Детройт навсегда

Лео плохо помнил, как заснул. Как, подчиняясь своим еле заметным, неустойчивым, но всё-таки ритуалам, вполз в дом, прячась от ливня. Как закашлялся, оказавшись на лестничной клетке в привычном тошнотворном кондоминиуме — убогий засраный район, даже дом не проветрить, если не хочешь вдохнуть от всей души выхлопных газов и флюидов какого-нибудь бомжа, решившего по-дружески насрать под твоим окошком. Из всего этого маленького филиала нелюбви выделялась, разве что, дверь хозяйки квартиры — Сильвии Монтгомери. Премерзкая дверь, всякий раз отмечал про себя Лео, до уродливого вычурная, с розовыми вставочками, с аккуратной табличечкой с дрянным искусственными блестяшечками и с совершенно адским, скотским, блевотным запахом парфюма, доносящимся изнутри — его было очень, очень много, до кашля, как если бы она залила им каждую щель в полу. Как такое могла сотворить со своим домом здоровая женщина вообще? Лео не особо любил видеть хозяйку, и в этот раз, вероятно, самоуверенно решил, что оплата аренды может подождать. Нахер пошла, какая разница, если те немногие деньги, что у него есть, он уже точно знает, куда потратить. Лео не помнил, честное слово. Вчерашним утром, взмыленный, сонный и не способный структурировать мысли, он как-то совсем ничего не заметил — вполз в свою квартиру, хлопнул дверью, закашлялся от скомканных воспоминаний о гнилом трупе Терезы. Второпях пожевал пиццы, чтобы хоть как-то заткнуть вой тошноты. Кажется, покормил уличную кошку, которая снова отиралась на его карнизе в поисках чего-нибудь интересного. Бессовестное существо. Облезлое, но симпатичное. Чёрный свет неуверенно просачивался сквозь жалюзи внутрь маленькой однушки где-то внутри бесконечного Истпойнта. Шуршал по серым стенам, и по той единственной из них, что была кирпичной. Тщетно пытался прогреть ковёр, в котором таилось столько различных втёртых жидкостей разного происхождения, что лучше не думать. Лео надеялся в глубине души на то, что если его угораздит умереть здесь как-нибудь, копы обойдутся без сканирования ультрафиолетом. Очень надеялся, прямо чертовски. Пицца разваливалась где-то в желудке на составные части, а сам он, нисколько не утолив почему-то голод, скукожился в комок на разобранной чёрной постели. И примерно так себя и запомнил, когда ночь просвистела сквозь уши и болезненный мозг. Скрученным в три погибели под тонким одеялом, не закрывшим перед сном окошко, впускающее в дом какие-то мерзкие птичьи запахи. С сухим горлом и голодным нутром. Сперва подумалось, что утро, а на поверку часы продемонстрировали неутешительные знаки — утром ты только лёг спать, чудила на букву «м», а проснулся во сколько? Сейчас уже почти ночь. С момента, как ты расстался с Терезой и её мамашей, прошло где-то часов пятнадцать. Лео мутило, и только, наверное, суетной сырой голод заставил его подняться на неровные ноги. Шатало. Хотелось пить до такой адской сухости, что, казалось, видел только Техас в пятидесятые. Ему неоткуда было знать ни о пятидесятых, ни о, упаси Господи, Техасе, но к заветной воде из-под крана, что на вкус была, примечательно, не такой, как всегда — будто бы сегодня в ней для разнообразия растворили не три трупа, а все пять — припал намертво, на несколько долгих, мерзко тикающих минут. Послевкусие на языке осталось лёгкой гнильцой, и даже кусок холодной пиццы из холодильника не сумел толком это замаскировать. Не особо-то Лео знал, что делать теперь, и как переваривать информацию о том, что случилось вчера. Может, это внеочередной дерьмовый сон? Бросив взгляд на диван, стоящий напротив припылённого телевизора, пришлось осадить себя — не-а. Блестит и сверкает, гадина, напоминая о том, где и почему он был вчера. Молодец, думалось озлобленно, прекрасно и успешно свалил из долбаного Детройта. Даже такие элементарные вещи делать не можешь, да и куда тебе ехать? Где тебя ждут? В рехабе? — Телевизор. Такие бандуры, большие и в первые годы производства необычно демократично стоящие, были сейчас даже у самых заядлых алкашей и травокуров. Хотя, если уж так подумать, нормальную траву сейчас днём с огнём не сыщешь, в нынешние времена, когда даже пчёлы плюнули на этот мир и решили все разом подохнуть. Включалась эта штуковина голосом, создавая жалкую иллюзию того, что во всём мире он не один — и вот опять, Лео Манфред снова начал себя жалеть. Снова не может даже в зеркало на себя посмотреть, и снова находит единственный выход в том, чтобы нырнуть в какую-то дерьмовую передачу. Новости. Розанна Картлэнд, снова делая эти её вечные коровьи глаза, полные пустой жалости, рассказывала стрёмную историю о том, что количество людей, пропавших без вести в его районе, снова повысилось на целых двух человек. — …таким образом, похищения в Истпойнте, несмотря ни на что, остаются угрозой для мирных жителей города вот уже двадцать один год. Если кому-то из вас, уважаемые зрители, что-нибудь известно об Эсси Гилмор и Джастине Хейге, просьба позвонить по указанному номеру, либо в полицию города Детройт. Именно вы можете помочь спасти множество жизней. — дежурно дёрнув хрупкими плечами, она словно переключила внутри рычажок и, блеснув любопытными глазами, снова защебетала, — О произошедшем KNC расспросил главу детройтских андроидов, Маркуса Манфреда, наш репортёр Коди Лэвис сейчас с ним на связи. Коди? — Телевизор! Светящийся гигантский экран послушно потух, стоило только невыносимому постному лицу показаться в очередном окружении бесконечных камер и микрофонов. Да уж, Маркуса обожали. Маркуса облизывали, как диковинную зверушку. Мнения Маркуса спрашивали обо всём, даже о том, что его не касается ни с какой стороны, как сейчас. Он купается в обожании и внимании после того, что отмочил год тому назад, а люди