You’ve Got My Devotion (Hate You Sometimes)

Сара зажигает камин и болтает, пока Митч накрывает на стол. Гарри, отправленный на диван, гладит их огромного полосатого кота. — Мне кажется, или обычные кошки не бывают такого размера? — спрашивает он, любуясь тем, как кошка выгибает спину и упирается лапками в его бедра, когда он прикасается к ней. Митч ухмыляется, продолжая расставлять столовые приборы. Гарри каждый раз предлагает помочь им с готовкой, но Сара и Митч — настоящие хозяева. Их оскорбляет сама мысль о том, что им нужна помощь. Гарри прекратил попытки после того, как они прожили вместе месяц. Сара смеется, поворачиваясь к нему, чтобы ответить: — Мы слишком много её кормим. Мы ужасные родители. — А, — говорит Гарри, как будто это все объясняет. — Кто вообще может сказать «нет» этой мордашке? — Сара оборачивается, огонь в камине позади нее постепенно разгорается. Гостиная наполняется теплым сиянием, а все вокруг окрашивается в янтарный цвет. Гарри нежно гладит кошку по подбородку, и она прикрывает глаза от удовольствия, а затем издает сладкое мурлыканье, когда Гарри почесывает ее за ухом. — Я понимаю, что ты имеешь в виду, — говорит он, глубокомысленно кивая. — Она просто очаровательна. — Кто-то влюбился, — комментирует Митч своим протяжным американским акцентом, что всегда немного отрывал Гарри от его лондонской рутины. — Если Зигги пропадет, мы будем знать, кого винить, — улыбается Сара. — Уже вижу заголовки газет, — смеется Гарри. — Международная суперзвезда Гарри Стайлс — кошачий воришка! — Кстати, о заголовках… — перебивает Сара, вопросительно повышая голос. Она очень редко оценивает его посредственные каламбуры. Вместо этого она бросает на него многозначительный взгляд. — Мы просто проигнорируем то, насколько хороша была эта шутка? — спрашивает Гарри, надув губы. Пара одаривает его одинаковыми острыми взглядами, и Гарри снова вспоминает, как они подходят друг другу. — Она просто «сменила пластинку», — фыркает Митч, и Сара игриво тычет его в бок. Гарри смеется, присоединяясь к ним за столом. Митч выходит из комнаты, вероятно, чтобы принести им ужин, что очень типично для него. Даже среди своих самых близких друзей он не очень разговорчив. — Итак, — вздыхает Сара, наклоняясь через стол к Гарри. — Как дела? — Просто скажи это, Эс-Джей, — вздыхает он, усталый, но готовый говорить об этом. — Луи Томлинсон и ты. — Правильно. — Но вы, очевидно, расстались, — добавляет Сара, складывая кусочки головоломки вместе: информацию, которую она узнала, сблизившись с Гарри за эти годы, с тем, что она узнала в новостях. — Разумеется, — Гарри кивает. — А теперь… все думают… — В значительной степени, да, — Гарри заканчивает за нее. — С ума сойти, — заключает она тихо, почти с трепетом. — На самом деле, я даже не знала, что такое Ларри Стайлинсон, — тихо рассмеялась она. — А Митч до того, как мы начали работать вместе, ни разу не слышал о One Direction, — Гарри смеется, вспоминая их неловкую первую встречу. — Нам пришлось загуглить всё это, — улыбается она, закрывая лицо. — Нашли кое-что… интересное. — О Боже, — Гарри вздрагивает. — Мне следовало предупредить вас. Сара качает головой, смех утихает. Проходит несколько спокойных секунд, прежде чем она неуверенно спрашивает: — Почему ты не сказал нам? Ее голос звучит так нежно на фоне мерцающего камина, что если бы это не был такой серьезный разговор, и, возможно, если бы Гарри выпил еще немного, то его можно было бы убаюкать. Гарри на мгновение задумывается. — К тому моменту, как мы с вами встретились, я не видел его уже долгое время. Я имею в виду, если бы это всплыло, я бы не стал отрицать. Это просто было… Странно, неуместно. Сара кивает. — Я поняла, — она делает паузу. — Но когда мы с Митчем начали встречаться… — она замолкает. Гарри качает головой. — Вы были невероятно милыми, и все было не так. Я всегда был рад за вас обоих, — он может сказать, положа руку на сердце, что так было всегда. Конечно, было немного трудновато наблюдать, как два человека из группы флиртуют, начинают проводить все свое время вместе и в конце концов влюбляются. Это напоминало Гарри о тяжелых воспоминаниях, но Митч был его другом, как и Сара. Он рад, что они нашли друг друга. — Мы с Луи разные люди. У нас были разные проблемы. Она кивает. — Мне очень жаль. Что из этого ничего не вышло. Все то время, что я тебя знаю, я просто думала, что ты счастливо жил один. Теперь мне кажется, что всё было не так. Гарри закусывает губу. — Честно говоря, не знаю. Я имею в виду… когда-то я думал, что выйду за него замуж. Так что, переход от этого… — его глаза теряют фокус. — К ничему… — он снова сосредотачивается и видит, что Сара сочувственно смотрит на него. — Это может быть… странно. Как будто ты потерялся в реальности. Я не знаю. — Не могу себе представить, — нежно говорит Сара. — Ты слишком хорошо скрывал всё это, Эйч. Тебе не обязательно справляться с этим самостоятельно, ты же знаешь. Гарри ерзает под ее искренним взглядом. — Для этого и существует мой психотерапевт, — он шутит, но Сара не позволяет ему рассмеяться. — Я серьезно. Если тебе нужно поговорить, мы всегда здесь. Ты это знаешь, верно? — Да, знаю. Спасибо, Сара. Митч возвращается, и разговор переходит в другое русло. Набив рот макаронами, трое друзей оживленно болтают, обмениваются анекдотами и смеются друг над другом. Это чувствуется настолько хорошо, что Гарри задается вопросом, почему же он избегал их с тех пор, как появились новости о видео. Красное вино разливается слишком часто, кошка сворачивается калачиком на камине, а огонь почти полностью угасает. И Гарри знает, что Митч и Сара никогда не осудят его и никогда не рассердятся на него за то, что он что-то скрывает.

