***
В себя он приходит чуть позже, когда они с Юнги танцуют свой свадебный танец в банкетном зале под сопровождение живой музыки. Контактами пианиста, скрипача и виолончелиста с ними поделился Хосок, в основном и договорившийся с ребятами об их участии в праздновании. Каждый из них в жизни играет по-отдельности, но Тэхён бы никогда в это не поверил, если бы ему напрямую не сказали. Всё так слаженно, профессионально, красиво, как будто им было суждено играть вместе. Он коротко осматривает гостей: Югём до сих пор сидит весь с горящими щеками и каменным лицом, сжимая букет, который поймал. Зачастую без эмоциональный Ибо не может найти в себе сил, чтобы прекратить отпускать по этому поводу всякие шуточки. Чимин с Чонгуком сидят близко друг к другу, просто наблюдая с крохотными улыбками за тем, как медленно вальсирует Тэхён со своим м у ж е м. Давон же крутится то вокруг её бабушки, то сына маминого избранника, которого легко приняла в семью и назвала братом. Намджун с Сокджином и Хосоком тихонько потягивают шампанское, перекидываясь всякими историями, связанными с Юнги. Все по-прежнему смотрят на молодожёнов, однако сейчас Тэхёну спокойно, он чувствует умиротворение, прислоняясь ко лбу Юнги своим. — Всё в порядке, — Юнги бормочет ему едва слышимо и надёжнее прижимает к себе тёплой ладонью, покоящейся на талии его супруга. — Я тебя держу, мой мальчик. Всё хорошо, ты со мной. — Хён… — Разволновался? — Угу… — Ничего. Хён здесь, я тебя держу. Нет. Не «хён». Больше нет. Теперь Юнги для Тэхёна кое-кто поважнее и выше по статусу. — Ты больше не мой хён, — тихонько сглотнув, напоминает ему Тэхён. — Нет? Тогда кто я для тебя, мой мальчик? — подыгрывает ему Юнги всё тем же низким и вкрадчивым тоном. — Теперь ты мой муж. Юнги зажмуривает веки, наслаждаясь Тэхёновым голосом. — М-м-м… Скажи это ещё раз. — Мой муж. — Скажи снова. — Муж, — Тэхён выдыхает счастливо. — Ты мой муж, Юнги. Как спокойно. Как же рядом с ним хорошо. И теперь Юнги его официально. Их свадебные кольца парные, они блестят на безымянных пальцах их рук. Это произошло. Они сделали это. Теперь вместе навсегда. — Ты хоть понимаешь, что теперь ты полностью мой, Ким Тэхён? Что я тебя никуда не отпущу, коль ты дал на то согласие? Ты мой, мой мальчик. — Я и не собираюсь никуда деваться. Я хотел этого ещё с пятнадцати — чтобы навсегда с тобой. Чтобы только мы двое. Ты и я, — Тэхён немного отстраняется, чтобы воссоздать зрительный контакт. — И сегодня я самый счастливый человек на всей Земле. Ты — мой муж. Это больше не сон, не мечта. Это реальность. Реальность, в которой ты выбрал меня. — Прости, что пришлось столько меня ждать… — Юнги виновато отводит взгляд, но тут же возвращает обратно, стоит Тэхёну бережно коснуться его щеки. — Я почти отпустил это. Сегодня ты здесь, ты — моя семья. На мне твоё кольцо, и мы только что зачитали наши клятвы. У нас впереди достаточно лет вместе, чтобы моя печаль полностью испарилась. Я очень счастлив с тобой, Юнги. — Я обещаю, Тэхён, не будет ни дня, чтобы ты пожалел о своём решении принять моё предложение. Принять меня в целом. Ты — моя семья отныне. Мой драгоценный муж, и я обещаю любить тебя, — Юнги целует его в центр ладони, потирается о неё кончиком носа. — Назови меня так ещё раз, — просит на этот раз уже Тэхён. — Мой мальчик. — Иначе. Назови меня тем, кем я для тебя отныне являюсь, — усмехается Ким, зная, что Юнги просто дразнится. — Центр моего мира, — продолжает его новоиспечённый супруг, всё так же гнув свою линию. — Юнги… — Мой муж. Мой любимый, мой сладкий, мой самый ненаглядный, самый прекрасный муж. Они делят второй по счёту поцелуй как супруги, стараясь не зазнаваться — тут, всё-таки рядом присутствуют дети. — У меня есть подарок для тебя, — проговаривает Юнги, посерьёзнев как во взгляде, так и в голосе. Подарок? Быть его мужем, знать, что он окончательно твой, — вот, что