быстренько проглотили наживку и привыкли, как будто никогда ничего и не было. Народу всегда было так удобно, да? Притвориться, что не было ни лагерей смерти, ни массового насилия, ни бойни на улицах, ни закрытых границ, да вообще нихрена. Тревога накатывала волна за волной, стоило только начать вспоминать это. Отвлечься, отвлечься, перескочить на что угодно, лишь бы выбросить нахер из головы то, что вообще вчера произошло. Зачем он вообще туда поехал, почему согласился взять гитару, зачем эта полоумная семейка позвонила копам? Мурашки сорвались на спину, рассыпаясь ледяным градом, и Лео, снова потеряв шаткий ночной покой, взлетел с протёртого дерьмового дивана в одно движение. Ноги кое-как понесли в душ в слепой надежде, что вода, попеременно то горячая, то не очень, вернёт ему ясный ум и даст хорошенько подумать. Кому о таком вообще рассказать? Впервые за последние несколько лет, кажется, Лео пожалел о том, что настоящих друзей у него нет и уже очень давно не было. Кажется, ещё с Орегона. Там остались все близкие люди. Там осталась подвыпившая мать, годы сомнительного детства и, конечно же, Нолан Крамер. Его первый и единственный лучший друг, из-за которого в лучшие годы жизни Лео не был одиноким. С которым всегда было весело, и каждое лето обещало быть взрывоопасным. Смешно же то, что он был сыном шерифа, и больше того, сам хотел стать копом, когда дорастёт. Расстроился бы, наверное, узнав, до какой ямы докатился Лео в своём саморазрушении и ежедневном поедании всего, что предлагает мир. А предлагает мир то дерьмо, то комки тошнотворной политической повестки. Ничего не остаётся, кроме как жрать. Бледная ванная, когда-то определённо белая, а теперь почти оранжевая от систематического курения по всей квартире, окутала Лео густой тишиной. Овальное зеркало, изрядно мутное от старых капель присохшей воды, снова отразило одно и то же лицо. Вечно недовольное, дёрганое, слабое и в целом не радующее ничем лицо. Порезанное старыми следами от бритвы, выжатое, словно половинка лимона после чьей-то жёсткой руки. Это был парадокс, на самом деле. Лео ненавидел смотреть на себя в зеркало, но, всякий раз оказываясь перед ним, не умел оторвать взгляда. Сразу хватала за горло блядская злоба, отвращение, заставляющее смотреть и не видеть по ту сторону никого, кроме того, что стало тобой. Он уже даже и в витрины заглядывать прекратил, принципиально отказываясь с собой встретиться. Вот и теперь, сопроводив мучительный внутренний монолог мутным плевком в раковину, Лео методично разделся, выбросив пижамную футболку в сторону, и одним рывком отдёрнул жёсткую от времени шторку. И в то же мгновение взвизгнул так, что, казалось бы, дом затрясся от ужаса, который охватил обитателя крошечной квартирки в Истпойнте. Казалось бы, почему? Насекомые уже давно не посещали это здание, а особенно после язвительного яда, которым Монтгомери недавно тут всё опрыскивала до крови из носа, а с принятием душа никогда проблем не было, разве только в самые трудные дни. На поверку же всё оказалось одновременно и проще, и сложнее в несколько раз — в мутно-багровой воде, что чуть ли не выплёскивалась своими сопливыми струйками за края ванны, лежал всамделишный человек. Горло его было точечно продырявлено чем-то острым, а на кровавой адской поверхности болтались неудачно всплывшие части красно-коричневых кишок. Те редкие фрагменты кожи, что можно было рассмотреть под пеленой, казались такими пугающе серыми, как если бы этого парня уже дня три как сюда притащили. На лице её и вовсе не было, а глаза болтались в каком-то совсем неподобающем месте — два округлых яблока глядели на него пустым взглядом из кровавой каши где-то в районе пяток. В отчаянии зажав рот, чтобы недавно кое-как съеденная пицца не пошла наружу снова, Лео отшатнулся от кошмарной картины и зажмурился, будто ребёнок — а если всё-таки сон? Ну пожалуйста, ну Бог, ну пусть это будет сон, который ему снится из-за долбаной истории с пиздючкой на шоссе! Прошло несколько секунд прежде, чем Лео неуверенно открыл глаза обратно, а окровавленный дохлый гадёныш не спешил растворяться в воздухе, как неудачная шутка. Кажется, он и правда здесь лежит. В голове роем мух засуетилась паника — надо ведь позвонить копам. А если позвонишь, то повесят его на тебя, здесь полиции всегда было на всех насрать, наверное, с того дня, как Детройт только построили. Вынести его отсюда и где-нибудь закопать? А справится ли? Он ведь никогда не подчищал место убийства, он обязательно где-нибудь засыпется и обосрётся, и что тогда? Сложно было на тот момент представить себе ситуацию, что была бы хуже этой, определённо. — Ну и чё ты пялишься, как баран? — хуже стало. Причём в несколько раз, в тот момент, когда жмурик, покосившись на хозяина квартиры откуда-то из другого конца ванны, или где там были его глаза, решил заговорить. Кошмарная булькающая речь не доходила до губ, вырываясь из уродливой мясной дыры посреди горла, а чернявая голова с грехом напополам оторвалась от кафеля стенки, издав омерзительный липкий звук. Откуда бы этот парень ни взялся, он ещё был жив, и кажется это положение его вовсе не беспокоило, — Ещё и визжишь. Ты тут уже дохрена лет не только купался, да и вообще, чё только не делал, и торчал, и дрочил, я тебе и слова не сказал. А как меня рассмотрел, так сразу визжать. Ты мужик или кто вообще? Пазл в голове понемногу начинал складываться, с трудом преодолевая красную пелену, которой, если посмотреть повнимательнее, была покрыта почти вся комната. Странно даже думать, как это удавалось не заметить долгие годы прежде? По всей прокуренной ванной прятались брызги крови, разного размера, формы и масштаба. Они были на зеркале, на трубах, на серо-оранжевых стенах, на половом коврике, да