгу, но самому ему сейчас на это так наплевать. Тэхен всегда был беззащитным и слабым, к чему корчить сейчас из себя невесть что? Выслушав весь рассказ, Намджун вздыхает. — Знаешь, Тэхен, я не хочу вмешиваться в ваши разборки с Чонгуком, я здесь совершенно лишний и посторонний. Я плохо знаю самого Чона, мы с ним совершенно не друзья, но скажу, что вожак и альфа он действительно хороший. Стая Чонгука сильна своей сплоченностью. А сплочённость и связь идёт только от самого вожака. Именно Чонгук с помощью своих настороженности и желания защитить родных сделал ее такой сильной. Он замкнутый, консервативный и иногда похож на животное, потому что и слова вытянуть из него невозможно. Ему проще все решить делом, показать силой и действием что-то, а не словами. Айщ, вы оба ещё такие дети с ним. — Почему? — Потому, — улыбается Намджун. — Ты не знаешь, что делать, тебе не у кого спросить совета, но скажи мне, а Чонгук знает, что ему делать? У него есть кто-то, кто может помочь? — Но… Но он ведь такой умный и сильный, — бормочет Тэхен. — Я думал, он всегда все знает. — Вот и все так думают. Все так думают, потому что Чонгук ведь вожак, он ведь сильный самый, он должен все знать и уметь! А ни черта он не знает на самом деле, дурак дураком. Но из-за того, что ответственность требует от него быть взрослым и сильным, из-за того, что все вокруг этого требуют, Чон и ведёт себя так по-дурацки. Закрывается от всех, никому не доверяет, боится довериться и даже мои советы не воспринимает! — рыкает от злости Намджун. А Тэхен сидит и глазами хлопает. У него словно мир перевернулся. Чонгук может быть тоже слабым? Чонгук может чего-то не знать? Тэхен пытается это переосмыслить и чувствует себя теперь очень стыдно, за то, что своим отношением к нему тоже давил. Ему самому ведь было тяжело, когда на него в деревне давили как на омегу, требовали то, чего он не мог дать. А что чувствует Чонгук, ему и представить сложно! — Но это все равно не отменяет того, что Чонгук идиот! — задорно добавляет Намджун. — Послушай, Тэхен, я хочу тебе помочь. Если тебе здесь плохо, ты всегда можешь рассчитывать на меня и мою стаю. Пойдём с нами в горы? — К-куда? — бормочет Тэхен, думая, что ему все это послышалось. — Пошли в мою стаю, Тэхен. Ты можешь всегда рассчитывать на мою поддержку и поддержку моей семьи. Мы живем в горах совсем одни, рядом нет людей, других оборотней, никого, кто мог бы сделать тебе больно. Тэхен удивлённо смотрит на волка, глупо хлопая глазами. Уйти? Бросить все и всех? Это значит, он там может начать новую жизнь? Тэхен колеблется, кусает губы и очень волнуется. Совсем недавно, лёжа на холодной траве один-одинешенек, он хотел, чтобы все закончилось, хотел уйти отсюда и забыть обо всем. Но сейчас он чувствует, будто что-то его здесь удерживает. Это не только Чонгук, это весь лес, это Чимин, это Юнги, это все оборотни. Образовавшиеся связи давят на Тэхена, причиняют ему сейчас неимоверную боль, когда он в них разочаровывается, но отпустить их омега не может. Оставить все родное позади и уйти вперёд, не зная, что ожидает его там? — Я не знаю, — честно отвечает Тэхен. — Я никогда ещё не принимал таких серьёзных решений. — Но с чего-то нужно начинать, правда? Поверь мне, все в любом случае будет хорошо. В моей стае ты никогда не будешь пленником, — твёрдо выговаривает Намджун. — Если ты не захочешь идти и останешься здесь, а после пожалеешь, я вернусь за тобой. Я обязательно вернусь, слышишь? А если ты уйдёшь, но захочешь вернуться обратно, я всегда буду готов тебя отпустить, хорошо? Тэхен оглядывается по сторонам, словно ищет кого-то, кто мог бы подсказать ему правильный ответ. Но рядом с ним только Намджун, а он-то подсказывать точно не будет. — Не принимай решение сейчас, у тебя есть ещё два дня, чтобы подумать, — успокаивает его альфа. — А сейчас давай вернёмся в деревню, там тепло, уютно и много хороших ребят, которые тебя ждут, да? Папа Юнги весь день волнуется, все спрашивает, где же ты ходишь. Тэхен настороженно кивает, до конца так и не понимая, хочет он возвращаться в деревню или нет. Он мельком думает, что если бы Чонгук, например, хотел его видеть, то он бы точно сам пошёл его искать. Но Намджун думать много не даёт, по-хозяйски хватает Тэхена за руку и ведёт за собой в