Жёлтые глаза в темноте леса

— Тэхен! Тэхен, пожалуйста, извини меня! — Да, Тэхен, извини нас обоих! Двое оборотней кланяются в пол, а Юнги даже лбом коленей своих будто касается. Они оба немного растрёпанные, с взлохмаченными волосами, а Чимин слегка опухший и с маленькими синяками под глазами. Радовало то, что оба оборотня находились теперь в человеческом обличье и могли хотя бы разговаривать, а не рычать. Глянуть сейчас на Юнги, так он настоящая душенька, весь похож на сплющенную пельмешку. Альфа, растеряв весь свой серьёзный и мужественный вид, выглядел настолько потерянно и смущённо, что Тэхену стало его даже немножечко жалко. Глаза Мина были полны сожаления, и даже казалось, что он вот-вот расплачется. Теперь Тэхен понимал, как выглядит истинное раскаяние. — Я просто ужасен, господи, — вздыхает Юнги, почёсывая затылок и шею, — я не мог себя контролировать, и, когда увидел тебя, перед глазами словно пелена. Я почти ничего не помню из тех моментов. Господи, какой кошмар! Повёл себя, как настоящее животное! — Я тоже, Тэхен! — чуть ли не плачет Чимин. — Я должен был остановить Юнги, успокоить его, но эта дурацкая течка… Нет, это не она виновата, я не должен обвинять во всем одну лишь глупую природу. Тэхен, прошу тебя… Чимин действительно начинает рыдать навзрыд, а плечи его дёргаются, как в припадке. Чимину и правда очень жаль, он расстроен и зол на самого себя. Тэхен с силой прикусывает губы, понимая, что омега снова же расстроен из-за него. Не будь Тэхена здесь, всей этой дурацкой ситуации не произошло бы, и Чимину не пришлось бы плакать! — Мы можем как-то загладить свою вину, Тэхен? — хрипло спрашивает Юнги, обнимая своими широкими руками Пака. Тэхен глубоко и тяжело вздыхает. — Здесь нет никакой вашей вины, — тихо бормочет омега, пытаясь унять душевную, грудную боль. — Это просто… случайность. Юнги, я знаю, что ты очень любишь Чимина, и в тот интимный момент, который я разрушил, ты хотел защитить Чимина. Твой волк разозлился, потому что я, чужак, тронул твоего омегу, это нормально. Это значит, что ты хороший альфа, Юнги. Юнги смотрит на Тэхена как-то неуверенно, слегка хмурясь. Ему будто не понравились слова омеги, и он хотел найти, что же в них было неправильное. Чимин находит «ошибку» гораздо быстрее. — Тэхен, как ты можешь быть чужаком! — звонко вскрикивает он, отлипая от Юнги. — Ты ведь мой лучший друг! Чимин, кажется, замечает, что с Тэхеном что-то не так, что выглядит он слишком необычно и неправильно. Омега разом утирает все слёзы, встаёт с колен Юнги и мягко хлопает его по плечам. Мин, уже прекрасно обученный чиминову языку, знает, что это означает: иди погуляй, пока я обсужу свои серьёзные омежьи дела. Когда две омеги остаются наедине, Чимин берет Тэхена за руку и ведёт подальше от поляны и чужих ушей. Оборотни в обеих стаях не были дикарями. В некоторых моментах Тэхен невольно замечал, что людского в них было больше, чем в самих людях. Противореча всем стереотипам, большинство волков, а именно омег в особенности, были очень чистоплотными. Некоторые юноши, родившиеся с золотыми руками, любили шить себе изысканную (на фоне обычных серых рубах) одежду и натирались маслами и травами, если не имели приятного природного запаха. Чимин к таким не относился. Судя по всему, в душе он еще был слишком маленьким ребёнком, которому не нужно было внимание альф или всеобщее восхищение. Многие в стае вообще удивлялись, чем такой парень, как он, смог привлечь Юнги. В то время далеко не одна омега расхаживала вокруг альфы кругами, хвост свой посильнее распушая, да только ни одной из них не удалось растопить холодное сердце альфы. А Чимину это удалось. Пак отводит Тэхена в тень молоденькой липки и плюхается своей попой прямо на землю, нисколько не заботясь о сохранности своих новеньких белоснежных штанов. Как окажется позже, их Чимину сшил не кто иной, как сам Юнги. Омега тянет Тэхена за руку, буквально опрокидывая того на землю рядом с собой. В прохладном теньке было очень приятно сидеть. Где-то в верхушке дерева громко щебетали птицы. Тэхен запрокинул голову, чтобы найти, где же прячутся эти говорливые негодники, и увидел гнездо. Гнездо, наполненное доверху птенцами, чуть ли не раскачивалось на ветви липы, а озадаченная самка прыгала вокруг детенышей, не в силах их утихомирить. В поселении сегодня стояла тихая и непринуждённая атмосфера. Омеги двух стай, объединившись, сидели на поляне и шушукались, украдкой поглядывая на проходящих мимо альф, не подглядывают ли те. Основные приготовления и суматоха начнутся завтра, за несколько часов до Ночи Судьбы. Завтра омеги начнут приводить себя в порядок и будут прятаться от альф, желая скрыть свои творения. Отрастившие длинные локоны будут заплетать их в косы и украшать цветами, все будут плести венки и готовить праздничные одежды. Хотя, чего таить, — большинство омег уже давно приготовили себе наряды, сшили, разукрасили, сделали пестрыми и запудренными, будучи в предвкушении. А ближе к вечеру у них начнётся течка, которая ознаменует их взросление и допустит к великой ночи. Некоторые омеги уже сегодня чувствуют предтечное состояние и потому не выходят за пределы поселения, предпочитают обезопасить себя. Омега в течке — беззащитна, альфа в гоне — силён и беспощаден. Они всегда во всем противоположны, но это и делает альф с омегами прекрасным союзом, мешает чёрное с белым и приводит к равновесию. Тэхен замечает, как один юноша скручивается в калачик и тихо постанывает через сомкнутые губы. Начало течки для некоторых болезненно. Разволновавшиеся оборотни окружают омегу, подхватывают под руки и помогают дойти до дома, в котором он обосновался. Тэхен как-то читал, что болезненные и обильные течки свидетельствуют о плодовитости омеги. (Это была книга для взрослых, случайно найденная в библиотеке отца, и Тэхен вычитал там все про омег, но так и не рискнул перейти в раздел об альфах). Ким глядит на тяжело идущего парня с сожалением, он прекрасно понимает его боль, ибо не раз уже терпел течку без альфы. Немного печально, что этот и следующий день ему придётся провести в муках и болях, а не со своими друзьями. Утешает одно: другие омеги не позволят ему остаться ненаряженным на праздник. Они ему помогут, сами заплетут, расчешут и украсят. Тэхену интересно наблюдать за омегами. Хотя, признаться честно, ему не только интересно, но и завидно. Эта зависть, смешанная с каплей грусти, возникает каждый раз, когда Тэхен видит то, чего у него никогда не будет. Никогда не было и так и не будет. Брак между оборотнем и человеком по очевидным причинам невозможен. Это само собой разумеющееся. Тэхена может и примут в стаю Северных волков, пускай он и с трудом представляет, как на это отреагирует старейшина. Но Тэхену никогда не разрешат стать чьим-то мужем. Каждый оборотень рождается с предначертанной судьбой и имеет пару, идеально ему подходящую, созданную самой природой. Вмешайся в этот органичный, замкнутый круг Тэхен, разорви он его своими же руками, и тогда на земле целых два человека останутся несчастными до конца своих дней. Тэхен и сам никогда не позволит себе этого. Он просто будет молиться, чтобы мать-природа над ним сжалилась и позволила родиться оборотнем в следующей жизни. — Тэхен, что с тобой? Ты плохо спал? Выглядишь не очень хорошо, — обеспокоенно спрашивает Чимин и льнет к омеге ближе, разглядывая его темные круги под глазами. — Да, есть такое. Оборотни гудели всю ночь и не давали заснуть, — криво усмехается Тэхен. Да, он действительно плохо спал. Не мог заснуть всю ночь. Однако не веселящиеся волки стали причиной этого, а один конкретный. Но не может же Тэхен рассказать всю правду, поделиться своими страданиями касательно Чонгука. Нет, это совсем не потому, что он не доверяет Чимину. Это потому, что Тэхен прекрасно знает, насколько Чимин доверяет ему. Пак точно пойдёт к Чонгуку, будет разбираться, кричать на него и принуждать к чему-то. Он будет делать все это исключительно из светлых и добрых намерений. Но тогда Тэхен в глазах вожака станет еще более жалким. Тэхен не хочет больше краснеть от стыда и пытаться угодить оборотню, обратить его внимание на себя, пока тот будет отталкивать и отпинывать куда подальше. Насильно мил не будешь, это