даже на толчке, и то. Где-то маленькие точки, а где-то, как над раковиной, безобразные уродливые потёки до самого пола. Как если бы этого парня здесь и убили, всадив в глотку что-то большое и явно острое, да так, что брызги со свистом полетели. Лео панически затряс головой, надеясь согнать морок и навязчивое продолжение ублюдской истории с мертвецами, но тщетно — похоже, что и этот парень был призраком. Это одновременно и успокаивало и сводило нахрен с ума. Во-первых, следы заметать точно не придётся, никакие копы его тут не увидят, и слава всему, он ни в чём не виноват и обвинён не будет. А во-вторых — какого же хрена? Эта безумная история, в которую никто и никогда не поверит, не желает оставлять его в покое, как будто всего остального мало. Надо признаться, после недурно сохранившейся Терезы голову посетила ужасная мысль — это сколько же всего теперь предстоит поневоле увидеть в бандитском Детройте? Город и без того всю свою жизнь был дерьмовым, а что теперь будет? Голова отказалась хоть сколько-нибудь подумать, и, как был, в чём мать родила, Лео вылетел из собственной ванной вон, даже и не слушая, как престарелый сосед сбоку уже начал лупить в стенку шваброй. Ещё хотя бы секунда, которую придётся смотреть на это месиво — и его точно вывернет. Дышал быстро, неглубоко, будто бегом поднимаясь в горку, и подрагивающими беспомощными руками кое-как задвинул за собой дверь, обрушившись на неё спиной. На секунду в поганом доме повисла тишина, которую нарушал только безумный дед со своей шваброй — опять бесится на любой посторонний шум. Ишь ты, увидь он сам этого освежёванного мужика без лица в своей ванне, небось сразу и окочурился бы, старый хер. Хотя нет, одёрнул Лео сам себя, интуитивно разыскивая по комнате хоть что-нибудь из одежды вместо той, что осталась в ванной, уроды всегда всех переживают. Сквозь тишину прорезался звук, природу которого сперва понять не вышло — глуховат был, будто откуда-то из-под пола, а то и из стенки доносится. Голова беспомощно кружилась, а любые попытки купировать нарастающий ужас ни к чему не приводили. Кое-как оделся, пытаясь спрятаться от ужаса перед собственной ванной, затормозил посреди комнаты на минутку в поисках второго носка — и звук усилился. Теперь он куда сильнее стал походить на шёпот. Сдавленный, какой бывает, если в общественный транспорт набилось слишком много людей. Удушенный практически, не иначе. Говорил что-то из глубины стен, шуршал непонятной смесью из испуганных слов, бормотал в самое ухо, не давая спрятаться от себя. Не один голос, а несколько, и все по-своему, все откуда попало. Высунулся было в окно, желая затянуться хоть каким-то воздухом — а снаружи знай себе болтается девушка с настолько неестественно и уродливо вытянутой шеей, что аж сердце пропустило пару ударов. Синюшная, словно неделю вот так проболталась, смотрит пустыми глазёнками сквозь владельца квартиры, да будто и не видит, только подвывать может чёрным разинутым ртом от бессилия. В противовес попробовав открыть диван, чтобы вытащить оттуда шторы — кажется, там они и валялись со дня въезда, Лео не помнил — столкнулся с тщательно упакованной фигурой, накрепко впрессованной в диван. Уже и не было точно понятно, чьей именно — настолько отощавшим и белоснежным было когда-то человеческое существо. Две чёрные дыры на месте глазниц, тонкие пальцы и скулы, обтянутые белой кожей будто бы наспех, кое-как, и разрезанный в кошмарной широкой улыбке рот, чёрный, гнилой, полностью лишённый даже намёка на зубы. Огласив квартиру последним, финальным взлётом нервного голоса, Лео, едва ли помня себя от взрывчатой смеси ужаса и отвращения, как-то сам собой очутился в общем коридоре, сжимая в пальцах поясную сумку. — Нет уж, нахрен, в жопу пошли, вас всех ещё вчера здесь не было, идите нахуй. Я никого из вас не звал. Не-а, нет вас там. Мне надо заправиться, и я вас тогда нахер всех разорву на куски, ясно вам? Ясно? Только надо…надо позвонить Дэйву. Дэйву позвонить. — трясущиеся руки нырнули в потрёпанную синюю сумку и вытащили телефон. Странно, но даже при ощущении, что вся паранормальщина, вроде как, осталась в квартире, последний шепоток из всех никуда не исчез. Мешал набирать цифры, что и без того были на быстром наборе, казалось бы, чего уж проще, а дрянные руки даже с этим не справляются, — Вот увидите, твари сраные. Я щас…щас… — Алё? — замурлыкало с той стороны привычным блатным бархатным голосом. Кажется, всё-таки получилось, — Что, уже всё, что было, спустил? Шустрый ты. Значит, как обычно? — Д-да. Как обычно. Ты в моём районе? — забормотал Лео, втайне надеясь, что к Дэйву придётся-таки ехать хотя бы в соседний Регент Парк, чтобы в жизни больше этого сраного района не видеть. Хотя, кажется, когда-то он слышал, что буквально лет пятнадцать назад тут вообще была крошечная двухэтажная застройка, а высотки выросли совсем недавно. Да и насрать, главное, что его рыжеволосый бородатый друг-волшебник поблизости и может снова благословить небольшим пакетиком чистой скорости. Шепотки не прекращались, больше того, даже как будто сконцентрировались в одном месте. Заподозрив неладное и даже не особо желая проверять, но почему-то следуя ватным ногам, он подобрался к старой, насквозь прокрашенной вертикальной трубе, которая знай себе добротно качала воду по всему дому. Как если бы последний голос, мужской, насквозь передавленный и прерывистый, исходил из неё, — Дэйв? — Тебе повезло. Спускайся. И сегодня оплату прихвати с запасом, рассчитаешься за прошлый раз. Я и без того делаю тебе дохрена поблажек, малыш Лео. Давай, чао-какао. Труба. Долбаная толстенная труба, наглухо прокрашенная кремовой краской, грубо и неряшливо, с застывшими от времени каплями. Даже смотреть на неё почему-то было