В комнате темно и тихо. Джордж не помнит, кто и когда выключал свет. Откровенно говоря, он даже не помнит, как он лег спать. Старается поудобнее закутаться в одеяло, но встречается со странного рода сопротивлением, которого ой как не ожидал. В смысле, он воспринимал истории о пробуждении с непонятно кем как что-то, что является нормальным для подростков. Эдакая ловушка юности, на которую взрослые люди, на подобии его, не попадутся. У Джорджа как-то из головы даже вылетело, что судьба — та еще сука, любящая ставить перед ним попросту невероятные условия и задачи. Начиная от приступа панической атаки на лавочке, и заканчивая вот этим вот. Пробуждением с кем-то после пьянки. Радовало в этой ситуации лишь то, что Джордж находился в одежде, что немного, но успокаивало. Да и, скосив глаза на руку, что крепко держала его поперек груди, он тоже заметил рукав кофты. Рукав кофты и блядские перчатки!
Джордж как-то облегченно выдохнул. Ну конечно это Дрим, кто бы это еще мог быть? Картина вчерашнего вечера начинала постепенно вырисовываться в голове. Воспоминания возвращались мучительно медленно, принося с собой пульсирующую боль в висках и тошноту. Парень тихо смеется. Наверное, лет в восемнадцать он даже подумать не мог, что почувствует такое облегчение, поняв, что проснулся не с голой девицей, а с одетым мужиком. Хочется встать, размять затекшие конечности, но будить Дрима нет никакого желания, а потому приходится вновь закрывать глаза, вслушиваясь в чужое размеренное дыхание, которое обжигает его шею. От чужого тела исходит приятное тепло, и Джордж на сто процентов уверен, что, не будь рядом Дрима, этой ночью он бы подох от холода.
Следующее пробуждение происходит, кажется, часа через три-четыре, если довериться внутренним часам. В комнате светлеет, но степень освещения проснувшегося парня волнует меньше всего, когда он открывает глаза. Первым делом он дергается назад, не ожидав подобной обстановки, и достаточно сильно ударяется спиной о стену, морщась от боли. Дрим лежит лицом к нему, с какой-то насмешливой улыбкой, присущей только ему, и, по-лисьи сузив глаза, следит за реакцией парня.
— Доброе утро, — чуть слышным шепотом. Джордж не расслышал бы это, не лежи он буквально в нескольких сантиметрах от парня. Голос хрипловат после сна и как-то… глух что ли?
— И тебе того же, — Джордж нервно хмыкает, обводя глазами комнату. Вернее, тот фрагмент комнаты, который мог. Видите ли, простой осмотр помещения может стать ой каким затруднительным действом, если перед твоим лицом лежит другой человек, упорно сверлящий тебя взглядом. Дрим горячий, словно печка, а нога, которая случайно вылезла из-под одеяла, покрывается тонкой корочкой льда, потому парень принимает решение продлить свое «валяние» в кровати. Пусть ради этого и придется лежать с мужиком чуть ли не в обнимку. Не такая уж и страшная плата. — Который час?
— Часов восемь, вроде, — Дрим как-то странно дергает головой, но до Джорджа быстро доходит, что это движение должно было истолковываться, как пожатие плечами. Просто, не вставая с кровати, сделать это было бы трудно. — Еще спать бы и спать, хах?
— Да… — Джордж не уверен, что сказать, да и нужно ли говорить хоть что-то, а потому лишь поджимает губы, стараясь отвести взгляд в сторону. Это, к слову, трудновато сделать, ибо весь обзор все так же занимала одна-единственная персона, что продолжала все так же сверлить того взглядом, заставляя чувствовать себя… Неуютно. Столь пристальное внимание было необычным явлением даже для Дрима, который никогда не смотрел на него
так. Так, как-то недоверчиво-пристально, словно бы изучая парня перед собой. И это не могло не напрягать, заставляя неловко сжаться. Джордж вдруг ощущает какую-то опасную ауру, исходящую от парня. В смысле, он ощущал ее всегда, просто не придавал ей особого значения, зная, что Дрим не собирается вредить ему, а тут…
Что же, давайте признаем: когда вас вдруг начинает
изучать потенциальный преступник — становится не по себе. Парень молчит (да что там, старается не дышать лишний раз!), пока ощущает, как Дрим в очередной раз осматривает его. Слишком медленно, слишком внимательно. И это неправильно, это пугающе.
