You’ve Got My Devotion (Hate You Sometimes)

— Я не собираюсь лгать, — в наушниках Гарри звучит голос Джеммы, она как всегда цинична. — Это звучит как самая настоящая катастрофа. Гарри не может удержаться от смеха, немного запыхавшись на своей беговой дорожке. — О, да что ты. — Как именно это будет работать? Так же, как с теми моделями? — он практически видит, как она сморщивает нос от отвращения. Джемма всегда была самым большим защитником Гарри, если не считать его матери, когда дело касалось «фейковых романов». — Вроде того, наверное, — фыркает Гарри, смахивая со лба пот. Дорожка пищит, поднимаясь на уровень выше. Он ускоряет шаг, чтобы соответствовать темпу. — Фотографы должны увидеть нас вместе, — выдыхает он, чувствуя жжение в груди от бега и разговора одновременно. — Официальное заявление будет опубликовано где-то на этой неделе. — Это так странно, Эйч, — голос Джеммы слегка искажается из-за микрофона. — После всего того дерьма, которое вы пережили, когда по-настоящему были вместе, теперь вы должны просто выставлять напоказ эти идеальные отношения? Гарри холодно смеется, чувствуя, как его тело достигает предела. Он делает последние несколько шагов, прежде чем выключить беговую дорожку. Тяжело дыша, он сходит с тренажера. — Иронично, я понимаю. — Больше похоже на шутку от Вселенной, — добавляет Джемма. — Есть ли вообще слово для такого рода бороды? — она делает паузу. — Бритье? Гарри заливается искренним смехом. — О Боже, Джем, — он садится на одну из скамеек, откуда открывается вид на Лондон. — Я бы справился со всем этим, если бы мы с Луи были бы.… я не знаю, хотя бы друзьями. — О, Гарри, — голос Джеммы смягчается. — Ну, тогда, может быть, это и хорошо. Чертово безумие, конечно, не пойми меня неправильно… но всё же, хорошо? — Может быть, — Гарри проводит руками по лицу, глубоко вздыхая. — А что, если… — начинает он, с трудом сглатывая. — Что, если это не сработает? Что, если он все еще ненавидит меня? — Тогда он еще больший идиот, чем я думала, — соглашается Джемма. — Послушай, — начинает она, в действие вступают сестринские инстинкты. — Ты же знаешь, я люблю Луи. Между вами двумя было нечто действительно прекрасное, — Гарри закрывает глаза, желая избавиться от эмоций, которые вызывают эти слова. — И это ужасно — то, как все закончилось. Я ненавидела видеть тебя таким. Но прошли годы. Вам обоим придется смириться с тем, что произошло. — Ох, — Гарри стонет. — Когда ты говоришь, это звучит так просто. Но когда я рядом с ним, он сводит меня с ума. Джемма на мгновение замолкает. — Гарри… — Да? — Я спрошу тебя только один раз, хорошо? И не сердись. — Хорошо… — неуверенно говорит Гарри. — Ты думаешь, между вами с Луи… все еще что-то есть? — Что? — взрывается Гарри, поднимаясь со своего места. — Я же сказала, не сердись! — хнычет Джемма. — Я не сержусь! — громко говорит Гарри, затем откашливается и повторяет уже спокойнее, понизив голос: — Я не сержусь. — Ну, я просто размышляю… После него у тебя не было ничего серьезного. И то, как ты говоришь о нем, даже сейчас… — Я сказал, что он сводит меня с ума. Это не совсем хорошо, Джем. — Он сводил тебя с ума и тогда! Иногда это и есть любовь. Ты просто не хочешь вспоминать, — возражает Джемма. — Прости, что спросила. Я просто хочу знать, что в твоей голове. Я не хочу, чтобы ты делал это, если это ранит тебя. — Нет, нет.… — Гарри хмурится про себя. — Все в порядке. Ты права, что спрашиваешь, — он тщательно обдумывает то, что собирается сказать. Он бы солгал, если бы сказал, что не думал об этом. За эти годы Гарри не раз испытывал нарастающий ужас от осознания того, что, возможно, Луи — его единственный шанс. Что между ними было то самое, а он все испортил. В какой-то момент Гарри думал, что они поженятся, черт возьми. Но потом он заставлял себя вспоминать, как ужасно это всё закончилось, и каким жестоким мог быть Луи, когда они виделись после разрыва. Если между ними всё еще что-то было, то почему они так раздражают друг друга? Если между ними всё еще что-то было, почему они так долго не разговаривали? — Честно говоря, я… Я просто больше не хочу с ним ссориться, — признается Гарри. — А может быть, это и есть способ сделать это, я не знаю, — он качает головой. — Все это так запутанно. — Хорошо, Эйч… — голос Джеммы звучит мягко. — Только обещай, что будешь осторожен. — Обещаю.

