«– это ты на фотке?»

Уиллбур не выходит с кухни долго, слишком долго. Дрима даже посещает наивная мысль, что тот решил там же повеситься. Ага, прямо на обгрызенной молью шторине. Чем насекомых так привлёк этот кусок ткани — оставалось загадкой, но, видать, посреди трапезы им помешали, а потому те в страхе разбежались по углам, спасаясь от хозяев, что так неожиданно решили вернуться в дом. Впрочем, длины штор не хватило бы, чтобы осуществить задуманное, а потому, что было более вероятно, парень бы воспользовался ножом, выстрел бы они давно услышали, воспользуйся тот пистолетом. Но, к сожалению, кровавые сцены, похожие на сцены из слабеньких фильмов ужасов, так и остаются в голове, а Уиллбур выходит в комнату, еще сильнее спрятав лицо под маской, оставив лишь глаза. Боишься испортить имидж, или не хочешь сообщать, кто тебя избил до столь плачевного состояния? Походка парня неровная, он чуть пошатывается, а глаза мутны, словно тот выпил, по крайней мере, несколько бутылок чего-то сорокаградусного. Это состояние замечает и Томми, пытается что-то спросить, но от него лишь отмахиваются, как от надоедливой мухи, плюхаясь на ковер. Даже, скорее падая, хватаясь за разболевшуюся голову и щурясь, с ненавистью глядя на Дрима, будто тот виноват в его состоянии! А, ой, точно… Дрим широко и дружелюбно улыбается, поудобнее усаживаясь на диване и подпирая голову ладонью, словно та была готова вот-вот упасть. Наблюдать за ненавистью Уильяма было до ужаса весело. Он был похож на беспомощного, побитого жизнью беспризорного ребенка, который, сбежав из детского дома, теперь вынужден был жить в подвале, питаясь всем, что ему удавалось найти или, на крайний случай, спереть из магазинов. От него прямо-таки веяло какой-то слабостью, которая со временем превращалась в ненависть ко всему миру, что был так несправедлив с ним. «Почему я? За что?!». И Дриму нравилось вновь втаптывать его в грязь, когда он ощущал себя уже кем-то великим и независимым. Нравилось тыкать носом, словно нагадившую псину, в его никчёмность, бесполезность. Показывать, что парень заблуждается, если считает, что он достоин чего-то особенного в этом мире, каких-нибудь привилегий. Нет, увы и ах, он — всего лишь обычный мусор. Расходный материал. Таких героев вокруг — пруд пруди, и Дрим мог бы выбрать любого, но не повезло именно Уиллбуру, который, будучи трусом, старался доказать всему городу обратное, строя из себя великого революционера. Стараясь скрыть тот факт, что на деле является лишь пешкой. Что каждый его шаг, каждое действие просчитано. Дриму, откровенно говоря, было фиолетово на все то, что Уилл сделал или не сделал на фестивале. Все это, если так подумать, вообще того не стоило, и надо было отказаться от этой затеи еще после того, как парень ошибся номером, написав достаточно милому парнишке, с которым впоследствии смог сдружиться. И который сейчас сидел рядом, с плохо скрываемым интересом глядя то на Дрима, то на шепчущего проклятья Уиллбура. Надо было забить, погрузившись с головой в переписку, а не шляться в гости к каким-то сомнительным персонам, дабы поразвлечься, побаловать свое эго. Но парень сглупил, не сразу поняв, что собеседник значил для него чуть больше, чем все остальные люди. Чуть больше, а ведь люди, если так подумать, никогда не значили для парня ничего. А Дрим повел себя, как полнейший кретин, не поняв, что что-то тут было нечисто, что привязанность к людям для него — та еще редкость. Но было уже поздно… Возвращаясь к теме с Уиллбуром, то тот факт, что этот недореволюционер не выполнил часть задания, совершенно не трогал парня. Фестиваль с самого