Жёлтые глаза в темноте леса

Дорога до города была долгой. Пешим ходом вышло бы где-то на два дня, учитывая абсолютную физическую неподготовленность Тэхена. Волки приняли решение передвигаться в своём зверином обличье. На Тэхена было решено повесить все их котомки и одежду, самого омегу посадить на Чонгука, и в путь дорогу. Чонгук обратился последним. Он, скрестив руки на груди, неустанно следил, чтобы кто-то из альф не захотел повилять голым задом перед его омегой. В конце Чон помог Тэхену сложить всю одежду и, словно прощаясь, поцеловал его в лоб. Волк Чонгука был куда более радостным. Зверь активно нарезал круги вокруг омеги, нюхал его коленки, даже пытался ненароком лизнуть их под неловкие смешки Кима и пустые взгляды остальных волков. В конце концов оборотень активно, едва не сбивая с ног Тэхена, потерся о него своей толстой шкурой на боку, явно метя, а затем пригнулся, облегчил Тэхёну задачу и помог залезть. Тэхен чувствовал себя героем сказки. Только герои обычно ездили верхом на конях, а не здоровых волках-переростках. Путь был выбран, как всегда, секретный, сквозь едва проходимый лес, совсем подстать волкам. Это делалось в целях безопасности: Чонгук доверял лесу куда больше, чем просёлочной дороге. В лесу единственной опасностью был сам альфа. Мохнатые лапы пружинили по сырой земле абсолютно невесомо. Тэхену казалось, будто он парит в воздухе, настолько аккуратно передвигался Чонгук. А вокруг все было по-другому. Другие деревья, другая трава, другая земля с другими тропами. Тэхен уже был полноправным жителем леса, мог чувствовать его каждой частичкой своего тела. И он чувствовал, он видел. Здесь был иной оттенок листвы, пели иные птицы, цветы пахли совсем иначе. Эта часть леса была обособленной. На деревьях тут рос пушистый нежный мох, потому что оборотни не терлись о стволы своими шкурами в линьки. Под ногами не было ярко вытоптанных троп, ибо здесь не ступала нога ни человека, ни оборотня. Здесь шагает только природа, распускает свои тонкие нити лозы и лиан с треугольными листочками. Тэхен видит, как лапа Чонгука оказывается на земле, в плену петляющих коварных лиан, и в тот же момент выпутывается, не разорвав эту тонкую хрупкую жизнь. Голову задираешь — слышишь скрип над собой. Это могучие сосны-гиганты скрипят и лениво покачиваются. Сколько им лет? Сколько надо расти, чтобы стать таким исполином? Наверняка не меньше сотни лет. Тэхена на свете ещё не было, а они стояли, поселение оборотней исчезнет вместе со всеми его жителями, а они так и будут стоять. Только сосны и камни, лежащие у их корней. Они свидетели истории. Они помнят лес ещё маленьким, молодым и не окрепшим. И будут видеть они его старость, его кончину, сравнимую с концом света, концом всего живого. Такие деревья не срубить, не сломать, не повалить. Упадёт оно только по своей воле, не покорится даже времени. Волки впереди ускоряются, внезапно вбок заворачивают, Чонгук, замыкающий, следует за ними. Но когда Тэхен ойкает от неожиданности, вынужденный прижаться к спине волка теснее, Чонгук тут же рыкает, замедляет впереди бегущих. Омега — их самый ценный груз, и будет он доставлен в целости и сохранности. Где-то через час их путешествия, волки один за одним переходят на шаг, а после совсем останавливаются. Намджун с Чонгуком обнюхивает территорию, кто-то из альф тайком ее метит. Один за одним оборотни перевоплощаются, забирают у Тэхена свою одежду, приводят себя в порядок. Чонгук, будучи самым первым обратившимся, неустанно следит за остальными. — Намджун, ну ты можешь не светить своим голым задом перед всеми? — раздраженно бурчит Чонгук. — Зайди за кустик, прикройся, никому не интересно разглядывать твои яйки! Намджун что-то недовольно шипит в ответ, но благоразумно прячется за кустом, злобно зыркая через листья. Сам-то Чонгук все ещё нагишом разгуливает, перед Тэхеном не только задом и «яйками» светит, а кое-чем похуже! Одетые, приглаженные, с котомками на плечах они спускаются вниз по лесу и сквозь бурелом выходят на широкую дорогу — единственное связующее звено между деревнями. Давным-давно, рассказывал папа Тэхена, вокруг было ещё больше деревень, и просёлочная дорога всегда была полна путников. Здесь проезжали и хозяйственники на своих скрипучих телегах, везли добро на главный рынок, и старцы проходили, и одинокие путешественники, колесившие по всей Корее. Раньше по дороге можно было понять абсолютно все: какую скотину сейчас хорошо продают (по следам от копыт), на какое зерно сейчас спрос и прочее-прочее. Сейчас же дорога была абсолютно пуста и безлюдна. Песчаная поверхность не утоптана, в некоторых местах поросла травой, оказалась уже полностью заброшенной. Теперь деревень вокруг не было — люди переехали в самое крупное поселение, а оно стало городом. Прежний дом Тэхена — всего лишь пережиток истории. А сейчас, когда от деревни остались одни угли, она и вовсе сотрется из памяти людей. Тэхену одинокая дорога нравится. Она излучает некий уют и шарм, отлично вписалась бы в окружении общины оборотней. Тэхен шагает, впитывая в себя тишину открытой местности, ласкает глаза пёстрой зеленью и желтизной расстилающихся полей и голубого неба над головой. Чонгук с Намджуном, идущие по разные бока от него, явно напряжены, как оголенные струны, все оглядываются по сторонам, готовы ко всевозможным опасностям. Одному Тэхёну здесь совсем не боязно. — Ты когда-то бывал в городе? — спрашивает омега у Чонгука, решив развеять молчание. — Пару раз, но ещё в юности. Мне, наверное, лет восемнадцать было. Оборотни пару раз в год посещают город, чтобы продать излишки еды, купить одежду, посуду, специи, некоторые инструменты — в общем то, чего нет ни в нашей общине, ни у Намджуна. Но этим чаще занимаются Юнги с Чимином — этого омегу хлебом не корми, дай только в город сходить, а то он, видите ли, в лесу от безделья помирает. Тэхен тихо смеётся. Да, в этом и был весь Чимин, любопытный, неугомонный и до жути прыткий. — А ты был где-то ещё? — возвращает Ким своё внимание альфе. — Вон там был? — указывает он на то, что лежит за безграничными полями. Чонгук усмехается. — Зачем мне ходить туда, если я был тут? — заставляет Тэхёна обернуться. — Лес бесконечный, но я исследовал так много, что ты вообразить себе не можешь. Я видел поляны, ручьи, видел норы зверей и жилища их стай. Я видел такие краски, что тебе и не снились, Тэхен. Я видел, что находится по ту сторону гор. У Тэхена глаза расширяются от удивления, а внутри что-то дает сбой. Он смотрит лишь на верхушки деревьев, что поднимаются все выше и выше — у самых низин крошечному Тэхену не видать даже макушек гор. И он никогда не задумывался о том, что может быть дальше. В его маленьком мирке горы находились где-то на самом краю воображаемой карты, были своего рода концом и барьером, а центром был лес и их община. Тэхен даже не задумывался о том, что настоящий мир может быть куда больше. — Что там? — в нетерпении спрашивает Тэхен, облизывая пересохшие от внезапного волнения губы. — Зеркала, — вместо Чонгука отвечает Намджун. — Да, там огромные зеркала, — подтверждает альфа. — Вода, много, очень много воды. Она разбита широкими круглыми пятнами с ровными краями. А в воде этой плывут облака и отражается солнце. Нигде больше нет такого большого количества озёр. — Там очень красиво? — с тоской пытает Тэхен. — Вот сходим вместе и ты сам ответишь на этот вопрос, — улыбается Чонгук. Тэхен выглядит поистине счастливым. Ничто, кроме природы и Чонгука, не может вызвать настолько неподдельный восторг и искренность на лице этого омеги. У Тэхена словно исполнилась давняя детская мечта, пускай и узнал он об озёрах каких-то три минуты назад. Этот омега непередаваемый, уникальный, единственный во всем своём роде. Такого на земле нигде больше нет и никогда не будет. Любой из стаи подтвердит, как же повезло с ним Чонгуку. И Чонгук всю жизнь будет благодарен судьбе, никогда не позволит ей усомниться, что их встреча с Тэхеном была напрасна. Чонгук сжимает ладошку Тэхена в своей руке, гладит костяшки большим пальцем и неотрывно смотрит в темные глаза омеги. Где-то рядом фыркает и отворачивается Намджун, когда омега подходит ближе, теснится Чонгуку под бок, а альфа приобнимает его плечи правой рукой. Им плевать на дорогу, плевать на окружение — в этом мире они только вдвоём. Для Тэхена есть только Чонгук, который сейчас нависает сверху, прикусывает губы, кажется, думая о поцелуях. Для Чонгука есть только Тэхен, в чьём взгляде читается желание и полная готовность. Омега даже пухлые губы раскрывает шире, облизывает их, и Чона гипнотизирует этот маленький розовый язычок. — Смотрите! — низкий голос одного из идущих впереди альф заставляет Тэхена невольно вздрогнуть, и они с Чонгуком расходятся на один шаг. — Пришли! Впереди вместо маленькой чёрной точки, изображающей город, уже отчетливо вырисовывались широкие деревянные ворота. Ворота эти были нараспашку открыты, и уже отсюда можно было увидеть ходящих внутри города людей. Тэхен ещё не слышал шума города и центрального рынка, но уже вполне отчётливо мог его представлять. Это интриговало, вызывало любопытство, на что омега аж