уж точно. — Как прошла твоя течка? Ты уже хорошо себя чувствуешь? — вместо объяснений и вранья переводит тему Тэхен. — О! Ну, вообще она ещё не прошла, — с энтузиазмом оживляется Чимин. — Это ведь только третий день, получается. У меня она обычно длится дней пять. Но в этот раз нам с Юнги пришлось прерваться, гости в деревню пришли как-никак, встречать надо. — Так выходит, тебе и сейчас?! Ну… плохо… — Что? Нет-нет-нет, я уже не теку так сильно, — отмахивается оборотень. — К тому же, Юнги вставил в меня пробку*, чтобы ничего не вытекало и не пахло. Так что я чувствую себя просто отлично! — Пробку? — шёпотом спрашивает Тэхен, словно чувствует, это нечто постыдное. — Куда вставил? — Туда, — серьезно отвечает Чимин. — Я могу показать. До Тэхена далеко не сразу доходит смысл слов и местонахождение этого «туда». Но когда он все-таки осознаёт, куда, Тэхен строит огромные глаза, полные испуга и ужаса. Руки же невольно тянутся к заду и закрывают его, как будто кто-то хочет и ему засунуть что-то прямо «туда». Омега ёжится и невольно сжимает мышцы внутри, представляя себе все эти неприятные ощущения. Боже, это ведь больно, пихать что-то туда! Да как там вообще может что-либо поместиться?! Сглотнув и прикрыв глаза, Тэхен опасливо глядит на Чимина и осторожно отвечает: — Нет, спасибо, не стоит. Я все… и так могу представить. Чимин глуповато хихикает, и в смехе его явно скрыты пошлые подтексты. Но веселость быстро проходит — и вот Чимин вновь абсолютно серьёзный. Они молчат какое-то время. Тэхен с упоением глядит на омегу, расчёсывающего гребнем длинные, белые, как снег, пряди. Чимин разглядывает землю вокруг. — Тэхен, я ведь все вижу, — потухшим голосом молвит Пак, — я вижу, что тебе плохо. Поделись со мной, я точно смогу тебе помочь, обещаю! Это все из-за Чонгука, он тебя обидел?! — Чонгук… Он не обижал меня. Всего лишь сказал правду. Да, Чонгук сказал ему очевидную правду: Тэхен человек, а не волк, а потому частью стаи быть не может. Но это действительно очень обидно, слишком. — Но это же какая-то ерунда! — воскликнул Чимин, услышав всю правду. — Я ничего не понимаю, как же так! Чонгук не мог сказать такого, ты его явно не так понял. Наверное, он имел в виду, что… — Какая разница, что он там имел в виду! Чонгук при всех сказал, что метил меня запахом, чтобы меня вы, члены стаи, не сожрали, а потом вечером прогнал меня с праздника только потому, что я — это я! — Он метил тебя запахом? — прикрыв рот руками, шокированно пищит Чимин. — Это что, действительно так важно сейчас? — горько замечает Тэхен. Омега встаёт и решительно идёт вперёд, не дожидаясь замешкавшегося Чимина. Тэхену теперь не просто больно, он теперь зол. Тэхен зол на мир, природу, всю стаю, Чонгука и ничего не понимающего, глупого Чимина! Никто, никто вокруг его не понимает! Никто вокруг не может ему помочь! — Я иду к Намджуну, — сурово оповещает Ким подбежавшего оборотня. — Где он сейчас? — Что? Зачем тебе Намджун? — Он предложил мне уйти в его стаю. Намджун был единственным, кто вчера отправился меня искать и сидел успокаивал, выслушивая мои истерики, — хмыкает Тэхен. — Но… Я бы тоже отправился тебя искать, — грустно, почти плача отвечает Чимин. Тэхен отворачивается от Пака, смотрит себе через плечо, потому что в глаза оборотню, полные настоящего сожаления, глядеть не может. Ему не нужно сейчас сожаление или понимание. Все вокруг гладят его по головке, причитая «да, я тебя понимаю», но это неправда! Никто и никогда не пытался его понять и помочь. С самого начала всего этого кошмара все вокруг только и пытались сделать Тэхену больно! За что? Почему? Чем он заслужил все это? Омега так и не отвечает Чимину, потому что ответить ему попросту нечего. — Где Намджун? — вновь повторяет он свой вопрос вместо этого. — Зачем? Зачем, Тэхен? Что есть у стаи Намджуна, чего нет здесь? А я? Что мне без тебя делать? Как мы будем с тобой общаться и играть, если ты уйдёшь?! — глаза Чимина такие большие и круглые, а нижняя губа чуть-чуть, слегка подрагивает. Тэхена раздражает его поведение. Какого черта плачет здесь Чимин, если беды у него, Тэхена?! — Ты и до этого как-то жил без меня. С Юнги и Чонгуком, — недовольно бросает омега. — Чимин, если ты действительно считаешь себя моим другом, то будь добр, скажи, где сейчас Намджун. Оборотень сопит, словно маленький ребёнок. Он вытирает глаза и нос длинным рукавом и, не глядя на Тэхена, тычет пальцем в дом, расположившийся на самом краю деревни. Чимин бубнит себе под нос, что там все главы деревень собрались, чтобы обсудить свои серьёзные дела. Тэхен кивает и, даже не попрощавшись с Чимином, уходит, оставляет его одного. Омега идёт шумно, большими, размашистыми шагами и с силой размахивая по сторонам руками. Сейчас придёт, скажет в лицо Намджуну, что уходит вместе с ним, в его стаю. И сделает он это на глазах у Чонгука. Тэхен хочет позлорадствовать, хочет увидеть реакцию вожака и надеется, что сделает ему хоть капельку больно. В глубине души он надеется, что все, происходящее между ними, значило для Чона хоть что-нибудь. Чимин был прав в одном: другая стая ничем не отличается. Тэхен, по правде говоря, не знает, что его ждёт, и даже не имеет каких-либо надежд на хорошее и светлое будущее. Он соглашается идти с Намджуном просто потому, что нужно двигаться дальше. Нужно попробовать хоть что-нибудь, чтобы иметь возможность изменить свою жизнь. А видеть рядом с собой Чонгука с его омегой, с детьми, большой и дружной семьей, и ждать, пока он не соизволит прогнать Тэхена из стаи, омега не может. Дом Чонгука точно такой же, как и все в деревне. Одноэтажный, бревенчатый, собранный давно и крепко-накрепко. Чонгук поселился на окраине, подальше от шума и криков. Его дом — самый последний в деревне. На деревенскую тропинку и оживленность у альфы выходит широкое окно. В нем Тэхен сумел разглядеть Намджуна, Чонгука и старейшину, нечто бурно обсуждающих. Омега обходит дом кругом, зачем-то при этом пригибаясь, словно стараясь, чтобы его не заметили. Он на миг останавливается около двери, но не стучит и внутрь так и не заходит. Тэхена пробирает любопытство, которое сдержать он внутри не может. Добравшись до задней стенки дома, Тэхен садится на корточки прямо под маленьким окном, раскрытым нараспашку. Вокруг один лес и густые кустарники, пахнущие пряностями. Здесь Тэхена никто не увидит, не услышит и даже не найдёт по запаху. Идеальное место, чтобы спрятаться. Тэхен чуть приподнимается, встаёт на колени, так, что макушка его торчит прямо на подоконнике, но никто из альф этого не видит. Их взгляды устремлены на стоящего у противоположного окна старейшину, а руки сурово сложены на груди. Альфы чем-то обеспокоены. Это видно по напрягшимся мышцам на руках Чонгука и гуляющими желваками Намджуна. — Стая может переехать, — говорит Джун, — перебраться в новое место, поближе к границе холода и тепла. Наша стая будет совсем не против новых соседей. — Оставить лес, чтобы эти варвары полностью его захватили?! — возмущается старейшина. — Дай им палец, они руку по локоть откусят! Тэхен приподнимается ещё выше, чтобы иметь больший обзор и видеть всех участников разговора. О чем они говорят? Что за варвары? В лесу поселился кто-то ещё и теперь угрожает оборотням? — Чонгук! Почему ты молчишь? Здесь вообще-то судьба твоей стаи решается! — противно, с хрипом рычит старик. — Нам нельзя покидать лес. Мы не можем оставить древо. — Верно, — кивает Намджун, соглашаясь с другим вожаком, — Северные Волки потеряли своё древо, нельзя допустить ещё одну потерю. — О небеса, неужели! А это было неочевидно для кого-то из вас? Вот только ваши размышления, вздохи и медлительность нисколько не помогают решить проблему. Я вам так скажу, решение только одно: смерть. Вопрос в том, чья именно. Тэхен сжимает и кусает свои губы от страха. Он боится даже представить, что стае, полной омег, детей и стариков, может грозить опасность. Как бы ни был он зол на оборотней и всю эту ситуацию, есть люди, которые не заслужили чужой злости и бед. Чимин, папа Юнги… Что будет с ними, если на деревню кто-то нападет? Тэхен не хочет даже думать, что с ними может что-то произойти. А если… если вдруг? Кто их защитит? Юнги и Чонгук, они успеют? Они смогут? А древо? Весь