* * *

Заявление публикуется ровно через неделю после того, как видео просочилось в интернет. Четкое и краткое, утверждающее, что пара просит «уважать их личную жизнь», и что они «благодарны поклонникам за их постоянную любовь и поддержку». И хотя некоторые утверждения верны, Гарри не может игнорировать тот факт, что это ложь. Ни от Гарри, ни от Луи не ждут личных комментариев, и они не делают этого, по крайней мере, напрямую. Однако они подписываются друг на друга в социальных сетях. Через час после публичного объявления Луи выложил в Instagram селфи с неоднозначной подписью «хороший день». Гарри слишком долго размышлял, стоит ли ему ставить лайк на фото или нет. В конце концов он делает это и быстро выходит из приложения. Он считает, что тоже должен что-то сказать, тем более что его последний нерекламный твит был случайностью (он никогда не переживёт то самое «Do»). Он набирает простое: «Спасибо за всю любовь. Эйч» и наблюдает, как под записью набираются ответы. Он пообещал Джейн, что будет немного больше присутствовать в социальных сетях, даже как просто наблюдатель, поэтому он пытается. Он читает комментарии, в основном поддерживающие. Большинство людей утверждают, что они знали это с самого начала, а личные сообщения полны ларри-шипперов. Он знал, что это произойдет, и он не против этого, но это не мешает ему чувствовать себя странно. Когда они были в группе, такого рода сообщения успокаивали их обоих; у них был один путь вместе с поклонниками, говорящими: «эй, мы вас видим. мы знаем правду, и все в порядке». В каком-то смысле фанаты были тем, что облегчало скрытие. Но одновременно и усложняло, потому что чем больше они понимали, тем больше Гарри и Луи приходилось следить за своими взаимодействиями. Сейчас, однако, ему непривычно читать поддерживающие сообщения, потому что Гарри думал, что сойдет в могилу с этой тайной. У них не было никаких причин объявлять, что они были вместе после разрыва, это только всколыхнуло бы старые споры и обнажило бы старые раны. Знать правду и видеть, как люди аплодируют ему за его храбрость, кажется мошенничеством. Но в то же время они с Луи когда-то любили друг друга. Они действительно вместе скрывались в шкафу в течение пяти лет. Некоторые люди в ярости, чего Гарри и ожидал. Время от времени появляются гомофобные высказывания, которые он блокирует всякий раз, когда видит. Другие анализируют взаимодействия между Луи и Гарри за последние несколько лет, предъявляя это как доказательство того, что они были в курсе все это время, и Гарри восхищается их преданностью, пусть даже они немного ошибаются. Поклонники, похоже, делятся на три различные категории: те, кто ждал этого с самого первого дня и теперь находятся на седьмом небе от счастья, те, кто пребывает в шоке и немного злы, и те, кто пытается выяснить, является ли это фейком или нет. Ненавистники оставляют различные комментарии под фотографиями Гарри, вспоминая его публичные отношения с Камилль Роу и Кендалл Дженнер, пытаясь доказать, что Гарри и Луи даже не были замечены вместе в течение многих лет. Эти комментарии заставляют Гарри нервничать. Не потому, что когда-то он действительно встречался с этими женщинами, а потому, что, если бы кто-нибудь достаточно постарался, они бы увидели, что Луи и Гарри не были замечены вместе уже давно. К счастью, они в меньшинстве, и их заглушают комментарии вроде: «ты сверху или снизу?» и они буквально заставляют брови Гарри подниматься до середины лба. Тогда он решает, что на сегодня он достаточно взаимодействовал с фанатами. Гарри готовится к первой фотосессии, делая вид, что ничего не происходит. Он уверен, что есть другие, более