деревню. Тэхен, наверное, глупец, раз наступает на одни и те же грабли. Он снова полностью отдаётся в чужие руки, доверяет полностью и безотказно. От Намджуна исходит аура заботы и желания защитить, как совсем недавно от самого Чонгука. Тэхен, наверное, всегда будет обжигаться на доверии. Как оказалось, от деревни Тэхен ушёл не очень далеко. Боже, даже сбежать из этих мест нормально не может. Огни большого костра, устроенного посреди поляны, виднеются меж деревьев уже через пять минут ходьбы. Крики и смех оборотней тоже становится слышимым совсем быстро. Они так и выходят на поляну вдвоём. Намджун продолжает держать Тэхена за руку, ни на миг не отпуская, ведёт его через сидящих и стоящих то там, то тут оборотней. Некоторые замолкают, смотрят на пришедших пристально и удивлённо, но быстро отмирают и продолжают веселье. Сегодня у оборотней вино, сегодня у них праздник, который случается только один раз в год! Намджун садится поодаль от своих знакомых альф и старейшины, который хлещет вино так, что по усам и бороде течёт. Тэхена вожак Северных Волков усаживает с краю от себя, а руку даже сейчас не отпускает. Омеги косо на это посматривают, но стараются делать это исподтишка, чтобы незаметна их ревность была. Только один взгляд прожигающий, злобный, будто желающий сожрать. Тэхен зябко под ним ёжится, а Чонгук даже пальцем не шевелит с момента их прихода. Оборотень так и замер с чаркой в руке. — Ай, хорошо вино ваше! — кричит старейшина, вытягивая руку с пустой чаркой. — Красавец, подлей-ка мне ещё! Хрупкий маленький омега пугливо озирается, но все равно подходит и наливает старику вина. — Ай, и омеги у вас хороши! Все такие нежные, милые, здоровые! Но и наши ничем не хуже, смотри, Чонгук, какой товар! — пьяно скалится альфа. Чонгук, не отрывая напряжённого взгляда от Тэхена, наобум кивает, даже звука не произносит. Намджун, глядя на напряжение вожака, приобнимает Тэхена за плечо, тянет его ближе к себе. — Старейшина, наши омеги тоже прекрасны и могут заинтересовать нашего вожака, — вежливо обращается к альфе Киён. — Ааа, Киён! Это ты, о небеса, как же быстро ты вырос! С каждым годом ты становишься все краше и краше, правда, Намджун! — Все верно, старейшина, — улыбается Намджун. — Киён, ты все так же очарователен, как и всегда. Омега принимает сухой комплимент, сделанный далеко не от чистого сердца, и, удовлетворённый, замолкает. Старейшина продолжает нести пьяную чушь, но липнет уже к другим оборотням, более сговорчивым и таким же пьяным, как и он сам. — Намджун, — едва слышно зовёт его Тэхен. — А старейшина, он твой отец? Оборотень предусмотрительно наклоняется, чтобы лучше слышать омегу, но, узнав, вопрос, не сдерживается и издаёт смешок. — Неужели мы так похожи с ним? Упаси меня от такой напасти, нет! — восклицает он, не дождавшись мнения Тэхена. — Старейшина — это прошлый вожак нашей стаи. У него не было детей, потому что он все время желал заполучить себе папу Юнги, но не сумел его заклеймить, — шепчет Намджун, прикладывая руку к уху Тэхена. — Не вынеся позора, он больше никогда не участвовал в Ночи Судьбы. — Ооо… Тэхен, раскрыв рот, смотрит на старейшину, пока тот пьёт вино уже прямо из кувшина, окончательно забывшись. Интересно, а они бы сошлись с папой Юнги? Тэхен мог бы поспорить, что вряд ли. — Намджун! — внезапно зовёт альфу Чонгук, поглядывая на него и на Тэхена. — Иди-ка сюда. — Зачем? — Поговорить надо. — О чем же? — Иди сюда, тогда и поговорим! — рычит раздражённый Чонгук. Двое вожаков смотрят друг на друга, стискивая зубы. Желваки на их челюстях перекатываются, а глаза снова отдают желтизной, но оба молчат, играют только в гляделки, в то время как никто не замечает накалившуюся атмосферу. — Сам подойди, коли серьёзное что сказать хочешь, — щурится Намджун и показательно сжимает руку Тэхена. Сам же Ким чувствует себя между двух огней. Даже нет, не огней, он находится среди двух пожаров! — Намджун, у тебя там мёдом намазано или что? — злобно цыкает старейшина. — Отпусти ты этого человека и поговори с Чонгуком нормально. И вообще, зачем ты его сюда притащил опять?! Тэхен после этих слов сильнее сжимается, к бревну словно прирастает. Галдящие вокруг оборотни замолкают от хриплого, но громкого баса старейшины. Они все внимательно смотрят на Чонгука с Намджуном и в частности на