***
Наверное, Кэти уже прожгла в спине Макклейна дыру — тот оборачивался уже дважды с немым вопросом: «Да что?!». Хотела бы она ответить. Правда хотела бы. Извиняться перед Макклейном реальным смысла нет, а где искать астрального — она без малейшего понятия. Лэнс болтал столько, что попробуй заткни. На деле оказалось, что ничего полезного о себе он не говорил. Не вспомнил ещё, возможно. Он всегда приходил сам, всегда первым начинал разговоры, всегда вертелся рядом. Теперь нет ни его, ни обратного адреса. Их связь всегда была односторонней, и Пидж потребовалось поссориться с ним, чтобы понять это. Остаток ночи она проводит за безрезультатным сканированием окрестностей. Как бы ни хотелось списать всё на неисправность, она знает: прибор в порядке, Кэти Холт — нет. Она не в порядке и на грани того, чтобы разрыдаться из-за своей беспомощности в простых человеческих отношениях. Нихрена они не простые, впрочем. — Эй, Холт. Хоть Макклейн садится на ступени рядом, всё равно приходится поднять голову. Он держит дистанцию, и Кэти прекрасно видит, как ему некомфортно из-за этого. Даже будучи бестелесным, он крутился возле неё на расстоянии вытянутой руки. В отличие от Кэти, Макклейн тактильный до жути. Происходящее сейчас может означать только одно: она бесит его так же, как и он её. Его выражение лица меняется с раздражённого на обеспокоенное. Внимательный взгляд Кэти едва ли выдерживает. — Что? — Хотел спросить, какое плохое зло я тебе сделал, раз ты целый день на меня волком смотришь, но тут, видимо, что-то другое. Чел, ты не имеешь ни малейшего понятия. — Чего случилось-то? — продолжает Макклейн. — А тебе не плевать? — срывается с языка раньше, чем мысль сформировывается окончательно. Кажется, это называют «те же грабли». К её счастью, Макклейн лишь вскидывает бровь. — Просто не могу смотреть, как кто-то грустит. Так тебе нужны свободные уши или нет? Мимо проходят пара ребят из параллели — Кэти помнит их лица, но не знает имён, несмотря на то, что весь прошлый год они были в одном классе по физике. Она сама не идёт на контакт. Никогда не шла. Закрывалась от всех тех немногих, кто пытался, и продолжает делать это опять, сейчас, когда ей действительно нужна помощь. — Я с другом поссорилась, — с трудом выдавливает она из себя, отводя взгляд. — Не знаю, что делать. — Вау. Эм, не в том смысле «вау», что у тебя есть друзья, оказывается, а в том, что ты мне рассказала. Я думал, ты опять язвить начнёшь, или там какую-нибудь паранормальную хрень задвинешь, или… Кэти закатывает глаза. На что только надеялась. Она собирается встать, чтобы уйти в класс, но Макклейн ловит её за рюкзак. — Прости-прости, я всё, больше не буду. Сильно вы поссорились? — Наверное. Я сказала, что мы не друзья, а он пожелал мне удачи и ушёл. — Ого. Это прям… серьёзно. — Догадалась уже. — Так вы всё же друзья или нет? Хороший вопрос, но ответа на него у Кэти нет. Она не считает его другом. Лэнс Макклейн — сверхценный объект для исследований, не более. К её сожалению, его не выйдет посадить в клетку и спокойно изучать, изредка подкармливая. Заноза в заднице, по-другому и не скажешь, но заноза золотая. Её не вынешь — остаётся только приспособиться. Пидж всегда устанавливала правила сама. Пришло время сыграть по чужим. — Друзья. Я на эмоциях глупостей наговорила и теперь жалею. Макклейн хлопает её по плечу. Сочувствующе улыбается, кивает, будто понимает хоть что-то, а у Кэти уже нет сил злиться. — Как думаешь, если я извинюсь — он меня простит? — спрашивает она, продолжая подыгрывать. — Если вы действительно друзья, то простит. Ну, я бы простил. Это ключ. С самого начала им был, прямо у неё в руках. — Слушай, а вот ты бы что делал, если бы с другом поссорился? — То есть, если бы был тем самым другом? — веселится Макклейн, не понимая, как прав. Кэти смотрит на него со всей серьёзностью. — Не знаю. Наверное, торчал бы в своей комнате и смотрел бы грустные фильмы, заедая их начос с гуакамоле. — Королева драмы. — Это называется «забота о себе», дорогуша. Вкусная еда помогает справиться со стрессом. — Грустные фильмы тоже? — А вот они ради драматизма, согласен. Он улыбается, и для Кэти тяжело не улыбнуться в ответ. Макклейн легонько толкает её в плечо кулаком. — Другое дело. — Спасибо, — благодарит она его вполне искренне. Теперь у неё есть план. — Да не за что. Ты, это, если захочешь выговориться в следующий раз, то лучше так и скажи, а не сверли во мне дырки взглядом, договорились? Его фразу Кэти оставляет без ответа, погрузившись в свои мысли. До вечера ещё много всего нужно сделать.***