***

Гарри выходит из душа, когда фотографии попадают в интернет. Он размышляет дольше, чем следовало бы, над тем, готов ли он взглянуть на них. Но в конце концов, он знает, что этого не избежать. В фотографиях есть что-то «киношное», пусть даже Гарри и Луи не выглядят особо счастливыми. Солнце бьет Луи в лицо так, что его кожа буквально светится, волосы Гарри кажутся намеренно взъерошенными, а из-за уха торчит маленький цветок. Люди на заднем плане — размытые цветные пятна, а окружающие их цветы создают идеальный фон. В образах чувствуется некая спонтанность: они идут немного не в ногу друг с другом. На некоторых снимках они увлеченно болтают, а на других просто любуются рыночными прилавками. Фотограф, который был стоял ближе к концу рынка, не запечатлел Гарри, покупающего Луи цветок, но поскольку Луи не выпускает его из рук на каждой фотографии, становится нетрудно установить связь. Неловкость между ними менее очевидна, чем ожидал Гарри. Но самой интересной является серия фото на которых они держатся за руки. Гарри почти не хочет смотреть на них. По нахмуренным бровям Гарри и приподнятому изгибу губ Луи ясно, что они о чем-то спорят. Он почти слышит его высокий йоркширский акцент. Если бы не тот факт, что они крепко держатся за руки, Гарри подумал бы, что эта фотография идеально подошла бы под заголовок о заклятых врагах. — Боже, Гарри. Можно подумать, вы двое идёте на похороны, — слышится усталый голос Джейн по громкой связи. — Ты драматизируешь, — отвечает Гарри, кладя телефон на подоконник и начиная поливать комнатные растения. — Возможно, но фотографии не очень хорошие. Гарри стонет. — Ты должна радоваться, что мы не кричим друг на друга в открытую. — Это не то, что я хочу услышать, — голос Джейн падает на октаву. — Что я могу сказать? Нас теперь едва можно назвать знакомыми, — сердце Гарри сжимается от боли, но это правда. — Это выглядит неловко, потому что это и было неловко. — Тогда не делай это неловким. — И каким же образом? — Гарри перестает поливать, переводя взгляд в окно. Хэмпстед-Хит всегда прекрасен в это время года, когда извилистые дороги покрыты оранжевыми и красными листьями. — Я не знаю! Но что бы ты сейчас ни делал, это не работает. Сделайте что-нибудь веселое вместе. Что-нибудь подальше от глаз публики. Сделайте это только вдвоем, — Джейн делает паузу. — К счастью, некоторые из фанатов, с которыми вы столкнулись, опубликовали фотографии, на которых вы улыбаетесь, и написали парочку хороших вещей. Но вы не можете позволить фанатам делать всю работу вместо вас. — Я знаю. Слушай, мы это делаем в первый раз. Уверен, в следующий раз будет лучше. — Помни, зачем мы это делаем, ладно? Прости, что я так сурова с тобой. Думай об этом как о пробном запуске реальной сделки. Воссоединение One Direction будет точно таким же, но намного сложнее, потому что это будет происходить вживую каждую ночь. Нам нужно привести вас двоих к той точке, где вы сможете выступать вместе и делать это правдоподобно. — Знаю, знаю. Не беспокойся, — глаза Гарри стекленеют, они устремлены на маранту, увядающую под прямым солнечным светом. Он хмурится, в нем просыпается материнский инстинкт, он берет цветок за основание горшка и отодвигает в тень. — Я менеджер