шею вытягивал от нетерпения, совсем не замечая, какую усмешку вызывает этим самым у Чонгука. В конце концов Тэхен нигде не был, кроме леса и своей деревни. То, что было в детстве — не в счёт. После пересечения ворот альфы напряглись ещё больше, даже их феромоны начали отдавать некоторой злостью и готовностью к атаке. Намджун отчего-то опустил глаза вниз, осторожно наблюдая за всеми исподлобья, Чонгук постоянно вертел головой, наверное, выискивал все отряды воинов, о которых толковал вожак Северных. Тэхен отшатывается в сторону, когда его чуть не сбивает повозка, запряженная парой лошадей. Чонгук вовремя притягивает его к себе, зыркает зло на альфу на повозке, но тот даже бровью не ведёт, так и не извиняется, скрываясь за поворотом. Вокруг многолюдно, кто спешит, кто прогуливается, но, что самое удивительное, никто друг на друга и внимания не обращает! Люди чужие здесь друг другу, похожи и вовсе на невидимки! Каждый разбился на пары или группки и не видит остальных. Вот молодые альфа с омегой, явно только-только обвенчавшиеся. Они идут посередине дороги, смотрят друг на друга, и им не важно, что происходит вокруг. Даже на крики извозчика, что едет прямо на них, плюют. С другой стороны, у самой стены стоит компания альф в возрасте. Их хриплые шутки и рассказы слышны на всю улицу, ровно как и треск деревянных кружек, с которых пиво льётся через край. Под ногами где-то снуют дети, гоняют грязный, полусдутый мяч босыми ногами и весело хохочут, местами даже перекрикивая старших. — Тэхен, ты знаешь, где живут друзья твоих родителей? — чуть громче обычного спрашивает Чонгук, дабы привлечь внимание омеги сквозь весь этот шум и гам. — Нет, — сразу честно признаётся Ким, — но нам нужно пойти на рынок. Там можно с лёгкостью найти любого. — Или можем обратиться к моим ребятам. Они здесь давно освоились и в случае чего помогут найти любого жителя, — напоминает Намджун. — И где они? — Все там же, на рынке. Только там можно собрать все слухи и новости, парни там весь свой день проводят. Рынок оказывается ещё больше, чем Тэхен мог себе представить. Огромные широкие ряды с палатками, забегаловками и мастерскими имели на удивление грамотное расположение. Торговцы ютились друг с другом и строили отношения на взаимной выгоде. Рядом с драгоценными камнями всегда был ювелир, который может сделать из них восхитительные украшения. Рядом с мясником всегда был повар, жарящий на углях сочные бараньи ножки, чтобы покупатель непременно почувствовал запах мяса, проголодался и купил у них обоих. Тэхен зависает около прилавка с тканями, смотрит на натуральнейший китайский шёлк, пёстрые ткани всех цветов, каких он даже в жизни не видел. А возле прилавка сидит омега дивной красоты, неземной буквально, рядом с ним станок и нитки. И своими руками омега этот создаёт шедевр. Работа ещё не готова, видно лишь начало гобелена, но прыткие пальцы ловко пляшут за станком, перекидывают нитки одна за другой, по крупицам собирают будущую картину. Вокруг палатки больше зрителей, чем покупателей, все глазеют на омегу, явно заморский, иностранец, но тем самым создают ещё большую толпу и интерес у других посетителей рынка. Молодой альфа, стоящий совсем рядом с Тэхеном, бросает короткий взгляд через плечо, а затем внезапно оборачивается, впивается в кого-то своими вытаращенными глазами. Тэхен замечает, что незнакомец смотрит на Намджуна, глядит неслучайно, пристально рассматривает. Омега на всякий случай отходит от этого человека в сторону, испытывая дискомфорт и какое-то неприятное чувство, оседающее где-то во рту. Не один он заметил этот ненормальный взгляд. — Чего тот мужик так на тебя вытаращился? — допытывается Чонгук, стоит им только отойти в сторону. — А я откуда знаю. Может, вспомнил кого или ещё что. — У Намджуна очень красивый и необычный цвет волос, — выдаёт свою догадку Тэхен, — нечасто встретишь людей с почти белыми, как снег, волосами. Губы Намджуна затрагивает лёгкая смущённая улыбка. Он прикрывает глаза и слегка кланяется омеге из благодарности за комплимент. — Или он просто какой-нибудь безумец, — фыркает и закатывает глаза Чонгук. Однако тот человек, видимо, не был ни безумцем, ни любителем необычной красоты. Чем дальше углублялись в город оборотни, тем больше на них пялились люди. Некоторые смотрели удивленно, другие хмурили, о чём-то вспоминая или рассуждая, третьи же даже не скрывали своей ненависти. Тэхен слышит, как Чонгук раздраженно цыкает «черт», догадываясь, что дело здесь нечисто, но не отступает, понимает, что бежать из города прямо сейчас смысла нет — это вызовет ещё больше подозрений и паники. Тэхен ёжится и жмётся ближе к Чонгуку, когда люди вокруг начинают расходиться, образовывают вокруг них круг, словно они прокаженные. Люди вокруг только молчат и смотрят на них, даже дети не издают ни звука. Оборотни, включая Намджуна и Чонгука тоже образовывают оборонительную позицию, в ее центре — Тэхен. — Чонгук, — опасливо лепечет Ким, касаясь плеча альфы. — Тише, маленький мой, тише. Нормально все. Тэхен боялся, что Чонгук прямо здесь начнёт скалить клыки или, ещё чего хуже, обернётся волком на глазах у стольких. Однако альфа даже не излучает агрессии. Тэхен предполагает, что у того сейчас сжаты зубы и безумно напряжен живот. Прождав некоторое время, оборотни медленно возобновляют свой путь. У них сейчас нет какой-то конкретной цели, Чонгук понимает, что в такой атмосфере им на рынке никого не найти, нужно попытаться убраться отсюда, да поскорее. Намджун тем временем надеется увидеть в толпе хотя бы одно знакомое лицо — его оборотни помогли бы им выкрутиться. Толпа не хочет расходиться вперёд, и альфы сталкиваются с ней нос к носу, не зная, как пройти дальше. Все становится понятно, когда им в лицо тычут копьями, а среди простого люда проскальзывают люди в латах. Их окружили. Чонгук беспокойно оглядывает пути отступления: мелкие улочки, просветы между прилавками, места, где толпа более редкая и неровная. Он готов схватить Тэхена и помчаться, сверкая пятками. Это позор для него, как для альфы, оборотня, вожака, но о какой гордости может идти речь, если на нем лежит ответственность за чужую жизнь? Хрупкую, беззащитную, абсолютно неспособную себя защитить особь. Чонгук наблюдает за Тэхеном, отмечает лишь расширенные от удивления и непонимания глаза, внутренне немного успокаивается и радуется, что его омега не боится. — И вы не побоялись заявиться сюда, в наше жилище? — звонкий голос доносится из толпы, а после из неё выходит и сам обладатель. Омега, сразу понимает Тэхен, взрослый, величественный омега. Этот юноша явно взрослее и опытнее его самого, от него, пускай ещё молодого, находящегося в самом рассвете сил, уже веет мудростью. У Тэхена в ногах колет, и они слабеют, таким магическим образом на него влияет этот человек. Властный, умный, аристократичный. Юноша одет с иголочки, и ничто не портит его гармоничный образ: волосы аккуратно уложены, пухлые губы поджаты, глаза слегка прикрыты, выражают полное спокойствие и контроль над ситуацией. — Зачем же вы пожаловали? — снисходительно фыркает незнакомый омега. — Решили и нас уничтожить? А не слишком ли вы самоуверенны и наглы, раз решили справиться столь малым количеством? — Мы обычные путники, — кланяется в землю Намджун, сложив руки на животе, — пришли в ваше поселение, чтобы воочию увидать товары баснословного рынка. Какие у вас к нам вопросы? — Нет-нет, оставьте эти сказки для глупцов и детей, — дослушав, мотает головой юноша, — поверьте, я бы не стоял на этом месте, если бы не умел управлять городом. А хороший правитель знает своих врагов в лицо. Омега, махнув рукой воинам, выходит вперёд, нисколько не боясь оборотней, останавливается в трёх шагах от них. — Чон Чонгук, нынешний вожак стаи, которая безжалостно разорвала всех жителей деревни до единого, — указывает омега. — Ким Намджун, вожак стаи волков, живущих в горах. Это даже слишком просто, вас, Намджун-щи, мои люди узнали в лицо. Здесь все знают, что горная стая обладает, ммм, уникальным цветом волос. Признаться, я поражён, ваши волосы действительно похожи на снег. — Мы пришли с миром, — снова покорно склоняется Намджун, — мы намеренно прибыли в меньшинстве, дабы показать вам свои добрые намерения. — Оказались загнаны в угол, и сразу сказки о добрых намерениях? Я представляю интересы человеческой расы. В их интересах сейчас только собственная защита, но никак не доверие убийцам. — Тогда разговаривайте со мной! — смело выкрикивает Тэхен. — Я человек и вдобавок житель той самой деревни! Что же вы, не знали, что не все жители погибли? И ещё городом управляете, — передразнивает его слова Ким. Омега прячет в кулаке смешок, шутка над самим собой пришлась ему по нраву. Или же он был впечатлён смелостью Тэхена. — И я должен на слово поверить, что ты человек, чудом и при непонятных обстоятельствах выживший, окружённый оборотнями, включая предводителей обеих стай? Я должен пригласить тебя в дом, чтобы ты потом обратился и разорвал меня на куски? — выгибает бровь омега. — Я не просил меня никуда приглашать! Я хочу, чтобы вы меня выслушали, раз уж вы действительно представляете