стрёмно, и Лео поспешил это прекратить, пускай навязчивый шёпот и на затыкался. Ещё и болтает неразборчиво, бессмысленно, как-то криво. Лео впился в неё взглядом где-то на полминуты, видимо, в глубине души надеясь, что она сама раскроется, но чуда не случилось — всё такая же глухая и бестолковая. Оставалось только беспомощно сплюнуть и, накрепко вцепившись в заветную сумку, в которой было всё для сегодняшней встречи, с нескрываемым облегчением покинуть долбаный дом. Вылететь нахрен вниз по лестнице, не дожидаясь, пока Монтгомери снова поднимет вой, пронестись мимо её вонючей двери и оказаться-таки на улице. К тому моменту окончательно сгустилась ночь — чуть удушающая, даже сладковатая, она опустилась одеялом на кошмарную цепь новостроек Истпойнта. Построены они были ровно таким идиотским образом, что образовывали между собой двор, а если ещё точнее — парковку. Большое такое бетонное пространство, на которое со своими целями приходили буквально все, кто жил в ближайших пяти домах. Серое плато, обрисованное тьмой с каждого угла, приняло Лео безропотно, а свистящий шум шагов разносился непослушно повсюду. Здесь встречаться было нельзя — парковка была тщательно оборудована камерами, как раз-таки чтобы всяческого пошива уроды не пытались здесь ничем торговать. Раньше так оно и было, да только собрание жильцов выбило себе камеры. Идти следовало дальше, туда, где обычно паркуется новенькая тачка Дэйва на автопилоте. Да, одна из этих уродливых тачек с софтом от Киберлайф, которые больше похожи на большой металлический понтон, чем на машину. Лео честно пытался отвлечь себя чем угодно, лишь бы не смотреть в дальний угол, где, кажется, лежал чёрный парень с простреленной насквозь башкой и точно так же, как и все, сопливо подвывающий. Мёртвый, однозначно, со здоровой такой дырой во лбу. Пытаясь хотя бы как-нибудь отбить от себя мысли о том, во что теперь превратится Детройт, в котором убили, на минуточку, дохрена и больше людей, а андроидов и того больше. Об этом лучше не думать. А к мертвякам лучше не приближаться. — О какой ты сегодня бледный. — справедливости ради, мягкий мурлыкающий голос Дэйва сумел выдернуть его из мыслей, спутанных на грани паники. Он всегда общался так, спокойно и расслабленно, призывая к тому же и всех остальных. Что самое смешное, это абсолютно разнилось со скоростью вещества, что валялось у него в машине прямо сейчас и ждало покупателя, — Чего несёшься? Внимание не привлекай, сколько лет с тобой общаемся, не знаешь? — Принёс? — это всё, что сейчас в принципе Лео интересовало. От подступающей новой волны страха голову начинало натурально простреливать болью и суетой, — Нормальный я, как обычно. — Зависит от того, на месте ли долг за прошлый раз. Напомнить, сколько я тебе скостил за срочность? И в этот раз твои оправдания мне нахрен не нужны, либо плюс тридцать процентов, либо чао. Я с тобой не игры играю здесь, у меня таких, как ты, полгорода. Едва заметное среди общего ужаса раздражение укололо ядовитой иглой в самый желудок — а всё потому, что нужных денег с собой не было. Был только призрачный намёк в виде обычной суммы их сделки, которую Лео предпочёл отнести сюда, а не отдать за квартиру Монтгомери. Она подождёт. Повизжит, но подождёт. Сужались высоченные чёрно-синие новостройки над головами, готовясь замкнуться в тоннель, темнота выползала с парковки, словно поджирая за собой свет любых фонарей. Хотелось просто схватить заветный пакетик, который Лео ещё не видел, но уже активно воображал, и сбежать куда-нибудь на край света. Отключилось вообще всё — голод, жажда, сонливость, да вообще что угодно. Кроме страха и желания уйти от него любым путём. Было бы странно, не заметь этого Дэйв, а он уже давно рассматривал своего постоянного клиента пристальным взглядом, полным вопросов. Помнится, они виделись при множестве разных обстоятельств, но сегодня, в пустых мёртвых проходных дворах без единой души, он был определённо каким-то не таким. Будто егозил на месте, постоянно оглядываясь, словно чувствует на своей спине холод пушки. Дэйв не знал, но от истины он был просто дьявольски далеко. — Не говори, что у тебя столько нет. У нас был уговор. Ты обещал подсобрать по своим браткам, помнишь? — определённо, Дэйв был слишком белым, чтобы такой говор вообще использовать. От слепой жажды чувствительные лёгкие взвыли, а нервяки стали подкатывать к самому мозгу, отказываясь отпускать из цепких лап сегодняшних образов. Лео терял контроль, даже толком не обращая внимания на то, как несколько стрёмных и размытых теней приближаются к их крошечной сделке посреди нигде из разных углов. Впрочем, даже заметь он незваных гостей, то перво-наперво решил бы, что уродливые призраки, воющие и шепчущие на разный лад в квартире, всё-таки пустились за ним в погоню. Вот только Дэйв, в какой-то момент бросивший взгляд за спину своего покупателя, вдруг перекосился в лице и зашипел, — Ты, тварь охеревшая, ты что, за собой хвост притащил? Ничего не будет, можешь валить домой к папочке, а будешь ещё звонить — я тебе так морду расквашу, что он тебя и не признает! В то же мгновение расстановка вещей изменилась кардинально, ведь из них двоих подневольно прав оказался именно продавец красного льда. Хотя бы потому, что только лишь заметив попутку Дэйва нырнуть в машину, из ниоткуда взявшиеся фигуры налетели на него, как ястребы на подбитую оленью тушу в открытом поле. Никто и опомниться не успел, как его вёрткие руки были накрепко скручены до хруста, а ещё пара человек на удивление быстро согнула в бараний рог и самого Лео, который, окончательно утратив контроль, даже не стал пытаться бежать. Копы. Уж не знал он, откуда точно, но прознали они, сучьи дети, о малюсенькой сделке в этой части города. Возможно, уже