Тэхен с огромным трудом разлепляет свинцовые веки. Картинка перед глазами покрыта неприятной белизной, которую очень сложно согнать, даже если час тереть веки руками. Тэхен даже и не пытается: у него все слишком сильно болит. Ноги и руки чертовски тяжёлые, будто к ним привязали камни, спина вся затекла, поясницу и бёдра ломит от боли. Омега пытается перевернуться на бок, но мышцы вновь простреливает тупая, ноющая боль. А перевернувшись, все тело Тэхена холодеет.
Вторая половина постели пуста. Подушка даже не примята, а одеяло не лежит комком в ногах — все это говорит лишь об одном: Чонгук мало того, что ушёл, он не провёл здесь даже ночь.
Тэхена поглощает паника. Он помнил каждый момент предыдущего дня, наполненный страстью и удовольствием, пускай после местами болезненным. Чонгука было не остановить, он брал и брал, целовал и целовал, прижимал к себе весь день. А затем внезапно отпустил. Ушел посреди ночи или ещё вечером и так и не вернулся. Тэхен не хочет придумывать себе лишнее, но разум его беснуется и мечется, ищет своего альфу. Он не справился? Не смог помочь Чонгуку? Неужели альфа пошёл к другим омегам? Взял опять сразу двух себе, самых ненасытных, которые могли заниматься любовью с ним в любом обличье? Тэхен не хочет верить, что Чонгук пошёл к другим, пускай он был не в себе и вряд ли мог здраво рассуждать. Но он не мог, просто не мог выбрать других вместо него.
Тэхену в прямом смысле плохо. К горлу подкатывает тошнота от осознания всего происходящего, а стук сердца слышен в ушах. Где Чонгук? Где он?! Куда он ушел, почему оставил Тэхена совсем одного? Он ведь так старался, пытался ему помочь, неужели он не смог удовлетворить альфу? Тэхен не в состоянии думать и соображать.
Превозмогая адскую боль в пояснице, омега, сгорбившись, слезает с кровати, опускается коленями на пол и шарит, как слепой котёнок, руками по полу и под кроватью в поисках одежды. Она нигде не находится, и Тэхену приходится разгибаться под собственные стоны и шипения. Времени, чтобы волноваться о таких мелочах, как одежда, больше нет. Повсюду мерещится запах Чонгука, кажется, он ушёл только-только или вовсе стоит за дверью, ждёт омегу. Тэхен укутывает свою наготу в одеяло, прячется в этом огромном коконе и на полусогнутых ногах ковыляет в сторону двери. Боль невыносимая, распространяется по всей спине, шее, плечах, ногах и концентрируется около копчика и талии. Но разве можно думать о собственной боли, когда твой альфа неожиданно исчез?!
Яркий свет нового дня ослепляет Тэхена. Омега жмурится и прибивается к стене, потерянный и беспомощный. За прошлые сутки он будто абстрагировался от мира, привык находиться только рядом с Чонгуком. И теперь все, кроме альфы, вызывало в нем панику, тревогу, все было слишком обширным, слишком ярким, слишком чужим. А самого альфы, который мог послужить единственным источником успокоения, не было. Тэхен не знает, что ему делать. Тэхен будто потерял частичку своей души.
— Чонгук! Чонгук! Где Чонгук! — кричать посреди деревни, какой-то пустой и обезлюдевшей, это единственное, что Тэхену остаётся.
Омега может выглядеть сумасшедшим в этот момент, орет как резаный, горло дерёт и ходит кругами, так и не видя объекта своих поисков. Бросил, бросил, ушёл! Говорил, что не уйдёт и не оставит, а обманул!
На поляне нет ни Чимина, ни Юнги, ни Хосока. Они все тоже куда-то ушли.
— Чонгук, где ты, Чонгук? — слёзно спрашивает у пустого кострища омега.
Истерику больше не сдерживает, плачет во весь голос.
Присутствие сзади Тэхен замечает не сразу. И густой сильный феромон, окутывающий со спины, не вызывает ни удивления, ни опасения. Тэхен оборачивается только когда его зовут по имени, а широкие крепкие руки укладываются на плечах.
— Тэхен? Что с тобой?
Как здесь появился Намджун, омега не знает. Сначала он даже не верит, что все это реально, но теплые руки, в которые Намджун вкладывает его холодные дрожащие ладони, вполне материальны. А от шеи исходит настоящий запах вожака Северных Волков, Тэхен потянулся носиком и принюхался, нисколько не стесняясь своих действий.
Намджун удивлён не меньше Тэхена. Ошалевший омега с растрёпанными, взлохмаченными волосами, укутанный в покрывало и, совершенно очевидно, обнаженный под ним, выглядел как-то… неправильно. Намджуну не следовало видеть его таким, он не имеет на это права, должен отвернуться, и терпкий запах Чонгука, яростный, кислый, от него аж тошно, явно на это намекает. Альфе не нужно гадать, чтобы понять, что так пахнет не чонгукова метка, не его губы и укусы. И он прекрасно представляет, что Чон делал всю прошлую ночь и прошлый день, раз сумел сделать тело Тэхена настолько грязным.
— Что ты здесь делаешь, Тэхен? Ты нормально себя чувствуешь? Дыши, дыши глубже, успокаивайся, — Намджун понимает, что омега не в норме, и оставить его таким просто не может.
Несмотря на то, что Тэхен принадлежит другому, альфа рискует и переходит границы. За такое особо ревностные могут и разорвать или как минимум вызвать на поединок. Сначала дружески, а затем куда более интимно вожак Северных раскрывает руки и, превозмогая тошнотворный для альфьего носа запах другого волка, кутает Тэхена в своих широких плечах. Тэхен жмётся чисто по наитию, этого требует его природа и сущность, желает быть успокоенной как можно скорее. Нельзя сказать, что волк внутри не дёрнулся от присутствия красивой и совсем недавно рассматриваемой в качестве пары омеги рядом. Намджун даже испытывает некую гордость и хочет, чтобы это видел Чонгук. Поизмываться над соперником всегда приятно.
— Тэхен? Что я могу для тебя сделать? — возвращается мыслями к омеге Намджун.
Тэхен лишь всхлипывает, подавившись слезами и соплями, и качает головой из стороны в сторону. Ничего ему не надо, понимает альфа, просто молчать и успокаивать. Ладонь сама кладётся на пушистую макушку, неуверенно гладит, а затем и вовсе прижимает к груди. Намджун и сам слышит своё сердцебиение и понимает, что Тэхен тоже к нему прислушивается, зацикливается на мерном глухом стуке. Это его медленно, но верно успокаивает.
— Чонгук, — удаётся вскоре заговорить Тэхёну, — Чонгук ушёл. Я не знаю, куда. Он просто… просто оставил меня. Но куда же он мог… У него ведь… Он может…
— У него гон, верно? — понять это слишком легко.
— Д-да, верно. И мы… мы с ним… — Тэхен икает, будучи не в состоянии делиться такими интимными подробностями с альфой, с Намджуном.
— Он вернётся, не стоит так волноваться. Я уверен, Чонгук где-то здесь рядом, он тебя не оставлял. Он ведь любит тебя, Тэхен. Как можно не любить и тем более уходить от такого милого, как ты?!
Намджун понятия не имеет, где находится этот Чонгук. Какого черта он вообще взбрыкнул и ушёл куда подальше?! Но сказать Тэхену правду или признать свою беспомощность здесь он не может. Вожаку известно, как сильно омеги привязываются к своей паре во время гона. Слишком явственные феромоны, которые они вдыхают на протяжении долгих часов гона, специально созданы, чтобы притягивать свои пары. В первые сутки омега попросту зависима от своего альфы и его запаха, сама уже потом не может оторваться ни на секунду. После гона оба волка возвращаются в мир медленно и постепенно, делают это вместе. Как Чонгук мог оставить Тэхена в этот момент одного, когда для него это означает явный ужас и травму? Тэхен слеп, ошарашен, напуган, ему, вполне возможно, физически плохо из-за образовавшейся связи, а ее так внезапно оборвали. У Намджуна внезапно зачесались кулаки от желания врезать по этой чёрной волчьей морде.
Намджун тоже альфа, его волк тоже имеет сильные феромоны. Возможно, сейчас они служат для Тэхена заменой. Жалкой подделкой вроде мазей и трав, что снимают боль, но не лечат рану.
— Сейчас кто-то из стаи придёт сюда и отведёт тебя к Чонгуку. Нужно подождать или поискать самим. Хочешь, мы поищем вместе? — пытается отвлечь омегу от слез.
Тэхен не хочет, ему легче сидеть здесь, и Намджун принимает это. Ему и самому не хочется никого искать. Лучше сидеть здесь и обнимать тёплого Тэхена, успокаивать его. Намджун бы к слову «тёплый» добавил бы ещё и «вкусный», вот только запаха омеги не чувствует вообще — Чонгук переборщил со своими метками. Вожаку Северных приходится задирать голову вверх, воздуха катастрофически не хватает, вокруг одна лишь вонь молодого альфы. Хотя, Намджун бьется об заклад, Чонгук и добивался подобной реакции со стороны чужих волков.
— А что… что ты тут делаешь? — Тэхен наконец-то вспоминает, что Намджун не член стаи лесных. — У вас что-то случилось? Зачем ты вернулся?
— А что, неужто ты совсем не рад меня видеть? — переводит все в шутку альфа. — Забежал в гости увидеть старых друзей, перекинуться парой слов с Чонгуком о проблемах вожаков.
Ему не просто нужен Чонгук, он сейчас чертовски необходим! Намджун сказал бы, что Чонгук ему нужнее всего, что в их деле решают, возможно, не дни, а часы! Но глядя на измученного Тэхена, волк отступает. Не только потому, что личное для Чонгука встанет на первое место, но и из альфьей солидарности. Настоящий оборотень никогда не причинит омеге боль, ни ментальную, ни физическую. Более того, он должен сделать все, чтобы ее унять. В данном случае Намджун должен отступиться от своей проблемы.
— Тэхен? Боже мой, Тэхен! — вскрикивает появившийся в поле зрения омега.
Это Чимин, и он уже на всех парах несётся к Киму, падает на землю коленями, снизу заглядывает в лицо друга. Брови Чимина болезненно заламываются, когда он видит ещё не просохшие слёзы на лице друга. Пак утирает их своими пальчиками, а затем берет лицо Тэхена в свои маленькие ладошки.
Уста омег соединяются, Чимин накрывает губы Тэхена своими, ведёт в поцелуе, действует нежно, сминает, как только омеги могут, но не превращает поцелуй в развратное нечто. Пухлые губы, соприкасающиеся с такими же мягкими, уходящие всхлипы Тэхена и лёгкая доминантность Чимина в этой паре заставляет Намджуна непроизвольно краснеть. Альфа словно сам не свой, отворачивается и как-то оторопело смотрит на землю, явно не зная, как привести дыхание в норму и успокоить бабочек в животе.
У Чимина зато получается привести в норму Тэхена. Ким больше не плачет, не хнычет и выглядит вполне себе здоровым.
— Хочешь ещё? — уточняет Пак, заглядывая в глаза, которые так усердно пытаются увести.
На щеках Тэхена появляется здоровый румянец, и он неуверенно кивает.
Омеги вновь целуются, а Намджуну хочется не то что глаза закрыть — уши зажать, чтобы не слышать чарующих звуков чужого поцелуя. Это романтично, это волшебно, это загадочно. Это не просто возбуждает, скорее приносит в твоё сердце и тело совершенно новые чувства. Две хрупкости, две нежности сливаются вместе, тоненько хнычут изредка, когда раздаётся особо гулкий чмок, рождают любовь. Особый вид любви.