начала пошел по направлению, которое в порядочном обществе неприлично показывать. Почему же? Да все просто! Как оказалось, Дрим сам не осознавал, насколько зависимым стал от переписки. Это напоминало сильный наркотик, что-то вроде героина или, к примеру, метадона, за дозу которых в подворотнях убивали десятки людей каждый день. Вот и у парня началась самая настоящая ломка, словно у последнего нарика. Так как в таком состоянии он мог наслаждаться зрелищем, что предстало перед его глазами на фестивале? Тем более, когда жертвой этого «праздника смерти» мог стать сам Джордж? Но теперь… Теперь ключ, что был не очень-то торжественно передан Уиллу на кухне был якорем, что упорно тянул того на дно, не давая и шанса глотнуть свежего воздуха, заставляя захлебываться в собственной слабости и отчаянии. Этот ключ был шансом надавить, напугать. Унизить, в конце-концов, заигравшегося в Бога парня. Игра окончена. — Сделаешь чаю? — Дрим неожиданно заваливается на бок, в ту сторону, где сидит Джордж, не успевший отреагировать на приближающуюся опасность, а потому вынужденный теперь пытаться плечом оттолкнуть чужую голову. Получалось у него плохо, а потому пришлось встать, роняя Дрима чуть ли не на пол. Тот чудом успел вовремя среагировать, скатываясь на диван. — Эй! — Прекрати, — парень, отводя взгляд в сторону, трет переносицу. Ему-то одного ребенка в лице Томми не хватало, еще и этот решил подурачиться. — Пошли. Поможешь мне. Дрим удивленно вскидывает брови, но хватается за протянутую руку, с интересом в глазах наблюдая за Джорджем, что неуверенно топчется на месте, словно бы пытаясь решиться на что-то. Но вот только на что? Уходя из комнаты вслед за парнем, Дрим чувствует, как Уиллбур сверлит тяжелым взглядом его спину. Ну и хрен с ним.

***

Джордж ощущает себя загнанным в угол, оказавшись на кухне вместе с парнем. И это странно. Странно хотя бы потому, что это именно он позвал Дрима, что это он запер дверь, отрезая самого себя от столь желанной свободы. А тому хоть бы хны! Спокойно усаживается за стол, чуть склонив голову, и с любопытством сверлит Джорджа взглядом. Веселым, заинтересованным, но нет-нет, и промелькнёт настороженность в глазах, которую тот так старательно пытается скрыть. «Сколько же эмоций ты скрываешь каждый раз, Дрим? Сколько твоих настоящих чувств мне никогда не доведется увидеть?». Они молчат несколько минут. Несколько мучительных минут, во время которых Джордж пытается собраться с мыслями, хотя бы немного прийти в себя. Он не хотел задавать вопросов. Не хотел! Не хотел думать о том, какие ответы он получит на них, но есть ли теперь выбор? Был ли у него выбор когда-либо? Парень загнан в тупик, не зная, что делать и как поступать дальше. Что ему нужно делать, и нужно ли от него что-либо вообще. Дрим ведь не отпустит его, если тот вдруг захочет уйти? Удержит рядом? «А ты захочешь?» Вот тут-то и оно. Парень прекрасно осознавал, что сам не уйдет. Это было сродни стокгольмскому синдрому, но Дрим не был насильником или похитителем, он просто был. Он был тем, кем являлся, и это привязывало Джорджа в разы сильнее, чем должно было бы, подчиняя волю. И это было страшно, жутко, ненормально. Было бы, будь Джордж нормальным человеком. Но он не был, а потому словно бы желал, чтобы эта связь не обрывалась, продолжала расти и крепнуть, превращаясь из тонкой ниточки в крепкий канат. А надо было ее обрезать… Раньше. Теперь уже делать что-либо было бесполезно. Дрим молча наблюдает за метаниями Джорджа по кухне, не вмешиваясь. Дает время на эту молчаливую истерику, постоянно ловя на себе странный взгляд. И он ему ой как не нравится. Что