Гарри Стайлса. Беспокойство буквально входит в мои должностные обязанности. Гарри смеется, качая головой. — Эээээй, — с жалобой вытягивает он. — О, и люди уже поняли, что Коламбия-роуд находится недалеко от дома Луи. А это значит, что отныне тебе придется держаться этой части города. По крайней мере, если будешь часто выходить на улицу. Люди опровергнут всю нашу задумку сразу же, как только поймут, что вы не живете вместе. Гарри фыркает. Похоже, что со всем, что было у него на уме, он позабыл о своих детках-растениях. Листья инжира обгорели на концах, и только пальма «Леди», кажется, процветает даже под его безответственным подходом к уходу. Он думает обо всех случаях за последние недели, когда он мог бы проверить их, а не переживать из-за своего бывшего. — Черт побери, Луи, ты заставляешь меня убивать мои растения, — бормочет он себе под нос. — Что? — переспрашивает Джейн. — Ничего, — Гарри качает головой, решая, что разберется с этой проблемой позже. Он ставит лейку и сосредотачивается на Джейн. — И что мне теперь делать, переезжать к нему? — Эй, мы достигаем цели любыми путями, — Джейн смеется. — Я уже говорила с менеджером Луи, и она согласна, что быть замеченным в районе Хакни — уже хорошее начало. — Я уверен, что Луи на седьмом небе от счастья, — Гарри в изнеможении потирает переносицу. — Сам спросишь. Если у вас будет посредник, чтобы разговаривать друг с другом, мы ничего не добьемся. Гарри вздыхает. — У тебя есть хоть какие-то хорошие новости? — он смеется, однако смех лишенный теплоты. — Ну, вообще-то да. Интерес к группе резко возрос с тех пор, как видео просочилось. Так что, несмотря на то, что это была катастрофой, она оказалась полезной в профессиональном плане. — Слава Богу! — с притворным энтузиазмом отвечает Гарри. — Хоть что-то. — Эй, любая реклама — это хорошая реклама, верно? — подбадривает его Джейн, и Гарри вынужден улыбнуться. Она откашливается. — Серьезно, это работает. Если посмотреть на цифры, то взаимодействия с твоим брендом и One Direction выросло на 80% по сравнению с прошлым годом, что просто безумие. Вы с Луи повсюду в Твиттере и Instagram, а вовлеченность фанатов зашкаливает. Это хорошо, Гарри. Гарри закрывает глаза и кивает. Затем, поняв, что Джейн его не видит, он мычит в знак согласия. — Просто… попробуй взглянуть на это с другой стороны, ладно? Ты получаешь максимальный охват при минимальном объеме работы. Конечно, хотелось бы хоть немного больше усилий… — он слышит нежный уговор в ее голосе и не может не улыбнуться. — Но ведь это намного лучше, чем проводить пресс-конференцию за пресс-конференцией и часами отвечать на одни и те же вопросы, не так ли? Потрать это время на то, чтобы сосредоточиться на написании песен. На твоей дружбе с Луи. На чём угодно, лишь бы это приносило пользу. — Ты начинаешь говорить, как моя мама, Джейн, — дразнится Гарри, хотя и понимает ее точку зрения. Она почти так же хороша в уговорах, как и его психотерапевт. Однако он не собирается потакать ее самолюбию, высказывая ей это. — Приму это как комплимент. Энн — замечательная женщина. — Это точно. — А теперь иди уже, ладно? И будь добр к себе, — поддразнивает она. *** Гарри просыпается рано в необычно солнечный день, уже чувствуя непреодолимое