лес, поляна, деревня? Что будет с ними, если оборотни уйдут или… Нет-нет-нет, нельзя думать об этом «или»! — Я не хочу никого убивать, — глухо отвечает Чонгук. — Не хочешь? Не хочешь?! — вскрикивает старейшина. — А видеть смерть своей семьи ты хочешь? Хочешь видеть, как эти твари будут убивать твоих щенков? Хочешь смотреть на то, как они будут насиловать твою омегу? Чонгук, я ведь знаю, ты знаком с этим не понаслышке. Ты хочешь этого кошмара? Чонгук замирает. Он сжимает свои плечи руками ещё сильнее, словно прячется в них от окружающего мира. Он молчит, а Тэхен не видит его взгляда, но как будто и сам чувствует всю ту боль и боязнь, что испытывает вожак. Омега злобно косится на старейшину и сжимает кулаки. Как можно говорить о подобном?! Как можно пугать человека этим, заставлять его вспоминать это снова и снова! — Я… — голос Чонгука дрожит, а сам альфа пытается прокашляться, — я не хочу этого. — Вот и мы не хотим, Чонгук. Поверь мне, я тоже не хочу видеть боль и страдания оборотней. Я тоже был вожаком в то время, как стая Северных была слаба и мала. Я понимаю тебя, Чонгук. Но в нашей жизни иногда приходится совершать серьёзные поступки. Нам иногда приходится убивать. — Возможно, следует начать с более гуманных вещей, — рассуждает Намджун. — Например, встретиться с представителями деревни на нейтральной территории и мирно все обсудить. Иногда именно диалог помогает избежать необдуманных поступков и лишней крови. — Диалог? — словно не верит своим ушам старейшина. — Чонгук, сколько людей, зашедших на вашу территорию, пришлось убить? Сколько?! — Пятеро, — нехотя отвечает Чонгук, — на этой неделе пятеро. — Слышишь, Намджун? Пятеро, ты можешь себе представить! Раньше люди годами не заходили в лес, потому что боялись волков и озверевших монстров из глубин тёмного леса. А сейчас пятеро человек намеренно отправились сюда и попытались найти деревню! Один из людей и вовсе проник в стаю и, черт его знает, чем он помышляет, запудрив вам мозги. Мы обязаны истребить людскую деревню, пока наши омеги еще не понесли. Тэхена как будто толкают в грудь. Он отшатывается от подоконника, зажав рот руками, беззвучно всхлипывая. Его словно наотмашь ударили по лицу, поразили стрелой в самое сердце. Варвары — это люди? Это о них говорил старейшина? Чонгук и остальные хотят убить всех людей? Тэхен на дрожащих коленях отползает подальше в кусты и душит в себе хрипы и слёзы. Он задыхается от истерики, от шока, от поражения, что настигло его так внезапно. Они, люди, для оборотней — варвары, и выход здесь только один: истребить их всех? А если бы Тэхен не попал в стаю, Чонгук бы пришёл и убил его тоже? Они хотят всех убить… Истребить… Они уже убивали людей. Пять человек. До Тэхена внезапно доходит, что за те пять дней, что он провёл в стае, умерли пять человек. Каждый день кто-то один из его деревни умирал. Каждый день или же каждую ночь кто-то из оборотней убивал. А что, если это был именно Чонгук? А в ту ночь, когда они вдвоём сидели у реки, он тоже кого-то прикончил? Он сделал это до их встречи или после, когда отнёс Тэхена в деревню? За что? Почему? Почему они решили, что людей надо истреблять? Что плохого они сделали, просто зайдя в лес? Почему волки считают, что люди хотят убивать? Это ведь не так, это совсем не правда! Тэхен не хочет причинять никому вреда, но его тоже занесли в ряд «опасных». Проникнувший в стаю… Как же низко и омерзительно это звучит. Значит, когда старейшина хочет расправиться с людьми из деревни, он займётся и им? Убьёт и Тэхена тоже? Ким вспоминает мирную деревушку, полную стариков, детей и омег. Волки хотят убить всех их. Да, там живут далеко не самые хорошие люди, а некоторые индивиды являются особыми ублюдками, но все остальные ведь ни в чем не виноваты! А его родители? Значит, их все-таки убили оборотни. Они входят в эту пятерку последних или же Чонгук их даже не считал? Кто из всех окружающих его лиц это сделал? Юнги? Чонгук? Или может это был даже Чимин? Омеги ведь тоже могут убивать. У омег тоже есть когти и клыки… Нет-нет-нет! Нельзя! Нельзя позволить всем умереть! Тэхен хватается за голову, с силой тянет себя за чёрные пряди и беззвучно кричит, катаясь по земле. Он не может позволить погибнуть стольким людям. Он не сможет жить дальше, вечно помня, что все знал заранее, но не спас. Тэхен решает все одним махом: он пойдёт в деревню и всех предупредит. А когда оборотни придут с расправой, деревня уже будет пуста. Люди спрячутся, уйдут в город, в другие леса, хоть куда-нибудь! Вместе они придумают, что делать. А Тэхен пойдёт вместе с ними. Больше он не будет доверять волкам, ибо те всегда и всех обманывают. Тэхен резво подскакивает с травы, ошалело оглядывается и бежит прочь из стаи. Он прекрасно знает путь до человеческой деревни, видел ее, к счастью, с высоты того громадного дерева, когда гулял с Чимином и Юнги. Не останавливаясь, ни с кем не здороваясь и не отвлекаясь, Тэхен поспешно огибает деревню. Ему удаётся даже проскочить незамеченным стариками и Хосоком. Все складывается просто отлично. Они ничего не подозревают. Никто ничего не подозревает. Все почти что рушится в один миг. — Тэхен! Тэхен, подожди! — кричит ему Чимин с другого конца деревни и несётся напролом, хватает за рукав, держит цепко и не отпускает. — Тэхен, я все придумал! Я тоже! Я тоже тогда пойду с тобой в другую стаю! Я поговорил с Юнги, и мы тоже уйдём с тобой, если Чонгук не образумится. Я… мне не нужен такой вожак и такая стая, если они не могут принять моего лучшего друга и… — Чимин, — тяжелым, предостерегающим вздохом останавливает его Тэхен. — Отпусти. Не трогай меня. — Тэхен? Омега свободной рукой вырывает рукав из чужого захвата и, игнорируя всех и вся, идёт к своей цели — прочь из деревни. Чимин так и остаётся стоять посреди дороги, сминая кончики своей рубахи. — Тэхен! — снова кричит он, но ближе не подходит. — Не уходи! Ты что, идёшь в… человеческую деревню? — спрашивает он испуганно и осторожно. Тэхен заносит ногу в воздух, но шаг так и не делает. Глаза его наливаются яростью и гневом, а щеки прикусываются чуть ли не до крови. Со скоростью, которой может позавидовать даже оборотень, Тэхен подскакивает к Чимину, хватает его за плечи и с силой сжимает. — Ты! Значит, ты тоже все знаешь! — раненным зверем ревет омега. — Ты тоже в этом участвуешь?! Ты тоже это делал?! — Ч-что? Я не п-понимаю, Тэхен, — напугано бормочет Чимин, в панике оглядываясь по сторонам. — Что-то произошло? П-почему ты вдруг стал таким? — Ты монстр! — выплёвывает Тэхен. — Вы все монстры! Я… Я… Не подходи ко мне! — ошалело вскрикивает он, отшатываясь в сторону от Чимина, как от прокаженного. Тэхен убегает, позорно бежит вперёд не ради благой цели, а из-за банального и глупого страха. А Чимин с места больше не двигается, смотрит пронзительно убегающей фигуре вслед до тех пор, пока та не скрывается за массивными лапами елей. Тэхен так и не дослушал разговор вожаков, не услышал, как устало и грустно вздохнул Чонгук, возразив, что Тэхен совершенно не такой, что он никогда бы не причинил стае вреда. И Тэхен так и не узнал, что Чимин сразу же после их диалога с криками и плачем ворвался в дом к альфам. — Что ты сделал?! Что ты опять сказал Тэхену?! — кричит и бьет в грудь вожака кулаками Чимин. — Это ты, это ты во всем виноват! Почему ты такой ужасный, Чонгук! Почему ты снова обижаешь Тэхена! Чимин плачет навзрыд, никто не может его успокоить, даже Юнги, почувствовавший боль своей пары и вовремя подоспевший. Чонгук крутится вокруг омеги хвостом, пытается узнать, что произошло, но нутром уже чувствует: что-то нехорошее, очень нехорошее. — Тэхен… Он сказал… — всхлипывает Чимин, пока Юнги утирает ему слёзы, — сказал, что хочет уйти из стаи с Намджуном. Он пошёл сюда, к вам, но вернулся такой… ещё более странный. Он накричал на меня, сказал, что мы все монстры, и приказал больше не подходить к нему. Что ты сделал, Чонгу-у-у-к! Ты лишил меня друга! Чимин долго ещё плачет и воет, оборачиваясь то волком, то снова человеком. Не могут заглушить его боль ни любимый, ни семья, ни друзья. А Чонгук взволнованно смотрит на лес, мешкает, хочет сорваться куда-то вперёд, но так и стоит на месте, впервые вообще не зная, что делать дальше.