— Чимин, — оживает Тэхен после дозы волшебных поцелуев, — где Чонгук? Ты видел его?! — с надеждой в голосе тянет он.
— Чонгук… он… — долго колеблется Пак, — Чонгук ушел. Но он совсем скоро вернётся! Уже должен с минуты на минуту, — с легкой желчью в голосе цедит оборотень, оборачиваясь назад.
— Так, значит, он действительно ушёл. Чонгук сейчас с другими омегами? С кем?
— Нет-нет-нет, боже, нет! — вопит Чимин, видя новые слёзы на щеках Тэхена. — Не смей даже думать об этом! Никаких других омег, Чонгук не изменщик! Вы пара, Тэхен, он твой альфа, это многое значит! Чонгук ушёл в лес. Ему нужно было, чтобы ты восстановился и… он не хотел тебе навредить, — после недолгого молчания добавляет он.
Убеждать Кима у Чимина получается куда лучше, чем у Намджуна. Результат уже на лицо: омега слышит, понимает, участвует в диалоге хотя бы жестами и кивками. Тэхен теперь только горестно вздыхает, горбится на лавочке и сидит, как потерянный маленький волчонок, послушно ждет, когда объявится его непутевый альфа.
Чимин пристраивается с другого боку, и теперь завёрнутый в кокон-одеяло Тэхен прижимается сразу к двум горячим волчьим телам. То Намджун, то Чимин заводят разные темы, веселят и отвлекают Тэхена. Чимин пытается быть привычным Чимином и шутить свои глупые шутки, пускай и выходит в этот раз не очень, а Намджун в такие моменты уши к голове прижать хочет, ибо понимает: слышать такое ему явно не стоит.
Они втроём застыли во времени и не могли ни на секунду продвинуться вперёд. Вся деревня была какой-то замороженной, и редкие проснувшиеся оборотни, ничего не понимающие, слонялись вокруг. В воздухе витал явный запашок надвигающейся беды. То ли все понимали, что затишье устраивается лишь перед бурей, то ли это ощущение принёс с собой Намджун. Отсутствие Чонгука, что ушёл поздно вечером и так и не вернулся, тоже сказывается на деревне.
Тот момент, когда что-то надвигается, успевают прочувствовать все, кроме Тэхена. Чимин с Намджуном почти синхронно поворачивают головы к главному выходу из деревни. К ним идут гости.
Первым идёт Чонгук, потный, почти что мокрый, в одних лишь широких легких штанах. Желваки на его лице нервно играют и перекатываются, а глаза в миг наливаются желтизной, стоит ему заметить Намджуна. Тэхена, скрывающегося у него за спиной, альфа пока не видит. За Чонгуком неизменно ступает Юнги и ещё парочка оборотней из стаи Лесных. После них, явно напряжённые и недовольные ситуацией, закрывают колонну соплеменники Намджуна. Вожак Северных в непонятках изгибает бровь: да, он вырвался вперёд, надеясь к приходу остальных оповестить Чона, но Намджун не понимает, как его стая пересеклась с Лесными.
— Намджун, что это за дерьмо? — шипит Чонгук, без всякого стеснения тыча пальцами в его соплеменников. — Какого черта ты и твои дружки без всякого предупреждения заявляются в мою стаю? Это вторжение?!
— А с каких пор мы должны предупреждать заранее? — рыкает в ответ Намджун, не терпя грубости. — Мы уже для тебя враги?! Я думал, наши стаи в мирных взаимоотношениях.
— Вчера ночью лес пах чужаками. Я не знаю всех твоих членов стаи по запаху, это очевидно, что для меня многие из вас чужаки. Разве друзья пойдут под покровом ночи?!
— Это дело не требовало отлагательств, — Намджун слегка пристыженно опускает голову вниз, признавая ошибку. — Тем не менее, я уверяю тебя, Чонгук, что мы пришли с добрыми намерениями, как и всегда, и я абсолютно уверен, что мои соплеменники не оказывали сопротивления и не проявляли агрессии при встрече с тобой и твоим отрядом.
Чонгук кивает. Это действительно было так. Никаких драк не было, стычек и грубостей тоже. Первоначально Чонгук успел самостоятельно пробежаться по их территории и оглядеть ее одним глазом. После вожак взял с собой ещё нескольких альф и уже целенаправленно стал выслеживать чужаков. Компаньоны Намджуна обнаружились под утро, когда вступили уже в самые окрестности деревни, и они сразу же подчинились, выдали все тайное и рассказали, зачем пришли.
— Ты сказал, лес пах чужаками? — упоминает Намджун вновь. — Обнаружил ли ты чей-то запах помимо нашего?
Это действительно важно, и Намджун глубоко внутри боится услышать ответ. Возможно, он слишком медлил. Возможно, он уже опоздал. В какой-то степени это оказывается правдой: Намджун опоздал. С постановкой вопроса. Чонгук уже успел оглядеться вокруг, и взгляд его в миг налился желтизной, стоило альфе увидеть Тэхена. Тэхена, завернутого в одно одеяло, с голыми манящими ключицами. Тэхена, который сидит слишком близко к чужому альфе. К Намджуну. Враг. Соперник. Альфа.
Последние толики контроля, такие хрупкие и шаткие, но находящиеся в руках Чонгука, сметаются очередным приступом гона. Чужой альфа посмел коснуться его омеги. Чужой альфа достал его омегу из их убежища. Чужой альфа прикасался к его омеге, оставлял рядом свой запах. Мысль о том, что Намджун мог заглянуть под одеяло и увидеть обнаженное тело или даже подумать о нем, глядя на эту никудышную, ни черта не прикрывающую тряпку, выбешивала и вызывала ярость, желание выколоть глаза всем, кто успел ими что-то увидеть.
Разъярен не Чонгук, разъярён его волк. Чужие вытащили его омегу из логова, где она должна была отдыхать и ждать своего альфу. Чужие мешают. Нужно уничтожить всех, кто хочет навредить его омеге. Нужно ее защитить.
Чонгук падает на землю, бьется коленями и локтями, хватаясь за голову. Спонтанные превращения и потери контроля, когда волк буквально прорывался через кости и кожу наружу, всегда были болезненными. Обращаясь по собственной воле, пускай иногда и спонтанно, оборотень может расслабить мышцы и сухожилия. Если это происходит по принуждению, волк внутри не контролирует тело, рвётся наружу, а тело непроизвольно напрягается ещё сильнее, причиняя лишнюю боль.
Чонгук рычит, скалится, щетинится, бьется руками о землю, впивается в неё ногтями, неестественно выгибается в агонии. Намджун понимает все сразу и вовремя успевает отскочить в сторону, пока волк ещё не показался наружу. К тому моменту, когда на месте Чонгука стоит огромный агрессивный чёрный волк, готовый наброситься на любого, все оборотни делают шаг назад.
— Тэхен… — испуганно шепчет Чимин, уже давно прижатый к Юнги.
Пак смотрит на Тэхена с некоторой надеждой, а омега, вертя головой, с трудом понимает, что происходит. Спонтанное появление Чонгука, их крики с Намджуном, в которые даже нельзя вклиниться, первый контакт и желание подойти к своему альфе, как на его месте уже стоит громадный волк, рычащий на всех подряд. Для Тэхена, находящегося в полуразбитом состоянии, слишком много событий на минуту времени.
Чёрный волк, показывая клыки и свой глубокий рык, делает шаг вперёд. Все собравшиеся вместе с ним делают шаг назад. Тэхен нервно оглядывается то на Чонгука, который сейчас явно не тот Чонгук, то на Намджуна и остальных, медленно отступающих. Он не понимает, что должен сейчас делать. Вид Чонгука не располагает к себе доверием или тем более дружелюбием, признаться честно, пугает до покалывания в животе и груди. Но отступать вместе с остальными, бросать своего альфу вроде бы тоже неправильно. Тэхен просит помощи глазами у толпы.
— Чонгук думает, что мы посягаем на его омегу, — медленно и вкрадчиво произносит Намджун, — он готовится к бою. Отойдите все от Тэхена, ни в коем случае не прикасайтесь к нему, не говорите с ним и даже не смотрите. Присядьте все, чтобы ваш взгляд был ниже уровня глаз Чонгука или максимум на одном уровне, смотрите в пол. Не провоцируйте.
Сам Намджун уже давно сидел на корточках, пальцами правой руки опираясь о сырую землю. Вся его поза выдавала напряжение, исходящее от альфы. Тэхену казалось, будто Намджун готовится к прыжку, только ему было не понятно, собирается альфа напрыгнуть на волка или же куда-то в сторону, спасаясь бегством.
Чонгук медленной поступью подкрадывается ближе к Тэхену, окидывает взглядом всю поляну, выискивая подозрительных и потенциально опасных личностей. Тэхен слышит, как вибрирует тело альфы. Это все из-за рыка, что пока лишь покоится где-то в недрах волчьего горла и груди.
Тэхен беспомощен и безнадёжен, стоит один в кругу и даже не имеет права сбежать отсюда. Ему страшно, он боится, что злость альфы распространится и на него тоже. Защитит ли его кто-нибудь в таком случае? Это второй раз, когда Тэхен настолько боится Чонгука. Первый случился в их первую встречу, когда альфа намеревался его убить и считал шпионом.
Чёрный волк подходит к омеге, и Тэхен сильнее обнимает себя руками, кутается в одеяле, оставляя на виду лишь голые ступни и острые косточки у лодыжек. Волк делает пару кругов вокруг Тэхена, исследует его своими жёлтыми глазами, ищет, к чему прицепиться, наверное. Мокрый чёрный нос опускается к ногам Тэхена, жадно нюхает его лодыжки и выпирающие косточки, касаясь их усами. Тэхен тем временем стоит, зажмурившись, и молится, чтобы волк не был щедр на наказания и не стал его кусать. Какая-то часть омеги верит, что Чонгук никогда не стал бы, он его любит, заботится, защищает и никогда не давал повода его бояться. Другая же часть видит своими глазами и чувствует кожей острые зубы совсем рядом и сразу же представляет, как эти зубы будут впиваться в его плоть и кости.
Чонгук в последний раз издаёт невнятное фырчанье, смотрит предупредительно на остальных и подталкивает Тэхена головой в сторону. Омеге не нужно ломать голову, чтобы догадаться: ему велят идти прочь отсюда. Вместе с грозным волком они покидают поляну и идут в сторону их дома. Тэхена принуждают зайти внутрь, а Намджун и оставшиеся расслабленно выдыхают, полностью убедившись, что волк теперь занят совсем не ими.
Тэхен входит в дом, недоверчиво поглядывая на волка. Чонгук останавливается в сенях, ждёт чего-то, прожигает своим золотисто-желтым взглядом. Омега искреннее надеется, что Чонгук сейчас обратится и они нормально поговорят, но волк, как и прежде, волк. Похоже, что внутренний альфа Чонгука по каким-то причинам не хочет отдавать контроль. В голове всплывают все предупреждения вожака о внутреннем звере и о том, что он в любой момент может сорваться. Тэхен гулко сглатывает.
Нельзя сказать, что Тэхен боялся обратной стороны жизни волков. Он к этому уже давно привык, не раз видел каждого из них в форме зверя, кроме Хосока (тот в волчьей форме ни разу не появлялся). С Чимином и Юнги Тэхен очень часто играл, тискал их пушистые спины и шеи до посинения. А с волком Чонгука у них были странные отношения. Иногда Ким вообще забывал, что Чонгук оборотень, потому что волчья форма его могла не проявляться неделями. И даже те редкие появления приходились исключительно на решение проблем стаи. В повседневной жизни и дома Чонгук никогда не показывал своего волка.