этот придурок решил сделать? Монстр внутри испуганно замирает, и походит сейчас на испуганного щенка, а не на существо, готовое рвать на части людей лишь за то, что они подошли слишком близко к человеку, которого он уже обозначил «своим». — Это ненормально, Дрим, — наконец начинает Джордж, со вздохом садясь на стул напротив. Его пальцы подрагивают, как и плечи, которые он инстинктивно сжимает, словно бы боясь чего-то. Или… Или кого-то?.. — Ты повторяешься, — Джордж цокает языком, уже открывая рот, дабы продолжить, но его перебивают. — Ты хочешь, чтобы я ушел? Так и скажи. — Я не хочу этого, — мотает головой Джордж. — Но я не могу спокойно терпеть тот факт, что по моему дому разгуливает человек, который… Чтоб его! Дрим, просто ответь, что происходит? О чем ты говорил с Уиллбуром, зачем вообще пришел? Я не могу, Дрим, просто так взять и забить на все то, что сейчас происходит вокруг. Так как это — нихера не нормально! Я хочу тебя оправдать, честно! Хочу! Но ты… Ты же мне даже возможности не предоставляешь… — Джордж… — Дослушай! Знаю, я говорил уже это. Тогда, на фестивале, но ты думаешь, я хочу тебя выгнать? Да нихрена подобного! Я ждал встречи с тобой, очень ждал. Я тут с ума чуть не сошел вчера, когда ты написал о том, что придешь. Но я же тоже человек, чтоб его! Да будь на моем месте кто другой — он бы тебя на порог не пустил, знай, что ты замешан во всем том дерьме, что произошло на фестивале! Да, может и косвенно, но ты же не будешь отрицать этого, да? — Дрим коротко мотает головой, не вмешиваясь в монолог парня, позволяя ему высказаться. — Ну вот! И, если ты не знал, причастность к подобному — не делает тебя желанным гостем где-либо. А я ждал! Но… Уиллбур… Он напуган. Он вернулся в комнату напуганным до ужаса. И не делай вид, что ты тут не причём… — Послушай, — но Джордж вновь его перебивает. — Я не знаю, насколько ты опасен, или что-то вроде того, но и я не совсем идиот. Я не могу просто игнорировать все это, пойми меня. Просто скажи мне правду, ладно? Насколько ты опасен? — парень замолкает на секунду, чуть тише добавляя. — И могу ли я вообще тебе доверять… — И что ты будешь с этим делать? — голос Дрима хриплый и какой-то насмешливый, от чего Джорджу становится не по себе. Сейчас он ощущает себя родственником жертвы из какого-нибудь старого фильма, что сидит перед убийцей, слезливо умоляя поведать, в чем же провинилась его несчастная тетушка. Но между ними нет десятисантиметрового стекла, они сидят лицом к лицу, а руки Дрима не скованы стальными наручниками. И это, если так подумать, страшно. До ужаса страшно, если знать, кто сидит перед ним. Так почему же Джордж не боится? Почему продолжает лететь на свет, как блядский мотылек? Свет, хах? Если так подумать, Дрим не был «светом». Он был всепоглощающей тьмой, сжирающей все на своем пути, а потому Джордж, тянувшись к этой тьме, был еще большим глупцом, чем мотылек, который умирал от жара лампы. Но… — Это поедает тебя изнутри, но прошу и меня понять. Я не могу рассказать тебе все, хотя бы потому, что сам не понимаю значения этого самого «все». Могу рассказать часть, но устроит ли она тебя? — Устроит, — кивает Джордж, и Дрим усмехается, раскачиваясь на стуле. Он молчит несколько секунд, собираясь с мыслями, прежде чем медленно, аккуратно подбирая слова, словно боясь ляпнуть лишнего, заговорить. — Начнем, пожалуй, сначала. С самого, думаю, важного. Я не убиваю людей, Джордж. Да, я был связан с сомнительной компанией, но даже тогда, на фестивале, я не совершил ни единого выстрела. Что привело меня к тем людям? Хм, скука и любопытство, полагаю, — Дрим как-то странно, дерганно