Тэхён называет подарком. Но что Юнги имеет ввиду? Супруг Тэхёна просит минутку всеобщего внимания, громогласно сообщая, что хотел бы тишины; он подготовил для Тэхёна нечто очень особенное и значимое, нечто такое, чего многие о нём не знали. Тэхён оказывается у фортепиано, к которому его за руку бережно подводит Юнги. Знакомый-пианист Хосока без проблем уступает одному из женихов своё место, а у Тэхёна тут же спирает дыхание, когда его м у ж демонстративно опускается на банкетку, немного закатав рукава для удобства. О боже. Он собирается сыграть для него. Юнги никогда не говорил ему о том, чем был в своё время так увлечён. Никогда не рассказывал о своём первом пианино, своей первой настоящей любви. Однако это не смогла утаить от Тэхёна Джису, знавшая о Юнги абсолютно всё. К слову, она и таким образом помогла Тэхёну определиться с подарком на свадьбу для Юнги. Но одно дело — знать, что он умеет играть, а другое — слушать, как он играет для тебя. Подушечки пальцев опускаются на клавиши так выверено и методично, как будто он играл всю его жизнь и никогда не убивал в себе ту мечту писать музыку. Он играет так, как будто был для этого рождён, завораживающе выуживая красивое звучание из музыкального инструмента. Тэхён, ничего не понимавший в музыке, мог бы, наверное, осилить лишь примитивный «Собачий вальс», а тут Юнги играет для него так чувственно, с душой, от всего сердца. Даря потаённую, очень ранимую, очень важную частичку себя. Да. Тэхён точно не ошибся в выборе подарка для него в ответ.***
— Почему я не знал, что хён умеет играть? — Чимин изумлённо нашёптывает Чонгуку на ухо, как только банкетный зал снова загудел разговорами, а гости вернулись к еде и напиткам. Тэхён смотрит на своего мужа так, словно после игры Юнги-хёна заново в него влюбился. — Не то чтобы мы были с ним закадычными друзьями, делящимися тайнами, но всё же… — Я знал, — негромко возвращает ему ответ Чонгук, отставив стакан с водой в сторону. — Что?! А почему я не знал? Хотя, судя по лицу Тэхёна, он тоже был удивлён всем этим. А Юнги-хён умеет будоражить. Чимин бросает на мужа Тэхёна ещё один короткий взгляд — тот услужливо кормит Тэхёна отрезанным кусочком стейка, который снимается с вилки кромкой зубов. Они такие милые, что аж тошно, и этот вывод вынуждает Чимина незлорадно фыркнуть. Тэхён действительно выглядит счастливым, даже не верится, что они с Чонгуком взаправду отдали его хёну. На это уйдёт время — привыкнуть к тому, что их ТэТэ теперь замужем. — Мы с Юнги-хёном как-то разговорились за бокалом вина. Это было за день до нашей с тобой свадьбы, когда вы с Тэ были на мальчишнике, — делится с ним Чонгук. — Мне тогда нездоровилось ввиду смерти папы, и я не пошёл с вами, однако нашёл собеседника в компании Юнги-хёна. Это… Это был первый и единственный раз, когда мы разговаривали на равных, как двое взрослых мужчин. Слово за слово — и он признался, что любил играть на фортепиано и искренне ненавидел преподавание. — Почему он не выбрал музыку тогда? — Чимин слушает его так внимательно, как будто Чон Чонгук здесь эксперт в личности Мин Юнги. — Если меня не подводит память, дело было в его покойном отце. Он запрещал ему играть. Но, так или иначе, если бы хён пошёл другой дорогой, они с Тэхёном могли бы так никогда и не встретиться… — Столько всего можно было бы тогда избежать… — Мне кажется, если бы не всё это, то и мы с тобой могли бы не сойтись, — выражает свои мысли Чонгук. — Так что думаю, всё именно так и должно было произойти, чтобы сегодня я с гордостью держал твою руку и имел право называть тебя своим. Если надо было бы, я бы прошёл через всё снова, зная, что в конце мы будем вместе. — Чонгук-и… — Это правда, Чимин. — Когда ты говоришь мне такие вещи, я возбуждаюсь, — Чимин игриво понижает тон голоса, ладонью нащупывая под столом бедро Чона. Чонгука аж подбрасывает на своём