человеческие интересы. У меня они тоже есть, и они с вашими, между прочем, совпадают. — Ох, вот как? — усмехается юноша. — Хорошо, в чудеса и сказки тоже нужно верить, иначе перестанешь жить полноценной жизнью. Так мой папа любит говорить. Я так и быть выслушаю тебя, мальчик, но тебе придётся поспешить, ибо времени у меня мало, на долгие рассказы и разглагольствования его тоже не хватит. Но сначала, — поднимает он руку вверх, останавливая уже готового Тэхена, — ты ответишь на один мой вопрос. Без страха, отбросив своё прошлое и настоящее, ясно? Тэхен уверенно кивает, даже не удосужившись подумать. Ему плевать, о чем будет вопрос, ведь скрывать в данной ситуации абсолютно нечего, верно? Утаивают и врут лишь те, кто понимают, что они виновны, но ни Тэхен, ни Чонгук ни в чем не виноваты. — И так, ответь мне честно, мальчик, ты чувствуешь себя в безопасности? Ты свободен? Забудь о волках, — говорит глава поселения, заметив беглый взгляд на Чонгука, — они здесь ничего не решают. Если они заставляют тебя сейчас говорить, принуждают жить и быть с ними, ты можешь просто подойти ко мне. Ты останешься здесь, и больше никто не заставит тебя подчиняться. Никаких угроз, никакой боли. Здесь ты можешь всегда жить свободной жизнью. — Нет, — моментально отвечает Тэхен, — я не пленник и никогда им не был. Я уже живу свободной и самой счастливейшей из всех возможных жизней, — Тэхен смотрит на Чонгука, и взгляд его меняется, теплеет в один короткий миг, — я живу с самым заботливым альфой. Я пара вожака. Кто-то в толпе издаёт непонятный звук, обозначающий то ли ужас, то ли отвращение. С другой стороны слышен грохот — пожилая омега лишилась чувств и сил от такого заявления. Люди тотчас спохватились, начали приводить ее в чувство и поднимать. — Что же, твои слова останутся за тобой, пусть будет и так, — кивает юноша, — надеюсь, ты не соврал, ибо свой шанс получить помощь ты уже упустил в таком случае. Я никогда не предлагаю дважды. Но я все равно выслушаю тебя, мальчик. Мне понравилась твоя смелость. Возможно, она действительно исходит из твоего сердца, а не диктуется кем-то другим? — Спасибо за благоразумие, — вновь кланяется Намджун. — Спасибо, что согласились выслушать нас. — Вас, — проговаривает каждую букву глава, — Намджун-щи, я слушать не собираюсь. Вы мне не интересны в данный момент. И не думайте, что уже успели войти в круг моего доверия. Глава поселения вновь делает взмах рукой, и пафос его движений уже не вызывает восхищения у Тэхена, скорее безмерно раздражает и выводит из себя. Отряды экипированных воинов выходят в центр, по два на каждого оборотня, держат их на острие своих копий. — Уведите их, чтобы народ не распугивали и держите под наблюдением. А ты, мальчик, иди за мной, поговорим в более приветствующей это обстановке. — Тэхен! — Чонгук хватает его за край рубахи, и ему в горло упирается сразу три копья. — Уберите от меня свои железяки, идиоты! — рычит он. — Эм, господин. Позвольте моему альфе проследовать с нами, — просит Тэхен. — Он ни в коем случае не собирается вредить вам, всего лишь беспокоится обо мне. — Нет, — просто отвечает омега. — Пускай Чонгук-щи учится доверию, если намерен и в будущем выстраивать дипломатические отношения. А ты, как я погляжу, единственное, чем он дорожит. И под пугливый взгляд Тэхена Чонгука, благо не сопротивляющегося, уводят вместе с Намджуном и остальными в какой-то переулок. Глава же манит Тэхена пальцами, и он понимает, что теперь, выбирать точно не приходится. Ким, тоже окружённый воинами, ступает по следам омеги. Они покидают рынок, где люди уже начали возвращаться к своим делам, идут долго, петляя отчего-то по темным мрачным переулкам. Тэхен вжимает голову в шею, когда накатывают жуткие мысли: что если его ведут сюда не ради разговора? Что если его хотят увести от Чонгука подальше и сделать что-то нехорошее? Омега смотрит на двоих воинов, сопровождающих его по бокам. Альфы, немолодые, хмурые, черствые, выглядят пугающе и зло. У одного из них щека и вовсе рассечена широким розовым рубцом, что придаёт ему ещё большую ужасность. Тэхен слишком не вовремя вспоминает свои первую и вторую встречи с людьми альфами и чем они закончились, чувствует, как по позвоночнику течёт неприятный пот страха. Все его встречи с людьми заканчивались слишком плачевно, так что идти за ними в этот узкий переулок было довольно опрометчиво. Когда они минуют последнюю безлюдную улицу и выходят к дому на самой окраине, Тэхен уже готов отдать Господу душу от страха, глава поселения останавливается. Ким убеждается, что его вроде как не насиловать сюда привели и впервые по-настоящему выдыхает. Омега манит его в неприметный простенький домик, его жилище, как понимает Тэхен. Домик двухэтажный, на первый взгляд совершенно обычный и даже бедноватый, но стоит войти, и Ким сразу понимает: здесь живет далеко не простой торговец или мещанин. — Я люблю тишину и спокойствие, — зачем-то поясняет через плечо глава. За Тэхеном закрывают плотную дверь, дубовую скорее всего, ведут в гостиную, где стоит широкий круглый стол с несколькими стульями. Возможно, это все же не гостиная, а столовая, после исправляет себя Тэхен. — Что же, теперь можно приступить к диалогу, раз уж мы переместились в более комфортные условия. — Я думал, мы будем разговаривать наедине, — не слишком добро косится на воинов за спиной юноши Тэхен. — В понятие «комфорт» я так же вкладываю и собственную безопасность, — усмехается глава, — что, если ты мне все это время врал и захочешь наброситься при первой же возможности? — Но Чонгуку вы здесь не разрешили быть. — Нет, и не испытываю из-за этого ни капли вины. Вам придётся выбирать: либо подчиняться моим желаниям, либо покидать город в кратчайшие сроки. Но лучше вам выбрать, конечно, первое, ибо мне, не стану скрывать, безумно интересно послушать историю человека и пары оборотня, вожака в одном лице. Последнее звучит с некоторой усмешкой, как кажется Тэхену, и он недовольно сдвигает брови. Значит, этот омега так и не поверил ему там, на рынке? — Вы сейчас снова будете пытаться вывести меня на правду и заставить признаться, что я нахожусь в плену? — довольно резко спрашивает Тэхен. — Нет, я не стану. Я уже говорил, что всегда предлагаю только один раз. Ты отказался, что же, это больше мне не интересно. Слушай, — кивает омега воину, — ты не мог бы приготовить нам чай? Длинные истории стоит слушать лишь за чашечкой качественного китайского чая, не так ли? — спрашивает он уже у Тэхена. Ким не знает, что на это ответить, но от чая, когда его приносят, отказаться боится. Пока омега, для которого все это не более чем игры и развлечения, наслаждается своим чаем, Тэхен теребит в руках чашку, трет кончиком ботинка половицу, кусает и сдирает верхнюю кожицу со своих несчастных губ. Тэхен в тупике. Как и что он должен рассказать, чтобы ему поверили? Весь план оборотней катится в тартарары с самого начала! Они должны были найти знакомых Тэхена, поговорить в первую очередь с ними, а не с этим скептическим умником. Он наверняка не станет верить ни одному тэхеновому слову, и они оба знают об этом. Но что же тогда делать? Смириться с концом? Сбежать и тем самым только отсрочить своё столкновение? На Тэхене висит ответственность не только за себя, но и за Чонгука, Намджуна, всю их деревню! Чонгук вот никогда не проигрывал и не отступался, если дело касалось его семьи, значит, и Тэхен тоже должен бороться! Он должен подобрать такие слова, которые убедят любого человека, даже того, кто не хочет верить! Проблема в том, что перед ним как раз и сидел подобный экземпляр. — И так, для начала, как мне к тебе обращаться, мальчик? — уточняет омега, и Тэхен понимает, что так и не представился. — Ким Тэхен, господин. — Ким Сокджин, — говорит в ответ омега, — и так, Тэхен, расскажи мне немного о себе. Как так вышло, что ты стал парой оборотня? Вы живете вместе в стае, правильно? Эта часть твоей жизни меня очень заинтересовала, могу это признать. Посчитаем твой рассказ о жизни платой за то, что я после буду выслушивать твою просьбу. Тэхену хотелось ляпнуть чего-то обидного, ибо от самомнения этого Сокджина к горлу уже тошнота подкрадывалась, вот только Сокджин вполне имел права выставлять любые требования и решения, даже если они будут максимально абсурдные и дикие. В конце концов здесь и сейчас именно Сокджин будет решать их судьбы. — Моего папу звали Ким Тэсон, — начинает слишком с далекого начала Тэхен, — он родом из этого поселения, но, встретив отца и обвенчавшись с ним, он вместе с ним уехал в более тихое место, поближе к природе. Папа был из богатой семьи, единственный ребёнок, которому досталось все наследство. На него он вместе со своим альфой купил большой роскошный особняк и больше от жизни ничего не требовал, жил по всеобщим заповедям, занимался садоводством, взращивал хозяйство в поместье. А ещё папа воспитывал меня, я был единственным их сыном. Живя уже долгие годы не здесь, папа все равно умудрялся поддерживать хорошие отношения со своими друзьями. К ним мы и направлялись сегодня, у нас и в планах не было никаких козней. — Что за друзья? — как-то резко спрашивает