Подойдя к школе, она бросает взгляд на наручные часы — десять вечера. Занятия давно закончились. Пидж здесь не ради них. В её рюкзаке вместо тетрадей лежит фонарик, вместо ластика — верёвка, вместо маркеров — набор отмычек. У неё есть пара вопросов к Мэтту на предмет того, зачем он держал всё это в шкафу, но их можно задать потом. Сейчас у неё есть дела поважнее. В теории ничего сложного. Нужно всего лишь пробраться в школьный архив, найти дело Макклейна и узнать его адрес. В реальности всё несколько сложнее, потому что попадись она охранникам — в лучшем случае отделается выговором и хреновой характеристикой после окончания школы. В худшем — её исключат. Стоит ли оно того? Ради науки Пидж готова рискнуть. Она высматривает свет фонарей в окнах, отслеживая маршрут охранников. То и дело сверяется с часами, делает пометки в блокноте. Запасных жизней нет, перепройти уровень не выйдет, у неё всего одна попытка, и к ней она подходит со всей тщательностью. Свет перемещается в левое крыло; Пидж движется за ним, прямо к запасному выходу. Он обычно закрыт, но… Ей нужно несколько долгих мгновений, чтобы понять — на заднем дворе школы она не одна. На качелях знакомый силуэт, сквозь который видно всю площадку. Дымчатые ноги утопают кроссовками в песке, лёгкий ветер треплет листья деревьев, но не трогает ни один волос. Бестелесные плечи ссутулены, голова опущена так, что лицо едва различимо. Макклейн и правда королева драмы, самая настоящая, и драма эта дешёвая. Что ужаснее — подобная дешёвка заставляет Пидж чувствовать себя виноватой. Задача упростилась и одновременно стала сложнее в тысячу раз. Может, ей не нужно пробираться в школу, но теперь нет времени на придумывание текста: Пидж собиралась набросать что-то по пути к дому Макклейна. Какую-нибудь убедительную хрень о том, как ей жаль и что без него стало грустно и одиноко. Отрепетировать извинения перед фонарным столбом или гидрантом, чтобы наверняка. Но Макклейн уже здесь. Наверняка до сих пор обиженный. Что в таких случаях говорят нормальные люди? Впрочем, нормальные люди вряд ли просят прощения у паранормального. — Эй, Астро-бой. Макклейн хмыкает и демонстративно отворачивается. Что ж, ожидаемо. — Ты здесь гуляешь или как? — продолжает попытки Пидж. — А тебе не плевать? О, так вот каково это. Просто не будет, с самого начала понятно было. Разговоры не её конёк, а извинения и подавно. Как бы то ни было, Макклейн ей нужен. Как научный проект, конечно же. И если ей придётся врать, чтобы вернуть его в лабораторию — она это сделает. — Нет, конечно нет. Острый подбородок по-прежнему вздёрнут, но теперь Макклейн разворачивается к ней чуть больше, и даже один глаз приоткрывает, чтобы осуждающе его сощурить. Вряд ли верит ей. В общем-то, правильно делает. — Да неужели? Его голос пропитан ядом, и этот яд проникает под кожу. Всасывается в кровь, расползается по всему телу, до самых кончиков пальцев. Чувство паршивое. Пидж противно. Не то от ситуации, не то от себя. Первое вероятнее. — Я была неправа. Представление переходит во второй акт. Придирчивый зритель в лице Макклейна теперь смотрит на неё прямо. Его руки скрещены на груди, нога покачивается в воздухе, закинутая поверх другой. Белые пальцы барабанят по ткани кофты повыше локтя, не издавая при этом и звука. Пидж знает, что он хочет услышать. Знает, но не произносит этого. Гордость не позволяет. «Ага, вот такое письмо в Хопкинс и отправь. «Исследования предоставить не могу, мне мои же принципы помешали, извиняйте»,» — передразнивает она мысленно саму себя и готова двинуть себе же. Нет, так не пойдёт. Нужно решить сейчас: наука или характер. На то, чтобы поднять голову и посмотреть Макклейну в глаза, уходят почти все силы. — Я слишком увлеклась и совсем о тебе не подумала, а когда спохватилась — стало уже поздно. Мне не стоило говорить всё… то, что я сказала. Друзья действительно так не поступают. Без тебя в лаборатории уже совсем не так и… В общем, прости меня. Если ты позволишь, я хотела бы быть твоим другом. Молчание затягивается. Уши горят, под чёлкой мокро; по ощущениям Пидж и слова больше из себя не выдавит. Лицо Макклейна наконец-то разглаживается. Он очень старается не улыбаться, но выходит у него плохо. — Не вопрос. Только пообещай не тыкать больше в меня своими научными штуками, и мы прекрасно поладим. Идёт? — Идёт, — говорит Пидж. Разумеется, она врёт. — Вот и договорились. В одно движение он поднимается с качелей. Наверное, хочет потрепать её по волосам, но ладонь проходит сквозь — осознание немного пугает, хоть ощущений никаких совершенно. Пидж отмечает это в голове, не имея возможности записать. — Кстати, я и правда гулял. Пойдёшь со мной? Думаю пошататься где-нибудь подальше отсюда. Это место мне не очень-то нравится. Фонарь охраны мелькает в окне; им и правда лучше уйти. Пожав плечами, Пидж удобнее перехватывает лямки рюкзака. — А пойду.