покажи мне любовь

      — Итак, что в общем мы решили, — дружелюбно говорит Тэхён, выходя из университета и разговаривая со своим одногрупником. — Я беру на себя вторую часть задания, а ты первую.       — Да, всё верно, — мягко. — Думаю, мне очень повезло быть в паре с тобой!       Услышав такие слова, парень невольно расплывается в блаженной улыбке. Как же это приятно, когда другие вот так вот к тебе относятся, возвышая и восхваляя. Считают тебя, пускай и не королём этого мира, но уж точно тем, с кем хотелось бы иметь общение. Однако, как жаль, ведь на устах улыбка, а в глазах лишь грёбаное безразличие, которое эти слабаки просто не в силах разглядеть.       — Надею…       — Извини, привет, — пищит голос где-то сбоку, нагло перебивая Кима, а переводя взгляд, светловолосый замечает девушку, которая, опустив голову, протягивает ему нежно-розовый конверт с рисунком сердца в уголке. Очередное признание в любви.       — Разве не видишь? Я занят, — холодно и резко отрезает Тэ, сразу же замечая, как хрупкое тело, наверное, первокурсницы вздрагивает, пока в глазах человека, что только что восхволял Кима, начинает читаться непонимание. Достали.       Сдерживая себя от закатывания глаз, Тэхён начинает расплываться в нежной улыбке, аккуратно кладя свою ладонь на рыжую, необычную копну волос. Занятия закончились, у него ещё очень много дел на сегодня, а ему приходится заниматься такой ерундой и терять своё драгоценное время. Он принимает из рук девушки конверт, показательно кладя его в карман, а затем, опуская руку с волос на мягкую щёку, легонько проводит большим пальцем по скуле.       — Прости, что нагрубил. Я обязательно тебе напишу, ладно? — тепло произносит парень, видя расцветающую на глазах улыбку на устах девушки. Она заметно смущается, быстро кивает и тут же исчезает из вида, оставляя двух парней снова в компании друг друга.       — Мало того, что умный, так ещё и всех девчонок себе забираешь. Она симпатичная, — улыбается парень, кладя руку на плечо лицемера. — Ладно, я пошёл, удачи тебе!       — Ага, — еле слышно произносит Ким, смотря в след шатену и, отряхивая свой свитер от чужого прикосновения, а затем, замечая мусорку, тут же выкидывает туда ненужный мусор в виде розовой бумаги. Не нужно ему это всё, есть вещи и поважнее, чем какие-то признания привлекательной девушки. Пусть она отдаёт своё сердце кому-то другому, Тэхён его принимать не собирается.       Доставая мобильный из кармана, Ким, разблокировывая его, спускается по ступеням университета, что-то активно печатая в сообщениях и улыбаясь от полученного ответа, тихо радуясь своей победе. На полученные деньги от Чонгука, пускай это и неожиданно, и даже не верится, что он их получил, Тэхён уже рассчитал всю свою жизнь до конца университета. Ну точнее, до момента, пока он уже сам не сможет выйти на работу и зарабатывать своими силами в роли детского хирурга, а не какого-то официанта пошарпанного клуба или карманника. И вот только что хозяйка квартиры, которой он написал вчера утром и уже успел съездить на осмотр, а также внести предоплату, написала ему о том, что сегодня Ким уже может въехать в эту небольшую жилплощадь, что он для себя выбрал. И сейчас, вроде как, даже начало подниматься настроение, которое было испорчено уже второй день, и всё из-за собственной головы.       С самого утра вчерашнего дня, его всё не могут покинуть мысли о прошедших событиях. О том, как они тогда в лесу стояли с Чонгуком, — с тем самым парнем, что был для Тэхёна самым главным врагом, — вплотную, и их сердца бились в унисон. И хватило же ещё смелости произнести это вслух:       — У тебя сердце бешено бьётся.       — У тебя тоже.       Идиот. Мог бы блять и не уточнять, Ким и так знал, что у него сердце бешено бьётся и, будучи врачом, он точно мог сказать, что это не сердечный приступ, хотя лучше бы он не знал и думал именно так, ведь как только он допускает хоть одну мысль, что Чонгук заставил его волноваться, и этому была не причина под названием «страх», его просто в дрожь бросает от незнания собственных эмоций. Неужели он так смутился? Хотя, судя по тэхёновому дальнейшему поведению: тому, что начало происходить дальше, всё так и выглядело. Отпрыгнул от брюнета, словно девчонка, покраснев, и заявил, что не хочет больше стрелять и вообще пошёл домой. И он пошёл, только блять в совершенно другую сторону, в лес, из-за чего только ещё больше опозорился и вогнался в краску, когда Чон ему об этом сказал. Боже, зачем он вообще вчера припёрся в тот дом? Снял бы деньги по быстрому и улетел бы в другую страну, вообще подальше куда-нибудь от этого семейства, от этого Чонгука, что вызывает внутри него максимально странные и противоречивые чувства. И вообще, какого чёрта он сейчас идёт и думает об этом маньяке? Раздражает, блин, и Юнги раздражает, чем он вообще думал, когда сделал… сделал то, что сделал, старый извращенец. А Тэ ведь потом и ехал с ним на одном мотоцикле… Ужасно, просто ужасно. И вообще Киму нужно прекратить думать о всякой такой херне. Лучше вот заняться квартирой; заняться тем, что важно и нужно.       И, поворачиваясь в сторону дома, Тэхён сразу начинает писать сообщение Мину, с надеждой на то, что тот его прочтёт, ведь переносить вещи одному совсем уж не хочется. Потому что ненужные мысли его точно одолеют.

💎

      — Юнги! Шевелись быстрее, это всего лишь седьмой этаж, а ты две коробки донести не можешь, — кричит Тэхён на всю лестничную клетку, смотря как Юнги пыхтит. — Только на своём мотоцикле и своих пассиях ездишь, а тут какой-то лифт сломался и подняться пешком по лестнице для тебе слишком сложно? — издевается. — Слабак!       — Эй, это вообще-то ты переезжаешь, а несу коробки я. Знаешь, мог бы вообще не помогать!       — Не бубни и заноси быстрей, ты же спешишь там куда-то, вот и поспеши.       Юнги, что-то бубня себе поднос, наконец, поднимается на злополучный седьмой этаж, проклиная Тэхёна всем, чем только можно, ведь можно же было взять квартиру где-нибудь и пониже этажей на 6. Хотя и квартирой это место тоже было сложно назвать: скорее, больше походит на небольшую студию, зато весьма практичную и удобную, как раз подстать Киму.       — Да, сегодня гонка, — ставит коробки. — Ещё я позвал с собой Хосока и Чонгука, — облокачивается о стену, краем глаза замечая как друг напрягается, неизвестно отчего. — Не знаю, будут ли они там, но в общем сегодня просто есть неплохой шанс срубить бабла.       — Ммм, ясно, — берёт коробку, ставя на стойку и раскрывая её. — Тогда ты точно проиграешь, — улыбка.       — Ты же знаешь, что я учавствую в этом не ради победы?       — Знаю, Ги, только это вообще-то твой единственный источник дохода, — продолжает нейтрально говорить Ким, доставая из коробки чёрные джинсы вместе с красной футболкой, кидая вещи на кровать.       — Кстати, — переводит тему. — Не хочешь со мной? Тебе же нравится. Раньше вот со мной катался, а сейчас что?       — А сейчас у меня нет времени, идиот, сам же знаешь.       — Зато теперь оно имеется, да? — смешок. — Чонгук, что дрочит на тебе, не слабо тебе так подсобил.       А Тэхёна от таких слов аж кашель пробирает. И как блять у этого индюка язык повернулся так сказать? Нет, конечно, причина того, что Чон отдал деньги Киму, действительно странная, но не до такой же крайности доходить со своими догадками. У Юнги уже кажется давно вместо головы — головка. Отшибло последние мозги: потерял при аварии три года назад, вот теперь и чушь несёт, и не только несёт, но и творит, и никак ему сука всё не угомониться.       — Давай, переодевайся и поехали, тебе не помешает проветриться, я жду на улице, — ставит точку в их диалоге Юнги и тут же покидает квартиру, оставляя её нового хозяина просто хлопать глазами и думать о том, за что ему такое наказание.       Окидывая взглядом вещи, которые Ким только что выкинул из коробки на кровать, он, делая глубокий вдох, понимает, что их и оденет, ведь место, куда он сейчас поедет, вряд ли для таких людей, которые учатся с ним в универе, потому что оно только для отбитых на голову идиотов, что может и знают цену своей жизни, но любят странные ощущения в животе, и Тэхён сейчас не про рвоту или несварение, а про самый настоящий адреналин или эйфорию. Да, светловолосый признаёт, что ему тоже такое нравится, однако сам садиться за руль такой махины не собирается: удачи в нём нет ни капли, поэтому страх, что он вылетит на первом же повороте, кажется, будет присутствовать у него всегда.       Тэхён садится на мотоцикл, а затем, окольцовывая чужую талию, прижимается чуть ближе, как бы давая понять, что он готов, и Юнги может ехать. Мин в свою очередь давит на рычаг сцепления, активирует передачу, а затем поворачивает ручку управления дросселем, чуток отпуская рычаг муфты и прибавляя газу.       Есть дороги главные, оживлённые, многополосные, с разделительной полосой или без неё — автомагистрали или крупные шоссе, именно они радуют такими ощущениями и позволяют в радостном полёте разделить дух ежегодно шальной весны. А есть второстепенные, безлюдные, ценные не сами по себе, а красотами вокруг себя. Сельские пасторали или асфальтированные просеки в густом лесу, тишь на краю подсолнухового поля, ярко оттеняющего бездонность небесной синевы, или всё вперемешку, луга, болота, редколесье — всё послушно становится в длинный ряд смены картинок. На таких дорогах можно и нужно останавливаться, однако Юнги продолжает свое движение, объезжая редко появляющиеся в поле зрения машины и иногда поглядывая на зеркала. Сейчас в его голове была будто высечена мысль о предстоящей гонке, потому мужчина не позволял себе опаздывать, не желая пропускать такое событие. В конце концов, Мин обязан был насладиться им сполна.       Слезая с транспорта, Ким молча провожает Юнги взглядом, всё же надеясь не увидеть братьев Чонов, точнее, одного из них, и уходя к трибунам, занимает по своему мнению самое лучше место для обзора. Большинство гонщиков уже собрались и сейчас просто разговаривают или проверяют транспорт, однако что удивляет: некоторые из них выглядят даже слишком молодо или слишком старо. Здесь, кажется, можно начать зарабатывать уже сразу, как тебе исполниться девятнадцать и если у тебя есть транспорт.       Музыка из колонок играет чуть приглушённо, больше слышится шум моторов, и пробегаясь взглядом по местности, студент снова пытается взглядом найти своего друга, но, видимо, в следующий раз он его увидит только тогда, когда тот выйдет на стартовую линию.       Чонгук стоит около трассы и, недовольно поджимая губы, пролистывает ленту новостей в телефоне, облокачиваясь на свой мотоцикл в ожидании начала не официальной гонки. Честно говоря, настроение не задалось ещё с самого утра, и на то была одна единственная причина: Чон Хосок, который, как малолетка какая-то, отдалась Юнги без какого-либо сопротивления. Ну что за легкомыслие? Чонгук тогда вместе с Тэхёном замер в самом настоящем шоке, потому что, какого черта? Они как собаки недотраханные: их уже даже нельзя наедине оставить. Конечно, это играло на нервах младшего, потому что Мин, может быть, и был хорошим человек и все такое, но это не было поводом заниматься с ним сексом после двух-трех дней знакомства. К тому же, черт возьми, Хосок девственник, точнее был им, а у Юнги кажется за всю свою жизнь столько опыта насобиралось, сколько, наверное, и венерических заболеваний.       Гук с самого утра был сам не свой, потому что брат ещё и нормально на ноги встать не смог из-за болей. Не то, чтобы брюнету было сложно помочь старшему или что-то в этом роде: он без проблем принес ему завтрак в постель, исполняя короткие прихоти и сдерживая рвущуюся наружу злость. Ему столько всего хотелось сказать, но он молчал, так как прекрасно понимал, что Хосок не маленький ребенок, потому его решение не могло быть осуждено: это его тело и ему решать, что с ним делать. Да вот только дело было не только в сексе, а в странной интонации старшего Чона. В любом случае, Гук решает отбросить все лишние мысли прочь, нагло игнорируя чужие взгляды, прикованные к нему и его отполированной «легенде».       Гонка должна была начаться с минуты на минуту, потому парень решил уже подъехать к стартовой полосе и слегка размяться: шесть кругов — это вам не хухры-мухры. Чонгук собирался победить и утереть нос этому придурку-Юнги, что посмел распустить свои грязные руки. Откровенное говоря, Мину хотелось вмазать, как и Хосоку в принципе, но Чон лишь продолжал сжирать себя изнутри, всем своим видом излучая недобрую ауру, которая явно не предвещала ничего хорошего.       