Чимин рассказывал об этой грани отношений, но для Тэхена она была недоступной. Волк не вылизывал его, не играл с ним, не давал себя вычёсывать, никогда не оберегал сон омеги, хотя оборотни должны это очень и очень любить. Чонгук словно нарочно прятал свою вторую ипостась и пытался ограничить их контакты по максимуму. Поэтому волка-Чонгука Тэхен не знал. И что сейчас делать представить не мог.
Пока Ким переминается с ноги на ногу и все топчется у порога, волк раздраженно рыкает, заставив омегу дернуться и отскочить к углу. Зверь смотрит своим пронзительным и глубоким взглядом в сторону спальни, и Тэхен решает больше не испытывать его терпение.
В спальне он неловко садится на простыни, на всякий случай залазит на них с ногами, все ещё боясь, что волк, как злой сторожевой пёс, цапнет его за пятки. Тэхен не сводит взгляда со зверя, что неторопливо подходит к самому краю кровати, смотрит долго и глубоко, ждет чего-то. Он ждёт понимания. Вот только Тэхену было бы куда легче, будь здесь настоящий, человеческий Чонгук и используй он слова, а не рычание. Волк не дожидается осознанности в глазах омеги и вновь, на сей раз больше не скалясь, пытается объяснить, чего хочет: хватается зубами за край одеяла и тянет его несильно на себя.
— Нет! — непроизвольно выкрикивает Тэхен, отползая подальше и вырывая из чужих зубов одеяло.
Отчего-то он не готов показывать свою наготу зверю. Однако встретившись глазами с хмурым волком, Тэхен запоздало понимает, что кричать на него было ошибкой. Оборотень тем не менее не рычит в ответ и не предпринимает никаких ужасающих действий, ведущих к скоротечной смерти Тэхена.
Чонгук аккуратно, с грацией семейства кошачьих запрыгивает на кровать, и та натужно скрипит под его весом, прогибается под двумя телами. Тэхен всем телом вжимается в матрас, пока волк нависает над ним сверху. Брюхо зверя ходит вверх-вниз от рваного дыхания, шкура топорщится в разные стороны. Тэхен может с лёгкостью дотянуться рукой до морды или живота волка, но предпочитает лишний раз руки не распускать, лежит солдатиком и не дёргается.
Волк шире расставляет лапы, устраивает морду на уровне с лицом Тэхена, да так, что взгляд теперь не отвести. Омега дышит рвано, в легкие его проникает густой и терпкий запах волка, запах настоящего альфы. Почему-то в этот момент Тэхену не требуются слова или объяснения, все само становится понятным. Волк ждёт от него подчинения. Он не принуждает, не пугает, даже не заставляет своим феромоном. Сильный зверь ждёт, пока омега признает свою принадлежность и сама отдастся в его лапы. Тэхен, конечно же, признаёт, ему не под силу тягаться с таким мощным зверем, как Чонгук.
На дрожащих руках Тэхен переворачивается на живот и укладывается, подтянув под себя колени. Он знает, что так самка кладётся под своего самца в природе, показывает полное подчинение и принятие со своей стороны. С такой позиции самка не может вмешаться в действия самца.
Волк сзади рвано стягивает покрывало, и теперь между ними нет никаких преград. Тэхен сипло выдыхает и прикусывает язык, стараясь не издавать резких звуков. Это Чонгук, все тот же Чонгук, но в другом обличье, успокаивает он себя. Тэхен абсолютно добровольно соглашался на помощь в гоне и предупреждал себя, что подобные вещи тоже могут случиться. Да, Тэхен не представляет, как вообще физически сможет заняться любовью с волком, но пытается всецело доверять Чонгуку. Его альфа никогда не сделает то, что может ранить Тэхена. Ни в какой из своих форм.
Горячее дыхание обжигает его ступни, поднимается к голеням, ляжкам и идёт все выше. Нос волка явно задерживается в области бёдер и ягодиц, звуки сзади усиливаются, дыхание становится слишком шумным. Тэхен чувствует, как зверь жадно втягивает воздух рядом с его ягодицами и мошонкой, скулит, когда оборотень издаёт невнятный рык и как-то рефлекторно прогибается на постели сильнее, давая более широкий обзор. Волк его обнюхивает, это очевидно. Обнюхивает, как настоящую самку.
Чонгук заинтересованно исследует омежьи гениталии, запоминает концентрированный запах смазки и феромонов и наверняка таким образом проверяет, не притронулся ли к его омеге кто-то из посторонних. Тэхен прекрасно знает, что никто его и пальцем не трогал, но дает убедиться в этом оборотню лично.
Волк перестаёт шумно втягивать воздух, заканчивает с обнюхиванием и убеждается, что его самка чиста. Тэхен отчего-то расслабленно выдыхает, но тут же пронзительно ойкает, когда его ягодицы касается нечто чертовски горячее и мокрое. Омега взвизгивает, а волчий язык прикладывается к ягодице плотнее, обильно ее слюнявит.
Оборотень фырчит, издаёт звуки, напоминающие радость, вылизывая тело Тэхена своим до жути мокрым и слюнявым языком. Он переходит на копчик, поясницу, лижет, как добродушный соседский щенок, позвоночник и явно наслаждается этим действом. Волк расставляет лапы вокруг омеги, передние устраиваются аккурат возле головы Тэхена (лапа когтистая, жилистая, а Тэхену почему-то так хочется ее задрать и посмотреть, какого цвета подушечки на ней), и корпусом зверь сдвигается выше. Оборотень не пропускает ни одного миллиметра тэхеновой кожи, смачивает своей слюной уже лопатки и добирается все ближе к шее.
Язык давит уже на метку, и Тэхен несдержанно дрожит и хнычет, стоит волку начать усиленно ее вылизывать. Метка все такая же шершавая, шрамированная альфьими зубами, но все ещё безумно чувствительная, и у омеги аж пальцы на ногах поджимаются от удовольствия. Волк, явно довольствуясь скулежом Кима, наваливается ближе, почти что укладывается пушистым брюхом на спину омеги и принимается лишь сильнее вылизывать шею, переходя иногда на плечи и уши. А Тэхен, глупый Тэхен думает о том, как правильно было бы получить метку не только от самого Чонгука, но и от его волка. Она бы была ещё больше, ещё шире, ещё красивее.
Разомлевший Тэхен даже не сразу замечает, как волк перестаёт лизать его шею, приподнимается, а затем и вовсе отступает. Когда омежьего плеча касается настоящая человеческая рука, Тэхен подрывается как ужаленный. За спиной у него сидит уже обычный Чонгук и смотрит теперь уже совсем без злобы, отчего-то так довольно и счастливо.
— Чонгук! — запоздало вскрикивает Тэхен и падает в его объятья. — Чонгук, — хнычет и ластится он, а на глаза почему-то наворачиваются слёзы. — Ты здесь? Точно здесь?
— Естественно, маленький мой, — крепче окольцовывает хрупкую талию альфа, — где же мне ещё быть?
— А я откуда знаю! Это ты ушёл посреди ночи, бросил меня одного! А ты обещал, обещал, что останешься, и я тебе поверил.
— Я надеялся вернуться пораньше и застать тебя спящим. Прости, маленький мой, но дела стаи не спрашивают, прежде чем появляются, — с толикой настоящей вины признаётся Чон, — сейчас вот этот Намджун появился черт знает зачем, — раздраженно цедит он.
— Да к черту дела стаи! — дерзко требует Тэхен.
Чонгук замирает, смотрит оценивающе, а сам в голове наверняка взвешивает все за и против. В конце концов вожак вздыхает, за подмышки подтягивает Тэхена к себе, устраивает его на своих коленях, а руки привычно укладывает на свою любимую мягкую попу Тэхена.
— Ты прав, к черту Намджуна, пускай как пришёл, так и сваливает отсюда. Сейчас я и мой волк полностью твои.
— Ох, твой волк, — вспоминает омега. — Он сейчас… ну, он был злой и… поэтому вырвался наружу? Или? — Тэхен не знает, какие слова подобрать, ибо сам до сих пор пребывает в смешанных чувствах.
— Сейчас мой волк просто счастлив, это главное. Ты доверился ему, не побоялся и даже лёг под него. Черт, это выглядело так горячо. Ты был готов его принять, верно?
— Я… Ну… Да, — почти шепчет, сгорая от смущения Тэхен.
Омега ёрзает на коленях своего альфы, не зная, где спрятать свой взгляд, чтобы не уткнуться в его голое горячее тело.
— Ты самый лучший омега, — восхищенно говорит альфа, наблюдая за потугами своей крохи. — Ты прекрасен. Черт, мне и моему волку так повезло. Он так сильно тебя любит, он так рад, что ты тоже его принимаешь и не боишься. Я пытался отгородить его от наших отношений, потому что ты в первую очередь человек, и ему было тяжело любить тебя издалека, но сейчас ты ему позволил и… Боже, ты восхитительный, Тэхен.
Омега от такого длинного монолога, посвящённого ему, просто не в состоянии не покрыться краской от кончиков ушей до самой шеи.
— Теперь ты перестанешь сдерживать его передо мной?
— Да у меня и вариантов больше нет. Будет он теперь ждать, ага, — усмехается Чон. — Нам теперь скорее всего распорядок придётся устраивать и по часам следить, кто и когда с тобой время проводить может.
— Чонгук, а раз волк теперь хочет со мной проводить время, то почему он сейчас не… — Тэхен проглатывает окончание, искренне надеясь, что ему не придётся озвучивать это в голос.
— Мой волк все понимает, — серьезно отвечает Чонгук. — Он видит, насколько ты крошечный. И трогать тебя он не будет. Я боялся, что ему снесет крышу, но, возможно, я просто не был до конца уверен в нашей выдержке.
— Оу, то есть, ты боялся, что он захочет взять меня и сделает больно? — кажется, Тэхен доверял Чонгуку больше, чем сам альфа. — Но все обошлось?
— Это не значит, что мой волк не хочет тебя, Тэхен, — слегка резковато отрезает вожак, — он ставит твои чувства и состояние выше своих желаний. Я тоже, — добавляет он уже куда тише.
Тэхен прикусывает губу, изо всех сил стараясь сдержать слёзы. В последнее время он стал чересчур сентиментальным. Или на него так влияют всплески гормонов? В любом случае прямо сейчас безумно хочется плакать от осознания того, насколько прекрасный альфа достался Тэхену. Омега всегда это знал и помнил, но именно в такие моменты заботы и внимания ты остро осознаёшь своё счастье. Тэхен был готов ради Чонгука на все. Чонгук тоже. Они смысл жизни друг друга. И как же сильно сердце трепещет от переизбытка чувств. Чонгук самый лучший, самый сильный, самый красивый, самый-самый только его. То, как он смотрит на Тэхена, как, преодолевая стеснение и собственную неуверенность, признаётся ему в самом сокровенном. То, как он трогает, как целует — разве не ради этого стоит жить? Ради таких моментов, от которых по коже бегут мурашки, а в животе все делает кульбит от приятного волнения?
Тэхен гладит ладонью щеку Чонгука, а сам вспоминает, с чего они начинали. Их первый поцелуй, их Ночь Судьбы, их признания, жертвенность Чонгука и то, как он просил Тэхена бежать и спасаться, жить дальше. Изменилось ли что-то с тех пор? Ничего, ровным счетом ничего. Любовь Тэхена становится только сильней, растёт все больше, потому что теперь можно не сдерживаться. Можно бесконечно обнимать Чонгука, ложиться вместе с ним и просыпаться, касаться этих сладких губ и вздрагивать от покалывания в ладонях. Тэхен может в любой момент сказать, что любит, и услышит в ответ то же. Чонгук чувствует то же самое, и это будоражит, это приносит то самое желание жить. Просыпаться, чтобы получить поцелуй и увидеть любимую улыбку, сказать «доброе утро», чтобы услышать любимый голос — Чонгук принёс в жизнь Тэхена не только смысл, но и безграничную радость, смешанную с эйфорией.