давно вышли на самого Дэйва и пытались взять его с поличным, уже неважно. Важно было то, с какой скоростью они, выпотрошив автомобиль, отыскали в нём все необходимые доказательства, и практически тут же, для уверенности втащив этому самому Дэйву точно по яйцам, аж до звона в ушах, упаковали обоих в машину. Руки оказались накрепко скованы за спиной, тут же разразившись ноющей болью, а голова уже совсем перестала соображать. Проще было, в самом деле, просто сдаться и позволить увезти себя отсюда подальше. Хотя сама мысль о том, что своего дилера скорости он потерял, позже доберётся до головы Лео и нанесёт той чудовищный удар. Не первый год ведь уже здесь стыкуются, и ничего. Рядом суетились самодовольные копы, пожимали друг другу руки, обменивались сигаретами и посмеивались над ними, свёрнутыми в трубочку от жажды и скрученными в спираль от гнева. Радовались, собаки цепные. Может, подумалось тогда, им рассказать про призраков? Да ну, херня, на смех поднимут, а то и в дурку упекут сразу, откуда точно выдачи нет. Оставалось только сдаться. И Лео сдался. В участок приехали быстро, и настолько же быстро растащили их обоих. Дэйва уволокли напрямую в допросную, а Лео дали передохнуть в одной из этих кошмарных прозрачных клеток. Они любовно называли это дерьмо «камеры», но по сути те же клетки, но без прутьев. Вообще, Лео ненавидел то, как сейчас все помешались на этих уродливых прозрачных стенках, что вкручивают их везде. В этой камере, уж простите, даже посрать спокойно не выйдет, не оказавшись на обозрении всего участка. А они, похоже, этому и радовались, пока вокруг кипела своя жизнь. Люди, андроиды, их здоровенный чёрный капитан, сидящий в пластмассовом кубе посреди общего зала так, чтобы каждый мог рассматривать во всех подробностях то, как он чешет свою лысину. Но, на самом деле, шут с ним. Это не было важно, его ведь уже ловили, и всякий раз выпускали под залог с подачи отцовской руки. Потом всегда из этого складывались всякие неловкие разговоры, о которых думать сейчас точно было лишним. Важно было совсем другое: а именно то, что в этой же пластиковой клетке с ним сидел, пожалуй, самый неподходящий случайный сосед из возможных. Застарелый чёрный андроид. И, вообще-то, было бы нормально, если бы он просто сидел, но нет — пластмасска стояла и методично лупила своей бестолковой головой о прозрачную стенку, оставляя с каждым ударом всё более и более широкое пятно синей крови. Стучал и стучал, толком не желая ни на что реагировать. Раз. Два. Три. Пять. Семь. Восемнадцать, тридцать, пятьдесят — впору было считать по нему секунды. А самое страшное, наверное, было то, что ни один из проходящих мимо копов не желал обращать на это никакого внимания, будто этот парень здесь уже не первый день стучится башкой о стенку. Ишь ты. Сколько бы Маркус ни трещал со всех экранов свою пропагандистскую муть, а людям на местах как было насрать на андроидов, так и осталось. Хотя на этом, надо сказать, жизнь неслабо так отыгралась. Даже отсюда, помимо большущей дыры на башке, было отлично видно следы от окурков, куски голого пластика в некоторых местах, где обычно у них кожа. А кое-где и вовсе виднелась недурная вмятина, как от удара. Копы это сделали, или кто-то до них постарался — было уже не его дело. Его дело было радоваться тому, что копы довольно быстро покончили с Дэйвом, и очень скоро их поменяют местами. Что-то внутри злорадствовало, отдавая гнилью — пускай сам посидит в такой компании, будет знать, как цены завышать на пустом месте. Если понадобится, он вообще запросто вернётся к Монро, тому мужику из пригорода, и всё снова будет в шоколаде. Главное теперь выйти отсюда и самому не влететь на что построже. Допросная проглотила его, ведомого за собой каким-то высоким парнем в водолазке под глотку, и всё покорно стихло. — И-и, снова-здорово, да? — прямо перед Лео сидел, на счастье, человек. Среднего роста тип, где-то за тридцать, наверное, или даже все тридцать пять. Короткие взъерошенные волосы, тёмные и чуть присаленные после рабочей смены. Потрёпанная куртка, коричневая, такие несколько лет назад покупали вообще все без разбора, но с течением времени мало кто продолжил носить. Значок на ремне мотается, видимо, чтобы хотя бы самому помнить о своём авторитете. Впрочем, Лео не был уверен, что этот парень в напоминании вообще нуждается. А всё потому, что его самодовольный, почти прогрызающий насквозь взгляд неустанно заставлял всех вокруг помнить о том, кто тут главный и почему, даже если этот тип здесь мало на кого влияет. Разве только его напарник, тот самый высокий парень в водолазке, до отвращения опрятный и аккуратный, даже толком не пошевелился, не отрывая от электронного протокола свои голубые кукольные глазищи. Вдвоём за него взялись, жалкое зрелище, — Манфред, тебе тут чего, мёдом намазано? Нравится сидеть в этой комнате и слушать, как тебя по кусочкам разбирают? Без обид, Рик. — Ничего не знаю. Вы сами на меня набросились. Нет, серьёзно, вы хоть сами можете сказать, чего на меня напали? У меня при себе нихрена нет. — на самом деле, он даже и не старался отбиваться и сколько-нибудь рявкать на эту странную парочку. Даже лучше, что он теперь торчит здесь. По крайней мере, не наедине с мёртвыми уродами в собственном доме. При таких условиях он был готов этой допросной хоть до второго восстания андроидов просидеть, если хотите. Даже настроение появилось такое, какое бывает на самом подходе к смеховой истерике, — А того, кого вы со мной взяли, вы теперь в мою камеру засунете? Хорошо, если так. Пусть сам там с этим бешеным пластиком помаринуется. Он у вас там зачем, по приколу сидит, башкой бьётся о камеру? — Какой ещё пластик? — надо сказать, мимика у того, кто, собственно, вёл допрос, была