Сокджин, запивая вопрос чаем. — Это, наверное, звучит глупо, но я… не знаю, — виновато улыбается Тэхен. — Меня никогда не интересовали его, кхм, омежьи посиделки с друзьями. Я тогда маленький был, взрослые разговоры и дела слишком сложными были. Но я хорошо запомнил, что папин друг занимался тканями, у него своя лавка на рынке была, и он хорошо вязать и плести умел. Помню, он часто любил заниматься своим делом прямо на рынке, а на него посмотреть целая толпа собиралась. Папиного друга самой красивой омегой поселения величали, — смущённо добавляет Тэхен. — Я думал, что, увидев его, вспомню, но весь рынок обошёл и ничего. То ли не увидел, то ли не вспомнил. — Не вспомнил бы, — мрачно отвечает Сокджин. — Два года назад в городе оспа прошлась. У нас она забрала отца, а папе оставила на память следы и шрамы на лице. Он из дома больше не выходит, знает, что самым красивым омегой его больше никогда не назовут, — морщится Сокджин. — На рынке теперь всем младший братец мой заправляет. У него и внешность подходящая, народ околдовывать, будто заморская, да и руки золотые, за которыми приятно наблюдать. Ты видел его там наверняка, брат ковры знатные делает. А меня папа все гоняет по дому, говорит, какой я неумеха, омега из меня, видите ли, никакущий. Тэхен, разинув рот от удивления, хлопает глазами, не имея сил даже звука издать. Сокджин — сын папиного друга? Это ж какую шутку решила сыграть судьба с Тэхеном, если в итоге все вот так повернулось? Да, здорово она над ним насмехается, ведь выходит, что бы он ни делал, первым делом пришёл бы именно к Сокджину. Внешности Сокджина можно было явно позавидовать: пускай сам Тэхен на своё лицо никогда не жаловался, но не признать чужую красоту он не может. Сокджин был высок, утончён, со светлой кожей и узким профилем. Его глаза не были слишком узкими, нос был прямым и ровным, а яркие пухлые губы не могли не привлекать внимание. Этот омега мог бы и сам с гордостью носить титул самого красивого, вот только Тэхен прекрасно понимает: тот отказался бы. Сокджин определённо не простая омега, и целью своей альфье внимание не ставит. Он наверняка и не влюблялся никогда, поэтому восхваление лишь внешности станет для него оскорблением. Хотя некоторая зажатость и комплексы должны таиться в самой глубине, не зря ведь Сокджин так сконфузился, когда заговорил о брате и папе. В их семье он не уникален, поэтому вряд ли наделён особой любовью. — Необязательно что-то уметь, чтобы быть хорошей омегой, — как-то запоздало мямлит Тэхен, не зная, как приободрить юношу. — Пустое, забудь, — отмахивается Сокджин. Ему нужна была лишь минута, чтобы вернуть свою осанку, гордость и строгий нрав. Сокджин никогда не позволит вытирать об себя ноги или ставить ниже других, неожиданно понимает Тэхен. Этот омега может быть единственным представителем своего пола, способным управлять альфами, другими омегами и всем городом. Внутри Тэхена вновь зарождается восхищение. — Где твой папа? Живет вместе с вами в волчьей общине? — переводит тему Джин. — Нет, — голос Тэхена сразу меркнет. — Он умер. Его убили, вернее. — Кто? Оборотни? — Почему вы сразу обвиняете во всем волков? — несдержанно вскрикивает Тэхен. — Что они такого плохого вам сделали, чтобы стать виновными во всех бедах?! — Я лишь рассуждаю, руководствуясь логикой, — пожимает плечами омега. — Вот только наша жизнь не всегда поддаётся ее законам. Моих папу и отца убили люди, их соседи. Убили из своей жадности и обозленности на весь мир. Они решили обвинить их во всех своих бедах, сделать крайними, как вы делаете оборотней, а почему? Потому что завидовали! У Тэхена щеки налились кровью, а глаза белена завесила от ярости. Вспоминать этих мерзких людишек из деревни не хотелось. Тэхен такое не забудет, никогда не сможет. И простить тоже не сможет. Пускай видит сам Бог, а Тэхен только радуется тому, что их всех убили. Эти люди унесли с собой много мерзости и тайн, которые Тэхен никогда не узнает. И пускай, так будет легче жить дальше. Лучше пусть Тэхен думает, что его родителей убили быстро и безболезненно, а не мучили до этого часами. Сокджин выглядит абсолютно спокойным, пока Тэхен тут распинается. И Ким не выдерживает, выкладывает все подчистую, со всеми эмоциями и подробностями, будь они ужасающими, неприятными, возможно, даже омерзительными. Он рассказывает, как пришёл староста, изображая из себя желание помочь, хотел помочь продать особняк — теперь Тэхен понимает, что он хотел прикарманить чужие деньги — как его гадкие сыновья пытались втереться в доверие, чтобы обмануть и надругаться после! Тэхен безжалостно говорит о том, как кричал, просил помощи, но в деревне все только закрывали двери, а альфы гнали его, как дичь на охоте. Тэхен потом со злобой кричит, что этих людей людьми называть нельзя за все их отвратительные поступки и, не стесняясь, рассказывает, какой смертью погиб сначала первый брат, затем второй. На его крики даже сбегаются воины, но Сокджин аккуратно показывает им знак выйти прочь. Тэхен не оставляет без упоминания и вклад оборотней в эту историю. Ему не страшно поведать, как Намджун и остальные перебили всех ринувшихся в лес и сожгли всю деревню. Как может быть страшно это рассказывать, если люди до этого желали обесчестить всех омег оборотней, поймали Тэхена, стреляли в Чонгука, с особой жестокостью радуясь тому, что в тело волка попала далеко не одна стрела. Омега упомянул так же и то, что сам сначала боялся, отказывался во все это верить, и добровольно пришёл в деревню, считал оборотней монстрами, а после раскаялся. Тэхену стыдно до сих пор за то, что он мерил других стереотипами и той самой «логикой». Завершает он рассказ тем, как обрёл новую семью, папу Юнги, заменившего ему папу, Юнги и Чимина, что стали братьями, и, конечно, Чонгука, который стал опорой на всю его жизнь. — Ты так ненавидишь людей, — хмыкает Сокджин после рассказа, откладывая чашку с блюдцем в сторону. — Ровно, как и вы ненавидите оборотней? — А меня тоже не любишь? — выгибает бровь глава. — Если вы продолжите на все реагировать свысока и делать вид, что вам наплевать, то я в скором времени захочу вас убить, — не сдерживается Тэхен. Сокджин заливисто смеётся, запрокидывая голову назад и прикрывая рот рукой — первая вольность за их беседу. — Миленько. Я бы, возможно, тоже хотел кого-нибудь убить, вот только разбрасываться такими дерзкими фразами я не могу. Те люди сотворили действительно ужасное, я их не оправдываю. Но, возможно, они лишь пытались себя защитить, уберечь от оборотней, что намного сильнее их? В некоторых случаях лучшая защита — это нападение. — Во-первых! — громко бьет кулаком по столу Тэхен. — Вы их оправдываете! Будучи лишь слушателем этой истории, а не очевидцем, вы начинаете додумывать за тех людей! Это и называется оправдания! Во-вторых, люди первыми начали всю эту историю: Чонгук никого убивать не хотел, но люди стали пробираться в лес в поисках поселения оборотней. И это были не единичные случаи! В-третьих, люди убили моего папу! Вам этого мало, чтобы понять, насколько они омерзительны! — Мы сейчас говорим о конфликте людей и оборотней. Ты смешиваешь совершенно разные и, вполне возможно, ничем не связанные истории, — напоминает Сокджин. — Нет, они как раз-таки связаны, очень сильно связаны! В обеих ситуациях люди ведут себя как полнейшие куски дерьма, — в сердцах позволяет себе ругательство Тэхен, — ими правит эгоизм, установка, что они находятся на вершине, вправе убивать других ради наживы, собственного благополучия или ещё чего-либо! Говорите, они боялись, защищались? А люди всегда боятся! Человечество способно жить нормально, только будучи единственной формой жизни на земле! Их все пугают: волки, медведи, хищные птицы, ядовитые растения — каждое живое существо, способное противостоять человеку! Вот только в дикой природе никто не занимается массовым уничтожением просто так. А вы ни в какую слушать меня не хотите, только и защищаете их! Сокджин встаёт со своего места, идёт к Тэхену, что успел в ярости даже со стула подняться, сажает его обратно. В руки, дабы омега не мог двигаться, вкладывает чашку и наливает новую порцию чая, для успокоения. Сокджин выглядит по-настоящему расстроенным. Он на миг оставляет Тэхена одного в комнате, а возвращается уже с тёплым пледом из шерсти, оборачивает его вокруг ног омеги. Тэхен благодарно шмыгает носом. — Я понимаю, что вся эта история является для тебя больной темой, Тэхен, — серьезно говорит Сокджин, — но ты должен понимать, что я не хочу всецело выбирать одну сторону. Я не защищаю тех деревенщин. Что я должен сделать, чтобы ты это понял? Отправиться на тот свет и притащить их сюда, чтобы они понесли наказание? — Их смерть оказалась подходящим наказанием, — утирает нос Тэхен. — Но вы сами упомянули, что представляете интересы людей, значит, вы как раз-таки на их стороне. И сейчас из-за мести или ещё чего-то вы собираете армию, чтобы уничтожить поселение Чонгука. Да-да, Чонгук тоже хороший правитель, и он знает, что происходит вокруг, — с каплей гордости фыркает омега, заметив на лице главы мимолётное удивление. — Я собираю армию не из чувства мести. Я