— Я люблю тебя, — шепчет с каплями слез на щеках Тэхен, — так сильно люблю тебя, что не знаю, как мне быть. Люблю больше всех на свете. Ты и есть мой свет, Чонгук.
— Я тоже люблю. Не могу передать, как сильно люблю, ибо даже свет и вся жизнь по сравнению с тобой меркнет и теряет своё удовольствие. Ты моя семья, Тэхен, мое спасение. Ты мой маленький и всегда будешь им, помнишь?
Тэхен кивает, а у самого уже взгляд плывет. Омега тянется к губам Чонгука, просит поцелуя, и вожак с радостью его дарит, накрывает мягкие розовые губки. Руки альфы блуждают где-то в волосах, перебирая шелковистые пряди, в то время как губами и языком он ласкает рот омеги, прикусывает губы, оттягивает нижнюю, нежно оглаживает кончик чужого языка, после, не стесняясь, заходит глубже. Тэхен шумно выдыхает, сдержанно постанывает вожаку в рот, когда тот проходится языком по ребристому нёбу, изучает ровные ряды зубов. Омега скребет ногтями шею, гладит чувствительные запаховые жилы, и это только раззадоривает альфу, заставляет рычать и срываться на резкости. Чонгук на миг отрывается от желанных губ, окидывает взглядом запыхавшегося, будто от погони, Тэхена и всасывает своими губами торчащий розовый язычок. Чонгук знает, что этот приём — слабое место омеги. Ким хнычет, поскуливает и лишь сильнее приоткрывает свой чудный ротик, высовывая язык, дабы Чон продолжал ласкать его.
— Маленький мой, — хрипло стонет Чонгук, когда Тэхен перекладывает свои ладошки на его грудь и несильно давит на мышцы, — нам нужно остановиться.
— Почему? У тебя гон, я хочу наоборот постараться и удовлетворить сразу вас обоих, — намекает на волка внутри омега.
— В прошлый раз я причинил тебе боль. Я не могу так. Не могу делать тебе больно.
— Но у меня ничего не болит, — слегка удивлённо выдаёт Ким, — только очень-очень зудит, потому что там сейчас… пусто.
Дразнясь, Тэхен отстраняется, становится на колени и щекой опирается о мягкую хрустящую постель. Он максимально вытягивает бёдра кверху, расставляет ноги пошире, специально себя раскрывая. На маленькой розовой дырочке, ещё не до конца стянувшейся после вчерашнего, аккуратно ютится капелька полупрозрачной смазки. Чонгук с удивлением замечает, что на коже больше нет и намёка на синяки, трения и покраснения. Позже пойдёт к Хосоку, на колени встанет ради извинений и благодарностей, за то что мазь эту волшебную подарил.
Тэхен откровенно вертит своей прелестной попкой, и Чонгуку приходится положить руку на ягодицу, несильно сжать и поощрительно похлопать.
— С каких пор мой малыш такой ненасытный? Я ведь трахал тебя весь вчерашний день, и ты хочешь ещё? — хмыкает Чон. — Снова так быстро намок, — с некоторым наслаждением замечает он, погружая подушечку пальца в податливое отверстие. — Интересно, ты так быстро возбуждаешься, потому что чувствительный или просто маленький ещё?
— Да я старше тебя! — возмущённо пищит Тэхен. — На целых два года! Это ты для меня ещё маленький!
Чонгук только посмеивается втихаря, а сам уже приставляет к анусу головку члена. Пока Тэхен что-то ещё бурчит себе под нос, альфа одним толчком входит, заставив Кима подавиться воздухом от неожиданности. Омега упирается ладонями в постель, чтобы его не потряхивало от каждого толчка. Чонгук же, ухватившись одной рукой за талию Кима, размеренно толкается бёдрами, изредка поглядывая, как член входит и растягивает под себя дырочку. Толчки плавные, отчасти расслабленные, но приносят неимоверное удовольствие. Чонгук, выдыхая через сжатые зубы, запрокидывает голову в немом стоне удовольствия. Руки блуждают по неимоверному телу омеги, упиваются каждым миллиметром, а возбужденное естество окружает мягкость и тепло узких стенок. Тэхен божественен любой: невинно смущающийся, боящийся их первого раза, развратный и соблазнительный, седлающий альфу самостоятельно.
— Черт, маленький мой, я бы хотел заниматься с тобой любовью вечно, — протяжно стонет альфа, крепче впиваясь пальцами в мягкие пухлые бёдра.
— Так… занимайся… — с придыханием отвечает омега, — вечно…
Тэхен пытается подмахивать бёдрами и самостоятельно двигаться. Чонгук с любопытством останавливается, а омега, переборщив с усилием, жестко насаживается попой на всю длину, тихо вскрикивая. Тэхен соблазнительно крутит бёдрами, совершает поступательные круговые движения, довольно похныкивая, словно хочет прочувствовать член внутри основательно, детально ощутить своими стенками каждую толстую вену на нем. Чонгуку нравится наблюдать за тем, как отчаянно его омега прижимается к его паху, не выпуская и сантиметра его члена.
Тэхен, шумно вдыхая, тянется корпусом вперёд, и орган внутри тяжело, нехотя скользит наружу. Член выходит из разгоряченного нутра, пружинит от собственного веса, а Тэхен опять подставляется анусом под головку. Едва успевшая сжаться дырочка вновь растягивается под напором толстого органа, заставляя омегу тяжело охать и стонать. Он измывается над собой, над собой и своим телом, догадывается Чонгук.
Тэхен сегодня слишком игривый. Тэхен сегодня провоцирует. Чонгук впервые обнаруживает, что ему хочется приструнить омегу, показать ему, что шутки с настоящим альфой плохи, мало того, они опасны для таких крошечных существ, как он. Оттрахать, как желает того сегодня жадная попка омеги, показать, кто здесь всегда был и будет вести процесс? Ох, ну как же чертовски сложно сдерживаться рядом с этой сладостью!
— Ты сегодня необычайно ненасытен, — ухмыляясь, замечает Чонгук.
Альфа резко подхватывает омегу за поясницу и меняет их местами: сам приземляется на подушки, а Тэхена, не снимая с члена, усаживает на свои бёдра.
— Зато ты слишком спокоен, — хмыкает омега.
— Возможно, мой волк теперь тоже пытается удерживать контроль над феромонами. Мы оба хотим смотреть на такую красоту, что так изящно восседает сверху.
Одной фразы достаточно, чтобы Тэхен растерял всю внезапно появившуюся смелость и до жути смутился. Омега от неожиданности аж розовое лицо в ладошках прячет, издаёт нечто вроде протестующего писка или хныка. У Чонгука эта кроха вызывает столько умиления. Пытается быть смелым, пытается впечатлить, но ещё слишком труслив, чтобы показывать зубки по-настоящему. Альфа мнёт ляжки, ягодицы, талию, поднимается все выше и будто невзначай цепляет твёрдые вспухшие соски. Тэхен хнычет и горбится, головой склоняется к шее альфы, пока тот неустанно крутит в пальцах чувствительные бусины.
— Ну же, маленький мой, — урчит Чонгук, — чего ты остановился? Ты делаешь все правильно, малыш, продолжай, — требует Чон, а сам невзначай надавливает на бёдра, опуская омегу до основания. — Черт, как же я люблю эту позу.
— Почему? — отрешённо спрашивает Тэхен.
— Потому что она самая правильная. В ней мой член входит в тебя максимально глубоко. Так, как и должен.
Тэхен согласно угукает, а его член едва заметно дергается от слов альфы. Вот только это не укрывается от глаз Чонгука.
— Маленький мой, кажется, ты слишком сильно возбуждён, — хрипит вожак, а руки возвращает на чувствительные соски омеги. — Ты сейчас такой красивый. Безумно притягательный.
Тэхен выгибается дугой, запрокидывая голову назад, а ноги и руки его подрагивают от возбуждения. Он впервые настолько напряжен, кажется, вот-вот изольётся, хоть Чонгук почти и не трогал его.
— Ты восхитительный, — шепчет альфа, — обворожительный. Такой нежный, хрупкий, утонченный. Когда я смотрю на тебя, я не могу поверить, что ты реален. Как ты можешь быть таким крошечным, Тэхен? Как ты можешь быть таким ласковым, таким милым? Мне так чертовски повезло, что мне досталась такая омега. Самая прекрасная омега.
Тэхен жалобно скулит, а на его ресничках появляются маленькие бусины слез. Альфа нашёптывает ему комплименты, изредка касаясь губами чувствительной раковины ушка, а пальцами гладит и пощипывает раскрасневшиеся соски. Вожак ублажает омегу, доводит до исступления, при этом ни разу не затрагивая его эрогенные зоны.
— Ты ни с кем не сравнишься. Ни одна омега из поселения не может быть тебе ровней. Они и в половину не так шикарны, как ты. Изящный, гибкий, мягкий, сладкий, мой. Как можно вообще смотреть на каких-то оборотней, когда на мне восседает такая прелесть? Нет, не позволю! — рычит Чонгук, когда Тэхен крутит бёдрами и пытается слезть с длинного члена. — Сиди смирно, маленький мой.
Тэхен чертовски сильно дрожит. Закатывает глаза, утробно стонет, сжимает собой Чонгука внутри, заставляя альфу скрипеть зубами от невозможной узости. Тэхен на грани.
— Никогда и никому не отдам эти божественные ножки, эту маленькую попку, этот мягкий любимый живот, эти крохотные ладошки, эти милые пунцовые щёки. Вся эта красота, весь ты, Тэхен, только для меня. Не позволю даже мечтать остальным о тебе!
Чонгук добивает окончательно, сделав один несильный толчок по простате. Тэхен протяжно скулит и воет, захлёбываясь своими стонами, кончает тугими струями на живот Чона. Маленький напряжённый член натужно качается, орошая пах альфы последними белёсыми каплями. Тяжело дыша, Тэхен, едва успев подставить руки на плечи вожака, опадает на него. Чонгук смог довести его до оргазма одними словами, до самого бурного и утомительного оргазма.
Альфа собирает липкие капли со своего живота, подносит ко рту и пробует на язык. Под возмущённый писк омеги Чонгук слизывает семя с пальцев полностью.
— Чонгук! Зачем ты… Боже, как мне стыдно! Это же противно! — пыхтит омега.
— Ох, малыш, поверь мне, ты очень сладкий. Даже твоё семя пахнет карамелью.
Тэхен явно отказывается в это верить, думает, что альфа говорит с издёвкой, но что же Чонгук может сделать, если весь состоит из карамели?! Его кожа сладко пахнет, его выделения чертовски вкусны и сладки, как сахар, его сперма, пусть и горчит, но явно отдаёт сахарным запахом. Тэхена хочется спрятать в кладовке на чёрный день и понемногу есть.
— Я не могу поверить, — бессвязно бормочет Тэхен, — мне так… У меня… Чонгук, ты самый лучший альфа. Иногда я даже не понимаю, чем заслужил такое счастье.
— Всем, маленький мой, абсолютно всем. Мы же не сможем друг без друга жить, знаешь? Я сойду с ума, если у меня внезапно тебя отберут.
Тэхен льнет к альфе, просит нежного поцелуя, ещё ласки, и как же Чонгук может ему отказать? Вожак подтягивает омегу поближе к себе, мнёт эти восхитительные губки, одновременно с этим начиная плавно двигаться внутри.