***

Впервые лес кажется настолько враждебным. Тэхен бежит, спотыкаясь, со сбившимся дыханием хрипит, но бежит, бежит, не оглядываясь. Как в самый первый день бежал он в лес, ища там спасения и защиты, так теперь возвращается обратно. Ноги сами несут его вниз по склону пригорка, он пробегает мимо поляны, где они играли с Чимином и Юнги, мимо дерева, по которому они лазали. Склон становится все круче, а ноги уже заплетаются, мышцы слишком онемевшие, и затормози сейчас Тэхен хотя бы на миг — точно кубарем бы покатился вниз. Вороны в высоких кронах деревьев противно каркают, заставляя омегу таращиться по сторонам в испуге и ужасе, вокруг гуляет сильный ветер, поднимающий всю листву прямо в лицо. Вся природа ополчилась против человека, посчитала его своим предателем, но Тэхену сейчас все равно: на кону стоит множество жизней. Горло Тэхена сводит горячей болью, он кашляет, снова задыхается, потому что сердце бьется, как сумасшедшее. Держась за свою шею, Тэхен пытается заставить себя вдохнуть ещё раз, но с каждым вдохом кислорода внутри все меньше. Каким-то чудом ему везёт. Тэхен не спотыкается ни об один камень или ветку, не попадает в ямы и не катится кубарём вниз, ломая лодыжки как в прошлый раз. Грозный и дремучий лес остаётся позади, а перед глазами до боли знакомая деревушка. Тэхен выбегает на ту же самую дорожку, на которой его преследовали злополучной ночью. Только враги за ним теперь не гонятся. Пока что. Люди вокруг не охвачены паникой, а жизнь течёт в мирном русле. Дети все так же играют на холме возле дома Тэхена, такого одинокого и пустого. У омеги при взгляде на него сердце сжимается от боли. Улочки и дорожки в основном пусты: альфы трудятся под палящим солнцем на полях, а омеги готовят им обеды и занимаются домашней живностью. Из труб валит дым, а по округе разносится приятный запах — кто-то печёт пирожки. Тэхен выбегает в самый центр деревни, оглядывается вокруг в панике, пытается зацепиться хоть за кого-то взглядом, но из присутствующих — одни лишь старые, захмелевшие в теньке пьяницы. Омега отчаивается. Он подпрыгивает вверх, яростно размахивает руками, силясь привлечь хоть чьё-то внимание. — Люди! Люди! — кричит он, раздирая больное горло. — Люди, послушайте меня! Вам срочно нужно спасаться. Уходите отсюда, собирайте все свои пожитки и бегите! — Ещё один пьянчуга! — брызжет слюной пожилая омега. — Иди, иди отсюда, сумасшедший! Иди, пока я не разозлился! Омега грозно поднимает в руке мокрую тряпку и пробует замахнуться на Тэхена. Ким пугливо уворачивается и растерянно смотрит на собирающуюся толпу зевак. — Послушайте меня, пожалуйста! — вновь пытается достучаться он до народа. — Вам грозит серьёзная опасность! Оборотни, оборотни из лесов, да, они действительно существуют! — кивает омега раскрывшему рот мальчишке. — Оборотни скоро придут сюда. Они хотят сжечь вашу деревню. Нужно срочно спасаться! По толпе идёт лёгкий ропот, люди в недоверии переглядываются и шепчутся. Подбежавшие детишки тычут пальцами в Тэхена, стоящего отдельно от толпы. Люди мнутся, продолжают переговариваться. Кто-то в прямом смысле слова плюет и уходит обратно в дом, потому что молоко убежит, а это куда важнее каких-то оборотней. Один из пьяниц закашлялся, проснулся от бесконечного сна, поднял вверх чарку с благозвучным тостом: «За оборотней!», глотнул и снова впал в свою кому. — Что за суматоху наводишь, мелкий? — скептически смотрит на него грузный альфа, сложив руки на груди. — Мы альфы, а не тряпки, о которых можно вытирать ноги, мы мужчины, мы люди! Кто бы ни хотел к нам влезть: оборотни, медведи, собаки, — усмехается он и получает одобрительные улюлюканья из толпы, — мы их всех передушим! Заколем вилами, голыми руками пасти их порвём! Никто отсюда не уйдёт! — провозглашает мужик, а за его спиной раздаётся гордое и сильное «Дааа!» Тэхен моргает, беспомощно оглядывается по сторонам, пытаясь найти хоть одного серьезно настроенного омегу или альфу. Но поддержки он не находит. — Нет-нет, вы не понимаете! — слабо протестует он. — Людям не справиться с оборотнями! Они намного сильнее нас, у них есть когти, клыки, они в разы быстрее и сильнее нас. Вы же все погибнете! — Что за толпа? Что происходит? А ну разойдитесь! Вперёд выходит староста. Тэхен сразу его узнал. Все тот же строгий, постоянно оценивающий взгляд, все те же морщины на лбу и лёгкая хрипотца в голосе. Ничего в мужчине не изменилось за это время, да и не могло, но для Тэхена же будто эпоха прошла. Омега вспоминает, как староста с сыновьями пришёл в его дом, как альфа скудно и хмуро отзывался о его ситуации, говоря, что Тэхен бесполезен и слаб. В этом месте ничего не изменилось: ни люди, ни окружение. Зато изменился сам Тэхен. — Староста! — вскрикивает омега, а в голосе его сочится радость и возрастающая надежда. — Послушайте, я Ким Тэхен, вы же меня помните?! Это очень важно, старейшина, выслушайте и поймите меня! — Тэхен? — хмурится альфа и трёт подбородок, размышляя. — И где же ты был, Тэхен? Мы думали, тебя давно звери разорвали. — Нет-нет, все хорошо, я жив! Я все это время был в стае оборотней, но это неважно, послушайте лучше меня сейчас! Я узнал, что оборотни хотят напасть на деревню! Вам срочно нужно бежать, всем вместе. Берите только все самое необходимое и убегайте, бегите в город или в другие леса, прячьтесь! Это правда очень… — Надо же, кто появился да ещё нежданно-негаданно. Ласковый, мурчащий голос проникает в уши, льётся рекой, заполняя нутро и вызывая неконтролируемую дрожь. У Тэхена выступает пот на спине, когда он медленно, на отказывающих ногах, поворачивается к говорящему. Гону стоит и криво усмехается, осматривая омегу презрительным взглядом, опуская в грязь Тэхена только им. Тэхен помнит, что Гону волки так и не догнали тогда, он успел спастись. И теперь альфа живехонький стоит прямо перед ним, пугающе скаля зубы. От одного его взгляда в горле у Тэхена все пересыхает, а пальцы невольно тянутся к шее, хотят ее защитить, помнят ощущение удушья. — Значит, ты, Тэхен, жил все это время у волчков? — усмехается Гону. — И как они тебя не разорвали, а вот братца моего прибили? Мы даже тела найти не смогли. Гону подходит ближе и властно кладёт руку прямо на шею Тэхена. Альфа прекрасно чувствует чужой страх и панику, наслаждается этим, пока Ким неуверенно мнётся, пытается пересилить самого себя, а не сбежать, сверкая пятками. Тэхен аккуратно убирает чужую руку и отходит в сторону, ближе к старосте деревни. Ему нужно помнить, зачем он сюда пришёл, быть смелым ради тех, кого он ещё может спасти. Нельзя вспоминать прошлое, нельзя, нельзя, надо быть смелым, надо быть сильным, надо… — Я… Я н-не убивал Сону, — натужено хрипит Тэхен, оборачиваясь к толпе, словно ища у неё поддержки, — я правда никого не убивал. Гону вздыхает, закатывает глаза кверху и делает шаг вперёд. — Мой братец был тем ещё ублюдком. Откровенным дерьмом, — плюет альфа на горячий песок. — В семье не без урода, сам понимаешь, — с улыбкой поясняет он, — но мне правда интересно, почему волки не убили тебя вместе с ним? Это потому, что ты омега? — В-в каком смысле?! — Гону, хватит, — предостерегающе останавливает его отец, — ты пугаешь нашего гостя. Альфа примирительно улыбается отцу, поднимает руки вверх. — Да-да, я все помню и знаю: мы должны быть очень рады, что малыш Ким сам пришёл к нам в руки, а не заставил себя долго искать. Тэхен непонимающе хлопает глазами, смотрит на старосту, ибо доверяет ему явно больше, чем всем остальным. Зря. — Теперь мы сможем устроить праздник для всей семьи Ким, — хмыкает староста и машет рукой Гону. Под жалобное удивление и тихие испуганные вздохи Тэхена бьют по затылку чем-то тяжёлым. Он даже и пикнуть не успевает, как обмякает в руках Гону, а сознание его обволакивает тьма.

***

Тэхен стонет от боли и пытается пошевелить своими конечностями. Ему ничего не удаётся, только руки и ноги сводит ещё сильнее. Перед глазами — темнота, в ушах — звон. В затылке будто что-то стучит, переходя на темя и виски, а шея вся мокрая, липкая. Сквозь звон и темноту к Тэхену приходит ощущение реального мира. Омега снова стонет, когда новая порция головной боли окутывает его, наступает волной. Ему приходится закусить губы, чтобы переждать и пережить ее. — Боже, хватит выть, как резаная свинья, закрой рот, — басом кричит кто-то рядом. Тэхена окатывают ведром ледяной воды, и он, вскрикивая и кашляя, наконец открывает глаза. Руки и ноги Тэхена связаны друг с другом, а веревка, сдерживающая их, обвязана вокруг вбитого в землю столба. Вокруг него стоят жители деревни, среди которых грузный альфа, любимец народа, с пустым железным ведром в руках. Тэхен оторопело оглядывается по сторонам, дёргается вперёд, но выпутаться не может — связан крепко. Люди притащили его на холм. Тот самый, на котором стоит его родной дом, бывший дом. Особняк смотрит на него пустыми, жуткими глазницами вместо когда-то светлых и красивых окон. То, что было садом, теперь являлось лишь его подобием с вырванными с корнем цветами и кустарниками. Они гнили и сохли прямо под палящим солнцем, брошенные умирать в боли и одиночестве. Тэхен теперь знает, что все растения живые, что они тоже все чувствуют. Он теперь знает, что им тоже было больно. — Что происходит? — кричит омега и