делаю это для того, чтобы жить дальше и не оказаться в ловушке оборотней. Они не зарекомендовали себя как хорошие соседи. — Очередное проявление той самой «логики» и двойных стандартов людей, — с грустью вздыхает Тэхен. — Если бы воевали две деревни людей, вы бы стали разбираться, кто прав, кто виноват, а если оборотни с людьми, то решение очевидно, не так ли? Просто взять и истребить оборотней! Почему оборотни должны заслужить право на жизнь? Почему должны выслуживаться, показывать себя с лучшей стороны, чтобы никто их не трогал? Почему вы просто не можете оставить их в покое! Чонгук показал мне всю несправедливость этого мира, он живет с ней уже двадцать лет! И я пришёл сюда, чтобы изменить все эти дурацкие устои! Если вы все ещё хотите поубивать всех нас, то позвольте мне покинуть этот дом, ибо я буду готовиться к бою! Я намерен драться в первых рядах, ведь в стае оборотням все равно на возраст, пол, расу и прочие глупости. А мне ещё нужно выносить волчат Чонгука, навестить стаю Намджуна, увидеть водные зеркала за горами! Мне некогда умирать из-за людской тупости и эгоизма! Тэхен опять перешёл на крик. Да и к черту их всех! Вымаливать прощения, просить передумать, стоять на коленях, ради того, чтобы этот омега отдал другой приказ, он не собирается. Оборотни не станут выслуживаться перед людьми и «зарабатывать» себе возможность жить. Не зарекомендовали себя в качестве хороших соседей? Да идите вы куда подальше, соседи, катитесь отсюда! Хотите делать из волков монстров? Так может, пускай, они и станут настоящими монстрами, раз уж вы так сильно этого хотите?! Тэхен приврал. Не будет он воевать бок о бок со своими друзьями, Чонгук никогда этого не допустит. Он уже знает исход их предстоящей битвы: альфа заранее отправит Тэхена вместе с Чимином, например, как можно дальше, прочь из леса, заставит дожидаться их с Юнги возвращения. Скажет, если не вернёмся, продолжайте жить. А у Тэхена тогда больше ничего не останется, кроме памяти о самых счастливых неделях его жизни. Омега с силой прикусывает губы и щеки изнутри, чтобы не плакать. Нельзя, нельзя ни в коем случае плакать и показывать свою слабость! И Чонгука хоронить заранее тоже нельзя! Сокджин выводит его из этого состояния, прильнув поближе и положив руку на живот. — Ты носишь внутри новую жизнь? — с огромными глазами то ли от удивления, то ли от страха спрашивает он. — Я… Я не знаю, ещё нет, н-наверное. У меня ещё не было т-течки, а без неё шанс понести слишком мал, так что… — Тэхен так сильно тушуется от таких вопросов. — Это вообще возможно? У волка и человека? — Да, возможно. Чонгук говорит, что должны родиться волчата, так как природа оборотня подавляет человеческую, но если родятся обычные дети, нас это не расстроит. Мы… — краснеет Ким, — мы с Чонгуком… очень хотим детей. Сокджин будто выпадает из реальности, все так же не сводя глаз с плоского живота Тэхена. А сам Тэхен… мечтает. Представляет в голове образ себя с большим широким животом, маленьких волчат, похожих больше на щенков. Тэхен не знает, кто у него будет, омега или альфа, сколько детей у него вообще будет — это не принципиально. Ким уверен, что хочет как можно больше, чтобы семья была большая и шумная, чтобы у Чонгука всегда было много забот: то одному любовь свою подари, то другого потискай. Уж он-то будет прекрасным отцом, самым лучшим, Тэхен это знает. Картина в голове, где Чонгук сидит в окружении пушистых меховых шариков, не может не умилять. Это мечта Тэхена. Вот только мечтать, пока на пути стоит преграда, нельзя. — Я все вам рассказал. Вы просили всю мою историю, и больше мне нечего рассказывать. Хотите верьте мне, хотите — нет, но в защиту своего слова скажу, что я бы никогда не стал врать о таком. В этой истории присутствует мой папа, и память о нем я бы никогда не стал осквернять. Сокджин все так же молчит, а Тэхен грустно улыбается сам себе. — Мы хотели навестить кого-то из папиных друзей и рассказать все им сперва, — рассказывает омега детали плана, — понадеялись, что друзья все ещё будут помнить папу и его хорошую репутацию и смогут помочь. Удивительно, как все в итоге вышло. Вы очень красивый, Сокджин, теперь я вижу, очень похожи на своего папу. Вот только я вас совсем не помню. — Ещё бы, как ты помнить мог, — внезапно улыбается глава, — малыш ещё совсем был, когда тебя сюда привозили. Тебе было куда интереснее поваляться в траве, залезть на старую башню, грозящуюся вот-вот повалиться, погонять несчастных толстых птиц. Я помню тебя, узнал почти сразу, — отвечает он на раскрытый рот Тэхена, — я же старше тебя лет на пять где-то, поэтому уже в то время находился в сознательном возрасте. Хотя я тогда был совершенно другим, даже если бы ты и запомнил меня прежнего, никогда бы не догадался, что вот он я. Я был угловатый, долговязый, на переростка какого-то походил. Плечи были огромные, больше, чем у альф. В общем, детство у меня было не очень, — сконфуженно усмехается омега. Тэхен поверить в такое не может. Красивые люди часто любят все приукрашивать, чтобы им ещё чаще говорили про их красоту. Хотя Сокджин не выглядит тем, кому она нравится. Он будто смущается и злится от того факта, что он омега, красивый с точки зрения альф, противится судьбе. — Твой папа был прекрасным человеком, Тэхен. Я уверен, что впоследствии он был ещё и прекрасным омегой, мужем и родителем. Он восхищал своей мягкостью и заботой, но умудрялся оставаться в то же время гордым, умел держать лицо, истинный аристократ. Я вдохновлялся твоим папой всю свою юность. Мне жаль, что все так обернулось, — по голосу слышно, Сокджин действительно жалеет, — прими мои соболезнования и извинения. — Вашей вины в этом нет, — пожимает плечами Тэхен, стараясь относиться к этому поверхностно, иначе сердце снова заболит. — Мне приходится отпустить эту ситуацию и верить, что сейчас мой папа со своим альфой в лучшем мире, ждут, когда мать-природа подарит им новую, счастливую жизнь. Их уже не спасти, поэтому нет смысла грустить и плакать, но можно спасти других. После нашего разговора в вас что-то поменялось? Изначально мы пришли все объяснить и предотвратить бойню, и я сделал все возможное, чтобы вы поняли нашу историю. Каково ваше решение? Сокджин отворачивается к окну, долго и задумчиво смотрит в него. Тэхен не понимает, действительно ли тот рассуждает или же просто тратит время на некоторую драму, желая набить себе цену. А может, Сокджин не хочет расстраивать его своим ответом? — Я… — затянуто бормочет он, всматриваясь в окно и щурясь, — изменил своё мнение, это факт. Твоя история удивительна, Тэхен, начиная тем, что ты стал мужем оборотня и заканчивая вашим желанием завести волчат. Но все не может быть так просто, и я должен поговорить с вожаками обеих стай, обсудить наши дальнейшие взаимоотношения. Признаюсь, мне ещё слишком сложно вот так внезапно довериться, и распускать отряды я не буду. Но они останутся в городе. Что же касается людей, то их я возьму на себя. По правилам этого города все должно решаться голосованием, но боюсь, что озлобленные люди не захотят слушать твою историю, Тэхен, и тем более верить ей. Я планирую придумать что-нибудь глупое, но вполне себе достойное: скажем так, сын старосты напился вина, ему припекло голову, и он случайно устроил пожар, в котором маленькая деревушка была трагично сожжена дотла. В итоге оборотни невиновны, и даже сами пришли к нам, чтобы заключить мир и наладить торговлю. Как тебе? Тэхен пораженно хлопает глазами. Врать? Вот так вот в открытую? И Сокджину при этом совершенно не стыдно перед своими людьми? Они ведь ему доверяют! Если бы Чонгук обманул стаю, пускай и из добрых желаний, Тэхену бы это не понравилось, всей остальной стае скорее всего тоже. — Ни капельки не стыдно, — возражает Сокджин. — Иногда хороший правитель не должен раскрывать всей правды, чтобы все могли жить долго и счастливо. Знал бы ты, Тэхен, сколько правды было сметено временем, подмято историей? Вся эта правда могла не то что города, государства уничтожить! И тем не менее, это не нравится Тэхену. Сокджин, однако, поясняет, что другого способа избежать войны у них нет: люди слишком долго боятся и сидят в напряжении, чтобы все в один момент забыть. — Можете остаться в городе на вечер и ночь, проведёте ее в моем доме, — предлагает Сокджин, — а пока я бы хотел все же поговорить с одним из вожаков. В принципе, можно это сделать и сейчас, — вздыхает глава. — Намджун-щи, я вас уже давно заметил, не стоит сидеть на земле и прижиматься к подоконнику ушами. Тэхен, не понимая шутки, пялится на окно, в котором никого нет, и подскакивает от неожиданности, когда там действительно появляется белая макушка. Намджун подкрался, как истинный хищник. — Надо же, — фыркает альфа, — я и подумать не мог, что людской слух может быть таким острым, а глаз зорким. — Вы мыслите стереотипами, Намджун-щи. Люди далеко не так слабы и немощны, как вы себе это представляете. — Да? — альфа издаёт смешок. — А почему вас тогда не удивляет тот факт, что я нахожусь здесь, Сокджин-щи? — Вы… — омега бледнеет, — вы силой вырывались? Что вы сделали с моими войнами? — Я даже не знаю, радоваться