«Это Дрим. Разве он может навредить тебе?»
Мысль в голове заставляет поджать губы. А хер его, в общем-то, знает. В смысле, да, Дрим, каким парень его знал, никогда бы не навредил ему. Да и, откровенно говоря, в этом не было бы никакой выгоды ему. Нет смысла так долго втираться в доверие человеку, с которого нельзя ничего поиметь в конечном результате. Но сейчас почему-то становилось страшно. Почему-то именно сейчас в голове билась мысль, мучительно отдаваясь в виски, что Дрим, вообще-то, не самый лучший человек. Что Дрим, тот самый парень, что со смехом ерошил его волосы, писал глупые сообщения, да и в общем старался помогать всем, чем только мог — террорист. Да, он не закладывал бомбы, не стрелял по мирным гражданам ради «высшей» цели, но факт оставался фактом. Он оставался каким-то звеном в организации, из которой так и не вышел, в чем достаточно честно признался ему тогда, в доме. Так почему Джордж, испытывая столь сильный страх из-за происходящего, о чем свидетельствовала вчерашняя вспышка паники, позволял подобной личности находиться поблизости?
«Как думаешь, а он позволил бы тебе сбежать?»
Хороший вопрос, и Джордж неожиданно смеется, хотя стоило бы, пожалуй, плакать. Дрим вопросительно выгибает бровь, как ебучий главный герой какого-нибудь боевика, и от этого смех лишь усиливается, становится более жестким, хриплым. Джордж буквально задыхается, пока слезы катятся по щекам, но плакать не хотелось. Это всего лишь побочный эффект от смеха. Смеха, перерастающего в истерику. И вот тут-то начинаются настоящие слезы. Он уже думал о том, что находится на крючке. Знал это. Так почему осознание дошло до его мозгов лишь сейчас, лишь через определенный промежуток времени?
Истерика не заканчивается даже после того, как его тянут на себя, крепко прижимая к себе. Джордж вымотан, у него нет сил. Он чертовски устал от всего этого дерьма. От всего того, что происходит вокруг, хочется выть побитой псиной, но сил на это нет. Да и возможности нет. Он сильный, он справится. Он шепчет это себе каждое блядское утро, с трудом вставая с постели. Понимая, что, возможно, кто-то из вчерашних друзей сегодня его застрелит. За что? Он просто однажды согласился помочь Томми, он просто однажды ответил на сообщение незнакомого контакта. Два простых действия. Нормальных, их совершают тысячи людей каждый блядский день. Так почему же его жизнь после этого превратилась в борьбу за выживание, почему он был вынужден покинуть свой дом? Почему сейчас он трясся перед человеком, что мог легко убить его, если бы пожелал, но вместо этого сейчас прижимал к себе, гладя по спине. Дрим что-то говорит, но Джордж не может расслышать слов. Он ощущает чужой запах, но не может сфокусироваться на нем, дабы хотя бы немного успокоиться. От Дрима приятно пахнет, но сейчас у парня такое ощущение, словно бы чужой запах обхватывает его в кольцо, вытесняя все остальные запахи. И ощущения.
— Посмотри на меня.
Джордж не знает, говорит ли это Дрим на самом деле, или ему это чудится. Чудится в его злоебучем сердце, что выбивает эти три слова азбукой Морзе. И этот стук оглушительными разрядами бьет по голове, отдавая в виски. Или же это его собственная кровь постепенно приливает в мозг? Выполнить столь простую просьбу оказывается до ужаса, до побелевших костяшек рук, сжатых в кулаки, сложно. Сложно, но выполнимо. Джордж ощущает, как чужие пальцы на его спине крепко сжимаются где-то в районе лопаток, и лишь слой одежды не позволяет им поранить чужую кожу. Дрим все так же смотрит на него. На него, покрасневшего после истерики, крупно дрожащего. Смотрит и думает, что же с ним вообще не так, раз он довел Джорджа до такого состояния. Как он, блять, вообще посмел его обидеть? Как он позволил парню докатиться до истерик, приступов панической атаки? Разве не он, Дрим, обещал себе, что не позволит обидеть этого веселого паренька? И что в итоге?