здоровые альтернативы, и его терапевт, вероятно, не будет мириться с этим, но тем не менее это то, что он делает. Он бросается в сочинение и доработку песен для своего будущего альбома. Лучшая часть написания сольной музыки — это время. Он не может насытиться им. Чувствуется, словно год перерыва в карьере успешного музыканта. Он может сидеть в своей комнате неделями, и никто не сможет его вытащить. Или он может просто черкать заметки на полях своего ежедневника в поезде, на заднем сиденье автомобиля, в Лондонском музее, где угодно, куда придет вдохновение. Это так сильно отличается от того времени в группе, когда они наспех писали песни в дороге. В начале месяца он уже выпустил клип на Lights Up. Он думает, что в общей сложности семь из сорока пяти треков, которые он написал за последние полтора года, войдут в альбом. А это значит, что у него еще много планов. Он рад оптимистичному треку под названием Watermelon Sugar, но ему не хватает звучания труб. Он делает себе пометку поговорить с Митчем о музыкальном дополнении. Он так нервничает, что трижды переодевается, прежде чем решить, что, возможно, он слишком много думает об этом. В конце концов он останавливается на футболке с экстравагантным принтом и льняных брюках. Он возится со своими волосами, что он, кстати, никогда не делает в обычный день. Теперь, по какой-то причине, он находит положение своей челки чрезвычайно важным делом. Его мама сказала бы, что он выглядит слишком мрачно, но Гарри уверен, что смотрится идеально. Может быть. — Что я делаю? — бормочет Гарри своему отражению после целых десяти минут возни с волосами, что привело лишь к растущему разочарованию. Он пыхтит, качает головой и признает свое поражение. План состоит в том, что они с Луи встретятся где-нибудь в тихом месте, в котором не будет толпы поклонников, но это также не должно выглядеть постановочно. Это должна быть нейтральная территория, чтобы ни один из них не чувствовал себя еще более неловко. В конце концов они остановились на цветочном рынке на Коламбия-роуд. Отчасти потому, что они часто ходили туда, когда были парой (хотя ни один из них не говорил об этом другому), а также потому, что туда ходят только местные. Даже если их узнают, местные обычно достаточно почтительны, чтобы не таращить глаза. Несколько свидетелей — это нормально. Чем больше людей будут подтверждать их отношения, тем легче им будет. Гарри, в какой-то степени, пытается оставаться инкогнито, надевая шляпу и темные очки. Он не выглядит странно, потому что, к счастью, это один из тех редких дней в Лондоне, когда облака расходятся достаточно, чтобы вышло солнце и ярко сияло, слегка согревая всё вокруг. Он припарковывает машину в переулке, немного в стороне от дороги, и остаток пути проделывает пешком. Он понимает, почему Луи переехал в Ист-Энд. В этом есть своя прелесть. Они почти подумывали о том, чтобы купить дом рядом с Коламбия-роуд, но остановились на районе Хэмпстед-Хит, потому что это давало дополнительную безопасность и уединение. Во время прогулки Гарри отмечает, что может предложить Тауэр-Хэмлетс: причудливые пабы с растениями в горшках, украшающими окна, винтажные магазины, фермерские продукты, извилистые дороги, цветные акценты, а затем, наконец, он может разглядеть вывеску, которая сигнализирует о входе на рынок. Сейчас половина десятого утра, а вокруг цветочных киосков уже толпятся люди. Гарри почти не утруждает себя поисками Луи в толпе на улице, потому что думает, что тот опоздает, но тут его взгляд привлекает копна каштановых волос и загорелые черты лица. Его желудок сжимается от страха, немного раздраженный тем, что в тот единственный раз, когда он