Академия Сорелли

Империя Люпус. За три месяца до настоящих событий. Бен стоял в главной гостиной замка и безразлично рассматривал пейзаж за окном. Лето только-только полностью вступило в свои права. Жаркое июньское солнце безжалостно сжигало еще сочную зеленую траву. Под окнами иногда пробегали суетливые слуги. Во дворе было шумно, как и в самом замке. Вечером ожидался банкет на три сотни персон. Бенедикт скривился от этой мысли. Конечно, его маленькая сестренка — Кики, как он мило называл ее, будет несказанно рада своему первому выходу в свет. Она достигла возраста леди, теперь нужно будет скоропостижно подыскивать ей хорошую партию и справлять строгать внуков для счастливых императорских бабули и дедули. Однако самого наследника такая перспектива не радовала. Все эти шумные мероприятия, наполненные лицемерием и пафосом, вызывали в будущем правителе чувство отвращения. "Скорее бы вернуться в академию!» — пронеслась в его голове мысль. Там, под личиной обычного графа, он обучался уже два года. Этой осенью будет его третий Бал в стенах учебного заведения. Ему нравилось, что однокурсники воспринимали его как равного, не было глупых поклонов, томных взглядов от охотниц за титулом и приданным, а просто дружеская атмосфера, наполненная легкостью и весельем. В комнату вошел Джон, его младший братишка — оболтус. — Дорогой брат-т-т! — Воскликнул Джон, вваливаясь в гостиную и затаптывая грязными ботинками светлый ковер с длинным ворсом. В руках его была наполовину опустошенная бутылка виски. — Боги, Джонатан! На дворе еще десяти утра нет, а ты уже мертвецки пьян! Сколько ты еще будешь опустошать дворцовый погреб!? — Мой милый Беня, — старший брат моментально скривился. Ласковое сокращение, что придумал Джон, никогда ему не нравилось, но в таком состоянии это было последнее, что хотелось обсуждать. Братец незамедлительно продолжил, нарочито делая вид, что не заметил недовольной гримасы Бенедикта, — ты говоришь, как наша матушка! Я абсолютно трееевз! — Да у тебя же язык заплетается! — Бен вздохнул и присел на край кресла. Брат, последовав его примеру, плюхнулся на диван, закидывая ноги на кремовую обивку. Будущий император устало прикрыл глаза, — если ты считаешь, что в академии тебе так же просто дадут пить, ты глубоко заблуждаешься. — Вот именно, дорогой брат! Поэтому нужно взять-ь-ь все, что можно, от этих чудесных лемтних каникукул, — словно в подтверждение слов, Джон громко икнул и пригубил виски. — Боги, — снова повторил Бенедикт, и отвернулся, — иди проспись. Вечером прием. Матушка не простит тебе, если ты завалишься туда и начнешь вести себя как свинья, а не сын императора. — Да ладно тебе бухтеть, словно кляча старая. На меня давно никто не возлагает никаких надежд. Да и зачем. На престол сядешь ты, а не я! Так что дай мне заслуженно нести официальный титул Раздолбая! — Тот факт, что не тебе занимать престол, не отменяет того, что ты сын своего отца. Ты обязан, — выделил Бен, — нести это «бремя», — сделал он руками соответствующий жест, — хочешь ты того, или нет. — Кстати о бремени, — Джон заговорщицки хихикнул. Поставил уже опустевшую бутылку на стол и сел, — родители наконец выбрали тебе достойную супругу. — ЧТО!? — Бен как ошпаренный подскочил, но не зная куда себя деть, снова упал в кресло, вольготно развалившись в нем, теряя при этом весть свой аристократичный вид. Устало уронил голову на руку, — кто она? — Какая-то аристократка, конечно! — Оборотень? — Братец, ты часом головой не ударялся? — насмешливо поинтересовался Джон. Брат устало посмотрел на него, — конечно нет! — наконец снизошел он до ответа, — обычная человечка. Нашей матушке нужны чистокровные звери. Если бы они подобрали тебе оборотницу, сам подумай, какие щенки у вас тогда бы родились. А ген человека так легко подавить. — Тебе ведь виднее! — грустно усмехнулся Бенедикт, — сколько бастардов ты заделал за последний год? — Ой, да ладно тебе, братец. Эти горничные сами прыгали в мою койку! — Еще бы, — невесело отозвался Бен, — боже, и этот бабник будет выдавать себя за меня в Академии! — Ой, ты так это говоришь, словно то моя воля! Я, между прочим, прикрываю твой оголенный зад! Матушка с отцом боятся, что на тебя будут покушения. Где гарантии, что они будут неудачными? К тому же, если тебя кокнут, я буду вынужден сесть на трон. А от этого никто не выиграет. Я буду вынужден весть себя паинькой, иначе Империя получит в властелины обалдуя. — Ты знаешь, как ее зовут? — неожиданно сменил тему брат. — Нет, но какая в том разница? Я видел ее портрет, братишка! Ты сорвал куш! — Во дворце есть ее портрет? — Бен был действительно ошарашен, матушка и словом об этом не обмолвилась. — А то ж! Огромный такой. Пуще того, на котором матушка с Кики. — Я хочу ее увидеть! — Э-н, нет брат, — оборвал его энтузиазм на полу слове Джонатан, — матушка строга в своих решениях. Она велела портрет спрятать и тебе не показывать. До помолвки, братишка, тебе ее не видать, как своих ушей, — Джон заметил, как Бен помрачнел еще боле, — эй, зануда, не могу понять твоей грусти! — Я не хочу жениться, Бен! По крайней мере не так! — он отвел глаза к окну, — думаешь она будет рада этому браку. Думаешь, это ее выбор? Ей навяжут эту свадьбу также, как и мне! Она меня возненавидит. Я так не хочу. Не хочу брать женщину силой. — Что-то ты расчувствовался, дружище. Ты ведь много благородных дам видал. Одних приемов сколько было? Вспомни, все те томные вздохи, страстные взгляды, глубокие декольте. Все эти стервы соблазняли тебя. Смотри, как бы жалость к будущей женушке опосля брака не превратилась в ненависть. — Не суди по тем выскочкам, что ты видал на балу, и тем служанкам, которых ты обрюхатил! — гаркнул брат. — Ух ты ж, ё мае! Да мой братишка видимо оставил в стенах академии возлюбленную? — Нет, — уже спокойно, но также твердо, ответил Бенедикт, — просто я видел там много девушек. И не все они были стервами, которых интересуют лишь придворные игры. — Что ж, брат. Тебе остается лишь надеяться на лучшее. Через месяц состоится официальная помолвка. — Лучшее, на что я могу надеяться, так это на то взаимопонимание и взаимоуважение, которых достигли наши отец и мать. — Ты только что озвучил главную причину, по которой я рад, что не родился первенцем, — грустно сказал Джон, который кажется, даже успел немного протрезветь. Бен устало улыбнулся, отер влажные руки о колени, встал и вышел.