вдохновение под кожей. Образы Луи проплывали в его снах прошлой ночью, золотые и желтые. Это первый раз за много лет, если не считать того странного случая, когда он навещает Гарри во сне. Интересно, что это значит? Если это вообще что-то значит. Вместо того чтобы активно игнорировать ситуацию, он решает принять её. Натянув брюки и толстовку, Гарри собирает свои отросшие волосы в неряшливый пучок на макушке. Если он достает резинки, значит он в деле. И сегодняшний день не исключение. С чашкой чая, который он вряд ли допьёт, и утренними лучами, играющими на его лице, Гарри сидит на террасе, в руках ручка и листок бумаги. Он готов писать. Он не часто позволяет себе роскошь сочинения песен в такой обстановке. Обычно это проходит в виде мозгового штурма вместе с Томом, Митчем или командой людей из лейбла. Он так привык писать тексты и стихи в заметках на своем телефоне, что это довольно освежающая перемена — сесть и писать что-то прямо на бумаге. Это также может быть связано с тем, что его телефон — единственный способ связаться с Луи Томлинсоном. С которым он должен связаться, кстати. Но он избегает этого. Так что рукописное написание песни кажется подходящим занятием прямо сейчас. Однако он обязательно нажимает запись на диктофоне, прежде чем положить телефон лицевой стороной вниз рядом с собой, отключив звук. Он не хочет слышать уведомления входящих сообщениях. Не сейчас. Пальцы Гарри действуют независимо от его разума, и он вырисовывает маленький подсолнух и представляет себе руку Луи, держащую его на рынке. Рядом он подписывает: что-то связанное с подсолнухами? Закусив губу, он строчит варианты использования цветка в песне. Он смотрит на то, что, как он надеется, будет припевом, бормоча себе под нос: «Sunflower, my mind…» (Подсолнух, мой разум…) — он хмурится.  — Нет, не то, — говорит он вслух, вычеркивая последнее слово. Он напевает мелодию в среднем темпе, а затем пробует снова: «Sunflower, my eyes… want you more…» (Подсолнух, мои глаза… хотят тебя больше) — он замолкает, возвращаясь к странице. Он не может выбросить из головы рынок на Коламбия-роуд, да и Луи тоже. Когда он пишет, он обнаруживает, что история буквально идёт своим ходом. Он думает о том дне на рынке и о том, как всё это удивительным образом было похоже на первое свидание. Он думает о временах, когда они с Луи впервые встретились, об этом обморочном, ошеломляющем новом чувстве влюбленности. Он думает о том, как им было шестнадцать и восемнадцать, как они делили одну кровать в родительском доме, как ложились спать позже, чем положено. О том, как юный Гарри делал всё что угодно, борясь за внимание Луи. Он пишет: «I was just tongue-tied» (Я не мог связать и двух слов), думая обо всех унизительных вещах, которые он, должно быть, сказал, пытаясь флиртовать с Луи все эти годы назад. Он так далек от тех дней детского обожания, что не думал об этом годами. Это было слишком тяжело после того, что произошло между ними позже. Но, возвращаясь к этому сейчас, он чувствует головокружение, как будто это было только вчера. Его сердце все еще переполняется любовью. Гарри смотрит на разбросанные по странице строчки и напевает вслух куплет под мотив, звучащий в его голове. Wondering, headshake