действительно предпочел бы, чтобы Луи опоздал, тот пришел вовремя. Теперь у него есть всего несколько секунд, чтобы подойти и взять себя в руки. Луи бездельничает, просматривая свой телефон, когда Гарри подходит к нему и возвышается над ним на мгновение, прежде чем прочистить горло. Луи удивленно поднимает глаза, чуть не подпрыгивая. — Господи, Гарри, — выругался он, — Как насчет личного пространства? — Извини, — бормочет Гарри, делая шаг назад. Луи засовывает телефон в задний карман и закусывает губу. Он окидывает Гарри взглядом, но черты его лица непроницаемы. — Удачный выбор, — Гарри кивает в сторону футболки Луи. Логотип Apple, окрашенный в радугу, который он приобрел много лет назад. Он надевал эту футболку на публике только один раз, если Гарри правильно помнит, и это вызвало огромный переполох. Но Гарри ассоциирует её с сонным воскресным утром в постели, бо́ксерами и ничем больше. Он пытается игнорировать это воспоминание. — У тебя тоже, — Луи кивает на футболку Гарри от Кита Харинга. Когда Гарри не отвечает, Луи добавляет: — Полагаю, время для шоу, а? — Наверное, — соглашается Гарри. — Как добрался? — спрашивает Луи, умело лавируя между группами людей. — Довольно легко. А ты? — Дошёл сюда пешком. Недалеко от дома. Гарри кивает, глядя вперед на ряды киосков по обе стороны улицы. Вдоль тротуара стоят ведра с розами, гортензиями и лилиями. Ярко-розовые хризантемы, анютины глазки в горшках и нежные георгины. Гарри борется с желанием сунуть нос в каждый цветок, чтобы лучше определить, какой запах исходит от какого. Они смешиваются в воздухе, создавая густой цветочный аромат. — Это безумие, да? — Луи замолкает, не глядя на Гарри и тоже разглядывая цветы. — Реакция. — Да, — говорит Гарри, наблюдая, как Луи доверительно пробирается сквозь толпу. Несмотря на то, что он на полголовы ниже большинства, люди расступаются перед ним. — Я старался не думать об этом. Луи издает смешок. — Легче сказать, чем сделать, не так ли? — Предположим, — Гарри задевает плечом Луи, когда они идут дальше по рынку, пробираясь в толпу. — Извини, — бормочет он, но Луи, кажется, даже не замечает. На рынке встречаются самые разные люди: семьи, люди среднего возраста и пожилые. Женщина держит на бедре малыша, перебирая прилавок в поисках лучшего букета. Продавцы цветов выкрикивают свои предложения: десять фунтов за букет роз, пятерка за маргаритки. Здесь так тесно, что большинство людей ничего не видят дальше собственного носа, но некоторые из них время от времени бросают на парочку недвусмысленные взгляды. Как Гарри и ожидал, никто их не останавливает и не следует за ними. — Как ты это воспринимаешь? — говорит Гарри, чувствуя себя немного храбрее. Луи, кажется, сегодня в более дружелюбном настроении. — Я имею ввиду, раскрытие. Луи морщит нос. — Нормально. Он случайно натыкается на молодую женщину и нежно касается ее спины, говоря:  — Извините, не заметил Вас. Они продолжают идти, пока не образуется небольшой затор. Луи встает на цыпочки и вытягивает шею, чтобы посмотреть, что там такое. — Мне бы хотелось сделать это по-другому, но, может быть, так даже легче, — он смотрит на Гарри, грустно улыбаясь. — Люди отреагировали довольно неплохо, знаешь. Гарри улыбается в ответ. — Я рад. Каминг-аут итак был большим событием для них как пары, но Луи это всегда казалось еще более важным. Гарри понял, что он бисексуал, еще когда они встретились, и его чувства к Луи были настолько сильны, что он просто не мог выдавать их за что-либо другое. Луи, с другой стороны, знал, что был геем задолго до Х-фактора. Это был разговор, который они проводили уже много раз: как, когда и каким образом они объявят о