Тихий полусдавленный стон, сжатые пальчики на спине, горячее дыхание на линии челюсти, замыленный взгляд. Чонгук, наблюдая за каждой сменой эмоции на лице омеги, аккуратно приподнимает его за бёдра и опускает обратно на себя. Медленно, сладко, тягуче и безумно нежно. Чонгук двигается плавно, легко входит в горячую глубину — они никуда не спешат. Тэхен в его руках сходит с ума от нежностей, дарит альфе свои чувства и эмоции, целует, целует и снова целует.
— Я люблю тебя. Я так люблю тебя, — говорит ему омега, теснее прижимаясь телом. — Ты самый лучший, Чонгук! Я люблю, люблю, я…
Ким срывается на бешеные, лихорадочные поцелуи, отрывается от губ, переходит на челюсть и подбородок, затем на шею, ключицы и плечи, куда только могут достать его ненасытные губы.
Чонгук вместе с волком внимательно наблюдают за своей парой, понимает: вот оно, счастье. Тэхена надо беречь, защищать, помогать жить в этом жестоком мире. Тэхёна надо ценить. Никогда в жизни, кроме раннего-раннего детства, Чонгук ещё не чувствовал себя настолько живым, как здесь и сейчас, со своим омегой. У Чонгука столько сил, столько намерений, он хочет сделать все для Тэхена. Будет упорно работать ради него одного, чтобы стая процветала и чтобы Тэхен жил здесь полной и счастливой жизнью. Для Чонгука же счастье и есть Тэхен.
Тэхен, в голове один Тэхен. Он носит его метку, он живет в его доме, он был покрыт альфой в их самую первую ночь. Но Чонгуку нужно еще больше, Чонгуку нужно, чтобы было ещё ближе. В глазах темнеет от нахлынувшего прилива феромонов и нового этапа гона.
— Маленький мой, — хрипло рыкает альфа, двигая бёдрами более резко и несдержанно. — Я сейчас тебя повяжу. Да, я должен тебя повязать.
У Тэхена все внутри переворачивается только от этой мысли. Насаживаясь глубже и резче, омега томно, как-то неверяще шепчет:
— Ты дашь мне свой узел?
Чонгук кивает. У него нет другого выхода, он должен повязать Тэхена. Его волк тоже этого требует. Чонгук ещё ни разу не вязал омегу, и это неправильно. Он обязан сделать это как можно скорее. Волчата. Им нужны волчата. Чонгук хочет, чтобы Тэхен был полностью его, осознавал это в полной мере. Если он будет вынашивать его волчат, то уже никто не посмеет подойти к его омеге.
Чонгук, сжимая бедра омеги, кажется, до синяков, толкается резко, рвано, ударяет каждый раз по простате и вызывая вскрики у омеги. Тэхен дышит быстро-быстро, сам навстречу подаётся, мечтая приблизить альфу к оргазму.
Толчок — и Чонгук замирает, до предела насаживает Тэхена на себя. Головка упирается в самую глубину омежьего нутра, а Тэхену внезапно становится очень и очень тепло. С непривычки он хватается за низ живота, ощущает неимоверный жар внутри, который разливается все глубже. Горячая сперма Чонгука медленно наполняет его, впервые в жизни альфа кончил внутрь. Толстый орган пульсирует, пока Чонгук долго и обильно эякулирует.
— Так тепло, — говорит Тэхен альфе, — там внутри так тепло и так хорошо.
Тэхену думается, что сейчас все правильно. Сейчас все так, как и должно быть. И за живот омега держится, отказывается отпускать, желая надёжно удержать семя альфы внутри. Там, где оно и должно быть.
Внутри все ещё горячо, но теперь отчего-то тесно. Альфа словно ещё не закончил эякулировать, и теперь нечто давит на стенки со всех сторон, заставляет их расширяться. В начале это приносит лишь тянущее чувство и нечто сродни удовольствию, но затем с каждой секундой становится все болезненнее. Края ануса очень неприятно пощипывают, натягиваются до предела и кажется, что вот-вот разорвутся.
— Большой, очень большой, — хнычет омега.
— Я знаю, маленький мой, знаю. Но ты ведь примешь мой узел как хороший и послушный омега? — Чонгук гладит бёдра и ляжки Тэхена, стараясь отвлечь от неприятных ощущений и страхов. — Ты должен постараться принять его, Тэхен.
— Да, да, хорошо. Я приму его, — кивая, обещает Ким. — Что мне сейчас делать?
— Сиди и не двигайся, — не указывает, скорее с некоторой горечью просит Чонгук, — ни в коем случае не пытайся слезть, даже если резко стало больно. Иначе точно порвёшь себя. Через пару минут ты должен привыкнуть.
Чонгук помогает Тэхену удобно устроиться на своей груди. Омега лежит на нем, тихо постанывает и скулит себе под нос от того, насколько сильно распирает внутри узел. Член Чонгука все увеличивается в размерах, и Киму чертовски тяжело его принимать. Узел распирает, растягивает так, как этого никто ещё не делал, и будто даже не думает останавливаться. Чонгук был прав, когда предупреждал, что Тэхену будет тяжело.
Чонгук его гладит, целует, обнимает, срывает кроткие стоны прямо с кончиков губ, все благодаря омегу за то, что так старается для него.
— Умница. Молодец, Тэхен. Ты восхитительно его принимаешь, — успокаивает вожак, — уже почти все.
Сам же Чонгук думает, как выдержать это удовольствие. Стенки Тэхена так плотно его обхватывают, такие тугие, что захоти сейчас альфа выйти, у него ничего бы не вышло. Тэхен слишком узкий, физически не может растянуться ещё больше под реальный размер волчьего узла. Наверное, это играет им на руку, потому как узел, заточенный в сверхплотную узость, так и не доходит до своего реального размера.
Чонгук кусает губы, сдерживая беспорядочные стоны, когда его настигает первая волна оргазма, туго изливается вновь, вызывая удивление у Тэхена.
— Ты восхитительный, малыш. Как же давно я желал видеть тебя на моем узле, — урчит альфа.
Тэхен отзывается лишь глухим стоном, потому что его вновь наполняют семенем.
— Мы… Мы делаем волчат, да? — уточняет Тэхен.
— Вряд ли у нас появится волчонок вне течки. Но мы сейчас тренируемся. Нам нужно много моего семени, чтобы в твоём животике, — гладит он омегу, — появилось много-много волчат сразу.
Тэхен что-то отвечает Чонгуку, вот только альфа уже не слышит, машинально продолжает гладить живот и бормотать себе под нос нечто неразборчивое. В голове медленно оседает туман. Он как-то убирает все здравые мысли из сознания, заставляет думать совершенно о другом. Чертов гон окончательно забирает контроль.
Оплодотворить, понимает Чонгук. Он должен оплодотворить свою омегу, чтобы у них появились волчата. Крепкие, здоровые, сильные волчата. Чтобы они были копиями Тэхена, пахли молоком и омегой. Чтобы Чонгук заботился о них, растил и защищал. Альфа чувствует, как в очередной раз изливается внутрь Тэхена от сильного оргазма.
Ким скулит, когда его вновь и вновь наполняют, до краев, до предела, уже не в первый раз. Он хватается за низ живота, что горит от температуры внутри, обволакивает руками в защитном жесте и болезненно хнычет. Слишком много, Тэхен уже переполнен. Низ живота припух от количества семени внутри и узла Чонгука, слишком заметно выпирает. Это выглядит… пугающе. Мало узла альфы, что собой растянул стенки до предела, стал своего рода огромной пробкой, так семя почти что беспрерывно изливается в самую глубину, куда не заходил даже сам орган.
— Чонгук, — жалобно зовёт омега, сгорбившись над Чоном, — там слишком много. Я не могу. Оно… оно все время наполняет меня.
Альфа отрешённо смотрит сначала на Тэхена, затем на его живот. Чонгук кладёт руку, надавливает на припухший низ, вызывая у Кима болезненный визг, оценивает.
— Нет. Ещё слишком мало, — качает головой Чонгук, — ещё недостаточно. Я должен наполнить тебя ещё больше. А когда у нас появятся волчата, твой животик станет кругленьким и очень-очень большим, — альфа блаженно закатывает глаза, уже пытаясь представить эту картину. — Будешь ходить все такой же крошечный, но с большим животиком спереди.
— Не могу, я не смогу больше, Чонгук! — не слушает альфу Тэхен. — Я сейчас лопну!
Он плаксиво стонет, ибо ещё одна порция оргазма накрывает Чонгука, уже, правда, не такая сильная, как предыдущие.
— Тише, тише, маленький мой. Ещё чуть-чуть, совсем немного, правда, — выдохнув, успокаивает омегу Чон.
Вожак вновь пытается отвлечь его от болезненных ощущений. Узел будет держаться около часа, но тяжёлыми должны быть только первые десять-пятнадцать минут. Далее, когда Чонгук окончательно опустеет, узел будет нужен только в качестве закупорки, чтобы сперма не покидала нутро омеги и со стопроцентной точностью его оплодотворила.
Тэхену сцепка отчасти тоже приносила удовольствие. Омега замирал каждый раз, когда узел альфы пульсировал перед эякуляцией, начиная при этом давить на простату. В такие моменты Тэхен находился на грани оргазма, это напоминало ему, когда он кончал на сухую. Мышцы напрягались, все тело дрожало, удовольствие наступало волнами, а семени не было. Но сейчас даже частое предоргазменное состояние не могло затмить давление горячей спермы внутри. Тэхен действительно боялся, что может просто лопнуть от обилия спермы внутри. Чонгук в прямом смысле этого слова накачал его своей спермой до предела.
Они вновь целуются — сегодня поцелуи вместо всех слов и объяснений.
— Пожалей меня, — плаксиво просит разнежившийся от изобилия феромонов Тэхен.
Ну и как Чонгук может не выполнить эту просьбу?
— Конечно пожалею, маленький мой, — с улыбкой обещает Чон и действительно жалеет.
Вожак прижимает пушистую голову к себе, качает и баюкает, что-то шепчет успокаивающим голосом. И когда рядом Чонгук, который шепчет нечто на ухо, неважно что, сразу становится легче. И никакие невзгоды, боли и страдания больше не страшны.
Тэхен хочет спать. Безмерно хочет спать. Он и засыпает почти что, вот только топот около двери и внезапно приблизившиеся шаги заставляют его вздрогнуть, поднять голову спросонья и боязливо посмотреть в сторону двери.
Чонгук тоже слышит, что кто-то вошёл. Вторгся в его логово без всякого разрешения, без его дозвола. Оборотень весь подбирается и напрягается, тянется к одеялу и укрывает обнаженную спину омеги. Чонгуку хочется подскочить, вышвырнуть всех наглецов, что посмели сюда заявиться, а после разорвать их на части, но только вдалеке, чтобы до его пугливой омеги не долетел даже их писк, не то что предсмертный хрип. Но прямо сейчас Чонгук не может сдвинуться с места из-за вязки, боится вздохнуть лишний раз и навредить своей хрупкой крошечной омеге. Чонгук уязвим. И его это пугает. Не потому, что он боится за свою жизнь — страшно, что его омеге причинят боль, а он и защитить не сможет.
— Чонгук! — гулкий голос доносится из сеней. — Я все прекрасно понимаю и не хочу прерывать твой, кхм, отдых со своей парой, но боюсь, что мне придётся это сделать. Ты должен забыть о своём гоне и поговорить со мной. Я серьезно, выслушай меня, я не могу больше ждать! Это дело касается всей стаи!
Намджун явно настойчивый и очень настырный. Он действительно полагает, что для Чонгука в этот момент может быть что-то важнее Тэхена. Чонгук предпочитает ничего не отвечать, в надежде что вожак Северных посчитает игнорирование за отказ и свалит к чертям собачьим отсюда! С какой бы целью он ни пришёл в стаю, он должен свалить обратно в свои горы, чтобы Чонгук не видел его до следующей Ночи Судьбы!