— Прости. Прости. Прости, — Джорджа почти силой заставляют уткнуться носом в чужую шею, шокировано раскрыв глаза, на секунду забывая о своем собственном состоянии. Дрим шепчет извинения, прижимая к себе крепче, сильнее. Словно бы прося не уходить, не сбегать. Одно и то же слово нескончаемым потоком льется из его уст, завораживая и даже как-то гипнотизируя. Джордж не знает даже, за что извиняется парень, но прощает его. Он не винит его, в общем-то, ни в чем. Но, если Дрима успокоит это, то он его прощает. Джордж даже как-то забывает о том, что тот не умеет читать его мысли, чтобы услышать его прощение, но… Нужны ли им слова? Вряд ли. И Джордж лишь хватается за чужую одежду,
сам прижимаясь крепче. Дрим перестает шептать это блядское слово. Он его
понял.
Сколько они лежат так, в обнимку, стараясь прийти в себя? Наверное, долго. Очень долго. Чужое дыхание успокаивает, помогает прийти в себя. И становится не так мерзко на душе, не так противно. Становится легче. И ради этого «легче» Джордж готов был лежать так еще целую вечность, лишь бы помогало, лишь бы было тепло и уютно. Лишь бы снова ощутить себя в безопасности.
Дрим не навредит ему.
Точка.
Он уже попросту устал сомневаться. Нет сил. Нет нервов. Давление скачет, как бешенное, каждый день, а Джордж все еще пытается мыслить «здраво». Получается ли у него? Кажись, нет. Вернее, мыслить-то получается, а вот справляться с последствиями от своих мыслей — нет. Парень устал каждый день находиться в неведенье. Не знать, сделал ли он правильный выбор на этом распутье дорожек. И есть ли у него выбор вообще. Может, его все так же ведет за собой Дрим, словно послушную собачку на поводке. Но…
Дрим не навредит ему.
Почему же тогда парню не послушаться, идя по этой тропинке? Почему не позволить себя привести туда, куда Дриму хочется? Может, тот путь и будет загадочной дорогой в счастье? А если и нет, то какая нахер разница? Сил на сопротивление все равно нет. Нет сил ни на что. Хочется вновь набухаться, как вчера вечером, лишь бы в голову перестали лезть глупые мысли, пожирая изнутри, заставляя думать, сомневаться. Лишь бы не ощущать эту страшную безнадегу, что иногда, словно волна, накатывала на него, смывая в открытое море. Наверное, иногда приятно быть тупым, хах. Или мертвым. Тоже, пожалуй, вариант.
Дыхание Дрима сбито, он вдыхает воздух через раз, словно бы не может вспомнить, как это — дышать. Ночью его дыхание было другим. Спокойным и убаюкивающим, не таким, как сейчас. Человеческим, быть может даже
нормальным. Спящий Дрим точно не воспринимался, как кто-то опасный. От него не веяло опасностью и силой, и ночью Джордж ощущал лишь уют. И тепло. С Дримом вообще всегда было тепло. Даже тогда, когда он слал ему глупые сообщения в дурацком мессенджере, сидя от него за десятки, если не сотни километров. Парень дышит ему в макушку, обжигая, и Джордж пытается понять, почему он ощущает себя настолько в безопасности. Почему позволяет себе придвинуться ближе, хотя, казалось бы, ближе некуда.
Они оба устали. Даже не так. Заебались, откровенно говоря. И, пожалуй, только сейчас, лежа в разгромленном доме в обнимку, они могут расслабиться. Успокоиться, выпасть из мира, дабы, встав с кровати, вновь оказаться по уши в дерьме, которое придется разгребать. Не сейчас. Когда-нибудь потом, при других обстоятельствах. Сейчас им тепло и спокойно, и фиг там что-то или кто-то посмеет нарушить эту хрупкую тишину, эту херову идиллию, от которой веяло непостоянством. Впрочем, как и от их с Дримом жизней.
***
— Пора вставать, — Джордж морщится от слов, что так бесцеремонно разрушают это спокойствие, воцарившееся в комнате, открывая глаза. Он все так же лежит рядом, правда держат его не так крепко, словно давая возможность сбежать, если захочется.
Не хочется.
Да и вставать не хочется. Джордж даже не уверен, дремал ли все то время, пока лежал, прижавшись к горячему телу, или думал о чем-то, не замечая, как летят минуты. Или даже часы. Сколько времени?
— Прости за… Ну, за то дерьмо, короче.