своих отношениях публике. Гарри всегда предпочитал что-нибудь скромное; он любит личное пространство — независимо от своей ориентации, и он хотел, чтобы музыка говорила сама за себя, а не была окутана сплетнями о его личной жизни. Луи, хотя и соглашался, придерживался гораздо более агрессивного подхода. Он чувствовал, что они обязаны быть как можно более открытыми и откровенными в своей борьбе. Он не хотел открываться людям без раскрытия всей правды — о бородах и гомофобном менеджменте. Гарри всегда восхищался этим. В конце концов они сошлись на том, что проигранная битва будет означать победу в целой войне. По крайней мере, они так думали. Когда они расстались, Гарри не мог бороться, не имея рядом кого-то вроде Луи. Какой смысл прятаться дальше, если теперь он один? Если теперь у него нет Луи, который каждый день напоминал бы ему, что они должны дождаться своего часа? Итак, Гарри просто сделал это — сначала написав недвусмысленную песню, а затем добровольно подтвердив это в интервью. Но Луи так и не сделал этого. Даже сейчас Гарри знает, что это его прерогатива. Глядя на него сейчас, Гарри отчаянно хочет знать, все ли с ним в порядке. Он хочет знать, почему Луи не открылся, когда группа распалась, когда они разорвали все связи с Modest! Management. Он хочет знать, что его сдерживает. Но Гарри также болезненно осознает, что он уже давным-давно потерял право знать такие личные вещи. — Черт побери, — ругается Луи, когда они снова останавливаются из-за толпы. — Тут всегда было так много народу, когда мы ходили сюда раньше? Сердце Гарри колотится. Это первый раз, когда Луи говорит об их отношениях без какого-либо яда. Он тщательно подбирает слова, зная, что, если скажет хоть одно слово не в тему, они снова начнут ссориться. Он надувает губы, как будто глубоко задумался. — Да, — говорит он, и Луи хрипло смеется. — Может быть, ты просто носил розовые очки? Луи прищуривается, ухмыляясь. — Я вижу, чего ты добиваешься, — он грозит указательным пальцем. — Ха-ха. Толпа немного рассеивается, достаточно для того, чтобы Луи и Гарри могли идти по рынку в своем собственном темпе. Они болтают, и Гарри начинает расслабляться, чувствуя, как их обычно взаимопонимание снова витает в воздухе. Гарри начинает задаваться вопросом, почему же он так нервничал из-за сегодняшнего дня. Впереди брезент, под которым стоят ведра, полные свежих подсолнухов, ожидающих покупки. Когда они приближаются, Гарри роется в кармане брюк, вытаскивая мелочь. Он подает продавцу деньги, достаточных для покупки большого подсолнуха. Он просматривает сотни желтых цветочных головок и выбирает самую большую и яркую. Он поворачивается и протягивает его Луи, который, наблюдая за всем происходящим за спиной Гарри, внимательно изучает его пронзительным голубым взглядом. — Твои любимые, не так ли? — спрашивает Гарри, немного сомневаясь. Возможно, ему следовало сначала спросить. Может быть, Луи теперь ненавидит подсолнухи. — Д-да, — Луи заикается, выглядя ошеломленным. — Да, любимые. Спасибо. — Он располагает длинный стебель между пальцами, прижимая цветок к груди. Гарри клянется, что видит намек на румяна на его щеках. Луи откашливается и опускает голову. — Подходит к твоим ногтям. Гарри протягивает руку, шевеля пальцами и любуясь своим солнечным лаком для ногтей. — Точно, — соглашается он, улыбаясь. — Ты сам их накрасил? — спрашивает Луи, и вид у него немного застенчивый. Он пытается. И это значит для Гарри целый мир. — Да, — говорит Гарри, — мне нравится. Я меняю цвет почти каждую неделю. — он сияет, гордый собой. — Честно говоря, чувствую себя голым без них. Луи наблюдает за ним со странным выражением на лице. Это