— Чонгук! — Намджун входит в их комнату, моментально опускает глаза в пол, видя, чем заняты «супруги».
Это становится отправной точкой для Чонгука. Чужой альфа, что посмел войти в их спальню во время соития, что увидел его омегу уже во второй раз почти что нагим, скрытым какой-то жалкой тряпкой. Но не это пробуждает в Чонгуке зверя. Его гнев толкает вперёд ужасающий звук. Звук, доносящийся из груди Тэхена. Омега напугана, понимает Чон по вот-вот готовому начаться плачу. Чужой альфа напугал его омегу. Ей страшно, слишком страшно, она аж цепляется короткими ногтями за плечи альфы, скребется и просится, чтобы ее укрыли, защитили, спасли.
Чонгук когтями прорывает край простыни, скалится своими огромными клыками, выросшими до нечеловеческих размеров, и рычит самым настоящим зверем. Подхватив омегу за талию, вожак готов податься уже вперёд, чтобы когтями свободной руки дотянуться до Намджуна. Ситуацию спасает Чимин, вовремя вбежавший в дом. Чужая омега, близкая омега его семьи раздражает не так сильно и не провоцирует на ярость. Чонгук замирает, все ещё предупредительно сидя на краю с Тэхеном на коленях, спрятавшим лицо в его плече. Чимин с далеко не омежьей силой выталкивает Намджуна из комнаты, чтобы не мозолил глаз волку в гоне и, пытаясь отдышаться, лихорадочно бормочет:
— Это правда важно, Чонгук. Намджун пришёл по серьёзному делу, и он говорит, что стая находится в опасности. Тэхен тоже находится в опасности, — акцентирует внимание на важном Пак. — Счёт может идти уже не на дни, а на часы. Чужаки, — добавляет он после.
Чонгуку достаточно всего лишь двух слов, чтобы контроль в один момент к нему вернулся, а смерч гормонов внутри стих, предоставляя контроль обратно. Первым словом, ясное дело, является Тэхен. Защита омеги превыше всего. Второе — это чужаки. Чужаков Чонгук ненавидит, все эти годы жил, с опасением наблюдая за человеческой деревней, что находилась у кромки леса. В последние недели смог выдохнуть: деревни, как и чужаков, больше не было. Недолго могли оборотни расслабляться.
— Я понимаю, что вы с Тэхеном сейчас… — бормочет Чимин, опуская глаза, — но любое промедление может стоить жизни всей нашей общине. Намджун кратко рассказал все и ввёл в суть происходящего, но без твоего приказа мы бессильны. Ты можешь просто сказать, что нам делать, а остальное мы уже…
— Нет, — Чонгуку многого стоило это произнести, — собирай наших. Если это действительно настолько серьезно, насколько говорит Намджун, то мы не имеем права действовать спустя рукава.
Чимин, явно не ожидавший такого ответа, отрывисто кивает и пулей покидает дом. Чонгук подтягивает ноги обратно на кровать, теперь уже плотнее заворачивает Тэхена в одеяло и вытаскивает его голову, держит за подбородок, заглядывая в огромные глаза.
— Маленький мой, я сейчас поступил как ужасный альфа, но…
— Нет, даже не думай говорить так. Я все понимаю, — шмыгает носом Тэхен, уже почти полностью отойдя от шока, который вызвал Намджун, — мы должны… Так будет правильнее. Вот только теперь мне страшно, — нижняя губа омеги дёргается, — на нас хотят напасть? Тебя хотят убить? Я боюсь, Чонгук.
— Не стоит, маленький мой. Кто бы это ни был, если он вступит на мою территорию, мне придётся их разорвать. Мне нельзя умирать, Тэхен.
— Почему? — омега хмурится и не совсем понимает, что ему пытаются объяснить.
— Ну как же, — фальшиво усмехается Чонгук, — как я могу оставить тебя одного в этом мире? А вдруг в тебя сразу другой альфа влюбится? А я ведь знаю, в тебя могут… — меланхолично добавляет он.
***
В комнате с широким круглым столом сидели оборотни. В центре, по праву владельца этого дома, восседал Чонгук, абсолютно голый и совсем этого не смущающийся. На его коленях, в коконе из одеял, спиной ко всем остальным и спрятав голову, сидел повязанный Тэхен. За то короткое время, что они были здесь, Тэхен не издал ни звука: не пискнул, даже не вздохнул.
Напротив вожаков, на другом конце стола, сидел Намджун. Альфа сверлил взглядом Чонгука, исподлобья изредка оглядывая спину Тэхена. Однако он не задерживал на омеге взгляд дольше секунды, ибо Чонгук в тот же момент начинал предупредительно рычать и обвивать Тэхена своими руками, показывать, кому принадлежит этот человек.
Справа от Чонгука сидели Юнги с Чимином, умещаясь практически на одном стуле. Пак никогда не знал о таком понятии, как личное пространство. С левой стороны находился Хосок. Лекарь сидел в одиночестве рядом с пустующим стулом. Здесь должен был быть ещё как минимум один человек: среди стаи есть ещё много сносных альф, которым Чонгук доверял, вот только для Тэхена они были почти что незнакомцами. (Это, кстати, и возвышало их среди других тоже, ведь оборотни даже не пытались подходить к Тэхену) И позволить Киму находиться в такой момент в обществе незнакомцев Чонгук не мог. Он и так считал, что издевается над омегой и его состоянием.
— Ну, давай, Намджун, выкладывай. Исповедуйся перед нами, — фыркает Чонгук и ставит локоть на ручку стула, подпирает голову рукой.
Во взгляде альфы пляшут огоньки, губы изогнуты в хищном оскале. На всех правах Чонгук сегодня доминирует, откровенно показывая это Намджуну, насмехаясь над ним. Вожак Северных сужает глаза, пытаясь скрыть своё раздражение, но почтенно склоняет голову, понимает, что вынужден в этот раз подчиниться.
— Думаю, вы все здесь знаете, что примерно в десяти километрах от деревни Тэхена находится южное людское поселение. Оно крупнее и богаче той деревеньки, что здесь была. В последние пять лет это поселение активно развивается и вот-вот достигнет уровня настоящего города. Основную прибыль город имеет с рудников, что находится на горе севернее. В эту же сторону он и расширяется. Однажды мы обнаружили основные места добычи руды людей, они находятся в двух километрах от наших рудников.
— Слишком близко от вашего поселения, — задумчиво мычит Юнги, кусая свои губы.
— Люди не знают о том, что волки живут в горах, и не должны этого узнать. Вам некуда будет потом бежать, — взволнованно добавляет Чимин.
— Да, это действительно так, — кивает Намджун, — мы усилили нашу охрану, теперь для того, чтобы покинуть поселение, требуется разрешение. Мы заметаем свои следы, временно прекратили добычу руды из ближайших к людским источников и…
— Вы загоняете себя в угол, Намджун, — протестует Юнги. — Люди, возможно, ещё не сведуют о том, что в горах они не одни, но, судя по их напору, вряд ли они будут спокойно сидеть на своём месте. Все может закончиться тем, что чужаки застанут вас врасплох.
— Если ещё не, — вставляет Чонгук. — Почему ты, Намджун, так резко прибежал в мою стаю и говоришь, что счёт идёт на часы? Ты облажался, и теперь не только вашему, но и моему поселению грозит опасность?!
— Дай мне, пожалуйста, закончить, Чонгук, — скрипя зубами, сдержанно просит Намджун.
Чонгук агрессивен. Ему не хочется выслушивать оправдания Намджуна своей глупости и идиотизму. Он пришёл к ним с плохой вестью. Он навлёк беду на стаю, Чонгуку это уже понятно, и слушать слезливую историю дальше ему не нужно. Все, чего он хочет сейчас, это чтобы Намджун и остальные свалили куда-нибудь подальше. У Чонгука на руках омега. Тэхен сидит, будто даже не дышит, боится, знает альфа, при других что-то делать, думает о всех тех мыслях, что появятся в чужих головах. Тэхен лишь изредка сильнее сжимает плечи Чонгука и впивается ногтями в его лопатки, если к Чонгуку подступает одна из оргазменных судорог. Это одни из последних, мелких, едва ощутимых, вот только омега наверняка чувствует все слишком остро: если бы Чонгук склонился перед ним, то наверняка увидел, как сильно раздулся маленький плоский животик.
— Мы заранее предположили все варианты и исходы, — продолжает Намджун, — и разработали запасные планы действий.
— Да? И какие же? В случае обнаружения стаи Северных сверкая пятками побежать к нам? — язвит Чонгук.
— В первую очередь, мы не сидим на месте, мы наблюдаем и изучаем соперников, чтобы в случае чего…
— Вот только соперники могут заниматься тем же, — мудро замечает Юнги. — Вы не задумывались, по какой причине люди не расширяют добычу руды? Если город действительно растёт и процветает, то их старейшины должны быть заинтересованы в ускорении этого процесса. За твоей спиной, Намджун, могут твориться страшные вещи.
— У них нет старейшин, — моментально обрывает альфа, — последние несколько лет городом управляет омега.
Все присутствующие как-то разом замолкают и переводят нечитаемые взгляды на вожака Северных. Намджун хлопает какое-то время глазами, не до конца понимая, чем же он вызвал такой диссонанс в их компании, а затем, сообразив наконец, цыкает.
— Похоже, ты достаточно много знаешь о людях, — шипит Чонгук, наклоняясь вперёд, — спелся с людишками за нашей спиной? Чем ты там промышлять вздумал, идиот?!
— Хочу заметить, что с твоей стороны неправильно бросаться подобными фразами. Твоя пара — человек.
— Не смей сравнивать Тэхена с ними! Он не такой, абсолютно не такой!
Одной фразы достаточно, чтобы привести Чонгука в ярость. Как Намджун вообще смеет с ним так разговаривать, как он смеет говорить такое о Тэхене? Намджун… Чонгук вспоминает их поединок в Ночь Судьбы, и ему хочется сразиться с альфой вновь. Конец многолетней, но шаткой дружбе может вот-вот прийти.
— Намджун, но ты ведь проворачивал все эти действия за нашей спиной. Как долго ты следишь за городом людей? — спокойно спрашивает Юнги.
— Некоторое время, — уходит от темы Намджун. — Вы тоже многие секреты не выносите из стаи. Я так и не знал до этого лета, что вы контактируете с деревней у леса.
— А мы и не контактировали, Намджун, не пытались! Мы не трогали людей, вели закрытый образ жизни, и посмотри, чем это все равно обернулось? Эти твари пытались проникнуть в наш дом, захватить поселение и уничтожить всех нас! — Чонгук едва ли не переходит на крик. — И сейчас ты своей глупостью и беспечностью самостоятельно приводишь их в наш дом! Очнись, Намджун, забудь про все свои мечты о мирных переговорах и союзах!
— Как интересно, люди хотели уничтожить твой дом, а в итоге это сделал ты… — бормочет вожак Северных.
— Решение здесь было одно — смерть. Вопрос только, чья именно, — цитирует старейшину Чонгук.
Тогда он этого не понимал. Не хотел понимать, вернее. Чонгук не любил убивать, не жаловал насилия и применял его только в крайнем случае. Он видел слишком много жестокости в своей стае, семье, по сути, и это оставило на нем слишком сильный отпечаток. Тот Чонгук, ещё молодой и жизни, считай, не видавший, не хотел принимать решение. Не мог он тогда согласиться убить всех людей разом, чтобы спасти поселение. Альфа не мог поверить, что дело может дойти до бойни, полагал, что люди поймут предупреждения, и они обойдутся малой кровью. Не обошлись.