месте; действия Чимина пробуждают дрожь с каждым скольжением пальцев так близко к паховой зоне. — Мы же на людях… — процеживает Чонгук, его взгляд резко потемнел, сосредоточенный на заманчивых губах его супруга. — Когда это нас с тобой останавливало? — Мы на свадьбе нашего лучшего друга, — он пытается выдавить из себя ещё один аргумент, шумно втягивая воздух через ноздри. — Ему сейчас не до нас, поверь. Я не думал о Тэхёне, когда мы с тобой только-только станцевали наш свадебный танец, как только стали супругами. Я думал лишь о тебе, Чонгук-и. О том, как сильно я хочу тебя. Как хочу твой венистый большой член. Вот этот, так мило реагирующий на мои пальцы сейчас. Поступательные поглаживания естества заставляют Чонгука подавиться воздухом. Чимин ныряет юркой пятернёй под ткань стянутых ремнём брюк, пролазит под резинку нижнего белья. Уже возбуждён, уже такой горячий, разбухает в ладони. — Чими-и-ин… — Чонгук кусает губы, лишь бы удержать рвущийся наружу стон. — Блять… Что ты делаешь? Что же ты, бесстыжий, делаешь? Нам вот-вот речь толкать. Блять… — Минуток пять у нас ещё будет, — нагловато и с явной издёвкой науськивает его Пак. — Может, преподашь мне урок? Не возбуждать тебя на людях. Где-то в приватной обстановке, скажем? — Как будто ты его усвоишь, — рычит Чонгук, едва сдерживаясь. — А вдруг? Вдруг в этот раз ты наконец вобьёшь мне в голову правильные манеры? Не забывай, это ты первым всё начал. Наговорил столько красивых вещей для меня… Так что возьми ответственность за мою реакцию. — Ненавижу тебя. — Ты любишь меня, — тоном, близким к угрозе. — Люблю, — как будто в этом можно было сомневаться. Они забиваются в углу уборной, закрыв за собой двери, чтобы никто не вошёл. Из банкетного зала начинает доноситься больше шума: в ход пошли свадебные конкурсы, присутствие на которых Чимина с Чонгуком не обязательно. Поцелуи мокрые, ошалелые, не по возрасту жадные, как если бы они только сейчас открыли для себя, что такое «целоваться». — Поверить не могу, что мы собираемся сделать это на свадьбе нашего лучшего друга, — едва выкраивая слова между поцелуями, почти шёпотом проговаривает Чонгук. — Это такое клише, но так горячо, просто пиздец. — Меньше слов, — Чимин утягивает его в новый поцелуй, а затем настойчиво переходит на ласки точёной линии челюсти и подставленной под мокрые и жаркие губы шеи. Чонгук растворяется в этом жаре, следуя рефлексам. Напротив него оказывается зеркало, показывая Чону во всех деталях и красках, как раскраснелось от похоти собственное лицо, каким тёмным выглядит взгляд из-под длинных ресниц. Он тупо пялится на то, как Чимин медленно опускается перед ним на колени, и ему сдаётся, что такого он не выдержит. Не выдержит смотреть на них в минуты, когда внутри творится какое-то немыслимое безобразие от одних лишь прикосновений. — Эй… Ты чего? — он хватается супруга за локоть в попытке остановить всё это, однако Чимин уже перед ним на коленях, смотрит снизу-вверх с вожделением, испепеляющим Чонгука на месте. — Кто-то обещал вбить мне в голову правильные манеры, нет? Сейчас как раз твой шанс. — А если кто-то нас хватится? — Тогда в твоих же интересах кончить быстро, Кук-и. Пальцы ведут бой с пряжкой ремня и молнией брюк и успешно одерживают победу, когда злосчастная ткань соскальзывает по крепким бёдрам к щиколоткам. Последней крепостью остаётся нижнее бельё; момент — и Чонгук полностью повержен. Чимин располагает ладони на тазовых костях, принимаясь ласкать кончиком языка розовую головку. Чонгук не осмеливается глянуть на себя в зеркало, этот вид просто напрочь убьёт его здесь и сейчас, но и вниз смотреть не выход. Пак не знает пощады, заглатывает целиком, даже не помогая себе руками. Просто насаживается горлом сразу глубоко, а затем дразнится, выпустив член полностью и облюбовывая одни лишь сети раздутых вен. — Чими-и-ин… Звуки мокрые и липкие, неприлично