снова тянется вперёд, вот только путы его не пускают. — Зачем?! — О, Ким уже проснулся! — звонко сообщает всем вокруг Гону, выходя из расступающейся толпы. — А у нас тут праздник, проходи, стань его частью. — Праздник? — совсем ничего не понимает Тэхен. — Что за… Это не смешно, перестаньте! Вы, вы думаете, что я предатель? — осеняет омегу. — Но я говорил вам правду! Я хочу вам помочь! Я сам пришёл сюда, оборотни ничего не знают! — Ох, Тэхен-и, конечно же, ты не предатель! — восклицает Гону. — Ты ведь помог нам, упростил наш план просто до минимума! Ким замирает, косится на Гону с подозрением, впервые слыша о каких-то планах. Альфа, которому сейчас явно весело от всего происходящего, с удовольствием продолжает: — Теперь мы с лёгкостью уничтожим деревню волков! Пока альфы пойдут сюда и никого здесь не встретят, мы в обход им доберёмся до их пристанища! Там останутся ведь одни омеги и старики, раз оборотни хотят убить нас как можно скорее! Гону заливисто смеётся, а люди улюлюкают ему в ответ. Кто-то поднимает в кулаках вилы с факелами, огонь которых отражается в глазах Тэхена. — З-зачем вам в деревню? — Как это «зачем»? — изумляется Гону. — Покрыть всех омег, а затем перебить этих тварей! — Всех… омег? — шепчет сухими губами Тэхен, сразу же вспоминая доброго, доверчивого Чимина. — Ну… может и не всех. Хотя, постой-ка, ребят, кто-нибудь хочет вскочить на старых сучек? Боюсь, молоденьких на всех не хватит! — А пускай они за двоих тогда отрабатывают! — хрипло смеётся кто-то из толпы. — И то верно, у них же сейчас период спаривания! — поддакивает другой. — Им все равно, чей член принимать. Чем больше, тем лучше! Толпа озверевших альф гудит и шумит, а Тэхен смотрит на них с придыханием и животным ужасом. Он не верит собственным ушам и глазам, когда альфы задорно выкрикивают бравады и требуют идти прямо в наступление, приговаривая «Так им и надо! Они ведь животные!». Тэхен снова совершил ошибку. Снова все испортил. Тэхен снова доверился и сделал это зря. Монстры и твари здесь не оборотни, а люди. Их даже животными язык не поворачивается назвать, ибо животные, в отличие от этих мерзких людей, умеют чувствовать и знают, что такое любовь, забота, сострадание. Этим же неведомо ничего. Тэхен своей глупостью обрёк всех на смерть. Надо было слушать Чонгука и Намджуна, надо было верить им! А Тэхен, дурак, так отчаянно верил, что люди — его собратья, что они, добрые и слабые, имеют тоже право на жизнь! Теперь из-за каких-то убеждений Тэхена умрут все. Умрет Чимин, умрет Чонгук, умрет Намджун — все они погибнут из-за него! Никогда в жизни ещё Тэхен не ненавидел себя настолько сильно. Омега сотрясается в рыданиях, истерика накрывает его, словно цунами. Он воет, ревет и кричит, а слёзы градом стекают на его колени. Пускай лучше умрет он сам, но остальные спасутся и будут жить! Убейте его, но не трогайте Чимина и остальных! — Твари! Твари, монстры! Пустите, пустите меня! — не своим голосом рычит Тэхен и тянет путы на себя, тем самым причиняя только большую боль от впивающихся в кожу верёвок. — Вы, сдохните вы все! Умрите, умрите, умрите! Он трясёт головой и кричит до срыва связок, не обращая внимания на образовавшуюся тишину вокруг. И в этой тишине звонкая пощёчина становится чем-то отрезвляющим. — Думай, с кем говоришь, Тэхен, — шипит Гону, оттягивая голову омеги за волосы. — Или неделя с первобытными тварями тебе так запудрила мозги? Гону ждёт ответа, тянет за волосы сильнее, сжимает Тэхенов затылок, причиняя неимоверную, поистине адскую боль. Тэхен в ответ только кусает альфу за пальцы, но кусает так, будто хочет их с мясом откусить. — Тварь! — плюет ему в лицо Гону и вытирает окровавленные пальцы о штанины. — Каким же ты бешеным стал. Или может… — лицо альфы осеняет догадка, — может, у тебя здесь кто-то появился? Гону хватает одной рукой поперёк спины Тэхена, а другой давит на его живот. — Может, у тебя здесь уже есть маленький волчий ублюдок? Ты ведь наверняка успел принять чей-то член, да, шлюха? Тогда его надо отсюда достать! Альфа с силой бьет омегу кулаком в живот. Тэхена сгибает пополам от глухой боли, а Гону на это только смеётся и бьет ещё раз. Тэхен воет от боли, прикусывая язык, и внутренне молится и благодарит всех богов за то, что никого не носит под сердцем. Иначе ещё одна жизнь оборвалась бы слишком быстро. — Гону, — тихо, но с силой зовёт альфу староста, — кончай уже с играми. Тэхен усталым от боли взглядом всматривается в толпу, действительно замечает там старосту — нет, это не его галлюцинация — и не может в это поверить. Даже он, даже он был против него. Все, все вокруг, не только Гону, подставили его и обманули. — И то верно, отец, — соглашается Гону, — мы ведь как раз на праздник собрались. В твою честь, Тэхен, — кивает он омеге. Тэхену уже, если честно, абсолютно наплевать, что творят эти сумасшедшие. У него попросту не осталось никаких сил, чтобы терпеть и сопротивляться. У Тэхена больше ничего и никого нет, ради чего ему бы хотелось цепляться за жизнь. Последние дорогие люди, которые приютили его и подарили капельку любви, тоже вскоре умрут. Тэхен сам плюнул им в лицо, отвернулся от них, предал. Ему нет никакого прощения, а все происходящее — это наказание. Староста выходит перед толпой и что-то важно говорит, в то время как собравшиеся слушают его в молчании и абсолютной тишине. Они стоят и взирают на альфу, раскрыв рты. Тэхен же не слышит ни слова. В ушах у него опять стоит звон. Живот очень сильно болит и пульсирует после ударов Гону: альфа, видимо, специально метил по внутренним органам. Затылок тоже болит, и теперь Тэхен понимает, что у него, кажется, сотрясение. А то самое нечто мокрое и липкое на затылке и шее — его собственная кровь. Вокруг, словно поддерживая всеобщий минорный лад, опускаются лёгкие сумерки. На небе ни одного яркого просвета — все закрыто серыми и темными облаками. На землю от них падает лёгкая тень, окрашивая все в ещё более темные цвета. Неужели уже вечереет? Сколько тогда Тэхен пробыл в отключке? Староста заканчивает свою речь, берет в руки факел, поджигает его, и яркое оранжевое пламя освещает все вокруг, ослепляет глаза Тэхена. Альфа идёт прямо ко входу в особняк семьи Тэхена, кидает горящий факел на вырванный с корнями сад. Сухая трава вмиг поддаётся убийственному пламени, позволяет огню бежать прямо к дому. Теперь вокруг светло. Светло, как в яркий, солнечный день, даже ещё светлее. — Что вы делаете? — слабо спрашивает Тэхен, когда Гону подхватывает его за связанные руки, отвязывает от столба и тащит вперёд. — Как «что», помогаем встретиться с родителями. Они вот там — прямо внутри, — показывает пальцем юноша. Теперь Тэхен что-то понимает. Огонь. Его дом горит. Тэхен стоит перед родительским поместьем, а пламя отражается в его глазах. Жарко, очень жарко. Его бьет дрожь, а сердце сжимается, когда до ушей доносятся чьи-то крики, вот только Тэхен не осознаёт, что это его крики. Там, внутри горящего дома, как будто некто мечется в огне, вопит от боли и стенает, мучительно страдая. Это все галлюцинации, видения, но они настолько яркие и болезненные, что омегу скручивает в комок и рвёт прямо на землю. — Мы и наша земля теперь наконец-то можем быть свободны от гнета семьи Ким, — провозглашает староста. — Мы все теперь равны, мы все теперь свободны. Мы очистим землю от грязного рода Кимов и приведём нашу деревню к лучшему будущему. «Да!» — раздаётся со всех сторон, а в воздух летят соломенные шляпы. — О чем… О чем он говорит? — по-детски глупо и наивно лопочет Тэхен. — Отец говорит о том, что это мы убили твоих родителей. Они действительно лежат прямо там, в их спальне. О, ты знаешь, Тэхен, ты очень похож на своего папочку: такой же милый и до жути наивный. Твой папа до последнего цеплялся за своего альфу, и они даже умерли в объятиях. Хочешь посмотреть? Они так и лежат там, вцепившись друг в друга! — к концу своей речи Гону звереет и переходит на крик. — Местные короли! Вы все всегда считали себя лучшими из лучших! Спали на мягких подушках, ели из посеребренных тарелок! Тебя от всех нас, скотов, оберегали, а что теперь, что? Лежат и гниют в своих хоромах, а сын их скоро будет гнить рядом с ними! — Что мы вам сделали?! Почему вы все такие жестокие?! За что?! Мой отец был такой же, как и все! Он упорно работал на тех же полях, что и вы, взращивал все непосильным трудом и… — Твой отец оженился с богатой городской шлюхой! — рычит староста. — И состроил на этом целое состояние! А мы, чем мы хуже?! Чем мы заслужили гнить на этой бесплодной земле и голодать десятилетиями! Сукин ты сын, купающийся в шелках! — размашисто бьет альфа Тэхена по лицу. — Чтоб ты сдыхал как можно медленнее! Тэхен терпит побои, терпит насмешки и унижения, которых он не заслужил. На него отрешилась чужая злость, накапливаемая годами и десятилетиями. Это не была злость на него самого, на его родителей. Это была злость на жизнь, тяжёлую и тугую жизнь, полную испытаний, смуты и горестей. Тэхену просто повезло родиться и прожить несколько иную жизнь. И за это он вынужден сейчас платить. — Папа… Отец, — шепчет Тэхен и даже не замечает, как по щекам снова начинают литься слёзы. Он смотрит на горящий дом, в котором провёл все своё детство, вспоминает тёплые объятия мягких папиных рук