Из головы даже вылетела прошедшая пару дней ситуация с Тэхёном. Хотя она больше была, как яркий лучик света в полной темноте. Чонгук вспоминал то утро с улыбкой на лице и теплотой в душе, ему не свойственной. Он прекрасно знал себя, всегда старался понимать свое тело и чувства, потому осознавал, по какой причине встреча с Кимом вызывала у него такие эмоции. Этот ребенок перед ним выглядел так умилительно: он смущался, путал дорогу, строил из себя взрослого, а это не могло не вызывать улыбки. Такого Ким Тэхёна Чон не видел никогда, потому глубоко внутри у него начинало загораться неописуемое любопытство и желание узнать больше.       Он хотел увидеть всё; он хотел быть рядом в любой подходящий и неподходящий момент; он хотел знать о Тэхёне каждую мельчайшую деталь; он хотел оберегать его, неважно каковой была цена чужого счастья.       Чонгук стал каким-то странным и неправильным? Нет, он просто был с собой честен и делал то, что считал нужным, отталкиваясь лишь от собственных мыслей и собственного желания, то бишь, если он хотел что-то сделать — он это сделает, а остальное ему было неважно.       Янтарные глаза уже около минуты пронизывают фигуру гонщика сквозь спину с чёрным мотоциклом-легендой, о легенде которой Тэхён и понятия не имеет. Мотоцикл как мотоцикл, а его цена, характеристики и всякая прочая такая херотень его даже не волновали, ведь эта информация юноше, по его мнению, совершенно не нужна. Однако его почему-то очень интересует владелец этого железного коня, в котором он без сомнений сразу же узнал Чонгука, пускай и совсем не хотел его видеть. Этот парень не покидает его голову уже несколько дней, из-за чего настроение Кима просто решает устроить для него какие-то эмоциональные качели, заставляя прочувствовать различные вкусы всевозможных эмоций, как положительных так и отрицательных.       — Тэхён! — громко зовёт мужчина с гоночной трассы, тем самым обращая внимание Кима на знакомый мужской голос. — Кинь воды! — просит он его, а светловолосый чуть ли не закатывает глаза, но всё же поворачивается к Юнги, при этом поднимая руку немного вверх и показывая средний палец. — Поо-жаа-лууй-стаа, — раздражается Мин, саркастично протягивая «волшебное слово». — Блять, просто кинь мне воды.       — Да сейчас кину, что ты разорался-то! — так же на повышенных тонах говорит Тэхён, не так громко как Шуга, но достаточно для того, что бы тот его услышал. А затем, снимая с плеч чёрный рюкзак и доставая от туда воду, кидает бутылку точно в руки своему другу-недоумку, ловя на себе возмущённые взгляды других гонщиков, которым эта вещь могла прилететь точно в голову или которые были недовольны посторонним шумом, кроме моторов. Только вот всем было далеко плевать, и Юнги, кидая бутылку обратно Киму в руки через головы людей, снова достаточно громко говорит: «А сразу дать нельзя было?», на что получает очередную порцию вредничества в виде невинной улыбки и пожиманием плечами.       Чонгук осматривает всю развернувшуюся ситуацию с особым презрением, испепеляя своим убийственный взглядом именно Юнги, однако телефон вдруг начинает вибрировать, потому парень без промедления принимает звонок, поднося мобильный к уху. Кто бы это ни был, Гук обязан был ответить.       — Да? — как-то слишком раздражительно кидает брюнет и отворачивается в сторону, облокачиваясь на свой мотоцикл.       — Чонгук, что за тон? Так настроение и не улучшилось? — обеспокоенно спрашивает Хосок, из-за чего Гук более-менее расслабляется, облегченно выдыхая: по голосу брата вроде можно было сделать вывод, что с ним все хорошо, а этого было вполне достаточно для чонгукового спокойствия.       — Оно и не улучшится. Возможно, совсем немного, но только после того, как я размажу мозги Юнги по стенке, — недовольно рычит Чон, даже не смотря в сторону Мина, больше акцентируя своё внимание на пустой трассе, по которой совсем скоро будут нестись дикие звери, разрывающие воздух, словно тело жертвы.       — Не преувеличивай, мы уже это обсудили, — закатывая глаза, апатично обрывает эту тему старший Чон, укутываясь в мягкое одеяло и прижимая телефон к уху чуть плотнее. — Ты уверен, что хочешь участвовать? — с каким-то недоверием спрашивает Хо, на что Гук издаёт короткий саркастичный смешок, будто шатен только что произнёс какую-то остроумную шутку. — Хэй, я серьёзно. Когда ты находишься под влиянием эмоций, у тебя всё летит по наклонной.       — Хо, со мной всё будет в порядке, не беспокойся, — пытается заверить старшего брата Чонгук, невольно ловя краем уха постепенно утихающий шум, предупреждающий о начале гонки. — Ладно, гонка уже начинается. Лежи в кровати, и если что звони.       — Будь осторожнее, — успевает договорить шатен, после чего Гук сбрасывает вызов, кладя телефон в один из карманов своей экипировки. Всё с ним будет в порядке, он даже в этом не сомневается, а потому, натягивая на себя шлем, парень быстро садится на свой мотоцикл, наслаждаясь громким рыком собственного зверя за счёт давления на газ. Чон точно собирался стать первым, дабы заставить Юнги глотать пыль, пока в душе разгорался яркий пожар под названием «дух соревнования», топливом для которого являлся норадреналин.       Ряд, состоящий из одиннадцати гонщиков, выстраивается в ровную линию на старте в тот момент, когда музыка затихает окончательно, а гул людей вокруг и рев моторов становится основным источником звука. Чонгук не особо любил шумиху; Юнги уже давно к ней привык. И вскоре к этой идеально-прямой линии подходит какой-то парень, с уверенностью поднимая вверх стартовый пистолет и спустя секунды три нажимая на курок.       Гонщики срываются с места, словно сорвавшиеся с цепи псы, стремительно рассекая воздух и удивляя публику весьма необычной скоростью разгона. Пара гонщиков, в том числе и Чонгук, оказываются впереди вех, однако брюнет не обращает на соперников никакого внимания, смещая массу тела как можно сильнее вперед и вниз. Младший смотрит на дорогу через лобовое стекло мотоцикла, сжимая коленями бак, и давит на рычаг, а затем, не сбавляя скорости, входит в поворот, с помощью контрруления наклоняя байк. Пусть мотоцикл начинает слегка заносить Чон без проблем берет ситуацию под контроль, а затем кидает короткий взгляд на зеркала заднего вида: Юнги не было видно.       