один из тех моментов, когда Гарри жалеет, что не может читать его мысли. — Что? — смущенно спрашивает Гарри. — Ничего, — бормочет Луи. Гарри знает, что прямо сейчас где-то вдалеке фотограф запечатлевает каждый интимный и уязвимый момент. Но почему-то это кажется менее откровенным, чем то, как Луи смотрит на него. Луи шагает вперед и тут же теряется в толпе. Прежде чем Гарри успевает сообразить, стоит ли ему последовать за ним, Луи возвращается с фиалкой в руках и широкой улыбкой на лице. — Ты… — начинает Гарри, хмурясь. Он подносит палец ко рту и замолкает. — Ты её украл? — Без комментариев, — ухмыляется Луи, наклоняясь и поднося цветок к уху Гарри. — Вот. Идеально. Гарри краснеет, а когда Луи поворачивается к нему спиной, он осторожно поднимает руку, чтобы нащупать цветок в волосах. Ему вдруг очень нравятся фиалки. Они продолжают идти по рынку, время от времени ловя удивленные взгляды, и даже останавливаются, чтобы сфотографироваться с продавцом, который затем угощает их шоколадными блинчиками. Они оба с удовольствием съедают их, бродя между прилавками, иногда сворачивая с главной дороги, чтобы заглянуть в книжную лавку или магазинчик с антиквариатом. Когда их снова останавливает дрожащая девочка-подросток с телефоном перед носом, Гарри улыбается и продолжает превосходно играть свою роль. Он даже рискнул нежно погладить Луи по спине. Для фотографий, конечно. — Я должен был догадаться, что у тебя это хорошо получится, — не задумываясь, выдает Луи, когда они снова остаются одни. Он произносит это так, что Гарри почти может пропустить это мимо ушей. Принять за шутку. Почти. — Что ты хочешь этим сказать? — Гарри хмурится, глядя на Луи. — Неважно, — Луи откидывает волосы с глаз резким движением головы. Гарри останавливается, и Луи делает несколько шагов, прежде чем осознает. Он оборачивается и видит каменное выражение на лице Гарри. — Нет уж, пожалуйста, просвети меня, — говорит он. Луи неловко скрещивает руки на груди. — Ты знаешь. Это. Гарри вопросительно поднимает брови. — Это, — Луи дико жестикулирует, держа руки между ними. — Всё это. Устраивание шоу. — Конечно, — Гарри моргает и уходит. Луи бросается вдогонку. — Боже, ты знаешь, что я имею в виду, — говорит он, качая головой. — Я никогда не был хорош в этом. Ты был. — Что ты… имеешь ввиду? Что я хорош во вранье? Луи закатывает глаза. — Ты ведь всё равно перевернешь все мои слова, да? — Не знаю, что еще ты мог иметь в виду, Луи, — говорит Гарри, продолжая идти быстрее, чем Луи. Они почти достигли конца рынка. — Возьми меня за руку, — внезапно говорит Луи, глаза мечутся по сторонам. — Что? — недоверчиво спрашивает Гарри. — Ты серьезно? — Там папарацци, — Луи едва заметно кивает на фотографа через дорогу, — Перестань суетиться и возьми меня за руку. Гарри сердито смотрит на Луи, но потом, понимая, что он прав, неохотно берет его за руку. Физический контакт посылает электрический удар по руке Гарри, вызывая мурашки по коже. — У тебя потная рука, — Луи недовольно морщит нос, возвращая Гарри к реальности. — Это называется увлажняющий крем. Не умрешь, если попробуешь. — Хочешь сказать, у меня сухие руки? — голос Луи поднимается на октаву. — Ты просто невообразим, — Гарри качает головой, глядя куда угодно, только не на Луи, чтобы гнев не отразился на его лице. — Ты действительно не можешь прожить и пяти секунд, не устроив сцену. — Мудак, — говорит Луи себе под нос. — Придурок, — парирует Гарри, ни разу не потеряв милое выражение перед камерами. Луи крепче сжимает пальцы Гарри. — Тебе обязательно выглядеть несчастным, держа меня за руку? — говорит Гарри себе под нос, глядя на недовольное выражение лица Луи. — Ну, если