и весёлый, задорный хохот отца. Ему просто очень сильно хочется к папе. Чтобы он обнял Тэхена и позволил снова вдохнуть его запах, похожий на топленое молоко. Чтобы он снова поцеловал его в лоб, погладил и посильнее взбил подушку перед сном. Никто и никогда больше не будет любить его так сильно, как любил папа. Он любил Тэхена и совершенно ничего не просил взамен. — Так сильно скучаешь по своим обожаемым родителям? — ухмыляется Гону. — Ну ничего, ничего, скоро ты к ним присоединишься и вы обязательно встретитесь! В аду, — мрачнеет он. Альфа хватает Тэхена за перевязанные за спиной руки и намеренно тащит к огню, желая предать омегу смерти. Однако он замирает на половине пути, смотрит куда-то вдаль, щурится и жестом велит всем гомонящим замолкнуть. Гону что-то слышит впереди, ещё в основании холма. Тяжёлые шаги, придавливающие своим весом траву, уже отчетливо звучат совсем близко. Тэхен тоже замирает, перестаёт даже дышать. Ему кажется, что это чувство, этот запах — все это стало его предсмертной галлюцинацией. На холм грузно ступает чёрный волк. Он огромен, широк и высок, выглядит абсолютно спокойным ровно до того момента, пока не видит заплаканного, связанного и опухшего от слез Тэхена. Волк скалит зубы и грозно рычит, делая предостерегающий шаг вперёд. — Чонгук… — сипло стонет Тэхен и звучит так жалобно, с почти умершей внутри надеждой. Деревенские замирают на месте в нерешительности. Они поглядывают на такого же стоящего истуканом старосту и не решаются сделать первый шаг. А когда один сумасшедший хватает вилы и, выставив их острым концом вперёд, несётся на волка с боевым кличем, все успевают услышать только булькающие хрипы. Волк перекусывает чужую шею насквозь. Голова умалишённого глухо стукается о землю и катится вниз по склону, в то время как обезглавленное тело валится рядом с альфой. Морда волка в крови, белоснежные зубы окрашены в красный. Секунда — и на месте волка уже стоит человек. Чонгук тяжело дышит, старается держать себя в руках. А Тэхен смотрит на это огромными, напуганными глазами. — Отпусти омегу, — медленно, выговаривая каждый слог, просит, нет, требует, приказывает Чонгук, — и все останутся живы. Первым приходит в себя Гону. Он пальцем показывает на Чонгука, и оборотня обступает толпа людей с выпяченными вилами и факелами. Все они приставлены к горлу альфы. — Надо же, так вот, кому ты зад подставляешь, Тэхен, — догадывается Гону. — Значит, волк пришёл за своей самкой. Альфы смотрят друг на друга с пассивной злостью и агрессией, пока ещё сдерживаемой внутри. Чонгук многозначительно скалит клыки, но Гону бесстрашно продолжает: — Как жаль, что я планировал убить эту красоту. Скажи-ка, оборотень, ты бы хотел от него волчонка? Такого маленького, пушистого и миленького щенка? Хотел бы, чтобы он, — приподнимает альфа Тэхена с земли за волосы, — выносил тебе потомство? Хаа, как жаль, что это невозможно, — вздыхает Гону. — Знаешь, я слышал, что вы, волки, привязываетесь к одной сучке на всю жизнь и жить потом без неё не можете. Ты уже успел привязаться к этой? А что будет, если я трахну ее прямо у тебя на глазах? Накачаю своей спермой и убью? Тебе тогда будет больно?! Гону кричит в воздух с сумасшедшим, обезумевшим взглядом. Он не походит больше на человека, этому существу уже нельзя подобрать подходящее название. Альфа кидает Тэхена на землю, вдавливая одной рукой в землю, а другой придерживая его бёдра в воздухе. Тэхен кричит, извивается, пытается вырваться, но хватка Гону сзади просто стальная. Омега поворачивает голову вбок, переводит взгляд на застывшего Чонгука. Одними губами Тэхен шепчет всего лишь одно слово: «Пожалуйста». Чонгук не замечает, как круг вокруг него сужается. Его хватают за руки, заламывают их за спиной и ставят его на колени на землю. Чонгуку на это все равно, он смотрит только на Тэхена, думает только о Тэхене. Альфу словно замкнуло, потому что он завороженно смотрит на то, как Кима вздёргивают ягодицами вверх, сжимают их и грубо лапают. — Нет, — будто осеняет Чонгука, — я не хочу. Я не хочу смотреть на то, как будут насиловать моего омегу, — повторяет он слова старейшины. Чонгук совершает выбор. Чонгук отпускает своего волка, больше не держит его внутри. Он рычит нечеловеческим рыком, полным ослепляющей ярости и желания убивать. Вся его сила, накапливаемая в теле годами, выплёскивается наружу, на неспособных справиться с нею людей. Чонгук рвётся вперёд, к Тэхену, невзирая на протыкающие его грудь и руки вилы. Он не чувствует боли, когда кто-то вонзает металл в его спину, когда в него кидают факелы и пытаются ударить по голове. Клыки альфы удлиняются, на руках вырастают нечеловеческие, огромные когти, которыми он дерёт тела и души всех, кому неугодна его любовь. На него бегут десятки, и он отбрасывает десятки назад, сворачивает шеи, рвёт плоть, ломает кости и хребты. Его руки по локоть в крови, но это не только чужая кровь: он и сам истекает от глубоких ран и ожогов. Золотистая кожа вспорота и обуглена во многих местах, на нем уже почти нет ничего живого, но боль переходит в силу, боль двигает вперёд. Чонгук вынесет любые мучения ради того, чтобы спасти свой смысл жизни. Вот он, лежит совсем рядом, нужно только руку протянуть! Оборотень мечется между сущностью волка и человека, от ярости и неконтролируемой мощи его перебрасывает туда-сюда, а Тэхен лежит на земле и со слезами на глазах наблюдает, как его, его волка мучают люди. Омега остро чувствует запах паленой шерсти и видит, что земля под ногами Чонгука уже давно стала черной от крови. Волк рычит и ревет, когда его бьют по спине факелом, катается по земле, пытаясь сбить огонь, охвативший его спину. — Чонгук! Чонгук! Чонгук, не надо! Чонгук, пожалуйста, уходи! — кричит, надрывая охрипшую глотку Тэхен. Он дёргается руками, готов уже снять веревки вместе с кожей, только бы помочь своему волку, только бы облегчить его боль. Тэхен лежит на земле один, Гону куда-то исчез, стоило ему увидеть озверевшего оборотня. Тэхен падает лицом в грязь, но пытается ползти вперёд, ползти к Чонгуку. Тэхен знает, что ничем не сможет ему помочь, у него не хватит сил, чтобы спасти оборотня, вот только тело само движется к альфе. — Пожалуйста, Чонгук! Тебе больно! Я не хочу, чтобы тебе было больно, беги, уходи, Чонгук! — умоляет Тэхен альфу. Это все так знакомо, и кажется, будто Тэхен болен, а это не более, чем дурные видения, посланные горячкой или лихорадкой. Однако теперь это явь, кошмар, превратившийся в реальность. Чонгук хрипит и рвётся вперёд из последних сил, превозмогая боль. Он раскидывает поредевшую толпу на землю, где уже лежат трупы растерзанных, и в прыжке добирается до Тэхена, на ходу перевоплощаясь. Раненные мышцы и кости с хрустом и болью принимают новую форму. Чонгук опускается рядом с Тэхеном на колени, обхватывает его лицо ладонями и сцеловывает слёзы, убирает их большими пальцами рук. — Не брошу, не отпущу, не могу, не могу, мой маленький, — шепчет он на ухо Тэхену, — все закончится, сейчас все закончится, малыш. Тэхен всхлипывает и тянется дрожащими губами к окровавленным чоновым, разделяет лёгкий, едва ощутимый, но такой нужный, как глоток воздуха, поцелуй. Альфа разрывает верёвки Тэхена, помогает ему подняться на ноги и тотчас уводит за свою спину. Оставшиеся в живых люди окружают их. Озлобленные своим страхом и слабостью, они, покорёженные и разбитые, направляют на Чонгука оружие. Им больше не жить, все это понимают. Но цель последнюю в жизни исполнить все равно хотят. Такова природа человеческая. — Чонгук… — жалобно тянет Тэхен, — ты ранен, тебе больно. Ты не выстоишь против всех. — Маленький мой, — смотрит на него с душевной теплотой вожак, — ради тебя я выстою все. Доверься мне, все будет хорошо, — Чонгук дает в руки Тэхену брошенные кем-то вилы и смотрит серьезно: — Но если я упаду — беги. Сердце Тэхена падает вниз, когда он слышит эти ужасные слова. Нет-нет-нет, как же так! Это невозможно, Чонгук не может упасть! Он не может умереть! Руки омеги трясутся от паники и боязни, что Чон действительно может погибнуть. Он это знает. Он это принимает. Он согласен на это, ради Тэхена. Тэхен с силой, до белых костяшек, сжимает в руках вилы и опирается на них, закрывает от страха глаза. За Чонгуком он стоит, как за стеной, слышит звуки борьбы, крики, чувствует дрожь земли от падающих тел и ощущает запах крови. Альфа сам не издаёт ни звука, ни пикает из-за невыносимой боли, что алым цветком распускается на его теле, подбирается к сердцу, чтобы отравить. Шелест травы за спиной оживляет Тэхена снова. Он дергается и резко оборачивается, слыша тупой хруст и сочный шмяк. Омега в ужасе застывает, держа вилы, по которым густыми темными струями начинает течь кровь. Староста замер в немом крике с топором наперевес и проткнутым насквозь животом. Он хрипит, пытается что-то сказать, но из его рта только выливается огромными порциями кровь. А Тэхен только сильнее загоняет вилы, испуганно дёргаясь при каждом новом звуке. Когда тело старосты тяжёлым мешком падает вниз, Тэхен не чувствует ровно ничего. В его голове пустота. Все посторонние звуки разом отключаются. И наступает тишина. — Оте-е-е-ц! — режуще взвывает Гону на холме, но Тэхен этого не слышит. Он смотрит на альфу, стоящего с луком в руках, и не