Один из гонщиков, начиная прижимать Гука к границе трассы с целью избавиться от одного из участников, появляется буквально из ниоткуда, однако Чонгук быстро добавляет газу и улетает вперед, показывая парню средний палец. Скорость, с которой ехал брюнет, была далеко не максимальной, пусть и достаточно опасной для такой извилистой дороги. Однако, несмотря на это, обогнать его было невозможно: если, конечно, в мотоцикле не было каких-либо дополнений. Но в любом случае для младшего это было не проблемой: мастерства ему хватало, а остальное не имело никакого значения.       Юнги смело обгоняет нескольких гонщиков, оказываясь на шестом месте, однако держать позицию не торопится: парень лишь продолжает стремиться дальше, однако понимает, что скорость пока не тянет, потому вынужденно сбавляет обороты, начиная изучать всю ситуацию перед глазами, наклоняя байк влево и невольно ощущая легкое трение в районе колена: слишком сильный наклон. С особым усилием Мин достаточно быстро ускоряется, а потому умело возвращается в исходную позицию, испытывая на себе чувство полной свободы и легкого волнения. Все оковы и какие-то грузные мысли испаряются, словно табачный дым, а запах выжженной резиной впивается в ноздри, являясь самым великолепным ароматом, вызывающий мурашки по коже. Юнги вдыхает его полной грудью и немного отстает, однако, увы, его это не волнует. Тем не менее, вскоре гонщик, насладившись состоянием кризализма, все же возвращается к лобовому стеклу и свободно добавляет газу, стремительно уходя вперед.       Тэхён за время, пока перед ним расстилается гонка, успевает заскучать, однако почему-то странное царапающее изнутри тревожное чувство, попросту не даёт ему отвести взгляд. Этот гулкий рёв и иногда проскакивающие мимо мотоциклисты с такой скоростью, что ветер от них сносит, просто пугают до бледноты. Одно дело, когда ты едешь пассажиром вместе с Юнги, не превышая скоростной нормы, а с другой, наблюдать за тем, как кучка, простите, самоубийц, соревнуется в том, кто погибнет первым. Нет, конечно же, их соревнование заключается абсолютно в другом, но светловолосый считает именно так.       Чонгук не понимает, какой по счету идет круг, впрочем, он даже не задумывается об этом, однако в зеркале начинает отражаться знакомая макушка, потому Чон мысленно дает себе понять, что Юнги вырвался вперед, а значит, это был, как минимум, четвертый: осталось ещё два. Когда стрелка спидометра начинает превышать отметку в 350 километров в час, Гук вдруг невольно ощущает, что что-то не так, но что он понять не может. В венах бурлит кровь, а чувство злости, что покрывало Чонгука с головой до начала гонки, будто начало впиваться в кожу, словно маленькие иголки, пропитывая организм ядом насквозь. И брюнет вдруг понимает, что же сейчас кажется ему странным: он теряет контроль над мотоциклом, однако понимает это слишком поздно.       Байк резко разворачивается и падает, придавливая гонщику ногу, но к счастью, тот быстро прижимает её к себе, тем самым спасая кость от перелома, да вот только от следующего давления тяжелого метала избавиться Чон не успевает, отчего он болезненно шипит сквозь зубы, отпуская мотоцикл, и переворачивается несколько раз, испытывая самый настоящий болевой шок: не ощущая сломанные рёбра, руку и синяки из-за удара. Чонгук пытается сделать вдох, лежа на боку, и судорожно подрагивает: ему было мучительно больно дышать, а о крике или речи даже заикаться не стоило. Каждое движение приносило нестерпимую боль, а рука была и вовсе вывернута, отчего парень просто открывал и закрывал рот, как выброшенная на сушу рыба, пытаясь прийти в себя и хотя бы дотянуться до кармана. Может, ему повезёт, и телефон всё-таки остался цел? Вот только Чон сквозь стекло шлема замечает вдалеке свое устройство, раздробленное вдребезги, а потому ещё больше впадает в ступор, сгибаясь пополам в приступе рвущего изнутри грудную клетку кашля: его тело будто трещало по швам, однако парень не мог издать и звука, дабы хоть немного облегчить невыносимую боль, отхаркиваясь кровью, что не предвещало ничего хорошего.       Честно говоря, ему казалось, что он задохнётся и умрет прямо сейчас.       Картина, развернувшейся перед Тэхёном, словно книга, заставила его впасть в ступор, а руки на ограждении сжаться до побеления костяшек. Что-что, но Ким явно не ожидал, что какое-то обычное предчувствие развернётся именно в эту сторону. Внутри органы словно провалились вниз живота, и только лишь сердце отдавалось бешеным стуком, прорываясь вперёд, дабы разорвать в клочья грудную клетку. По всей площадке раздался громкий сигнал из колонок, вещающий о том, чтобы гонка срочно остановилась, а несколько человек, что стояли рядом с Кимом на трибунах, рванули к месту происшествия точно так же, как и некоторые водители, что принимали участие в гонке и в ком не было безжалостного равнодушия, которое всегда было в Тэхёне.       Нельзя вмешиваться.       Слабые умирают, сильные живут.       Только вот, какие бы принципы и собственные правила не кричали в голове у светловолосого, его тело само срывается к Чонгуку: перепрыгивает чёртово ограждение и несётся к нему настолько быстро, насколько это возможно, а с каждым шагом, которое приближает его к телу — кровь внутри застывает.       Слабые умирают, сильные живут, но разве Чонгук не сильный? Разве не в этом Ким был уверен на протяжении нескольких лет, и не этого человека он боялся? Не этого ли человека опасался Тэхён, что теперь, по какой-то, наверняка обычной, неосторожности валяется на земле, согнувшись пополам от боли? И кажется, только сейчас до Тэхёна доходит самая настоящая истинность.       В этом мире нет сильных и слабых: есть просто жизнь, которую каждый человек в праве строить сам, причём не только свою, но и принимать участие в другой. Весь этот мир сплетён красными нитями между собой и, если оборвётся одна, это повлияет и на других. Сплошная паутина жизней, которую строят решения людей.       Тэхён жил ошибочными предубеждениями и боялся того, что зависит только лишь от него самого. Будь светловолосый хоть чуточку сдержанней, то, возможно, и не был бы чуть не придушенный. Будь он не таким наивным, то и не попал бы в долги. А его родители, если бы думали не только о себе, может быть и уделили бы хоть немного внимания сыну. Нет, не так, будь у Кима нормальные родители, то он бы не попадал в такие ситуации вообще.       