богатая. За один вопрос на лице успело дёрнуться сразу несколько самых разных групп мышц, изобразив одновременно полуулыбку, общее снисходительное выражение, а для вишенки на торте приподнятую правую бровь, да так, как в кино не бывает. Рожи корчил мужик что надо. А вот его напарник напротив, только слегка приподнял голову, будто только сейчас вообще уловил нить разговора, — Нет там никого, шизик. Одного мы тебя посадили. И вообще, нехрен съезжать с темы, я и без того с тобой не планировал сюсюкаться в третий раз. У тебя-то может ничего и нет, но… — Гэвин, можно тебя на пару слов? — дылда-напарник вдруг подорвался со своего места. В до этого пустых глазёнках, как Лео подозревал, тоже ненастоящих, сейчас откуда-то мелькнула тревога, как если бы он знал что-то, о чём мужик с подвижным лицом и знать не знал. Вокруг гнездился дерьмовый запах тяжеленного одеколона с запахом кожи. Впрочем, детектив тут же последовал за своим напарником куда-то вон из комнаты, тут же улавливая его волну. Миновала, кажется, долбаная вечность. Даже спать начало хотеться, да только запоздалые видения всякий раз выдёргивали из этого состояния обратно короткой режущей болью. Смешно с ним обращаются, как будто с настоящим преступником. Технически, успей Лео хоть что-нибудь купить у Дэйва, сидящего сейчас, наверное, в пластиковой камере в ожидании чуда, то держать было бы за что. Вот только он хорошо знал, как это работает. Сделка не состоялась, их взяли слишком рано, но оба эти ублюдка что-то не договаривают. Слава богу, подумалось тогда мельком, хотя бы здесь за последнее время никто не сдох. А то выходит, что пластик, стучащийся башкой об стену — тоже призрак. И поэтому на него никто и не глядел, и как ты сразу не сообразил, башка тупая? Обычно лёгкая отцовская рука быстро выручала Лео из любой беды с полицией, но именно сегодня он как-то катастрофически, до бурчания под сердцем, не хотел, чтобы это случилось. Чёрт знает, как в таком состоянии вообще увидеться с отцом, ещё и по настолько дерьмовому поводу. Дверь снова негромко стукнула, обозначая в этот раз только одну фигуру вместо изначальных двух. — Тебе повезло, Манфред. Рик с тобой возиться не будет, его отправили потрепать твоего дилера за все незагорелые части тела. Не завидую ему, Рик в плане допросов просто зверь. — знакомая подвижная физиономия плюхнулась на стул напротив, вскрывая одним рывком добытую из холла банку «Доктора Пеппера». Жажда засвербила в горле с утроенной силой, напомнив о себе с самого утра, и Лео практически сразу сглотнул в приступе чистой зависти, — Чего? Ручки тебе ослабить? Ну, если так хочешь, давай поговорим с тобой начистоту, а там посмотрим, смогу ли я что-нибудь сделать, а? Я сегодня, знаешь ли, хороший коп. Согласен? Молодец. Ты мне вот что скажи, Манфред — сумеешь вспомнить, где ты был тринадцатого сентября прошлого года? В голове второпях начали суетиться бешеные мелкие птицы, шурша крыльями и повизгивая — не помню, не помню! С концентрацией у Лео было паршиво всю его жизнь, кажется, даже СДВГ ему в детстве ставили, а потому теперь оказалось ещё труднее не соскочить с попытки вспомнить события год тому назад вместо того, чтобы в панике начать думать: а нахрена ему это знать? Что такого произошло вообще год тому назад в сентябре, чтобы сейчас поднимать этот вопрос и, более того, выхватывать его? Довольно быстро любой вопрос о наркотиках отошёл на второй план, как и всегда в Детройте было, впрочем. Память отчаянно тарахтела под пытливым серым взглядом детектива, почти плавилась в тщетных попытках сосредоточиться. А думать, как назло, получалось только о другом, в чём Лео тут же безмолвно сознался. — А чего случилось-то? Я, может, и не помню, где был. Что вообще тогда было? — спрашивал он скорее себя, нежели детектива, проговаривая факты себе под нос, лишь бы не сбиться с мысли обратно на мертвяков. Вот бы этот странный допрос протянулся подольше по каким-нибудь случайным причинам, а. Лишь бы не домой, лишь бы не в город, заполненный ими до отказа, — Не помню. Если был сентябрь, то восстание тогда ещё не началось. Значит, я был здесь, в Детройте. Сентябрь, сентябрь…ох, блять. Извините, сэр. Кажись, я был в рехабе. — О, так ты у нас не безнадёжный случай? Похвально. Подтвердить это кто-нибудь может, или как обычно? Сам понимаешь, твоё «кажись» мало какую погоду сделает. — Да. Да-да, точно был. — Лео вдруг запнулся и, осознав, как неуверенно звучит, застрекотал, как какой-то полевой кузнечик, лишь бы на этом не поймали. Допросы он всегда проходил дерьмово, а сегодня особенно, — Можете позвонить в Толан Парк. Там по-любому записи ещё лежат. Ещё сроки может подтвердить отец, но… — Но ты не хочешь, чтобы я ему звонил, так? Не хнычь, мне вполне хватит медиков из твоего рехаба. — отмахнулся детектив, на полминуты отведя взгляд в потолок, будто нарочно. Один глоток газировки, второй, оба неутешительно проскребли по глотке кошачьими когтями почти до боли. Лео казалось почему-то, что ещё немного, и говорить уже не получится, так сильно хотелось пить почему-то, — Алиби твоё я обязательно проверю. А теперь давай-ка поподробнее про то, где твою жопу носило вчерашним днём. Есть что сказать? И это, кстати, твой телефон звонит уже третий раз. Может, кто важный? — Не думаю. Так, опять свои хреновины для умного дома продают. И вот теперь, пусть и со скрипом, до Лео начала доходить истинная цель, по которой он до сих пор здесь сидит, а не бороздит унылые городские улицы в поисках себя. Он помнил. Помнил, как вчера, стоило только гостю уехать, Ингрид и её домашний пластиковый мальчик тут же вызвали копов. Видимо, чтобы наконец-то сообщить им о находке, утерянной год назад. Выйти на след Лео было несложно, а заподозрить его в смерти Терезы — и того проще. И сейчас детектив ждёт от него ответов, которые хоть что-то прояснили бы. Блять. А если повесит убийство? Убийство девчонки, которую он, по факту, на самом деле освободил? Есть ли смысл рассказывать правду? Кто ему поверит? Получится ли соврать так, чтобы вышло хоть немного убедительно? Лео снова жадно сглотнул, вперившись взглядом в покрытую крошечными капельками красную банку. Будто пытался сбежать от детектива хотя бы своими мыслями. — Я хотел свалить из города. Хотите честно? Да, я хотел нахер сбежать от всего, что тут происходит в последний год. — и тут, кажется, в попытке свалить куда подальше отсюда своими мыслями, Лео всё-таки перестарался. Такое о нём можно было нечасто сказать, — Все вокруг облизывают этого Маркуса, а как я вышел с рехаба, так он из любого телека вещает, не затыкаясь. Смотрит своей одухотворённой рожей, да болтает про свои вечные ценности и важность любой жизни. Как был пустым кретином, так и остался. Я, может, не хочу его больше видеть, я, может, хотел свалить к матери. Знаете, как там, в Либерти Крике, куда я собирался? Там этих пластиков вообще запретили. Их там просто нет с самого принятия закона об андроидах. Либерти Крик на то и Либерти, что свободен от этой придури целиком, и там наверняка всё как прежде. Понимаете? — Допустим. У нас тут много чего изменилось после восстания, но грех жаловаться. — усмехнулся себе в нос детектив, будто бы отмечая что-то внутри себя. А может, и правда нашёл в торопливой речи дурачка напротив что-то стоящее, — Значит, собрался к матери, недурно. Либерти Крик это где? По какой трассе? Ты глянь, опять тебе звонят. — Это как ехать на Орегон. — и, увидев в глазах детектива недвусмысленное выражение из разряда «нихрена себе, это ж почти двое суток!», тут же печально с ним согласился, — Да, мои родаки охеренно далеко разбросаны. Ладно, им это только на пользу. Короче, я остановился в «Зелёном Вороне», такой типа, старомодный отель посреди нигде, ничего не видно было в тумане. Думал, пережду и дальше поеду, но передумал. Развернулся и вернулся обратно через часов…ну сколько, девять? Я хер знает, не особо помню, сколько было времени. Много спал. Это всё? Ещё немного детектив подёргал его прежде, чем оба наконец позволили себе расслабиться. Задавал свои дрянные вопросы о том, как был устроен номер, какие впечатления у Лео сложились о хозяевах, упоминалась ли как-нибудь хозяйская дочка, и где, в конце концов, сам Лео сейчас живёт. Прощупывал так, что человек, не знавший Терезу, и не догадался бы о том, что она мертва. Разок вышел, а потом вернулся, доложив, что в рехабе его алиби на нужные даты было подтверждено, и с этой минуты можно бы и поспать спокойно. Впрочем, к Лео это никак не относилось, особенно если учитывать всех персонажей, которых ему сегодня довелось встретить в собственном доме. Наружу не хотелось, а особенно когда пусть и самую малость, но удалось привыкнуть к расслабленному и спокойному тону детектива по фамилии Рид. Он потягивался в кресле, непринуждённо прихлёбывал газировку и даже порой пытался шутить, чем, наверное, нужного эффекта всё-таки добивался. Пусть и немного, но внутренняя пружина ослаблялась, позволяя хотя бы немного начать по-настоящему думать. Но даже этой беседе всё-таки должен был настать конец, а именно в ту минуту, когда Рид, устало прихрустнув шеей, подытожил. — Ну, что ж. На этой ноте ты, в принципе, можешь гулять, куда тебе хочется. В этот раз папаше тебя вызволять не придётся, расслабь булки. — впрочем, взгляд, которым детектив наградил его напоследок, довольно точно выражал заветное «ты на карандаше и только попробуй куда-нибудь рыпнуться». Вряд ли поверил, но с алиби спорить нет смысла, да и не получится. Вопросы у Рида ещё остались, и довольно много, как бы ни хотелось им обоим с этим покончить. Наконец встав на ноги, он с лёгкой улыбкой, будто ничего и не происходит, подвинул к своему оппоненту наполовину выпитую банку газировки, — За счёт заведения. Давай, топай домой. — Да, понял. Спасибо. — слова сами отлетели куда-то в сторону самого дальнего угла, а заветная банка с вишнёвой водой тут же нашла своё место в крепко сцепленной, но до сих пор жалко подрагивающей ладони. Даже дышать едва ли получалось при мысли, что впереди предстоит остаток ночи наедине с призраками, которых, кажется, и правда больше никто не видит. Накинув на плечи потрёпанную куртку, на смену которой уже давно пора было купить новую, но Лео не переставал жмотиться, по привычке и жажде откладывая на расплату с Дэйвом, он уже было развернулся и открыл дверь, пытаясь распрощаться с пустой серой допросной и смешным мужиком при значке, — Детектив. А вы верите в призраков? — Что? — кажется, Рид уже погрузился обоими своими глазами в свежую запись протокола, пытаясь своим пытливым мозгом хоть что-нибудь оттуда вытащить. Вопрос очевидно прошёл мимо кассы, и навряд ли Лео действительно об этом пожалел. — Да не, ничего. Доброй ночи. Словами не передать, даже самыми матерными, как долго Лео торчал на входе в полицейский участок, не желая внутри себя его покидать. Здесь, вопреки всей его судьбе, хранилось кое-что важное, а именно — чувство безопасности. Сперва его внушали маленьким детям по кривому телеку с помехами, а потом в его жизни появился Нолан и его отец, настоящие идеальные копы, нынешний и будущий. Наверное, именно они и оставили в голове чувство, что копы должны защищать население, а не кошмарить, хотя пора бы уже в этом разувериться, как любому нормальному жителю Детройта. А особенно теперь, ага, когда половину рабочего состава из себя представляют пластиковые куклы. Даже хвалёный Рик, напарник детектива, на поверку тоже оказался пластиком — когда Лео покидал допросную, тот знай себе уже стоял в