мне тому, что в ваших глазах я предстаю настолько мужественным и сильным, или же грустить, потому как вы считаете меня монстром? — Намджун выглядит чрезвычайно игривым сегодня. — Тем не менее, вы не правы, Сокджин-щи, я ваших людей и пальцем не касался. Как оказалось, лишь вы настолько детально запомнили мою внешность, для остальных же другой северный оборотень ничем не отличался от меня. Думаю, они все так же там сидят, смотрят на моего товарища и видят в нем меня. Но вы бы заметили подмену сразу же, верно? Сокджин встаёт со своего места и отходит вглубь комнаты. Намджун расценивает это как согласие войти внутрь и одним прыжком перескакивает через подоконник. Тэхен же вжимается посильнее в кресло, желая раствориться в нем и не мешать этим двоим. — Не ёрничайте, Намджун-щи, и не принимайте на свой счёт. Уж не знаю, что вы там надумали в своей голове, — фыркает Сокджин, закатив глаза. — Лишь то, что я по какой-то причине заинтересовал вас. — Вы?! — возмущается Сокджин. — Меня?! Да вы же сами, Намджун-щи, послали своих волков в мой город! И для чего же? Кто тогда заинтересовал вас? — делает акцент на последнем слове омега. — О, не говорите так, будто вы знали обо всем заранее и контролировали ситуацию. Я вижу вас насквозь, Сокджин-щи, не стоит играть. А послал я людей, потому как меня заинтересовал ваш стиль управления поселением. — Мой стиль? — голос Джина проседает на этом момент и выдаёт его волнение. — Именно. Я заметил в нем столько глупых ошибок, которые мог совершить лишь неопытный, и просто не мог совладать со своим желанием натолкнуть вас на правильный путь. Сокджин едва ли не давится воздухом от наглости. Они с Намджуном стоят уже совсем близко друг к другу, едва ли не пальцем в грудь тычут. Сокджин возмущён, на его лице гамма эмоций, одна сменяет другую, а бледная аристократичная кожа даже краснеет, щеки будто надуваются. Намджун смотрит на омегу с прищуром, специально выводит его из себя, играется. Сокджин делает шаг назад и становится по одну сторону кругового ковра из войлока, Намджун по другую. Смотря друг на друга, они ходят по контурам ковра, круги нарезают, как хищники, готовые броситься друг на друга. — Что вообще может мне говорить человек, управляющий крошечным поселением, живущим обособленно от всех остальных? — шипит Сокджин. — Пожалуй, то, что через пару месяцев у вас наступит голод, — пожимает плечами Намджун. — Голод? Откуда у вас такие сведения? — Мне не нужны никакие сведения, чтобы это предвидеть. Ваше поселение открыло для себя местонахождения руды. Ее добывать куда легче и выгоднее, чем днями и ночами сидеть в поле, поэтому многие фермеры пойдут работать в горы. А кто же тогда продаст городу запасы еды на зиму? Да и вдобавок вы, Сокджин-щи, создаёте выгодные условия для жизни в городе, развиваете его, а о деревнях, вам принадлежащих не думаете. Люди попросту переселятся в город, станут торговцами, мастерами, и не останется никого, кто бы мог вас кормить. Намджун, кажется, впервые говорит нечто серьёзное и важное. Тэхен вспоминает принцип, по которому живут два поселения оборотней: одни заготавливают еду, другие руду и бытовые материалы, и происходит обмен. В условиях двух маленьких стай делать это легко и удобно. — Более скажу, — продолжает альфа под молчание Сокджина, — вы продаёте большую часть руды в соседний город. Однако скоро этот товар будет там в избытке, и вы больше никуда не сможете его продавать. — У себя, Намджун-щи, бревна в глазу не видите, у других соломинку замечаете, да? — Сокджин, кажется, окончательно вспылил. — Думаете, будто я не знаю, что вы остатки своего товара продавали нам? Когда вы это делали, вам это проблемой не казалось. — Я не хотел вас обижать, Сокджин-щи. Я всего лишь желал указать на некоторые проблемы, что могут создать вам неудобства в будущем. — Не задирайте нос, Намджун-щи. С чего вы взяли, что ваши слова могут как-то во мне откликнуться? Они все здесь знают, что могут. Тэхен видит, что Сокджин и правда слегка обиделся: поселение является его детищем, и признать промахи так легко с его характером не удастся. Намджун тоже уже это понял, поэтому и стоит такой понурый с опущенными уголками губ. Были б у него в человеческой форме уши, так наверняка уже были бы прижаты к голове, как у щенка, которого наругал его хозяин. — Мы бы могли вынести некоторую пользу из будущего союза оборотней и людей, — делает шаг к омеге Намджун. — Да? И какую же? — Для начала, можно наладить торговлю и решить проблему с питанием города. Лесные оборотни могли бы использовать поля сожжённой деревни. Если их на зиму удобрить углём, то следующие два-три года поля будут приносить бешеный урожай, которого хватит на весь город. Мое племя сможет позаботиться о новых торговых путях. Мы можем проложить маршруты к более дальним городам, где руда будет очень востребована. — И как же вы намереваетесь это сделать? — медленно, будто заплетающимся языком, проговаривает Сокджин. — Времена нынче опасные, преступников и грабителей на дорогах стало больше… — Для этого здесь будут я и моя стая. Вы даже не представляете, на что способен один оборотень-альфа. С альфой каравану не грозят никакие бандиты. К тому же… — голос Намджуна становится более густым, терпким, похожим на крепкое вино, пьянящее с одного глотка, — мне кажется, в городе сейчас тоже неспокойно. Думаю, мне стоило бы заняться охраной главы, то есть, вас. Злоумышленники могут строить множество козней против вас, зная, что вас никто не сможет защитить. — А вы сможете? — омега поднимает глаза на альфу. — Смогу, лично я точно смогу. Тэхен не сразу замечает, как Намджун берет Сокджина за руки, и стоят они посреди комнаты, пялясь друг на друга. Альфа сжимает чужие руки посильнее, и Джин делает шаг ещё ближе, не говоря ни слова. Они молчат уже минут пять, но их это совершенно не смущает, никак не могут наглядеться друг на друга. Тэхен давно заметил, что Сокджин растаял. Вся его спесь прошла, как только здесь появился Намджун. В тот же момент прошла холодность, некоторая отрешённость, и омега перестал задирать свой нос. Все остальное, включая их беганье по кругу друг от друга, не более, чем просто игры. У этих двоих явно только начинается брачный период. Тэхену хочется подколоть их обоих, ведь два правителя развернули едва не войну и серьёзные операции, просто чтобы встретиться друг с другом. Намджун наверняка с первого взгляда влюбился в эту возвышенную красоту, а потому месяцами вертелся вокруг поселения, ища возможность подобраться поближе. Сокджин тоже откуда-то знал заранее Намджуна в лицо. А то, как они величают друг друга в уважительной форме, даже не спрашивая про возраст, вызывает смех да и только! Похожи на двух людей, знающих друг друга давным-давно и все боящихся сделать следующий шаг. Малые, неопытные дети, заточенные во взрослых телах. Тэхен понимает, что здесь ему делать больше нечего. Сокджин бормочет Намджуну на ухо какую-то чушь, прижимается к рельефному телу все сильнее. Альфа внимательно слушает, изредка кивает и что-то отвечает, но их диалоги совсем не разобрать. Голубки воркуют о чём-то своём. Похоже, что у этой истории будет хороший конец. Не только благодаря Тэхену, что открыл глаза главе людей, но и открытому сердцу главы, которое было пусто и одиноко слишком долгое время. Эти двое горят друг другом. И пускай Намджуну будет тяжело с таким строптивым и своенравным омегой, они друг другу подходят идеально: рациональные, мудрые, в них бьет одна и та же энергия. Тэхену теперь даже интересно, кто кого покорит быстрее. Превратится ли Сокджин в тихую покладистую омегу под влиянием настоящего альфы или же теперь Намджун будет ему ноги целовать и на руках носить? Как бы то ни было, главное для всех них одно — счастье. И в этой истории Тэхен будет лишним персонажем, не его это счастье. Он чувствует себя так, будто он маленький ребёнок, проснувшийся посреди ночи и заставший родителей за таинственными прикосновениями и поцелуями. Смотреть на этих двоих слишком смущающе, и Тэхен хочет аккуратно отсюда уйти, не разрушить момент и не стать свидетелем лишнего. — Я пойду, мне стоит увидеться с Чонгуком и дать ему убедиться, что со мной все хорошо. — Да-да, — отмахивается Сокджин, даже не глядя. — Нам с Намджун-щи пока нужно решить оставшиеся вопросы. Вопросы… касательно… — Касательно защиты и объединения наших особей, — подсказывает Намджун. — Да, все верно, об объединении нас мы и должны… Тэхен выходит, боясь, что таким темпом он сможет увидеть их «объединение» воочию. Воины Сокджина, заранее сбежавшие на улицу, вызываются провести Тэхена до его альфы. Ким бежит и аж подпрыгивает на месте, когда ему приходится останавливаться и ждать как назло не спешащих людей. Сердце будто само подсказывает, куда идти, куда поворачивать, а душа внезапно начала тосковать и болеть без альфы. Сколько они с Чонгуком пробыли порознь? Какой-то жалкий час, не более, а больно и тяжело настолько, будто не виделись годами. Тэхен знает, что чувствует сейчас Чонгук. Альфе боязно, он волнуется, сам с собой борьбу ведёт, явно желая броситься прочь, отыскать свою омегу. Тэхен ведь свою пару