Но все эти события, все эти решения и нити, связывающие людей между друг другом, привели его сюда и сейчас именно Тэхён может повлиять на жизнь такого же человека, как и он, причем совершенно обычного. Он, — что находился в самых низах общества, — на человека, о встречи с которым некоторые мечтают.       Присаживаясь на корточки рядом с телом, Тэхён немного дрожа и боясь что-то сделать не так, поднимает визор шлема, осматривая лицо брюнета, который, слава богам, находился в сознании, однако его состояние Киму совсем не понравилось: дыхание прерывистое и тяжёлое, а по подбородку можно заметить струйку крови, что вогнало парня ещё больший ужас, потому что все знания, что хранились у него в голове, словно на автомате поставили диагноз, который говорил о том, что у них всего лишь час времени.       — Юнги, сними с него шлем! — даже скорее приказывает Тэхён, видя подошедшего Мина, на лице которого беспокойства не меньше. — И кто-нибудь срочно вызовите скорую! — уже обращаясь к «глазеющим», так же рявкает парень, мысленно подготавливая себя к тому, что придётся сделать всё возможное, чтобы не дать своему недавнему «спасителю» умереть сегодня. — Снимай аккуратно, я помогу.       — Конечно, сейчас… — слегка растерянно соглашается Мин, наблюдая за тем, как студент уже приподнимает голову Чонгука, для того, чтобы было удобнее снять предмет защиты головы. Доставая раскладной ножичек из кармана куртки, Юнги, разрезая ремешки, стаскивает шлем с головы, тут же приходя в небольшой шок от увиденного. Пускай он и сам был вот в таких вот авариях, мол, «не справился с управлением», но одно дело это быть пострадавшем, которого ничего не волнует, кроме своей боли, а другое — видеть такого человека и просто молить господа о том, чтобы ничего серьёзного из травм жертве не досталось. Возможно, ситуация бы обстояла намного хуже, не будь тут Тэхёна, что уже не первый год обучается в медицинском, ведь кроме аптечки и таких же остолопов, как и сам Юнги, здесь ничего нет. Разумеется, скорую бы они вызвали, но кому как не Мину знать о том, что до приезда скорой может произойти, что угодно, вплоть до смерти.       Чонгук делает глубокий вдох, освобождаясь от шлема, однако тут же жалеет о своем решении, каждой клеточкой своего тела ощущая, как расширяющиеся легкие, врезаются в сломанные рёбра и приносит ещё больше адской боли, заставляя Чона позабыть обо всём на свете и закричать. К слову, это было ужасной идеей, но, увы, брюнет не мог себя сдержать: глубоко в душе он надеялся на то, что этот крик поможет ему хоть немного расслабиться.       Вокруг, будто через слой ваты, начинают слышаться чьи-то голоса, изо рта достаточно слабым потоком льётся кровь, а руку будто продолжает рвать на части, из-за чего парень вцепляется в нее, как в свою последнюю надежду, что-то шипя сквозь сомкнутые зубы. Каждый вдох, каждый звук и вопль был похож на мучительную пытку, и Гук просто желал, молил, мечтал о том, что он хотя бы потеряет сознание или отключиться, а может и умрет, лишь бы больше ничего не чувствовать. Складывалось впечатление, что в грудь своими острыми клыками вцепился цербер, начиная сжирать органы и разрывать плоть на куски, повторяя свою кровожадную игру и пытаясь утолить голод.       Чонгук чувствует себя жертвой, и ему становится противно на душе, однако в данный момент думать об этом не получалось, потому что сознание было полностью сконцентрировано на муках, которые вызывали дрожь по всему телу, пока кровь, медленно скатываясь с подбородка, замедляла скорость своего потока на шее, а затем падала на горячий асфальт, смешиваясь с пылью. Чонгук не мог просто так сдаться.       Хмуря брови и наблюдая за тем, что сейчас происходит с Чонгуком, Тэхён даже немного теряется от вида чужих мук, только времени на сожаление совсем не теряет, ведь его нет. Он негромко шикает на пострадавшего, стараясь действовать как можно аккуратнее. Руки, словно змеи, действуют очень гибко и точно: расстёгивают молнию куртки, задирают чужую футболку, после чего Ким убеждается в грёбанном переломе ребра, а может и рёбер, причём проблема больше заключалась не в переломанных костях, а в том, что были задеты лёгкие, мешая дышать и заставляя Чона плеваться кровью. Так же не игнорируя то, как студент прижимал к себе руку, Тэхён, оглядывая больную часть тела, сразу примечает небольшую припухлость в районе плеча и, немного ощупывая, как ему кажется, повреждённое место, делает вывод, что одним переломом этот полёт с мотоцикла не обошёлся. И в голову никакой идеи лучше, кроме как разорвать свою футболку на бинты не приходит.       Снимая с себя красную ткань, Ким, не стесняясь ничего, забирает у Мина нож, начиная резать из бедной футболки импровизированный бинт, которым он собирался воспользоваться прямо сейчас, надеясь, что сделает всё правильно, ведь руку нужно было закрепить, но закрепить так, чтобы случайно не задеть рёбра, что делает эту задачу значительно труднее. Чёрт возьми, да тут всё делает задачу значительно труднее, ведь видеть то, как Чонгук корчится от боли, было почему-то совсем не всё равно.       — Чонгук, — чуть наклоняясь и кладя руку на щеку, пачкаясь в крови, окликает Ким парня. — Эй, Чонгук, пожалуйста, — Тэхён старается звучать уверено, не теряя своей хватки, а замечая немного потухший, но вполне сознательный взгляд тёмно-карих глаз, даёт себе понять, что можно говорить дальше и что его слушают. — Сейчас мы тебя приподнимем, и ты сядешь. Будет больно, но ты терпи как можешь, тебе нельзя кричать, — говорит светловолосый, чётко произнося каждое слово с небольшой паузой, словно он объясняет что-то ребёнку, пока Юнги, стоящий рядом, реагирует моментально, снова наклоняясь и аккуратно, строго под контроль Тэхёна, сажает парня, служа для него опорой.       Честно говоря, Чонгук реагирует очень слабо, просто потому что у него не остается больше сил. Из него будто выжимают все соки, однако новый поток боли заставляет брюнета сомкнуть зубы как можно крепче и откинуть голову назад, дабы не издать истошного крика и сделать себе лишь хуже. На дне легкого собиралась кровь, что гонщик, конечно же, ощущал, причем каждой клеточкой своего тела, задыхаясь и пытаясь сделать вдох, дабы не умереть тут от недостатка кислорода. Слабость наступала лишь от усталости, но организм — довольная интересна штука: покричишь от боли, и тебе станет легче, да вот только это чувство буквально сломанных костей не уходило, потому, как бы Чонгук не хотел, он не мог потерять сознание. К тому же, он даже крови не терял, не считая той, что текла со рта, но по сравнению с какой-нибудь раной, которой на Гуке даже не было за счет защитного костюма — это было просто ничто. Так что его малейшие надежды на слабость и обморок разбились вдребезги, даже не успев заставить парня поверить в то, что это действительно может произойти.       — Хорошо, теперь убери руку с больной руки, мне нужно перевязать, — вполне чётко слышит Чонгук, однако выполнить чужую просьбу не спешит, потому что чёрт возьми не может. Пусть он понимает, что если сейчас не уберёт руку, то может быть ещё хуже, но острая колика в районе плеча, словно умелый кукловод, заставляет Чона продолжать держать её, чувствуя нестерпимую боль от нового приступа кашля, разрывающего грудную клетку и любую выдержку Гука в целом. Пострадавший вцепляется в предплечье, как в свою последнюю надежду, выражая как бы немой протест, но делая это больше непроизвольно, нежели осознанно. Однако не успевает он о чем-то подумать или что-то предпринять, как боль начинает притупляться, а силы и вовсе пропадать: голова Чонгука свешивается вниз рука бессильно опускается на землю, и парень теряет сознание, прикрывая глаза и чуть приоткрывая губы, позволяя трудному дыханию превратиться в еле слышимый хрип.       Притупляя в себе наступающую панику от того, что парень перед ним теряет сознание, Ким, пользуясь моментом, действуя на свой страх и риск, убирает мешающую руку в сторону, стараясь как можно быстрее, пока ничего не мешает и пока Чонгук не начал захлёбываться собственной кровью, привязать повреждённую часть тела к груди. Чуть наклоняясь, он заводит ткань за спину и обвязывает торс чуть выше повреждённых рёбер, а затем, уже двигаясь импровизированным бинтом от плеча к локтю, фиксирует её на груди, достаточно туго завязывая узел.       Чонгук открывает глаза, словно он не падал ни в какой такой обморок, однако осознание происходящего вбивается в висок, словно гвоздь в стену, после чего младший почти мгновенно сжимает челюсти от боли, откидывая голову назад и стараясь прийти в чувство. Рука продолжает адски болеть, тем не менее, в целом парню становится чуть легче и легкое чувство онемения проползает прямо под кожей, словно содержимое какого-то укола, заставляя пострадавшего невольно съежиться, но более-менее успокоиться. Пусть ощущения до сих пор были неприятными, они были терпимыми, потому Чонгук мог здраво соображать и воспринимать окружающую его ситуацию. Если начистоту, брюнет старается не дышать, точнее, делать это очень аккуратно и медленно. Конечно, получается у него плохо, но такое решение всё же спасает Гука от новой порции удушья и захлебывания, хоть и ненадолго.       В голове сейчас все было вверх дном, как и в теле, судя по ощущениям, однако легкая улыбка все-таки касается чужих губ, когда перед Гуком слишком четко начинает выстраиваться полуголый тэхёнов силуэт. Сдержаться, честно говоря, не получается.       — Ты просто посмотри… Я буквально падаю в обморок при виде тебя, — даже слишком уверенно для своего состояния хрипит Чонгук, а затем поджимает губы, стараясь сдержать рвущийся наружу кашель. К сожалению, у него это не получается, а потому он поворачивает голову в сторону, дабы не забрызгать Кима каплями крови и продолжить давиться порцией ещё одного неприятного ощущения, хоть немного скрывая свои чувства от чужих глаз. Складывалось впечатление, будто Чона топили: воздуха становилось меньше, прийти в себя было всё сложнее, а этот момент, когда ты всё-таки выныриваешь на сушу и начинаешь избавляться от воды в лёгких, словно не заканчивался никогда. Да вот только было одно единственное отличие: Гук давился не водой, а своей же ярко-красной кровью, чье количество, безостановочно вытекающее изо рта, увеличивалось с каждой минутой.       Тэхён даже не успевает нормально среагировать на достаточно странное заявление Чонгука, как его снова накрывает волной беспокойства, когда брюнет разрывается в приступе мокрого кашля. Нет, Ким, конечно, понимает, что у людей в таком состоянии иногда проскакивают бредовые мысли и иногда они их озвучивают, однако бред бредом, но себя Чон тоже должен поберечь, ему говорить вообще сейчас было противопоказано, а тот… флиртует? И почему Юнги на это усмехается? Вообще, почему он усмехается, когда буквально служит опорой для умирающего человека. Честно сказать, происходящее вокруг напоминало Тэхёну какой-то цирк, в котором почему-то главным клоуном являлся он сам.       Вспоминая о бумажных салфетках, парень достаёт маленькую упаковку из заднего кармана, после чего, вытаскивая одну, тянется вместе с ней к лицу Чонгука. Аккуратно касаясь рукой подбородка и склоняя чужую голову в свою сторону, светловолосый лёгкими движениями начинает убирать кровь с лица, сосредоточенно хмуря брови. Сейчас ему действительно хотелось сделать всё возможное, чтобы помочь младшему и облегчить его страдания, только в данной ситуации единственное, что он мог сделать ещё, так это просто вытереть кровь.       — Значит не смотри и больше не падай.       Чонгук не знает почему, но он не перестает улыбаться. Парень просто физически не мог стереть с губ улыбку, как бы больно сейчас ему не было. Пострадавшему хотелось сказать что-то вроде: «нет смысла вытирать, я все равно буду кашлять кровью, не теряй время зря», но он решает не встревать, отдавая всего себя в руки студента. Кхм, то есть в руки профессионального детского хирурга Ким Тэхёна.       — Ты прямо перед лицом маячишь, — парень пытается подавить кашель, однако от хрипоты у него избавиться не получается, из-за чего голос начинает звучать достаточно жутко: будто Чонгук умирает. — Как мне на вас не смотреть, доктор Ким Тэхён? — выделяя чужое имя, щебечет брюнет, прикрывая глаза и откидывая голову назад, как бы позволяя светловолосому избавиться от крови на шее.       Пусть дыхание со временем восстанавливалось, как и силы, выше какой-то определенной планки они не заходили, то есть, сколько бы Чон не отдыхал и не пытался расслабиться, пока ему не сделает операцию, лучше ему не станет, и он это понимал: в конце концов, пятый кур медицинского университета. Тем не менее, Гук так же понимал ещё и то, что умереть ему не дадут. По крайней мере, Тэхён, что выглядел сейчас достаточно красиво и обеспокоенно, уж точно.       — Заткнись, — раздражённо-неловко произносит Тэхён, сдерживая в себе желание добавить этому парню ещё пару переломов и стереть глупую улыбку с лица, ведь, неужели Чону так плевать на своё состояние? — Тебе нельзя говорить, я тебе запрещаю, ясно? — раньше, чем успевает подумать, произносит студент, но сразу же вспоминая, какой человек перед ним лежит и какой у него характер, добавляет: — Запрещаю во благо тебе.       Чонгук из-за такого «запрета» со стороны Тэхёна даже не бесится. Конечно, он прекрасно понимает, что говорить, кричать или издавать какие-либо звуки ему было нельзя: это было в принципе противопоказанное. Но основной причиной собственного молчания, конечно же, была боль, которая охватывала парня с ног до головы, как только он пытался просто сделать вдох. Казалось бы, обычный вдох, чтобы выжить и продолжить оставаться в сознании. Потому Чонгук покорно затыкается, как Ким ему и сказал, а сам облокачивается на спину, Юнги стараясь дышать медленно, размеренно и продолжая прижимать к телу целой рукой поврежденную, пусть она была и закреплена.       — Хорошо, доктор Ким, — одними лишь губами произносит брюнет, прикрывая глаза и поджимая губы.       Юнги, являясь свидетелем данной ситуации, не может сдержать тёплой улыбки, расплывающейся по лицу, несмотря на все обстоятельства и то, что человек может буквально умереть на его руках: ну, не совсем руках, будет точнее сказать, на спине, но это почти одно и тоже, ведь, в любом случае, он служит поддержкой.       Вообще, на самом деле, Чонгук молодец: держится достойно и даже не упускает возможности пофлиртовать, чем заметно, по интонации Кима, смущает своего «спасителя». Так держать.       Неожиданный звонок в кармане куртки заставляет Мина тихо матернуться со словами: «как не вовремя», однако имя абонета быстро заставляет мужчину передумать и в мыслях произнести: «как вовремя».       — Привет…       — Что с Чонгуком?! — срывается на крик Хосок, застывая в середине комнаты, словно статуя. Наконец-то хоть кто-то трубку взял. — Юнги, где он?! Что с ним случилось?! Почему был потерян сигнал? Он никогда телефон не выключает! Он с тобой?! Не говори мне, что что-то случилось на гон-.       — Успокойся, — перебивает его мужчина, делая глубокий вдох перед тем, чтобы продолжить. — На гонке действительно кое-что произошло, и он слетел с мотоцикла, —выдыхает. — И говорю сразу, чтобы ты ничего не напридумывал себе, он в сознании, —улыбается, вспоминая нелепый флирт брюнета, — и почти в порядке. Тэхён оказал первую помощь, и мы уже ждём скорую помощь.       Хосок поверить не может в услышанное, а потому просто раскрывает рот в самом настоящем шоке, стараясь правило принять полученную информацию и не сорваться на Чонгука за такую халатность. Ему очень хочется выкрикнуть что-то вроде: «ну-ка, дай этому эгоисту трубку, хочу прочистить ему мозги и хоть что-то вбить в эту пустую голову», однако почему-то шатен не позволяет себе этого произнести, ведь что-то ему подсказывает, что Чонгук не отмазался всего лишь одним переломом.       — Что с ним случилось? — задаёт вопрос Хо, а затем отрицательно мотает головой. как бы возвращая свои слова назад. — Только поконкретнее. Перелом? Какая-то рана? Вывих? — предлагает варианты старший, нервно кусая губы и все еще продолжая находиться в шоковом состоянии: ну как можно было поступить так безрассудно? Вот дауниха дебильная.       — Тэ, — окликает друга Юнги и протягивает ему телефон, понимая, что сам ответы на вопрос Чона он дать не способен, а Тэхёну это сделать гораздо проще. — Хосок спрашивает, что конкретно случилось с Чонгуком, ответишь? — принимая утвердительный кивок, Юнги передаёт устройство в чужие руки, сам же принимая прежнее положение.       Ким, снова чуть хмуря брови, решительно прикладывает телефон к уху.       — Привет… в общем… — немного задумчиво тянет парень, начиная в очередной раз оглядывать брюнета, чьё состояние, на самом деле, оставляло желать лучшего, а видя очередную струйку крови на лице, светловолосый всё так же заботливо её стирает салфеткой. — У него сломано плечо и ребро: может, рёбра, задето лёгкое, однако состояние стабильное. Я оказал первую помощь, которую мог, и продолжаю следить за ним, но, думаю, до приезда врачей плохого уже ничего не случится, и всё будет хорошо, — стараясь говорить как можно мягче и прямо, заканчивает свой так сказать «доклад» Ким, а затем, ещё немного подержав тишину, добавляет: — Хосок, — слегка улыбается, — пока я рядом, я не позволю ему умереть, верь мне, ладно? — небольшой секрет: только сам Тэхён знает то, насколько он не уверен в своих действиях и насколько ему самому страшно.       Старший Чон достаточно устало и измученно трет переносицу, однако всё-таки облегчённо выдыхает. Конечно же, он доверяет Тэхёну: он бы этому парню свою жизнь доверил, потому сомнений на тот счет, что Чонгук выживет, практически сразу не остается. Просто в подобные аварии парень попадает… хм, дайте-ка вспомнить… Никогда. Он ни разу в них не попадал. И Хосок уверен, если бы рядом не было Кима или Юнги, Гук, скорее всего, валялся бы на асфальте дальше в очень плохом состоянии: возможно, его бы даже не спасли. Хотя, по словам Кима, переживать было не о чем, да вот только сердце шатена все равно было не в порядке, потому что, черт возьми, переживало за чужую жизнь. Он ведь говорил ему не участвовать в гонке в таком состоянии; говорил, что нужно быть аккуратнее и держать скорость под контролем; говорил, что лучше бы он остался дома и никуда бы не пошел. Зачем ему была нужна эта чертова гонка? Господи…       — Хорошо. Я позвоню в скорую и перенаправлю машину в частную клинику. Приеду как смогу, — коротко уведомляет светловолосого Хо, нервно прикусывая ноготь на большом пальце от перенапряжения. — Так… Лёгкое, да? Ему трудно говорить? — пытаясь вспомнить все полученные знания в университете, на всякий случай переспрашивает старший, надеясь дать младшему пиздюлей и наорать на него при первой же возможности, желательно, получив хоть какой-нибудь ответ. Ему было даже плевать, мог ли Чонгук говорить: шатен просто хотел высказаться на этот счет и убедиться в том, что Гук все услышал и принял к сведению, а если не принял, то Хосок был готов повторять до тех пор, пока до парня и его пустой башки не дойдет смысл сказанных слов и нравоучения в целом.       