понимает, что перед собой видит. Он не слышит свиста стрелы, пронёсшейся в паре миллиметров от его уха. Но глухой вздох Чонгука сзади выводит его из транса. Чонгук шипит сквозь зубы, свободной рукой придерживаясь за рану. Стрела пробила его плечо и прочно застряла там, совсем близко к суставу. Альфа пригибает голову, жмурится и стискивает зубы, терпя невыносимую, адскую боль. — Чонгук… Альфа вздрагивает, смотрит вперёд и, позабыв о разрушающей боли, рвётся вперёд, кидая Тэхена на землю и закрывая собой. Тэхен снова бьется своим несчастным затылком, но словно не чувствует этого, глаз не сводит от Чонгука, которого что-то толкает вперёд, и он мучительно стонет. Вторая стрела, предназначенная Тэхену, попадает Чонгуку в спину. Вожак тяжело оседает на землю, не издавая ни звука. Сначала он падает на колени, после и они его не держат, и поверженный волк ложится на землю. Один в поле не воин, и никогда им не был. — Нет. Нет, нет, нет, нет! — кричит Тэхен. — Нет! Нет! Нет! Омега ревет в агонии и, не контролируя себя, несётся, выставив вилы вперёд, на толпу. Ему плевать на людей, пытающихся сбить его с ног. Ему плевать на чью-то кровь, оседающую на вилах. И он не замечает, как больно обжигает его руки и ноги огонь чужих факелов, направленных на него. Перед глазами Тэхена, налитыми кровью, стоит лишь образ Гону, замершего в ледяной позе. Гону смотрит на омегу с хладнокровием, презрительным молчанием. Альфа достаёт из колчана третью стрелу, вкладывает ее в лук и натягивает тетиву. Тэхен видит цепкий взгляд Гону, нацеленный исключительно на него, но ни один мускул омеги не дергается от этого. Пускай он и умрет: раз погибнет Чонгук, то и ему самому жить нет смысла. Но эту тварь он убьёт. Принесёт ему смерть со стрелой в сердце. Гону выпускает стрелу, Тэхен видит ее стремительное приближение. И так же стремительно, подобно прыткой стреле, Тэхена сметает вбок огромной силой. Его тянут за холку и волокут вниз, оставляя позади Гону и остальных людей. Огромный чёрный волк несёт в зубах свою ношу и бежит вниз по холму. Тэхен радостно пищит, вжимаясь руками в мокрую от крови шею Чонгука. Живой, живой, это главное! Волк шумно дышит, почти задыхается, но Тэхена не выпускает, бежит с ним в сторону леса. А омега смотрит назад, видит, как его особняк, пылающий яркими красками, становится все меньше и меньше. Тэхен понимает: он видит его в последний раз. Он старается запомнить эту землю такой, какой она для него и была все эти годы: тёплой, доброй и светлой. Совсем скоро здесь не останется ничего, одна лишь сажа и пыль, перемешанная с горем и памятью людей, которые потеряли здесь все. Идти под горку Чонгуку сложнее, чем спускаться. Вступив в пределы леса, он отпускает Тэхена и позволяет идти ему самому. Омега, карабкаясь на четвереньках по крутому склону вверх, постоянно в напряжении оглядывается назад, потому что видит копошение вдалеке. Люди бегут за ними, пускай пока что очень далеко, но они явно не собираются сдаваться. Тэхен икает от страха и начинает перебирать конечностями быстрее, усиленно хвататься пальцами и ногтями за листья и землю. Преодолев самый крутой подъем, Чонгук ложится животом на землю и поскуливает. Его снова ломает и скручивает, пока идёт болезненное перевоплощение. Тэхен не может узнать своего волка. Весь окровавленный, с перебитыми суставами, с разбитым глазом и губами, распухшими от ран. Тэхену страшно смотреть на руки и спину альфы: он лишь видит перья торчащих стрел. Вожак шипит, хватаясь за простреленное плечо и валится головой на землю. А у Тэхена слёзы в глазах стоят. Чонгук все это время бежал и нес его самого, мирясь с этой адской болью в суставе. Как он вообще смог двигать конечностью! — Чонгук! Твои раны! Надо… Надо достать стрелы! — лихорадочно мечется вокруг альфы Тэхен. — Давай, давай я… — Не трогай, Тэхен, — хрипит Чонгук. — Эти стрелы мою душу держат. Достанешь — сразу погибну. Омега, как ошпаренный, отводит руки назад и вовсе прячет их за спиной. Он сейчас абсолютно беспомощен: хочет хоть как-то помочь, но не может. Потому что Чонгуку уже никак не помочь. — Надо возвращаться в деревню. Там Хосок… он… он знает, что делать. Чонгук с трудом встаёт на согнутых коленях. Он дышит через рот, хрипит и кашляет, еле ноги передвигает и постоянно опирается на ближайшие деревья. Чонгуку плохо, Чонгуку жарко. А в глазах его уже давно стоит темнота. Они идут медленно. Тэхен, перекинув здоровую руку альфы через плечо, шагает с ним вровень. Каждый шаг для них — это борьба, борьба со смертью. И это борьба с собственным страхом, потому что шум за спиной становится все сильнее. Деревня собирает остатки своих сил, чтобы идти в лес. Деревня готова идти на оборотней. Тэхен боится и боится очень сильно, но ни слова не говорит Чонгуку, даже запах свой контролировать пытается. Он понимает, что переход от дерева к дереву для Чонгука — это испытание. Его альфа старается изо всех своих сил, которые он растерял, спасая Тэхена. Поэтому сейчас Тэхен его ни за что не бросит. Оборотень пытается выбрать запутанный, сложный путь. Он понимает: убежать в таком состоянии от толпы не сможет никто. Ему остаётся лишь петлять и путать, использовать тактику жертвы. Да, в этот раз хищник стал добычей. Волка без стаи пожирает стадо. Кажется, будто они идут уже вечность. На деле же деревня все ещё здорово просматривается сквозь тонкие стволы сосен. В глазах волка пропадают последние огни. Для него гаснет даже Тэхен. Чонгук припадает на землю, закрывает глаза. — Нет-нет-нет, Чонгук! Нельзя ложиться, нельзя! — шепчет дрожащими губами Тэхен. — Осталось совсем чуть-чуть, ещё пять минут, Чонгук, давай. П-пожалуйста… — тихие слёзы капают на щеки Чонгука, однако он не встаёт. — Маленький мой, не надо. Мы ведь оба понимаем, что нужно сделать выбор, — ласково отвечает ему Чонгук, с трудом разлепляя веки. — Я свой сделал уже тогда, когда шёл сюда. Я все знал и понимал, Тэхен. И я не жалею. Пожалуйста, малыш, позволь мне спасти тебя. Беги, беги же вперёд. Чонгук кашляет и слабо толкает Тэхена вперёд, но омега упорно мотает головой, стиснув зубы, и только сильнее удерживает ладонь вожака в своих. — Я не смог дать тебе настоящего счастья. Прости, — вздыхает Чонгук, и глаза его тоже наполняются слезами. Это все враньё, что сильные мальчики не плачут. Чонгук был сильным всю жизнь, но он тоже плачет. Он плачет, потому что теряет впервые обретенное счастье. Не смог его для себя уберечь, не успел насладиться сполна. Сейчас ему нужно отпустить Тэхена, чтобы тот смог жить дальше. И Чонгук, разбивая своё сердце на тысячи осколков, все равно отпускает. Он и не предполагал иного варианта. — Там Намджун. Он сможет дать тебе… — силы покидают альфу, и он так и не договаривает свои последние мысли. Тело Чонгука обмякает, хватка в руках Тэхена слабеет. Альфа хочет спать. — Чонгук! — сипит Тэхен. — Чонгук! Я не разрешал тебе засыпать! Открой же глаза, ну! Ким припадает ухом к лопаткам вожака. Сердце стучит, но так слабо, держась на грани, бьется из последних сил. Что Тэхен будет делать, если Чонгук умрет? Как ему жить дальше? В чем тогда смысл? На кой черт ему этот выбор, сделанный Чонгуком?! Тэхен тоже делает свой собственный выбор. Чонгук пытался догнать своё счастье, этим же занимается и Тэхен. Папа Чонгука боролся за своё счастье так, как мог. Папа Тэхена жил ради счастья и умер, обнимая его. Они не расстались даже после смерти. Тэхен всегда хотел брать хороший пример со своих родителей. Сейчас он наконец это и сделает. Лучше Тэхен умрет сейчас, но прижимая к сердцу свою любовь, чем проживет долгую жизнь наедине с горем. И никакой Намджун не сделает его счастливым! На это способен только Чонгук. Сначала Тэхен пытается поднять альфу, но не может даже удержать его тело на руках, не то, что нести. Затем омега пытается тащить оборотня хотя бы по земле, но быстро понимает, что не может этого делать, не нанося при этом Чонгуку вред. В конце концов Тэхен взваливает огромное тело себе на спину и ползёт вперёд на корточках, не в силах даже разогнуться. Кусая до крови губы от натуги, Тэхен ползёт вперёд через кусты. Ветви и острые корни царапают его лицо и пальцы, хлестко бьют бессознательного Чона. Нет, Тэхен дотащит волка в поселение, он сможет! Чонгук ещё будет потом на него ворчать за все эти дурацкие царапины от кустов и травы, будет недовольно хмыкать, какой же Тэхен слабый омега. И пускай, пускай он кричит, ругается, злится, но, боже, будет живым! Сейчас все давнишние проблемы кажутся такой глупостью. Тэхен говорил, что не может осознавать, что Чон будет целовать кого-то другого? Может! Он утверждал, что ему будет не по силам смотреть на детей альфы и его большую дружную семью? Бред! Тэхен согласен на все, пускай только он будет жить! Жить, любя другого и ненавидя Тэхена, это неважно! Самое главное, чтобы жил дальше! Тэхен пробрался сквозь кусты и спрятался в гуще высокой травы. Омега воровато оглядывается, когда слышит крики, но не может понять, откуда они исходят. Внутри все сжимается, стоит Тэхену понять: они везде. Люди настигли их. Щурясь, Тэхен наблюдает сквозь зелёные ветви кустов за идущим впереди отряда Гону. Альфа ни на секунду не выпускает из рук свой лук, готов прямо сейчас выпустить следующую стрелу. Последнюю стрелу. — Они