Джордж плох в извинениях, но Дрим лишь молча кивает. Он не судит, не обвиняет. Он понимает его состояние, и от этого становится легче. Наверное, не будь Дрим
таким, у него бы тоже рано или поздно сдали нервы. Или, сдали-таки? Тогда, когда он шептал ему в макушку извинения, прижимая крепче, словно плюшевого мишку? Им двоим определенно нужно к неврологу. И психологу. Или, быть может, к психиатру. Да, определенно к нему.
— Ты как? — несмотря на свои слова о подъеме, Дрим, кажется, даже не собирается вставать, лишь приподнимается, разминая плечи. Джордж неуверенно мотает головой, не до конца понимая, как ответить. Не до конца понимая, о чем парень вообще спрашивает. О том, как он себя чувствует после вчерашней попойки, или… Или о другом.
— Нормально, — Джордж таки стаскивает с себя одеяло, садясь и взлохмачивая волосы, что лезут в глаза. Во рту такой привкус, словно там несколько кошек сдохло, но почистить зубы нет никакой возможности, а потому приходится лишь мысленно жалеть о той злополучной бутылке воды, оставленной на лавочке в парке. Она бы сейчас помогла. — Черт, старею.
— О чем ты? — Дрим наблюдает за спиной парня, так и не делая попыток подняться. Хотя сам же и разбудил!
— Ну, знаешь, — парень разводит руками, вставая с кровати и потягиваясь. — Обычно старость определяется способностью просыпаться после пьянок. В смысле, в подростковом возрасте, вроде, не страдают похмельем.
— Ты не выглядишь как человек, который залпом коньяк хлестал, будучи подростком, — смеется Дрим, протягивая руку, дабы Джордж помог ему встать. — Я тебе уже писал об этом, кажется. Ты эдакий «пай-мальчик». Знаешь, вот будь я родителем, то без проблем отправил бы с тобой своего ребенка. Ты же бы не завел его куда не надо, да?
Дрим улыбается. Насмешливо и как-то… По-дримовски, чуть склонив голову вбок, наблюдая за реакцией. За мерзким румянцем, что предательски расползается по лицу, и Джордж отворачивается, дабы избежать этого издевательского внимания.
— Хочешь сказать, я не прав? Ты хоть крепкий алкоголь до вчерашнего вечера вообще когда-нибудь пил?
— Нет.
— Ожидаемо.
Джордж скрипит зубами, раздраженно шипит и выходит из комнаты. Ему нужно умыться. Подумать. Побыть одному. И ванная комната — потрясающее место.
***
— Я не хотел тебя обидеть, — Джордж видит Дрима в отражении разбитого зеркала. Оно не было разбито раньше, наверное, домушники постарались. Парень слишком близко, почти касается его, стоя позади. Не будь тут зеркала — Джордж бы все равно почувствовал чужое присутствие.
— Я не обижен, — удивленно вскидывает брови Джордж, поворачиваясь к парню. — Мне просто надо было умыться и… Подумать.
— Даже так, — Дрим как-то нервно выдыхает, и пытается улыбнуться. Не получается. Лишь кривое подобие улыбки. — Я прав? Ну, насчет «пай-мальчика»?
— Если для тебя не пить, не курить и приходить на все занятия — признак пай-мальчика, то да, был, — на одном дыхании выдает Джордж, уже готовясь увидеть насмешку в чужих глазах. Но ее нет. Вместо нее — лишь какая-то мерзкая тоска, от которой парня передергивает.
— В который раз убеждаюсь, что я порчу людей. Отвратное чувство, знаешь ли? Вот и тебя испортил, — Дрим выглядит как-то странно, говорит хрипло, рывками. Не проведи Джордж с ним весь вечер (а потом и всю ночь), то подумал, пожалуй, что он что-то употребил, но зрачки были нормального размера, да и, наверное, он бы не успел что-то принять, будучи постоянно рядом с Джорджем. — Ты — херов идеал. Так почему ты оказался в такой жопе, потеряшка? Почему ты, мать твою, оказался со мной?
Джордж не знает, что ответить, а потому лишь молчит, удивленно наблюдая за парнем. Протягивает руку, кладя ее тому на плечо. Желая хоть как-то успокоить.
— Знаешь, я не против, что оказался здесь с тобой, если тебя это успокоит, — воздуха в легких катастрофически не хватает, а потому слова даются с трудом. — Не будь тебя — я бы окончательно полетел кукухой. Да что там! Я бы, скорее всего, был мертв. Быть может, даже несколько раз.
Дрим снова пытается улыбнуться. И в этот раз у него получается. Быть может это из-за того, что улыбка была искренней?