Ты удивлённо качаешь головой,

Tired eyes are the death of me

Твои усталые глаза когда-нибудь убьют меня

Mouthful of toothpaste

Рот полон зубной пасты

Before I got to know you

Перед тем, как я узнал тебя,

I’ve got your face

Твой портрет

Hung up high in the gallery

Висит у меня в галерее.

Как бы он ни старался, он не может удержать эти воспоминания в пространстве. То, что приходит потом — любовь, ненависть, боль, — все это еще там. Может быть, не настолько больно, как тогда, но они следуют за Гарри, куда бы он ни пошел. То, что выливается на страницу, — это слияние этих чувств, старых и новых, смешивающихся вместе. Your flowers just died,

Твои цветы завяли

Plant new seeds in the melody

Посади новые семена в эту мелодию

Let me inside, I wanna get to know you.

Впусти меня внутрь, я хочу узнать тебя получше.

Он постукивает ручкой по бумаге, глядя на задний двор. У него возникает желание заняться садом, сажать растения и чувствовать грязь под ногтями. Но к сожалению, его талант к садоводству не настолько велик, и если уж его комнатные растения не выдерживают, уличные растения наверняка умрут. — И теперь: куплет, куплет, куплет, переход, припев, — бормочет он себе под нос, — «I don’t want to make you feel bad, but I’ve been trying hard not to act a fool» (Я не хочу заставлять тебя грустить, но я изо всех сил пытался не вести себя, как дурак), — поет он, переходя из тональности С в G. — «Sunflower, sunflower…» (Подсолнух, подсолнух…). После целых полутора часов сочинения Гарри чувствует, что неплохо продвинулся с песней про подсолнух. Солнце теперь прочно устроилось на небе, лучи светят ярко и прямо, впитываясь в его кожу. В животе начинает урчать, а так и нетронутый чай уже давно остыл. Он хватает свой телефон, снимает блокировку, чтобы отключить диктофон, и выходит из приложения, когда его изображение на дисплее сменяется картинкой входящего вызова. Имя Луи высвечивается на весь экран, вызывая в нем вспышку паники. Повинуясь импульсу, он нажимает кнопку «отклонить». — Черт, — он ошеломленно смотрит на завершившийся звонок. Он действительно не ожидал, что Луи позвонит ему. Прежде чем он успевает прийти в себя, он быстро нажимает кнопку повторного набора и включает громкую связь. — Луи. Привет. Это Гарри, — произносит он в тот момент, как только линия соединяется. Он закрывает глаза и обхватывает лицо руками, молча проклиная формальность в своем голосе. Он говорит как продавец из телемагазина. — Э-э, да, привет. Я знаю. Я только что звонил тебе, — отвечает Луи, голос ломается под влиянием связи. Его голос по телефону такой странный — знакомый и чужой одновременно. Гарри пытается вспомнить, когда вообще они разговаривали по телефону в последний раз. Был ли это случайный звонок, когда Луи уточнял, какой сорт сыра им нужен, покупая продукты в «Теско»? Или же это был короткий разговор между приступами неловкости, которые они испытывали ближе к концу? Или же один из них сдался после нескольких месяцев расставания, будучи достаточно пьяным и грустным? Ему стыдно признаться, что однажды он так и сделал, но он был слишком пьян, чтобы вспомнить об этом на утро, так что единственным доказательством являлся журнал вызовов. До тех пор, пока у него не появился новый телефон, Гарри переслушивал старые голосовые сообщения Луи, погрязая в жалости к себе. Он сидел на