не могли далеко уйти! — дает он знак своим людям. — Здесь повсюду несёт собачьей кровью. Вы, — тыкает он пальцем в двух верзил, — обыщите все вокруг. Остальные идут со мной дальше. На них в прямом смысле этого слова открыли охоту. Тэхен смотрит вперёд, смотрит назад и не видит путей отступления. Они с Чонгуком спрятались в тупике. Шаг влево, шаг вправо — открытая местность, и вид как на ладони. Похоже, что это конец. Им отведены последние минуты. Тэхен нежно смотрит на спящего оборотня, стирает с его лба пот и кровь и трепетно целует. У них было так мало поцелуев. Тэхен в принципе смирился. Если такова их судьба, то зачем бороться? Разве есть смысл противиться, ненавидеть, быть несогласным? Жизнь человека — интересная штука. Она принадлежит только ему, но на деле же это человек принадлежит жизни. Жизнь может изменить человека, он же ее — нет. Так в чем же тогда смысл? Правильно, его нет. -…ть. Тэхен закрывает глаза, обнимая Чонгука и вслушиваясь в пение птиц. Эта мелодия такая красивая. — Есть. Холодок пробегает по спине омеги. Он ёжится, приоткрывает настороженно один глаз и обнаруживает, что все ещё жив. А вокруг тишина, легкий сумрак вперемешку с низким туманом. Перед Тэхеном расстилается мягкий зеленый ковер. На сочных травах танцуют крошечные голубые цветочки. Они звенят, как медные колокольчики, и этот звон поглощает все посторонние звуки. Тэхен моргает, и голубая рябь в глазах исчезает, смывается туманом. Омега снова промаргивается и трёт глаза, а туман превращается в фиолетовые васильки. — Сюда… — шепчет мягкий, знакомый голос. Высокие травы расступаются, показывают дорогу Тэхену, а голос все зовёт его вперёд. Это не голос кого-то конкретного, не папы, не Чимина, не Чонгука. Это звук, понятный сердцу. Глас природы. — Сюда… — снова зовёт он, и ему вторят деревья и птицы. А Тэхену кажется, будто теперь он способен на все. Он ползёт вперёд и тащит за собой Чонгука, а травы и корни деревьев подталкивают его вперёд. С каждым зовом тело Тэхена крепчает, а очи светлеют. Впереди будущее. Впереди надежда. Впереди судьба. Больше нет никакого Гону, нет стрел и боли. Все люди разом исчезли. Остались только Тэхен и Чонгук. В глазах рябит от яркости и сияния. В ушах звенит, но все ещё слышится тягучее «сюда». Тэхен падает в цветы, блаженно прикрывая глаза и опуская голову Чонгука себе на грудь. Их окружают волки. Тэхен смотрит пустыми глазами на Чимина, Юнги, Хосока, снующих рядом. Как они здесь оказались? Волки о чём-то спорят, Чимин кричит и плачет, вот только Тэхен этого не слышит. А затем он видит белого волка. Вожак Северных Волков ступает гордо, сильно. Он смотрит своими жёлтыми глазами на Тэхена, отворачивается, глядя вперёд, а после устремляется в лес. Пока Тэхена кто-то поднимает на руки, белый волк в сопровождении тройки серых скрывается за деревьями. В ту ночь деревня людей была стёрта с лица земли со всеми ее жителями. Опушка леса ещё долгие часы пылала огнём, съедая человеческие дома. Уходили в прошлое люди и их традиции, осталась только природа и земля, которой ещё потребуются годы, чтобы смыть с себя чужую кровь. Тела альф больше никто и никогда не видел. Имя Гону вместе с его личностью исчезло в глубине лесов. Намджун постарался, чтобы никто даже не услышал его предсмертного хрипа. А где-то под корнями могучего дуба так и лежит брошенный лук.

***

На землю давно уже опустилась глубокая ночь. Никто из оборотней не спит. Чимин сидит на поляне между Юнги и его папой и отчаянно грызет свои ногти. Юнги уже устал бить омегу по рукам, чтобы тот прекратил. Они все нервничают, все боятся. Взгляды то одного, то другого волка устремляются на закрытую дверь. В доме тем временем не издаётся ни звука. Оба племени собрались на поляне. Оба племени ждут. Старейшина Северных Волков расхаживает около двери, чтобы первым получить известия. Хосок выходит, вытирая руки окровавленным полотенцем, ближе к двум часам ночи. Несколько десятков глаз пытливо всматриваются в его лицо, но альфа лишь тяжело вздыхает, отпивает из поданной ему чаши и подходит к Юнги. — Боюсь, что даже я тут бессилен, — горестно вздыхает Хосок. — Регенерация Чонгука не может залечить его раны. Он потерял слишком много крови, а одна из стрел попала между двух костей. Чтобы залечить его руку, нужно достать стрелу и сломать плечо с ключицей, чтобы они срослись заново. Чонгук слишком слаб, чтобы это выдержать, он может умереть от болевого шока. — А Тэхен? Что с Тэхеном? — взволнованно поднимает глаза Чимин. — Повреждения Тэхена не угрожают его жизни. У него лишь многочисленные ожоги и ушибы, а ещё нехилый удар по затылку. Для человека, однако, это все серьезно, и восстановление может занять месяцы. Впоследствии у него точно останутся шрамы на теле. Губы Чимина дрожат, а сам он куксится и прячет лицо в локте Юнги. Плечи омеги вздрагивают при каждом беззвучном всхлипе. Папа Юнги осторожно обнимает оборотня со спины. Вокруг волков витает атмосфера безнадёги. — И что мы будем делать? — хмурится Юнги, на автомате оглаживая Чимина. — Ты хочешь просто ждать, пока Чонгук умрет, а Тэхен останется калекой? — Я предлагаю молиться. Все оборотни навостряют уши, а среди стариков проносится шёпот «А поможет ли?». Молодняк беспомощно оглядывается, ничего не понимая. Юнги хмуро кивает. Альфа встаёт и направляется в дом к Хосоку, но его успевает остановить Чимин. — Можно я понесу Тэхена? — спрашивает омега. Мин кивает. Тэхен открывает глаза уже на руках у Чимина. Пак улыбается ему и щурит от счастья глаза. За головой Чимина темно-синее небо и большая-пребольшая луна. — Чи…мин? — сипит обезвоженным горлом Тэхен. — Как я здесь оказался? Что произошло? — Мы нашли вас с Чонгуком на окраинах деревни. Повезло, что ты смог дотащить его прямо до сюда, он же такой здоровый! А о людях… — Чимин понижает голос, — не волнуйся. Намджун со всем разобрался. — Ерунда какая-то, — хмыкает Тэхен, смотря пустым взглядом вверх. — Мы ведь с Чонгуком были на самой окраине леса… А потом, потом меня позвал лес и указал дорогу. — Ах, Тэхен, Боже мой! Ты и правда ударился головой! — смеётся оборотень. Тэхен не находит, что на это ответить. Пак приносит его к древу. Он мягко опускает тело Тэхена на траву, как можно ближе к массивным, толстым корням и, собираясь уйти, прикладывает руку к стволу, что-то тихо шепчет. — Чимин, подожди. Прости меня, простите меня все. Я такой дурак, я просто ужасен. Если бы я был чуточку умнее, никто бы не пострадал и ничего бы не случилось. — Нет, Тэхен, это не так. Если бы ты не пошёл к людям, нас бы всех застали врасплох. Чонгук и Намджун пришли к решению не нападать на деревню людей. Если бы ничего не произошло, могли бы погибнуть многие омеги и дети. Вы с Чонгуком спасли нас всех. Спасибо! — Чимин лучезарно улыбается и низко кланяется перед лежащим Тэхеном. Ким хотел бы встать и поклониться в ответ, вот только сил пошевелить конечностями нет совсем. Все тело ломит и болит от ран и ожогов. На какое-то время ему удаётся забыться. Земля вокруг древа тёплая, вновь бурлит, как и в прошлый раз. Это успокаивает. А после на землю рядом с ним кладут Чонгука. Тэхен это чувствует, слышит запах альфы и резко открывает глаза. Чонгук рядом, он живой. Вожак лежит на животе, вся спина его покрыта мокрыми тряпками. Хосок достал стрелы и обработал раны, которые зияли сейчас темно-красными пятнами на тряпках. Альфа смотрит на Тэхена тусклым взглядом, и, когда к нему приходит осознание, что это Тэхен, он словно оживает. Облизнув пересохшие губы, Чонгук протягивает здоровую руку к Тэхену, слабо, но уверенно хватается горячей ладонью за тэхенову. У Чонгука лихорадка. — Ты сумасшедший, — улыбается одними уголками губ вожак, — я же просил тебя бежать, а ты что сделал? — Я и убежал. С тобой. Моя жизнь — твоя, твоя — моя. — Ну точно с ума сошёл, малыш, — отвечает альфа и устало прикрывает глаза. Тэхен тоже хочет спать. Теперь он может. Когда Чонгук лежит рядом и держит его за руку, закрыть глаза и уснуть совсем не страшно. Все оборотни стекаются к древу. Они становятся полукругом перед Чонгуком и Тэхеном, а кто-то даже валится на колени, в мольбе выставляя вперёд руки. Старейшина подходит к раненым. — Боже, Чонгук! — ахают молодые омеги, стайкой держащиеся около Киёна. — Какой ужас! Как же Чонгук сможет участвовать в Ночи Судьбы?! — Молитесь, чтобы он вообще выжил и ходить смог! — злобно рыкает на них старейшина. Омеги в панике отшатываются в сторону. Постепенно поляна затихает. Оборотни обращаются в шёпот и мысленные молитвы. Старейшина ходит вокруг держащихся за руки Тэхена и Чонгука, распевает на одному ему известном древнем языке молитву. С каждым совершенным кругом голос альфы становится все громче и громче, звонче и звонче, он вскоре переходит на крик. Под крики и шёпот молитв Тэхена окутывает тепло. Длинные гладкие стебли ползут по его рукам и ногам, обхватывают его рёбра и голову. Чонгука они и вовсе накрывают одеялом, под плотным хитросплетением лиан видна одна лишь голова. Зеленый ковёр медленно вздымается на теле альфы с каждым вздохом. Завывания старейшины становятся все сильнее, и чем громче и удивительнее они звучат, тем плотнее лианы окутывают пару, даруя им тепло. Древо всегда заботится о своих братьях меньших. Природа услышала молитву.