усмехается, быстрым взглядом оглядывая парня, сидящего перед собой, будто бы за те несколько секунд, которые он не изучал Джорджа, тот успел бы кардинально поменяться. Впрочем, была одна вещь, которая действительно изменилась: на смену отчаянью в глазах пришел интерес, что огоньком зажегся в глазах парня. — Я бы не ввязался во все то дерьмо, окажись я сейчас в прошлом, и говорю я это не для того, чтобы успокоить тебя, или типа того. Нет. Просто хочу, чтоб ты знал. — Почему? — Наверное, из-за тебя, — пожимает плечами Дрим, ставя руки на стол и подпирая голову. — Ну, мне так кажется. Окажись я в прошлом, наверное, я бы не пошел писать истинному получателю, а продолжил бы диалог с тобой. Глупо звучит, да? Джордж хмыкает, хотя в ситуации нет ничего смешного. Но сдержать улыбку почему-то не получается. — А ты бы, Джордж? Ты бы заблокировал меня? — Дрим на секунду замирает, с детским трепетом ожидая ответа. Ответа, который, возможно, заставит его внутреннее «я» выть от злости и отчаянья, но не может с собой ничего поделать. Не может удержать этот вопрос в себе, желая услышать ответ. — Я? Ну, я… — парень замирает, задумавшись и нахмурив брови. Он задавал себе вопрос о том, почему он не заблокировал Дрима еще в первый день знакомства, десятки раз, но никогда не спрашивал себя «а заблокировал бы я его, зная все, что произойдет дальше?». И вроде бы ответ должен был быть очевидным, так почему Джордж не знал, что ответить? И дело было не в нежелании обидеть человека перед собой. Просто он действительно не знал ответа на столь, казалось бы, легкий вопрос. Парень смотрел на человека перед собой и понятия не имел, что на самом деле испытывает к нему, помимо дикой привязанности. Он боится его? Так почему тогда позволял себе преспокойно спать буквально на источнике опасности, не боясь, что тот придушит его во сне? Это было бы слишком опрометчиво для человека, который ощущал страх. Когда тебе страшно, если так подумать, ты хрен заснешь. Знай Джордж, что произойдет в будущем, знай он, что найдет себе такого друга как Дрим (да, странного, скрывающего в себе десятки тайн, но все же друга), он бы смог отказаться от этого человека, будь у него такая возможность? Смог бы он так легко покончить с той привязанностью, что сковывала его, но вместе с тем позволяла ощутить что-то, чего парень раньше никогда не чувствовал? — Я не знаю, Дрим. Я не знаю… Я не уверен, что вообще происходит, так как я могу решить, готов ли я отказаться от всего, о чем понятия не имею? Дрим улыбается, чуть склонив голову. Улыбается, хотя стоило бы смеяться. Он ожидал услышать «да». Морально готовил себя к подобному ответу, сжав зубы. Но сомнение?! Джордж, мать твою, сомневался! Сомневался, стоит ли выкинуть человека, подобного ему, из своей жизни, забыть, словно страшный сон. Мать твою! Парень с удивлением и даже каким-то испугом смотрит на Дрима, который так неожиданно загорелся от такого, на первый взгляд, простого и даже неприятного, если так посудить, ответа. — И вообще, не переводи тему! О чем вы общались тут с Уиллбуром? Вы же… Вы же не собираетесь продолжать все то, что произошло на фестивале, да? — Дрим замирает, задумавшись. Технически, его задача состояла не в том, чтобы убедить Уилла использовать туз, запрятанный в рукав, а скорее дабы унизить его, показав его слабость и никчёмность, так что, если так подумать, изначальному плану вряд ли суждено сбыться. Уиллбур слишком слаб, дабы выполнить задуманное. Слишком слаб… — Ты что, ревнуешь что ли? — Джордж давится воздухом, возмущенно сверкая глазами, на что Дрим лишь смеется. — Прости-прости! Просто… Мы просто