хочешь знать, — отвечает Луи, — это действительно неудобно, учитывая миллионы колец и все такое. Гарри громко вздыхает. — Ладно, Луи, — говорит он спокойным тоном. Луи игнорирует его, задумчиво глядя в сторону. — Ты больше не носишь кольцо с розой. — Я потерял его, — тихо признается Гарри. Он хорошо это помнит. Это было в Нью-Йорке во время промо Дюнкерка. Кольцо было толстым и тяжелым и начало болтаться на его безымянном пальце. Он надел его на другой палец, подумав, что так будет лучше. Он был на тусовке с несколькими актерами и съемочной группой и в какой-то момент, будучи абсолютно пьяным (и шутя о том, что он «пьянкерк»*, чем он гордится и по сей день), он понял, что кольца больше нет на его руке. В то время он вел себя так, будто ничего особенного не произошло, говорил, что оно обошлось ему в целое состояние (не то чтобы он знал цену, ведь это Луи купил его), и делал вид, что все в порядке. Но когда несколько часов спустя он вернулся в свой номер, все еще без кольца, он плакал, пока не заснул. На самом деле он чувствовал, что потерял не просто кольцо. Он потерял последний кусочек Луи. Луи бросает удивленный взгляд на Гарри. — А я-то думал, что это просто выдумка для прессы. — Нет, — обиженно отвечает Гарри. — Я действительно потерял его. — Ох, — Луи кивает сам себе. Гарри задается вопросом, сколько же статей Луи прочитал о нем, в скольких историях ему пришлось отделять истину от вымысла. Раньше они смеялись над тем, как таблоиды переворачивают правду, а теперь посмотрите, где они и что они делают. Гарри краем глаза видит папарацци, который беззвучно щелкает фотоаппаратом, пытаясь сделать фото с каждого угла. Интересно, что сейчас выражает его лицо. — Я бы не… — начинает он, чувствуя, как рука Луи слегка расслабляется. Мысль о том, что он отпустит руку кажется нереальной. — Позволь мне перефразировать, — он пристально смотрит на Луи. Они могут драться, могут ссориться, иногда они могут по-настоящему ненавидеть друг друга. Но Гарри никогда не станет осквернять то, что было между ними. Никогда, пока он жив. И кольцо с розой, которое Луи подарил Гарри на их пятую годовщину, пообещав когда-то заменить его обручальным кольцом, значило для Гарри больше, чем Луи мог себе представить. — Это кольцо важно для меня. Я носил бы его каждый день и сейчас. Луи замолкает, немного тревожный. Он возится с подсолнухом, крутя его между большим и указательным пальцами. — Я понял, — наконец говорит он, кивая головой. — Просто спрашиваю. — Ну, теперь ты знаешь. Луи смотрит на него, без следа гнева. — Теперь я знаю. Фотограф делает еще несколько снимков, прежде чем отложить камеру. По-видимому, удовлетворенный, он показывает Гарри и Луи большие пальцы и начинает упаковывать свое оборудование. — Эээ, Гарри? — начинает Луи скрипучим голосом. — Теперь ты можешь отпустить мою руку. — Что? О, черт, точно, — Гарри немедленно отдергивает руку, сжимая ее после потери теплого давления руки Луи. Его пальцы покалывает от отсутствия поддержки, и он засовывает руку в карман брюк, надеясь, что Луи не заметит. Позже, после того, как Луи и Гарри расходятся в разные стороны, Гарри лежит в постели, погруженный в тишину. Его глаза медленно привыкают к темноте. Он видит свет, просачивающийся сквозь щель в занавесках, слышит стук часов, дразнящих его и напоминающих о том, как медленно идет время. Размышляя о прошедшем дне, Гарри смотрит на маленькую фиалку, лежащую на его прикроватном столике. Лишенная воды и солнечного света, она больше напоминает печальную, увядающую пурпурную кляксу. Гарри знает, что после сегодняшнего дня все изменилось. Он никогда не будет смотреть на фиалки так, как раньше.