диване, выключив телевизор, и проигрывал бессвязное сообщение Луи, рассказывающего ему о своем дне, или короткую заметку на голосовой почте, когда Луи был в клубе и просто хотел позвонить Гарри, чтобы сказать ему, что тот пропускает. Некоторые из них были пошлыми, и когда он натыкался на них, Гарри краснел и быстро пропускал их. Однако они были далеко не такими болезненными, как милые романтические сообщения, где Луи называл его Хазза и посылал воздушные поцелуи в микрофон. — Да, — говорит Гарри, щурясь в сторону сада, отыскивая травинку, чтобы сфокусироваться на ней. Услышав сейчас голос Луи, воспоминания проходятся по нему острым лезвием. — Я случайно сбросил. — Все в порядке, приятель. — В общем, эээ, так… ты позвонил, — Гарри запинается и краснеет. Он встает, внезапно полный нервной энергией. Он хочет ходить взад и вперед, он хочет сделать колесо. Всё, что угодно, лишь бы изгнать электричество из его вен. — Ага. — А я перезвонил. — Что? — спрашивает Луи, и Гарри практически представляет, как его глаза щурятся в замешательстве. — Ты далеко от телефона? Я плохо тебя слышу. Гарри чуть не спотыкается, пытаясь вернуться к своему креслу около телефона. Он хватает его и выключает громкую связь, поднося телефон к уху. — Нет, да, извини. Я здесь. Так лучше? — О да, гораздо. Спасибо. Итак, я просто позвонил, потому что поговорил со своим менеджером, и она не довольна фотографиями. Считает, что они выглядят постановочными. Конечно, так и есть, но это неважно. Гарри прикусывает нижнюю губу, и впервые ему хочется сгрызть лак с ногтей, сделать хоть что-нибудь, чтобы отвлечься от нервов. — В общем, было бы неплохо немного подготовиться к следующей фотосессии. Может заскочишь, если свободен? — Ч-что, в смысле… сейчас? — глаза Гарри расширяются, и он чувствует себя так же, как перед их первым свиданием. Он снова чувствует себя шестнадцатилетним. Луи нервно смеется. — Ээ, нет… Я имел в виду ближайшие пару дней. — А, да. Конечно, — он медленно закрывает глаза, потом снова открывает. — То есть, да…? — подсказывает Луи. — Да! Я свободен. Я могу приехать. — Супер. Отлично. Я напишу тебе подробности. — Конлично, — говорит Гарри, путаясь в словах. Он замирает, слыша молчание Луи на другом конце провода. — Я, эээ, я хотел сказать «конечно» и «отлично» одновременно. Луи одаривает его коротким смешком. — Ладно. Удачи, Гарри. — Удачи… — Гарри медлит с ответом, и Луи уже вешает трубку. Он смотрит на окончившийся звонок, и его охватывает смущение. Блокнот стоит рядом с ним в ожидании, слова, которые он написал всего час назад, насмехаются над ним со странички: «I was just still tongue-tied» (Я не мог связать и двух слов). Глупо было думать, что все эти неловкости остались в прошлом. Время не сделало из него настоящего мужчину. Не тогда, когда Луи Томлинсон может так легко обрушить все это в считанные секунды. Он вырос, ему уже двадцать пять лет, но он не может нормально поговорить по телефону со своим бывшим. В глубине души он знает, что они гораздо больше, чем просто парочка бывших любовников, и что понятие «настоящего мужчины» приобретает здесь другой смысл. Луи превратил Гарри в запутанного, неуклюжего, нетерпеливого мальчишку. Время этого не изменит. Он берет листок в руки и дополняет текст, выводя внизу еще одну строчку: «I'm still tongue-tied…» (Я всё ещё не могу подобрать слов…).