Сколько раз после этого Чонгук просыпался с кошмарами? Вскакивал в холодном поту с вытаращенными от ужаса глазами, сверкающими в темноте, судорожно вцеплялся в Тэхена, убеждался, что он лежит здесь рядом, живой и настоящий, и только тогда мог спокойно выдохнуть. Чонгук понимал, что им просто повезло. Не будь Тэхен таким наивным или будь у него достаточно смелости в тот момент поговорить с ним, их жизнь теперь была бы совершенно другой. Ее могло бы не быть вообще.
Больше рисковать своей семьей Чонгук не намерен.
— Нет смысла ругаться и злиться друг на друга прямо сейчас, — впервые включается в диалог Хосок, — я тоже, конечно, зол на Намджуна, и чувствую, что мне уже сейчас нужно открывать свои погреба с заготовленными на зиму лечебными травами, но времени вспять не повернуть.
— Верно, мы торчим здесь уже долгое время, но так даже и не узнали, что случилось, вечно перебивая Намджуна, — признаёт Юнги.
— Хочу добавить, что через несколько минут я ожидаю ваших извинений, потому что вы все неправы. Итак, в своё время мы решили, что нам нужно больше информации о людях, мы должны были наблюдать не со стороны, а изнутри. Поэтому я отправил нескольких альф в деревню. Они там прижились и…
— Что ты сделал?! Ты совсем идиот?!
— Чонгук! — злобно рыкают на сей раз на него все, кроме Тэхена, плотнее обхватившего шею.
— И смогли получить информацию о том, что люди собирают отряды! — на повышенных тонах заканчивает Северный. — Город прознал о сожжении деревни и убийстве всех жителей, и очень этим озабочен! Они готовятся мстить и защищаться! А если бы я не рискнул и не был «идиотом», то вы бы все могли быть мертвы! Так что на сей раз облажался здесь ты, а не я, — тыкает Намджун пальцем, — спасаю твой зад!
Все ожидают реакции Чонгука, но вожак лишь шумно сопит. Ему нечего на это ответить, Намджун, оказывается, говорит дело. Вернее, ему плевать, чем там Северный оправдывается, Чонгук концентрируется на главном. Вины своей альфа признавать не будет, это очевидно. Ее здесь и нет: Чонгук действовал только из целей безопасностей собственной семьи. Разве можно винить его за желание спасти свою семью? Разве можно вообще кого-то обвинять в желании жить? Все эти мысли уже долгое время заполняли его голову. Отчасти Чонгук испытывает вину за содеянное: многие из людей погибли, на самом деле, в глубине души не желая им зла. Их разумы были затуманены их глупыми лидерами, они вселили в них агрессию, заставили исполнять свои приказы. Они кормили людей страхом. Чонгуку действительно жаль, альфа считает тех людей невинно погибшими. Однако изменить этого было нельзя: из-за своего страха обезумевшие готовы были пойти на все виды жестокости и издевательств.
Страх не есть плохо. Страх для всех обычен и нормален. Чонгук тоже где-то глубоко внутри боится. Но они со стаей свой страх не обращали в злобу, предпочитали избегать его.
— Намджун, а что бы было, обнаружь город твоих «подставных жителей»? Это бы обрекло нас всех на сиюсекундную погибель. Думаешь, эти альфы не раскрыли бы местонахождение стай, если бы им пообещали сохранность жизни их омег и детей? Это чудо, что все сыграло нам на руку, но надолго ли? Возможно, пока ты сидишь здесь с нами, их могли уже поймать и все выведать, — Хосок выглядит по-настоящему обеспокоенным. — Ты же знаешь, семья для оборотня — больное место, а людям это чуждо.
— Ты действовал слишком опрометчиво, — соглашается Юнги, — у тебя на плечах огромная ответственность. Боюсь, что я могу только поддержать Хосока. Впредь стоило бы обсуждать подобные вопросы с остальными главами, а не решать за всех.
— А вы бы согласились на подобный эксперимент? — с явной печалью вздыхает Ким.
Чонгук полностью копирует его вздох. Для него Намджун безнадёжен. Слишком наивен, слишком добр. Возможно, это потому, что у Намджуна была другая жизнь, правильная, светлая, но в нынешних реалиях мягкость им непозволительна.
— Ответь мне на один вопрос, Намджун, — просит Чонгук, — что сказал тебе старейшина по этому поводу?
Вожак Северных сверлит взглядом Чона, смотрит на стол, явно не желая отвечать на этот вопрос. Чонгук буквально видит, как внутри Северного его внутреннее я борется с альфьей природой и врожденной гордостью.
— Он сказал, что я полный идиот, — в конце концов сдаётся Ким.
— Так, может, если все вокруг говорят тебе, что ты полный идиот, значит, так и есть? Все остальные не могут быть дураками, сам понимаешь.
— Эй, ребята, постойте! — Чимин вовремя врывается в диалог и аж расставляет руки по разные стороны стола, боясь, что двое альф могут снова вцепиться друг в друга в любой момент. — Может быть, мы все немного предвзяты и подозрительны по отношению к людям? Они ведь не какие-то монстры. Я имею в виду, у нас ведь есть Тэхен, и он самое лучшее создание, какое я когда-либо встречал в своей жизни! Да, люди из его деревни были жестокими и глупыми, но это не значит, что они такие все! Ну, не может же Тэхен быть одним единственным хорошим человеком в своём роде.
Чонгук даёт на отсечение руку, что может. Нельзя вообще ставить рядом с Тэхеном кого-то ещё. Он единственный, самый лучший, самый добрый. Чонгук обращает взор на свою кроху, нагибается, чтобы заглянуть в искусно спрятанное личико, и видит, что его омега мирно дремлет или же мастерски притворяется.
— Я не могу быть полностью на стороне Намджуна, — тем временем продолжает Чимин, — но, возможно, нам правда стоило бы пытаться выйти на мирный контакт с людьми и закончить эту глупую вражду? Прямо сейчас момент уже, наверное, упущен, но… Что, если шанс есть?
— Да, Чимин, конечно, давайте заключим перемирие! С людьми, которые хотят нас, черт возьми, стереть с лица земли и уже собирают для этого армию! Намджун, — вожак переводит внимание на альфу, — когда ты об этом узнал? У нас хоть капля этого времени есть, или ты хочешь сообщить, что отряды уже выдвигаются в лес?
— Ты действительно хочешь просто убить их? Опять, Чонгук? Они боятся тебя, потому что ты, именно ты, уже стёр с лица земли одну деревню. Хорошо, возможно, в тот момент выбора у тебя не было, но он есть сегодня. Ты не можешь убивать всех вокруг, делая это якобы для защиты своей семьи.
— А что мне делать?! Что мне делать, Намджун?! — этот псих совсем не хочет его слушать. — Как ты предлагаешь поступить?! Мы для них априори твари и монстры! Мы должны выкручиваться и выёживаться, пытаться заслужить доверие! Мы должны жить с этой предвзятостью, терпеть ее, но это ладно, я привык уже, таким уж родился, простите! Но как мне жить вообще, если меня и мою семью постоянно хотят все убить? Из мести, из ненависти, просто потому что я животное для них — неважно! Что мне делать? Я не ненавижу всех людей в мире, Намджун, не стоит делать из меня монстра. Я бы даже был готов идти на некоторые уступки и риски, пытаться вести переговоры, если бы не знал, что показав спину, в меня пустят стрелу. Это уже делали, кстати, однажды, — невесело фыркает Чон. — В любом случае любые переговоры уже недоступны нам, потому что ты все просрал. Игрался в лазутчиков, занимался всякой ерундой, тянул до последнего, чтобы что? Прийти и наставиться грудью на копья, говоря, поймите правильно, я вовсе не враг?! Ты лез во все это давно, но не удосужился даже рассказать нам это!
— Нам не хватит сил, — обрывает его Намджун, — противостоять армии города. Я видел, их слишком много. Возможно, мы изначально были обречены на провал.
У Чонгука пустеет внутри. Паника своими липкими щупальцами проникает в его желудок, приклеивается к стенкам и пьёт его силы. Внутри Чонгука зарождается беспомощность. Альфа пытается проморгаться, снять с себя этот настрой, как глупое наваждение, вот только дрожь в руках не унимается. Во рту пересохло, сердце билось в грудную клетку, как ненормальное. Это что, конец? Им незачем бороться? Чонгук на автомате гладит пушистую макушку Тэхена, прижимает ее к лицу, вдыхает родной нежный запах. Но даже любимый омега не приносит успокоения.
— Возможно, я сразу подсознательно понимал, что у нас нет шансов, — задумчиво бормочет Намджун, — я не мог идти к ним, полностью раскрытый и беззащитный. Будь мы на равных, перемирие скорее всего могло быть, так как обе стороны понимали бы, какие потери принесёт война. Но в нашем случае нас раздавят, как мух. Наверное, я это понимал, но не знал выхода, мог только наблюдать. Это такая безнадежность, — вздыхает Намджун, опускаясь головой на руки. — Я не знаю, что делать. Простите, я вас всех подвёл, — окончательно принимает вину.
— Просто доверяй нам всем в следующий раз, хорошо? — Чимин пытается изобразить подобие улыбки. — Мы не считаем твои идеи плохими, просто нужно всегда оценивать риски. Хорошо, что в этот раз все обошлось. А сейчас мы все вместе посидим, поговорим и придумаем, что нам делать, правда?
Чимин изо всех сил сдерживает испуг и давит из себя улыбку. Его лицо выглядит ненастоящим, искусственным, ровно как и его речи. Чимин в это не верит, боится, потому что ничего не обошлось, ничего они не придумают. Никто из собравшихся не думает о следующем разе, не верят, что этот следующий раз вообще будет. Слова Пака пусты и бессмысленны, но они все равно для чего-то нужны: все альфы улыбаются, вежливо кивают, успокаивая Чимина и самих себя.
Юнги приобнимает плечи омеги, притягивает его к себе. Мин молчит, потому что глупые обещания и попытки успокоить в этом случае бесполезны. Чимин, прикусив свои губы, смотрит слезящимися глазами на свою пару, трется головой о его грудь, не издавая ни звука. Даст слабину — и разрыдается на виду у всех без всяких шансов. Осознавать, что у тебя нет надежды — тяжело, больно где-то внутри. Что им делать дальше? Признать своё положение и тихо-мирно ждать смерти? Бежать как можно дальше, вырывая частичку сердца и оставляя ее здесь, в этих лесах?
— А если мы объединим наши стаи? Есть шанс дать отпор? — после тяжёлых размышлений спрашивает Чонгук.
— В таком случае… все наши омеги останутся без пар.
— А может, мы зря волнуемся? Люди все равно не знают, где конкретно находится наше поселение, — со слабой надеждой говорит Чимин.
— Мы не особо прячемся, — качает головой Юнги, — с большим количеством человек прочесать все леса на ближайших даже десяти километрах не составит труда. Это место никоим образом не спрятано от людских глаз и совсем не обязательно искать волшебную тропинку, чтобы выйти к поселению.
— Мы можем уйти, — неуверенно предлагает Хосок, — необязательно покидать эти леса, просто сместиться на запад километров на двадцать или тридцать. Это будет все тот же лес, и, возможно, мы приживемся… Ваша стая, Намджун, тоже могут сдвинуться, если вы все ещё хотите поддерживать контакт.
Хосок звучит чертовски грустно, говорит о единственном варианте, что у них есть. Кроме смерти, разумеется. Вот только Чонгук не уверен, что они «приживутся». Оборотни не только живут возле древа и получают его поддержку, они его ещё и охраняют. Если люди доберутся досюда и уничтожат древо вместе со всей общиной, погибнет лес. Организм не может жить без сердца.