самого Тэхена. Омега же едва ощутимо вертит головой, глазами бегает по толпе, ищет, у кого поддержки найти. В глаза Чонгуку Тэхен смотреть боится. — И вообще, раз оба вожака здесь, то пора и серьёзные дела обсудить. Без чужих ушей, — едко бросает старик. — Тэхен, — зовёт его Чонгук. — Иди к себе. Уже поздно, — надавливает последнее фразой на него альфа. Тэхен ясно видит и понимает эту глупую отмазку. Чонгук не называет вслух его чужим в этот раз, не прогоняет, он мягко намекает, чтобы Тэхен сам все понял и не разводил спектакль. Омега опускает голову вниз, пытаясь не показывать своей грусти и обиды, сжимает губы в тонкую полоску и кивает. Намджун хочет его удержать, сильнее руку сжимает, но Тэхен шепчет ему мягкое «не надо» и сам высвобождает пальцы из чужой ладони. Он огибает толпу сбоку, чтобы не идти позорно у всех на виду. — Постойте, а почему Тэхен должен уходить? Папа Юнги бойко хватает его за руку и останавливает, пытается вместе с ним пробраться через людей к центру поляны, но не может, потому что омега упирается. — Тэхен тоже член нашей стаи, он наш друг. Тогда какого черта вы все рты позатыкали и смотрите? — кричит папа Юнги, вставая на носочки, чтобы его все видели. — Член стаи? Ты с ума сошёл на старости лет? — кряхтит и смеётся старейшина. — С каких пор люди могут жить с оборотнями? Забыл уже прошлое?! — А с каких пор ты стал таким старым, противным куском дерьма?! Все вокруг ахают от ругательств со стороны омеги, но папа Юнги стоит непоколебимо, решительно. Старейшина, опешив, аж давится вином. Под всеобщий шёпот и ропот, Тэхен вырывается из рук пожилого омеги и бежит в сторону своего «дома». Кто-то его пытается звать, кто-то что-то кричит, а папа Юнги снова начинает спорить со старейшиной, но Тэхена это уже совсем не волнует. Он с силой захлопывает за собой дверь и устало спускается по ней, прижимает руки к коленям. Чонгук смотрит на все это задумчиво, хмурится и не отводит взгляда от дома, в котором скрылся Тэхен. Папа Юнги дерзко хватает его за руку и тащит в сторону от толпы, почти толкает. — Доволен? — шипит он гневно. — Успокоился?! Подвинуть Намджуна не смог, так решил самого Тэхена прогнать? Он там теперь будет один сидеть, ничьё внимание привлекать не будет, и твоя ревнивая душенька будет спокойна?! — Что? — То, что ты трусливый идиот, сошедший с ума! Ну, нужен тебе Тэхен, так подойди и скажи ему об этом! К тебе омега со всей душой, он ведь действительно тебя любит, а ты любишь его, так почему ты себя так ведёшь? Кого ты боишься? Старейшину, что он скажет об этом, ждёшь?! — Я никого не боюсь, — рычит Чонгук, — и ты это знаешь! — Да, знаю. Я все понимаю. Ты самого себя боишься. — Не лезь мне в голову, ты мне не папа! — А что бы сказал твой папа? — вопрошает омега. — Как бы он отреагировал на это? Он всегда учил тебя одному: любви. Любовь сделала тебя таким сильным, Чонгук, любовь. Ты боишься ослабеть, но сам делаешь себя слабым ежесекундно, отвергая любовь Тэхена. Пора уже отбросить свои страхи, Чонгук. Альфа кусает губы и снова смотрит на дом, в котором скрылся Тэхен. Сердце его болит, но он не может унять эту боль, волк скулит внутри и лежит побитой собакой. Чонгук ест себя сам изнутри, волк его грызёт собственный хвост. — Если ты видишь, что не можешь себя отпустить, — обращается к нему папа Юнги, — то лучше оборви эту связь как можно быстрее. Тэхен тоже ее чувствует, поэтому все ещё тянется к тебе. Не давай ему ложной надежды, не заставляй верить до последнего, если не можешь дать ему то, что он просит. Если не ты, то, я думаю, Намджун сможет с этим справиться. Папа Юнги хлопает Чонгука по плечу и уходит в темноту, оставляя того наедине с ещё большей тьмой — его мыслями. Стоящий в отдалении Намджун коротко качает головой, цокает языком и уходит, сложив руки на груди. Чонгук тоскливо оборачивается на дом Тэхена. В окне никого не видно. В эту ночь, во время празднества по поводу одного из самых счастливых дней в году страдали двое. Тэхен лежал на футоне, коря и ненавидя себя за свою веру, а вокруг его дома ходил Чонгук, желая уничтожить себя за отсутствие веры. Он так и не смог зайти к Тэхену и признаться в той же тяжести в груди, что давит и на омегу. Почему? Потому что на вопрос «А что будет с нами дальше?» Чонгук так и не может найти ответ.