***
— Если ты не поторопишься — мы прозеваем автобус, — Дрим, закатив глаза, привалился плечом к дверному проему, глядя как суетится парень. Необходимые вещи давно собраны, а эти метания ради: «проверить, не забыл ли чего», похожи на прощание с этим домом, что злит еще сильнее. Джордж, ты достоин куда большего, чем эта халупа. Не смей, просто не смей по ней скучать. — Я не хочу стоять на остановке час до следующего.
— Я должен про… Дрим! Мать твою! — Джордж, возмущенно пискнув, чуть ли не падает на парня, когда его резко дергают за руку, вынуждая остаться в прихожей, а не возвращаться к проверке.
— Прекрати. У тебя не так много вещей, чтобы что-то забыть. Мы опаздываем, заканчивай этот фарс, — Дрим отпускает чужую руку, выдохнув. И вот опять. Опять он жестит по отношению к Джорджу, а тот лишь обиженно трет руку. — Ты же сам прекрасно знаешь, что ничего не забыл.
Последние слова звучат мягче, спокойней. А чужая рука, привычным жестом приглаживающая волосы, и вовсе сглаживает обстановку. Джордж что-то раздражённо бурчит, но Дрим прекрасно видит, что тот в общем-то не против. И это радует.
Из дома в итоге они выходят за десять минут до отправки автобуса. Ну, как выходят. Выбегают, схватив еду и вещи. Джордж чудом не поскальзывается на первой луже, разбрызгивая холодную воду во все стороны, из-за чего на него шипит, словно рассерженный кот, Дрим. Зато они успевают! И плевать, что теперь они мокрые, аки два воробья, искупавшихся в луже. Главное — успели.
На остановке пусто. Утро субботы, кто из разумных людей вообще решит сегодня выходить из дома без какой-либо на это нужды, когда есть возможность лишний часок провести в постели? Ну, Дрим и Джордж — явно не пример кого-то, кто мог носить ярлык «разумный» (не считая человеческого вида в целом).
Они не успевают даже нормально поесть, как Джордж планировал, электричка приезжает слишком скоро, а потому приходится довольствоваться каким-то бутербродом, купленным в магазинчике у вокзала. Но Джордж доволен и этим. Он удивленно вскидывает брови, когда Дрим, который отошел на несколько минут за бутылкой воды, протягивает ему еду, говоря о том, что Джордж говорил что-то о завтраке вчера вечером. И от самого факта, что Дрим, тоже будучи пьяным вчера, запомнил его глупый бубнеж, на душе становится тепло, а сухой бутерброд кажется чуть ли не самой вкусной едой, которую парень вообще ел в жизни.
— Как смотришь на обнимашки? — смеется Дрим, расставив руки. Электричка уже подъехала и должна была, если верить расписанию, отправиться лишь через десять минут. У них было время на прощание.
— Отрицательно. Не люблю обниматься со странными мужиками, — Джордж уже собирается повернуться и уйти, как вдруг его хватают и притягивают к себе, обхватывая руками. — Хей! Я же… Черт, придушишь!
— Я не прошу тебя обниматься с какими-то непонятными мужиками. Более того, я буду очень зол, если ты начнешь это делать. Я прошу обнять меня. В этом разница, — Дрим смеется, уткнувшись в чужую макушку и прикрывая глаза, вдыхая запах
его человека. Монстр одобрительно рычит в груди. — Что же в тебе такого особенного, Джордж?
— О чем ты? — Джордж замирает на секунду. Замирает, прежде чем, вздохнув, таки ответить на объятья. От него не убудет. Да и обниматься с Дримом приятно. И тепло. — Надо идти, Дрим. Займут все места.
— Точно. Пока, — когда Дрим отпускает его, Джорджу становится холодно. Ему обязательно уходить?
***
NighTMare: я скучаю
NicknameNotFound: Электричка только отъехала!
NighTMare: ты потрясающе выглядишь. И пахнешь
NighTMare: я скучаю
NighTMare: может нахуй этого Томми?
NicknameNotFound: И что ты предлагаешь? Выпрыгнуть в окно с едущей электрички и бросить подростка умирать с голода в доме?
NighTMare: ты можешь отвезти ему еду
NighTMare: и вернуться
NicknameNotFound: А жить ты мне где предлагаешь?
NighTMare: со мной?
NicknameNotFound: Ха-ха, нет, спасибо.
NighTMare: я серьезно