Почему-то быстро смекая в какую сторону клонит Хосок, Тэхён резво говорит ему что-то вроде: «да, он не может говорить и нервничать ему тоже нельзя» и вешает трубку, мысленно благодаря себя за то, что светловолосый смог уберечь Чонгука от старшего брата, который наверняка будет требовать каких-то объяснений. Тыкая в спину Юнги пальцем, Ким отдаёт ему телефон, вновь возвращаясь к луковому горю всех присутствующих и не присутствующих.       — Заставляешь же ты всех поволноваться… — негромко лепечет Тэхён и, вздыхая, чуть наклоняется к Чону, прикладывая ладонь ко лбу и проверяя наличе температуры, что вполне могла подняться.       — Хах, видимо, я уж слишком важн-, — уверенно начинает Чонгук, однако закончить предложение не успевает, из-за нового приступа кашля, что не заставляет себя ждать, посему парень отворачивается в сторону, наклоняя голову вниз и сплевывая красную мокроту на землю. Асфальт в этом месте начинает почти мгновенно покрываться алой кровью, чей поток продолжает стремительно расти и не заканчиваться. Кашель будто рвет ткани изнутри: рвет лёгкие, рвет кожу, рвет душу. Чон начинает дрожать, чувствуя онемение на кончиках пальцев, а затем его тело и вовсе покрывается гусиной кожей, не переставая издавать какие-то странные звуки, наподобие хруста или хрипа. Однако сейчас кое-что было иначе: этот приступ не останавливался ни на секунду. Алая жидкость продолжала стекать с кукольных губ, увеличиваясь в количестве, а воздуха становилось всё меньше и меньше: ситуация принимала достаточно тревожные обороты, как для Чонгука, так и для любого человека, переживающего за него. Как бы брюнет не пытался остановиться или хоть как-то себе помочь, всё было без толку, ведь любая попытка оказывалась полнейшим провалом, пока до парня наконец не доходит: он задыхается.       Разгорающуюся панику внутри Тэхёна, которая окутывает его с головой, даже словами не описать. У него как будто у самого воздух из лёгких выбило сильным ударом в грудь, а руки, при виде почти водопада крови, стекающего с губ Чонгука, просто задрожали, словно осиновые листья на ветру.       Страшно.       Ему стало банально страшно.       Ведь осознание того, что происходит с брюнетом пришло к нему сразу и теперь, кажется, Тэхён стал абсолютно бесполезен, и осознавать это было ещё хуже.       Сердце внутри стало отбивать какой-то вновь непонятный светловолосому ритм, пока недавние сказанные им слова Хосоку о сохранности Чонгука в его руках всплывали в голове, а затем застревали отвратительным комом в горле, раздирая глотку. Юнги, что служил всё это время опорой, тоже начинает паниковать, краем глаза наблюдая за тем, какой ужас охватывает его друга, заставляя оторопеть. Хотя и самому Мину было не лучше, потому что осознание того, что кажется, человек позади него вот-вот собирается издать свой последний вздох, выбивает из колеи даже самого эмоционально устойчивого человека.       Тэхён, вцепившись одной рукой в свою ногу, сжимает ткань джинс с такой силой, что, кажется, они вот-вот порвутся, пока другая рука так и остаётся висеть в воздухе и дрожать. Ему срочно нужно что-то предпринять, только как думать в такой ситуации курсы по анатомии его совсем не учили и даже практики, которые он посещал, совсем не помогали, оно и понятно почему — условия были совершенно иные. И уж точно люди перед ним не умирали. Однако, получая словно какой-то удар в голову, тело, словно, включая какой-то аварийный режим, начинает действовать само. Ким хватает Чонгука за лицо и начинает слегка его трясти и бить по щекам, пытаясь не дать потерять сознание. Допускать этого совсем нельзя было, хотя бы до приезда скорой. Пускай у Тэхёна сейчас у самого в ушах словно вата, а перед глазами всё потихоньку начинает расплываться, он просто почему-то не может сдаться.       — Чонгук… — каким-то надорванным голосом зовёт младшего светловолосый, стараясь получить хоть какой-нибудь ответ и заметить малейший шанс на то, что Чон останется жив и в сознании. — Не смей блять умирать при мне!       Прикосновения на собственных щеках и легкие пощёчины ситуацию совсем не спасают: как бы Чонгук не хотел, он не мог сделать хотя бы малейший вдох, начиная отхаркиваться алой жидкостью и судорожно сгибаться пополам, словно умирающее животное. Со стороны казалось, будто его душили, либо топили: в принципе, по ощущениям так оно и было. Только вдобавок шла ещё и, разрывающая грудную клетку и руку, невыносимая боль. Брюнету так хотелось кричать; так хотелось вопить, дабы хоть немного ослабить напряжение; так хотелось голыми руками разорвать кожу и легкие изнутри, дабы избавиться от мешающей дышать крови. Он не хотел умирать; он не мог умереть, просто не мог. Да это даже позорно: погибнуть из-за аварии на гонке. Просто чушь, бред, нелепица.       Чонгук не мог умереть вот так.       Пусть в этом мире его держит не так много людей: Хосок — самая крепкая опора и поддержка, и Тэхён — пусть и проблемное, но такое любимое успокоительное, мгновенно вызывающее привыкание. Светловолосый, который сейчас на глазах с ума сходит, стараясь достучаться до пострадавшего и донести до него какие-то слова, выглядит таким испуганным, и это так неприятно. Никогда такого не было, Чону всегда хотелось видеть страдания других людей, да вот только сейчас он всеми силами старался снова задышать, успокоиться, чётко посмотреть в янтарные глаза напротив и сказать, что всё хорошо, дабы парень не волновался по пустому поводу: подумаешь, он всего лишь задыхается. Однако, увы, Чонгук не слышит; не воспринимает, хотя ему так хочется, наконец, задышать полной грудью и, начиная тереться о чужие ладони на собственных щеках, спокойно ответить что-то из разряда: «да как я могу умереть? Со мной же доктор Ким».       Но уже слишком поздно о чём-то думать; мечтать, ведь кровь так просто не исчезнет, опустошив легкие и позволив снова насытиться кислородом. Глаза начинают медленно закатываться, а с губ срывается еле слышимый хрип, расслабляющий всё тело и забирающий из него дух. Чонгук теряет сознание, голова падает на бок, а тело начинает ползти вниз, скатываясь на землю прямо по спине Юнги.