капсуле для зарядки, будто бы ничего не случилось. Снаружи к концу допроса наконец-то сумел разразиться дождь, а вишнёвая вода, выпустившая за время их болтовни весь газ, нестерпимо сладким цунами прошлась по глотке, по ощущениям будто возрождая жизнь во всём теле. Охренеть, как много счастья может принести кем-то открытая и наполовину выпитая банка. Лео было плевать, он не особо брезгливый, когда дело касается бытовых мелочей, а не, например, целой оравы расстрелянных бандитов из прежних лет, что прямо сейчас стенали откуда-то из подворотни напротив, где, видимо, когда-то была перестрелка. Не пересчитать было тех, кто перебежал в неположенном месте дорогу, взрослых, детей, стариков. Валялись в разных кошмарных позах, да ныли, создавая адский гомон из голосов по всей улице. Лео чувствовал, как с каждым новым телом страх накатывает всё сильнее. Больше того. Не сам страх трупов, не-а. А понимание того, что он совсем не знает, что с ними делать. Неужели теперь так будет всегда? Неужели и правда, по какой-то ублюдской причине, придуманной неизвестно где и за каким хером, он теперь никогда не прекратит видеть мёртвых? Почему он? За что именно он здесь оказался, неужели было мало всего остального? Заправиться захотелось только сильнее, а в быстром доступе из его «друзей по скорости» больше никого не было. Майкл сидел в тюрьме, а Донован и вовсе в другом штате. Оставался Монро, жуткий мужик, но вроде как недалеко. Может, если бы удалось смотаться к нему, то стало бы получше. Он живёт где-то в пригороде, у чёрта на рогах, но это самое близкое, что можно себе сейчас позволить. К Уильямсу больше хода нет, он, кажется, вообще завязал. Может, получилось бы связаться с тем парнем из доков? — Ой, да Боже! — да чтоб тебя, грёбаный телефон, который что весь допрос, что сейчас никак не хотел нахрен затыкаться. Рингтон вроде как был создан не раздражать, а наоборот, спокойно напоминать о том, что кто-то тебя, бедолагу, ищет, при этом в личное пространство не вторгаясь, но сейчас у него совершенно не получалось. Лео был готов прямо сейчас остановиться посреди улицы и зарыдать буквально из-за звонка, раздражение от которого стало последней каплей. Что вы пристали? Что докопались, неужели других дел нет? Неужели некого больше обзванивать со своей рекламой мусора? Сердце взвыло на манер окружающих мясных и костлявых стонов, смешиваясь с ними и окончательно скидывая Лео в пучину отчаяния. Не позволяя мыслить, вспоминать, где вообще живёт Монро и как до него доехать. Пальцы, смяв второпях пустую банку, вышвырнули её вон, и тут же наконец сняли кнопку «ответить», теряя терпение, — Да что вам надо? Что вам от меня нахрен надо? Может, и из телефона на меня повоете, ну так, чтоб наверняка? Идите нахрен со своими допросами, своими звонками и своими мертвецами! Я, блять, Богом клянусь, что если я сегодня увижу ещё хоть одного мертвяка, я сам рядом лягу! Что вам надо, а?! Ну, говори, ублюдок, что ты хочешь мне сегодня продать? — Мертвяки тебя беспокоят, значит? — честно сказать, от тембра мужского голоса по ту сторону трубки гнев Лео осел практически мгновенно. Бархатистый, даже отчего-то весёлый, с буйной хрипотцой, он говорил в ответ с нескрываемым интересом. Кажется, будто бы даже и не издевался, и уж точно ничего не рекламировал, да? — Ну наконец-то, я до тебя достучался. Слушай внимательно. Я знаю, как это выглядит сейчас. Знаю, что тебе от них некуда деться. Они, наверное, сейчас почти под ногами валяются, хоть на улицу не выходи. Слушай, чел. Я могу помочь. Объяснить, что за дела, понимаешь? Объяснить и помочь. Хочешь? — Это не смешно. Ты обо мне ничего не знаешь. Кто ты нахрен такой вообще, и откуда ты взял этот номер? — Лео пытался, правда пытался звучать грозно, но страх, усталость и общее чувство отчаяния сумело лишь повторить всем остальным стонам в безумном потоке детройтских улиц. Голос дрогнул, внутри себя Манфред выругался, — Что со мной такое? — Всему, что с тобой сейчас происходит, есть объяснение, я не вру. — и, надо признаться, звучал он убедительно, как-то даже неприлично быстро вынуждая зацепиться за свои слова, будто за крошечную спасительную соломинку. Как спокойный старший брат, что уже прошёл через всю херню и все жизненные уроки, что сейчас кошмарят тебя, и вправду имеет дельный совет для твоей глупой головы, — Слушай. Я уже в Детройте. Давай-ка так, встретимся в баре, который на перекрёстке с Толидо-стрит. Называется «Бэкап», его недавно открыли. Просто приходи туда прямо сейчас, а я сам тебя узнаю. Смотри, не продинамь. А меня зовут Мэйсон. Короткие гудки оборвали звонок так же быстро, как он и начался, едва ли позволяя хоть что-то понять. В голове царила глупая пустота, оставляя место лишь для новых координат. Что-то он слышал о баре, который совсем недавно открыла девчонка-андроид, и назвала простейшим для себя образом. Лео стоял под проливным дождём без какого-либо намёка на зонт, терпеливо мёрз и думал о том, что это, похоже, его единственный шанс. Даже если этот тип сумасшедший, даже если маньяк, ищущий идиотов, которые в это поверят…поверят во что? В то, что видят своими глазами? В сбитых на дороге детишек и подстреленных копов, что не доедут до больницы и окочурятся в пути? Тут дураком быть надо, чтобы не верить, а Лео хоть и был дурак, но не настолько же. А значило это только то, что теперь единственный его путь лежал в бар «Бэкап». Кто бы ни был этот Мэйсон, он, похоже, теперь был его последней надеждой на спасение. И если он и правда способен помочь перестать видеть этот кошмар, то пусть окажется хоть серийным убийцей с сотней ножей и чужой башкой в сумке — Лео будет совсем не против. И, ведомые этой беспокойной мыслью, пальцы сами собой проложили на карте новый маршрут.