лучше жизни теперь знает и бежит поэтому так быстро, потому как волнуется, понимает, до чего его волка волнение довести может. Чонгук очень изменился за последние недели. Он стал семьянином, ответственным, пускай и слишком, человеком. Тэхен у него давно стоит на первом плане, день строится на Тэхене, планы корректируются из-за него. И омега ценит то, как им вожак дорожит. Бежит вперёд только быстрее, ибо чувствует, Чону плохо. Надо свою пару в норму привести, прекратить его тоску и страх, что съедает изнутри. Тэхена, нетерпеливого и буйного, заводят во двор крупного дома. А во дворе, на пороге, сидит он. Голову вниз опустил, на людей, которые, как гиены над львом столпились, не смотрит, зубы крепче только сжимает и кулаки стискивает. Омега внутри Тэхена кричит, зовёт своего волка, по грудной клетке бьется, проломить хочет, чтобы с волком своим слиться. — Чонгук! — кричит и ждёт, пока на него посмотрит вожак. — Чонгук! — вскрикивает уже со слезами радости на глазах, вытягивает руки и просится к своему альфе. Охранники сначала порываются оттеснить Тэхена прочь, в то время как прибывшие войны активно жестикулируют им остановиться, но Чонгук как обычно решает за всех: расталкивает всех, кто мешает ему на пути к своей омеге. Вожак подхватывает Тэхена на руки, крепче хватает его под бёдрами и без слов зарывается носом в шею, жадно и голодно дышит своей омегой. А Тэхен… Тэхен и его сущность слишком рады всему этому, чтобы сдерживать свой визг и скулёж. Поэтому Ким тихонько скулит и трется своей меткой о шею альфы, втирает в неё слегка увядший феромон вожака. — Волчонок мой, — урчит Чонгук, а руки его все сильнее мнут мягкие ляжки. — Волчонок? — усмехается Тэхен. — Я ведь твой маленький, забыл? — Не забыл, — целует аккуратное ушко Чон, — ты и маленький мой, и волчонок мой. Для тебя всех слов языка не найдется, чтобы я мог передать свою любовь. Как ты, милый? Ты цел? Что вы там делали? Тебе никто ничего плохого не говорил, не делал? У Тэхена сердце биться быстрее начинает, когда он в очередной раз осознаёт размеры любви своей пары. Чонгук волнуется, не сказали ли ему чего плохого, боится, что могли обидеть. У омеги слёзы на глаза опять напрашиваются, и он тычется губами в чужие, ласкается, все так же издавая писк. Чонгук все понимает, видит безграничное счастье и любовь, что ему дают, и наслаждается моментом, парой, пухлыми губами и слезами, что кажутся слаще сахара. — Со мной все хорошо, — уверяет Тэхен, стоит им насытиться поцелуями. — Все отлично закончилось, и я с уверенностью могу сказать, что нашей стае ничего не угрожает! Это так правильно, называть стаю «нашей». Это слово откликается и в Тэхене, и в Чонгуке, звучит по-семейному, так, словно они знают уже всю жизнь друг друга. Чонгук садится на порог, на коленях устраивает Тэхена, обернув руки вокруг омежьих бёдер. Вожак недовольно зыркает на людей, что никак не уходили куда подальше, вздыхает сквозь зубы, но ничего грубого не говорит. Знает Чонгук, что вожак здесь не он и приказывать на чужой земле права не имеет. По крайней мере люди теперь не пялятся на них со злобой или отвращением, сами чуть в сторонку отошли и теперь лишь иногда взглядом мажут чисто из любопытства. У Тэхена складывается ощущения, что теперь их с Чонгуком и остальными не под стражей держат, а охраняют, стерегут, чтобы другие не напали. — Рассказывай, маленький мой, какими чарами ты воспользовался, чтобы спасти нас? — игриво спрашивает Чонгук, целуя запястье омеги, затем ладонь и каждый пальчик поочередно. — Это были те же чары, которыми ты околдовал меня и весь лес? Признавайся, Тэхен, когда ты меня успел? В нашу первую встречу, когда я тебя увидел? Или ночью на речке? — Чонгук, прекрати! — смеётся Тэхен. — Ничего я не делал! Хотя чары здесь точно какие-то есть. Представляешь, глава поселения оказался сыном папиного друга! Он сказал, что даже помнит меня из детства! — И что он говорил? — Ну, мы долго говорили, потому что я рассказывал всю нашу историю. Сокджин не верил сначала, что люди могут быть такими жестокими и вероломными, но в итоге он оказался хорошим человеком. А ещё там потом появился Намджун, и… все стало ещё лучше. — Лучше? Неужели этот олух смог что-то сделать? Намджун обычно не умеет быстро и правильно излагать свои мысли, — фыркает альфа. — Наше последнее собрание чего стоило. — Думаю, Намджун там сейчас молчит. Они с Сокджином молчат… — неловко добавляет Тэхен. — Но я думаю, у них все хорошо… — Что там с ними происходит? — щурится Чонгук. Альфа смотрит с подозрением, а Тэхен плавится и краснеет от этого взгляда, потому что Чонгук заставляет его представлять, как Намджун с Сокджином… целуются или… Нет, никаких или! Но как вообще выразить словами то, что происходит у этих двоих? Все выглядит таким простым и запутанным сразу. — У них, ммм, интерес, — подбирает слово Тэхен. — Сокджин с Намджуном напоминают мне людей, которые смотрят друг на друга издалека, общаются у всех на виду, но боятся остаться наедине, потому что не знают, что делать дальше. Они нравятся друг другу, но пока не понимают, что должно следовать за этим нравится. Это не потому, что они глупые, наоборот чересчур умные, взрослые и ответственные. — Черт, неужели Намджун все это время крутил интрижку? — рычит Чонгук. — Поверить не могу, этот засранец! Крутился перед нами, недоговаривал, а все из-за того, что хвост увился за омегой! Всю эту заварушку можно было решить и без втягивания нас, если бы эти олухи не игрались, а повели себя как взрослые люди! Как же я зол на этого Намджуна! — Не говори так, — бурчит Тэхен. — Самое главное, что Намджун теперь тоже найдёт свою судьбу и будет счастлив. Я видел, как они смотрели друг на друга. Сокджин и Намджун всего лишь два взрослых и очень-очень одиноких человека. У них одинаковая ноша на плечах, поэтому они будут идеально понимать друг друга. — И все равно, мне не нравится, что в поиски своей судьбы Намджун втянул мою! Ты только мой, Тэхен, и я должен всегда тебя защищать! С другой стороны, может, Намджун обзаведётся омегой и наконец поймёт меня. Уж я-то погляжу, как он будет бегать туда-сюда, а его седые волосы клочьями вылезать от нервов начнут, — злорадствует Чон, тиская в руках омегу. — А нам домой надо, нечего здесь делать. Хочу домой! Лечь с тобой в нашу тёплую постель и нежить тебя весь день, как ты любишь. Тэхен и сам этого очень сильно хочет, потому и жмётся к альфе ближе, обнимает его за широкую жилистую шею. — Давай дадим им немного времени побыть наедине, вдруг в ближайшее время у них больше не будет такой возможности. Чонгук бурчит нечто нечленораздельное в ответ.

***

Под покровом ночи у ворот стояло четверо. Чонгук, совсем не слушая речь Сокджина, утомленно глядит на свободу и простор, которые простираются совсем рядом: шаг, и ты на воле, за воротами. Тэхен же слушает все внимательно, кивает каждую минуту и изредка пинает Чона коленом, чтобы тот тоже имел совесть. Позади Сокджина, уже как полноправный защитник, стоял Намджун. За всеми заботами день пролетел незаметно. Чонгука с Тэхеном накормили обедом, а после наконец появились и Сокджин с Намджуном. Оба были явно разгоряченные, слегка безумные и запыхавшиеся. Тэхен украдкой даже высмотрел багровое пятно за воротником у омеги. Дальше шли дела, много-много дел. Тэхен, правда, в основном сидел на стуле и болтал ножками в воздухе, но все равно устал: голова успела вспухнуть от напряжения. Говорили о торговле, о союзе, о будущем. Намджун с Чонгуком помогли с опорой на карту разработать выгодные торговые пути, определили места, где нужно будет построить новые деревни. Чонгук принял решение, что его стая займётся восстановлением сожжённой деревни. Возможно, в будущем она станет новой точкой на пути на запад. Земли там ещё не освоены, а карта пустует без всяких отметок. Поговорили и о том, как жить в эти месяцы. Чонгук с Намджуном вместе с омегой составили грамотную отмазку, назначили на завтра выступление перед публикой. На глазах у всех Сокджин и Намджун должны подписать договор перемирия и официально завершить все конфликты двух рас. Было также принято решение не распускать наемные отряды, чтобы не волновать лишний раз крестьян и предотвратить возможные восстания и бунты. Как истинные знатоки своего дела, альфы лично с Сокджином отправились в горы на рудники. Намджун хотел оценить качество работы, а Джин, как управляющий, проверить трудолюбие и честность своих работников. Тэхена после долгих споров и протестов со стороны него самого оставили в городе, просто отправили гулять. Зато омега, вначале дувшийся, смог зайти к папе Сокджина. Тот долго отпирался, не хотел показываться на свет и впускать внутрь, чтобы посмотреть на себя, но младший брат Джина быстро решил эту проблему и лично открыл дверь и втянул внутрь Тэхена. Они много говорили, очень много. Уже не молодой омега рассказывал о своей юности, о прелестях и радостях его жизни, не раз упоминал папу Тэхена, который играл в ней далеко не последнюю роль. А потом папа Сокджина расплакался, узнав, что больше никогда не сможет увидеться с любимым другом. Много слез за день было пролито, много упущенных