— Вся эта ситуация такая ужасная. Люди хотят убить нас, зная, что оборотни сожгли человеческую деревню и уничтожили каждого жителя. Город боится, что мы пойдём на них, мы боимся того же самого… — бормочет Намджун.
— Но мы не убивали всех жителей, — протестует Чимин. — У нас же есть Тэхен!
Все словно по щелчку поворачиваются на дремлющего в руках вожака омегу. Хоть они и не видели лица Тэхена, но он, как и всегда, выглядел абсолютно безмятежным и невинным. Вокруг него разворачивается целая череда действий и проблем, а Тэхен все так же является тем самым островком спокойствия и безмятежности, ровно как и несколько недель назад.
— Тэхен является доказательством того, что мы не изверги! — пылко продолжает Чимин. — Он может все объяснить им!
— Сомневаюсь, что они поверят человеку, живущему в стае оборотней и являющемуся парой вожаку, — хмыкает Юнги. — Как минимум, они посчитают, что мы были с Тэхеном заодно. Как максимум, скажут, что его держат в плену.
— Но почему?! Как они могут не поверить, если Тэхен расскажет о том, что эти жители сделали с его родителями и что они хотели сделать с ним! Они чуть не убили Чонгука!
— Ох, Чимин… — Юнги пересаживает омегу к себе на колени и крепко-крепко обнимает, целуя пухлые щеки.
Чонгук хмурится. Мысль насчёт Тэхена кажется здравой. Более того, вожак интуитивно чувствует, что омега может оказаться их спасением. Тэхен был единственным человеком из той деревни, и вполне логично, что есть причина, по которой он остался жив. По крайней мере, Чонгук полагал, что люди должны так рассуждать. Вот только, это возможно, если город изначально будет настроен на диалог. А они, к сожалению, настроены на массовое уничтожение. Когда эмоции берут над тобой верх, рассуждать логически невозможно.
Их спасением действительно оказывается Тэхен. Все это время дремлющий омега, раскрывает глаза, поднимает голову, и Чонгук сразу же переводит на него взгляд. Тэхен выглядит уставшим, абсолютно изнемогшим. Кожа на его лице слегка посерела, волосы местами запутались и превратились в клочья. У Чонгука сердце болит от жалости: из-за него малыш вынужден так сильно истощаться и терпеть все эти тяготы. Альфа вопросительно глядит на Кима, шепчет одними губами, мол, чего? Приляг, отдыхай дальше, не слушай все эти наши разговоры, ты очень устал.
— Я… — голос у Тэхена до жути хриплый, надломленный.
Омега с непривычки кашляет, а Чонгук зубы сжимает. Его крошечный мальчик сорвал голос.
— Когда я был маленький, — после продолжает омега, — отец возил меня в то поселение. Мы ходили по рынку, забирались на старую заброшенную водонапорную башню и смотрели на лес. Папа в это время навещал своих знакомых. Он сам родом из этого поселения, и там у него остались друзья. Может, они смогут нам помочь?
— Маленький мой, это слишком рискованно…
— Но ведь это правда хорошая идея! — восклицает Чимин. — Друзья родителей обязательно должны помочь, после того как узнают обо всех событиях!
— Я не готов рисковать своим омегой так сильно! — протестует Чонгук.
Альфа обхватывает Тэхена двумя руками, как мягкую игрушку, стискивает в объятьях несдержанно, на что Ким тихо ойкает, сдавленный около крепкого альфьего тела. Чонгук выглядит серьезно настроенным: он, в прямом смысле этого слова, омегу не отдаст.
— Но это и в самом деле здравая мысль, Чонгук, — неожиданно поддерживает Пака Юнги. — И это абсолютно безопасно. Возьми самых сильных альф, Намджуна и вместе с Тэхеном притворитесь путниками. Если вы не будете много болтать и обращаться на главной площади, никто в этой жизни не заподозрит вас. А Тэхен спокойно найдёт старых знакомых и сможет с ними поговорить.
— А если они откажут в помощи? Если не захотят сотрудничать с нами и побегут к старейшинам города?
— Ну, тогда, я думаю, что альфы оборотни будут в состоянии быстро увести Тэхена из города, не так ли? — с лёгкой насмешкой улыбается Юнги.
Чимин с Намджуном тоже не сдерживают смешки, вот только Чонгуку совсем не смешно. Юнги звучит убедительно, здесь не воспротивишься. Вот только привязанность и необъятное желание защищать свою пару не дают согласиться на эту авантюру. Чонгук вообще не хочет втягивать Тэхена ни в какие авантюры. Как он и говорил, эмоции взяли верх и не дают теперь мыслить рационально.
— Я полностью поддерживаю Юнги и Чимина, — заявляет Намджун, — не волнуйся, Чонгук, ты можешь довериться мне, я тоже буду защищать Тэхена.
— Тебе я буду доверять в последнюю очередь, если дело касается моей омеги! — огрызается Чон. — И вообще, почему вы все решаете за нас с Тэхеном? Может, он не согласен и не готов это сделать?
— Я готов, — тут же отзывается с его груди Тэхен. — Очень готов. Позволь мне в этот раз спасти тебя.
Это провал, конечная точка их пути. Даже его омега не на стороне Чонгука. Как он может теперь что-либо решать, если находится в меньшинстве?!
— Предлагаю отправиться после завершения гона Чонгука. Вы с Тэхеном должны отдохнуть, — говорит Намджун.
— Что? Какого черта?! Ты полчаса назад ворвался в мой дом с криками, что у нас время по минутам идет!
— Ну, возможно, я немного преувеличил, чтобы вас быстрее поднять, — усмехается альфа. — Думаю, два-три дня у нас все же есть.
— Клянусь, Намджун, через два дня живым и целым из нашего «маленького» путешествия ты точно не выберешься, — цедит Чон.
Все собравшиеся уже позволяют издать себе лёгкие смешки. Напряжение и тяжесть в воздухе постепенно рассеиваются, а жизнь теперь играет более светлыми красками. Как мало нужно людям для счастья — всего лишь шанс, надежда, одна-единственная возможность. Намджун, Юнги, Чимин, Чонгук, Хосок — все они не думают, что произойдёт, если они провалятся. У них есть цель, вполне выполнимая, к которой они теперь будут стремиться.
Когда все детали уже обсуждены, точки над «и» расставлены, Хосок, пожалуй, единственный обладающий чувством такта, мягко намекает, что им пора расходиться. Вскоре Чонгук и Тэхен остаются одни в пустом доме.
Вожак, перехватив Тэхена под ягодицами, поднимается со стула и возвращается к такой желанной кровати.
— Маленький мой, сейчас я тебя отпущу, — предупреждает Чонгук.
Тэхен вовремя упирается руками и щекой в подушки, в то время как Чонгук аккуратно выходит из его растянутого нутра. Розовая дырочка больше не выглядит такой маленькой и узенькой — узел хорошо ее растянул. Чонгук с упоением смотрит на своего омегу со вздернутыми бёдрами, безумно хочет вставить внутрь пальцы, убедиться, что его семя все ещё внутри.
— Я так хочу спа-а-а-ть, — тянет Тэхен, ещё сильнее оттопыривая бёдра, — но сначала мне нужно помыться. Чонгук, можешь подогреть воду, пожалуйста?
— Ложись спать, маленький мой. Ты очень устал. Вечером помоемся, ничего страшного не случится, если ты немного отдохнёшь, — вместо этого предлагает Чон.
— Но там… там же все… — держит омега свой живот, — оно ведь вытечет!
— Пускай оно еще немного побудет внутри, хорошо? — рука Чонгука ложится поверх ладошки омеги, — я сейчас кое-что сделаю, и вытекать не будет, хорошо?
Чонгук на миг отстраняется, а затем снова нависает над спиной Тэхена. Омега слегка ойкает, когда вожак вводит в него маленькую деревянную пробку, довольно плотно севшую внутри. Альфа довольно смотрит, оценивает свою работу и приговаривает, мол, теперь ничего вытекать точно не будет. Тэхен что-то бурчит в ответ, укладываясь под одеялами, недовольно цокает, что с этой «штукой» заснуть точно не сможет. Однако уже через секунду Чонгук прижимает к себе спящего омегу, утомлённого тяжёлыми разговорами и им самим тоже.
Вожак засыпает, положив руку на живот Кима, втайне мечтая, чтобы там внутри уже зарождалась их общая жизнь.
***
Гон Чонгука проходит окончательно через три дня. Дни эти были довольно спокойные, расслабленные и мирные. Пара не вылазила из своего дома, отлипнуть друг от друга не могла. Приступов у альфы больше так и не наступало: возможно, благодаря взаимодействию Тэхена и его волка, внутри у Чона образовались баланс и гармония. Поэтому все следующие дни они оставляют отдыху, иногда предаваясь ленивым поцелуям, переходящим в такой же плавный и размеренный секс. Чонгук теперь делал все, чтобы больше не переутомлять свою омегу.
В этот день все было готово к походу. Трое альф, лично отобранных Чонгуком, Намджун и Чимин с Юнги ожидали их на поляне.
— Тэхен! — радостно кричит Чимин при виде несмело улыбающегося друга и со всех ног бежит к нему, набрасывается сверху. — Как же я скучал все эти дни!
Это было абсолютно нормально для Чимина. Не видеть друга один день — уже равносильно трагедии. Чимин хватается за плечи Тэхена и, надув губы, тянется за очередным поцелуем.
— Нет. Даже не думай, — губы омеги утыкаются в широкую ладонь Чона.
— Но почему?!
— Потому что то была мимолётная слабость. Больше я тебе никогда не позволю целовать своего омегу.
— Ой-ей-ей, ну, и пожалуйста! — фыркает Пак. — А я тебе тогда Юнги никогда поцеловать не дам! Даже если ты сильно-сильно захочешь, я все равно не разрешу! А Тэхена я все равно не один раз уже целовал! — хвастается и провоцирует Чимин.
Чонгук не реагирует, смотрит на Юнги, едва сдерживая смех. Почти хохотать вожак начинает, когда Пак решает наглядно обозначить свои территории: подходит к своему альфе, дёргает его за воротник, чтобы тот наклонился, и глубоко целует. Все вокруг в голос смеются с этих двоих, а Тэхен с лукавостью и пляшущим румянцем на щеках наблюдает, впервые не испытывая зазрений совести.
— Тэхен, я не хочу, чтобы ты уходил без меня, — жалостливо бормочет Чимин, возвращаясь к другу и обнимая его, — я хочу пойти с вами!
— Нельзя, Чимин, — за Тэхена строго отвечает Чонгук, — вы с Юнги единственные, кому я могу доверить поселение. Если мы не вернёмся, Юнги должен будет стать вожаком, — невесело усмехается альфа.
В их компании образуется гнетущее молчание. Оборотни понуро опускают головы в пол, понимают, что это совсем не шутка. Если быть точнее, это может оказаться не шуткой.
— Не говори так, — хрипло отзывается Мин, — нам не нужен никакой другой вожак. Вы все вернётесь домой целые и невредимые.
Чонгук, сглотнув, кивает. Тэхен берет его за руку, заглядывает в глаза, улыбаясь, успокаивает и возвращает в душу альфы покой. Не разрывая их руки, Чонгук закидывает на плечо котомки с провиантом на путешествие и подходит к стоящим в отдалении Намджуну с альфами.
— Ждите нас! — машет на прощание Тэхен. — Мы обязательно вернёмся целыми и невредимыми!
Искрящееся от уверенности лицо омеги, такое светлое, доброе и непорочное, вселяют уверенность и Чимину с Юнги и Хосоком, оставшимся стоять в одиночестве у края деревни. Чимин лишь в последний момент складывает руки на сердце, одними губами моля мать-природу снова помочь им.