обсуждали, ну знаешь, все произошедшее, полагаю? Он сбежал от парня, что устроил всю эту заварушку, а потому сейчас буквально находится в розыске как полиции, так и бывших союзников. Я же, полагаю, больше не нужен их организации, да и не нужен был изначально, потому за мной подобной слежки нет. Я просто сообщил Уиллу об этом, заодно припомнив несколько старых прегрешений и предательств. — То есть, вы теперь не при делах? — Джордж склоняет голову, смотря на парня, с губ которого так и не исчезла улыбка. Чему он постоянно лыбится, чтоб его? Атмосфера-то, откровенно говоря, напряженная. Или она кажется таковой лишь Джорджу? — Технически, нет. Впрочем, я не спешу уходить из, кхм, организации. Я им не нужен, и вызывать они меня уж точно не будут, вряд ли Блейд захочет опять видеть мою рожу. Но, если я уйду, это может закончиться попыткой меня убить, понимаешь? А умирать я не особо хочу, — Дрим встает со стула, начиная разминать затекшие конечности. — Будешь меня за это судить? Валяй! Но, не присоединись я к ним, я бы не познакомился с тобой. Так что, пожалуй, я не жалею о своем решении. А ты? — Этот вопрос что-то на уровне первого, — Джордж, сидя на стуле, ощущает, как Дрим останавливается позади него. Почти что чувствует чужое тело позади, но не спешит разворачиваться, смотря в одну точку перед собой. — Жалею ли я, что ты начал со мной общаться? Хочу ли, чтобы ты ушел? — О нет, он немного другой, — смеется Дрим, неожиданно наклоняясь, и поудобнее устраивает свой подбородок на макушке брюнета, на что тот дергается, замирая. Что нужно делать в таких ситуациях? Как себя вести? Особо контактным Джордж не был, а тут, за прошедшие два дня, кое-кто так и норовит его потрогать, заставляя впадать в ступор на несколько секунд. Вот же..! — Согласился бы ты выгнать меня сейчас, отказавшись от нашего общения, а? Я бы нет. — И чем же этот вопрос отличается от предыдущего? — Джордж закатывает глаза, чувствуя, как чужие руки устраиваются у него на плечах, скрепляясь в замочек в районе груди, а после ощущает тяжесть чужого тела, хозяин которого, по-видимому, решил использовать Джорджа в качестве держалки для своей тушки. Не самой легкой, между прочим! — Хей! Прекрати! — Мм? Почему? — голос Дрима настолько насмешливо-сладок, что аж рычать хочется. — Мы почти что обнимаемся, если так подумать, а это мило. Да и твои волосы приятно пахнут, так с чего бы мне прекращать? Вполне себе комфортные условия. — Ты животное что ль, чтобы комфортные условия для проживания себе искать? — Джордж не знает, что вообще требуется делать в подобных ситуациях, как себя вести, а потому лишь чуть наклоняет голову, глядя на чужие руки в перчатках. — Почему ты такой… тактильный? — Хах? Я не тактильный! — Джордж насмешливо вскидывает бровь. И плевать, что Дрим этого не видит, брюнет на сто процентов уверен, что тот и без этого почувствовал недоверие к своим словам. — Ну, по крайней мере не был. Раньше. Но, похоже, ты — исключение из правил. Ты вообще не подходишь под какие-то мои правила, Джордж. И это пугает, что бы ты знал, мелкий засранец! — А я-то причем, если ты наставил себе каких-то правил, а потом тебе приходится их менять? Дрим хмыкает, но ничего не отвечает, перекатываясь с пятки на носок. Существо внутри начинает мурлыкать, сообщая о том, что довольно всем происходящим. Кто бы, блять, сомневался-то! Парень прав, пожалуй. Но… Дрим никогда не изменял правилам, что он ставил для своего существа. Никогда и ни для кого. Разве что для одного придурка, что не дает нормально обдумать ситуацию. — И вообще, слезай. Надо чай заварить. Ничто не может длиться вечно, хах?