моментов, которые никогда не возвратятся, было упомянуто, много мудрости было передано. За три часа разговоров, что пролетели как одно мгновенье, Тэхену показалось, будто он успел прожить целую жизнь: папа Сокджина оказался талантливым рассказчиком. Шрамы остались у него не только на лице, но и на сердце, слишком тяжёлой была жизнь. Из его дома Тэхен выходил переполненный мудростью и теплотой, памятью о родителях. На момент ему даже показалось, что он лично сумел поговорить с папой, настолько яркими были образы. А потом вернулись Чонгук и Намджун. Чон был уставшим, слегка грязноватым и голодным, но хотел прямо так отправляться в путь, так сильно его тянуло к родной земле. Сокджин настоял, чтобы они ушли под покровом темноты: не хотелось привлекать внимание простого люда, ничего ведь об исходе их переговоров объявлено ещё не было. Пришлось остаться на пару часов, принять ванну обоим, плотно поужинать и несколько часов лениво пролежать в доме на футонах. Гулять по улицам и рынку Чонгук с Тэхеном не решились. Намджун же все пропадал в каких-то «делах», они с Сокджином постоянно исчезали из виду. Знает Тэхен, что у этих двоих за дела такие. Любовные. В итоге сейчас, поздним вечером отправиться домой решили только двое: Чонгук и Тэхен. Ребята Чонгука тоже решили остаться, помочь Намджуну в случае. — Вы уверены, что хотите пойти? Может, лучше переночуете у нас? — обеспокоено спрашивает Сокджин. — Места всем хватит. — Мой дом в лесу, — отвечает Чонгук, — и дома меня ждут. Я хочу, чтобы моя стая могла спать спокойно. — Я отправлю тебе весточку через пару дней, Чонгук. — Можешь не спешить, Намджун. У тебя же столько забот теперь. Особенно ночью, — хмыкает Чон. — Аж запыхаешься, небось. Намджун предупредительно рычит, Сокджин давится кашлем, а Тэхен по-быстрому хватает Чонгука за руку и ведёт к выходу из города. Омега машет на прощание, и вот они вдвоём выходят на широкую просёлочную дорогу. Их окружает ночь, тихая, тёплая и безумно романтичная ночь. Темно-синее небо оттеняется бледной луной и яркой россыпью звёзд, рассыпанных то тут, то там. Тэхен вдыхает полную грудь воздуха, чувствует лёгкий цветочный аромат где-то рядом и расслабляется. Вокруг ночь, они с Чонгуком вдвоём. Они идут домой. Чонгук хотел оказаться в стае как можно быстрее и предлагал обратиться в волка, но Намджун и Сокджин категорически запретили это делать, сказали, мол, даже в ночное время в городе и его окрестностях можно найти заблудших путников. А после и Тэхен выразил желание прогуляться подольше. Именно его слово и стало решающим. — Такая тишина, — довольно вздыхает Тэхен. — Слышишь, как хорошо! — Тишина? Ты не слышишь стрекотания кузнечиков и жуков в траве? — уточняет Чонгук. — У людей настолько слабый слух? — Ха-ха, нет, конечно! Просто кузнечики — это и есть звук тишины. Если вокруг будет слишком шумно, мы их не услышим, поэтому так говорят. Чонгук, все ещё удивленный, слегка кивает. Тэхен снова шумно вдыхает, крепче стискивает горячую ладонь Чонгука и понимает, как же прекрасна его жизнь. Идти бы так вечно по широкой дороге, смотреть на завораживающее небо, видеть впереди только поля и свой путь и быть с Чонгуком. Ночь в поле отличается от ночи в лесу. Здесь простор и пустота, в лесу же ты никогда не остаёшься один и даже ночью понимаешь, что все вокруг просто спят. Нет, пожалуй, в лесу все-таки лучше. Там чужое присутствие ощущается по-родному, так, как надо. Здесь же от слишком долгого одиночества можно будет сойти с ума. — Не устал? Тебя понести? — предлагает Чонгук. — С чего бы это? — хлопает глазами Тэхен. — День был тяжёлый и длинный, я ведь вижу, ты устал. — Когда это я мог успеть? Вы только и делали, что меня отдыхать отправляли, а сами ходили везде, работали. Так что может это мне ещё нести тебя придётся! Довольный Тэхен показывает альфе язык и усмехается. Чонгук, тоже улыбнувшись, кивает, молчит. Омегу действительно слегка клонит в сон, Тэхен промаргивается и переводит глаза вперёд на дорогу и вздыхает: — Наша жизнь теперь изменится, да? — Верно, — говорит Чонгук. — Деревню восстановят, там поселятся люди, а нам не придётся больше скрываться в лесах, нам станет житься свободнее. — Честно говоря, мне кажется, что все и до этого было хорошо, — дует губы Тэхен. — Мне не очень хочется, чтобы что-то менялось. — Перемены — это всегда тревожно. Я думаю, они все-таки пойдут нам на пользу. Технически люди мало могли нам дать, а мы и сами хорошо справлялись, но зато в будущем наши дети не будут жить в страхе и напряжении. Им не придётся скрывать свою природу. Это важно. Тэхену, однако, сложно представить их будущее с людьми. Ему боязно, что их лес перестанет быть таким, какой он сейчас, что туда придут чужие люди, начнут его вырубать или селиться рядом. Омега волнуется, что другие оборотни больше не захотят жить в стае и переберутся в город. В голове было так много волнений и мелочей, которые никак не хотели укладываться в общую картину, но Тэхен молчал. Чонгук ведь тоже наверняка нервничает, но все равно мыслит позитивно, не пытается заразить нервозностью Тэхена. Вот и ему лучше молчать и думать о хорошем. Как бы все ни было, когда-то их жизнь придёт в норму. А пока стоит идти рядом с Чонгуком и поддерживать его во всем. — А сейчас что мы будем делать? — не удерживается от последнего вопроса Ким. — Нужно будет сходить на место той деревни, посмотреть, в каком состоянии их поля и сады. Если нужно, убрать урожай, обработать землю, в порядок ее привести, — перечисляет Чонгук, задумчиво загибая пальцы. — Думаю, в эти дни часто придётся уходить в город. Возможно, даже на пару дней и ночей, — предупреждает Чон. — Я все это время буду один? — Тэхен выглядит разбитым и поникшим. — Придётся, маленький мой, — Чонгук останавливается и приобнимает омегу, гладит его по щеке, на которой вот-вот может появиться слеза. — Я вожак, я представляю интересы нашей деревни, кому, как не мне этим заниматься? Тэхен все это понимает, не маленький ведь. Но от того факта, что Чонгук сейчас нужен будет всем и каждому, легче не становится. Ему придётся видеть других, разговаривать с ними, уделять все своё внимание, а Тэхену сидеть в сторонке и терпеливо ждать, когда от его (!) альфы наконец отстанут. — В следующем сезоне я бы хотел углубиться в путешествия, — размышляет Чонгук. — Мы не знаем, что впереди нас, за твоей деревней. Мы не видели того, что скрывается за горами и озёрами. Я бы хотел укреплять нашу стаю, искать другие поселения оборотней, собирать одиночек со всей округи. Однако все эти путешествия могут растянуться на недели и, возможно, даже месяцы. — Месяцы? — дрожащим голосом переспрашивает омега. — Да, месяцы. Я думаю, это будет идеальное время, с нетерпением жду его. Время, которое мы проведём только вдвоём. Эмоции Тэхена кардинально меняются, после услышанной фразы он светится ярче всех звёзд на небе. — Вместе? Только вдвоём? — зачарованно переспрашивает Ким. — Да, я и ты. Или… — Чонгук переводит взгляд на живот Тэхена, — возможно, не только я и ты, ещё и кое-кто другой. Тэхен счастливо кивает и угукает. Планы Чонгука вселяют надежду. Они заставляют жить дальше и с нетерпением ждать следующего лета. Они с Чонгуком увидят столько новых мест, посетят города, деревни, встретят других оборотней, людей, возможно, не только их, ведь мир настолько огромен! Он безграничен! Фантазии их двоих не хватит, чтобы представить все уголки планеты. Такая жизнь Тэхену нравится. Да, полная трудностей и забот, проблем, конфликтов, но и в то же время это жизнь с новыми впечатлениями и эмоциями. Это жизнь бок о бок с любимым, их детьми, друзьями, Чимином и Юнги. Тэхен хочет прожить эту жизнь так, чтобы, состарившись, с улыбкой рассказывать о своих приключениях, местах, которых уже не будет в помине и людях, необычных и удивительных людях, что стали частью его жизни. Тэхен счастлив уже сейчас. И он будет счастлив и дальше. Планы заманивают, заставляют тебя хотеть жить быстрее, но они все так же далеки, как это небо, как Луна от земли. Тэхен сонно моргает уже слипающимися глазами, широко зевает, забыв прикрыть рот рукой. Кажется, мечты и мысли в голове постепенно переходят в сны, становятся такими яркими и тягучими, тянут за собой в мир Морфея и тело. Чонгук, знавший, что так и будет, вовремя замечает усталость своего омеги, останавливается и помогает взобраться себе на спину. Тэхен даже и не возражает. — Так тёпленько… — бормочет Тэхен. — Ты тепленький… И в животике теперь тоже тепленько, — омега сильнее прижимается к спине вожака. — Хочу, чтобы там всегда так было. — Почему? — Потому что мне кажется, что, когда там будут волчата, животик тоже будет тепленький… Чонгук с силой прикусывает губы, чтобы не издать лишних звуков, а к лицу разом приливает вся кровь. Тэхен… Он просто невозможный! С сонным омегой хочется поговорить ещё, вот только сознание Тэхена окончательно покидает тело, будить его Чонгуку не хочется. В голове альфы те же мысли, что витают сейчас у Тэхена во снах. Он так же думает о будущем, а о нем все рассуждают одинаково: с любовью, счастливым предвкушением и желанием. Ночь сегодня и правда прекрасная.