щёлкающие и хлюпающие. Чонгук инстинктивно хватается за его затылок, силясь посильнее толкнуться в узкое тепло горла. — Чимин… Чимин не знает границ и слова «нет». Он намерен заставить Чонгука развалиться на куски, не давая ни шанса на спасение. На подбородке уже скапливается смесь собственной слюны и Чонгукового предсемени, однако, несмотря на всю грязноту ситуации, они должны быть осторожны, чтобы не испачкать свои костюмы. Как никак они находятся на свадьбе лучшего друга, и совсем скоро им произносить торжественные речи, над которыми оба трудились в поте лица. — Твою мать… — Чонгук ругается шёпотом, зарываясь пальцами в прядки пшеничных волос возлюбленного. К их (или, скорее, Чонгука) величайшему ужасу кто-то стучится в двери по зову природы. Проклятье. — О-одну мину-у-уту! — Чонгуку стоит немалых сил не выдавить из себя вместе со словами протяжный стон. Кое-как вслепую он обнаруживает за спиной кран у умывальника и пускает воду, чтобы её шум дал ему немного форы. Течение воды помогает скрыть стоны. Чёрт. Он замочил себе рукав рубашки ледяной жидкостью, но неприятные ощущения липнущей ткани и вовсе теряются в том, как оргазм растворяет всё его тело. Так хорошо, что аж ноги дрожат, в голове всё плавится. — С-сейчас! — его голос натужно хрипит, а затем слетает на ворчащий полушёпот, когда он наконец отваживается взглянуть на себя в зеркало. — Ах… Чимин выглядит сытым, довольным и н а к о н е ц — т о послушным. Он глотает всё, что оказалось у него во рту, не позволив пророниться ни одной драгоценной капельке, на всякий случай ещё и облизывая уголки рта. — Ты доволен? — Конечно, — Чимин кокетливо ведёт плечом, с помощью воды утирая с лица остатки их безумства и наскоро поправляя волосы. — Манеры теперь точно в моей голове, но мы оба знаем, что они там не навечно. Кто знает, как скоро мой муж опять заставит меня себя хотеть? К тому же, мы должны были. Ты сам сказал, что трахаться на свадьбах — классика. — В таком случае, ты ещё не получил своё удовольствие. — Ещё не вечер… Чимин вертится у зеркала — того самого, с которого на Чонгука взирало собственное разнузданное выражение лица, — и наносит на покрасневшие губы тонкий слой блеска. Тот, кто не умеет читать комнату, вряд ли поймёт, чем таким они тут только что занимались, но знающие раскусят их в мгновение ока. Как только штаны снова держатся ремнём на талии, а дыхание немного пришло в себя, Чонгук чувствует себя достаточно уверенным, чтобы впустить в уборную нетерпеливого гостя празднования. — Х-хён? — его голос всё ещё слаб после того стона, с которым он кончил, поэтому и обращение дрожит на его губах. На пороге уборной стоит один из двух виновников торжества, Мин Юнги, м у ж их ТэТэ. Один лишь его оценивающий взгляд — и нейтральное выражение его лица достаточно резко меняется на замысловато-подозрительное. Как будто ему хватило доли секунды, чтобы всё прояснить. — Чонгук-ши? Чимин-ши? Господи, он всё понял. Нет ни единого шанса, чтобы он не догадался по тому, как всклокоченно они оба перед ним выглядят. — Мы тут это… — Чимин сразу же опирается на мнимую легенду: — Чонгук-и в соус влез рукавом… Мы тут застирывали. Правда, зачем вдвоём застирывали, когда здесь и один справился бы, — неясно. — Конечно, — Юнги выглядит так, словно не верит ни единому их слову, прекрасно понимая, что тут могло произойти, но всё же выбирает играть по их правилам. — Так что… — Вас Тэхён искал, — он неловко чешет висок, смущённо отведя глаза в сторону. — Оу… — Чонгук реагирует огорошено, а Чимин напротив решает отпустить неуместную шутку, лишь бы как-то перестать нервничать от лёгкого конфуза ситуации: — Вы всего пять минут в браке, Юнги-хён, а ему уже скучно с тобой, и он хочет к нам обратно? — по глазам супруга Тэхёна заметно, что подкол он не оценил, да и сам Чимин, в принципе, тоже. Просто реакция у него такая — сморозить ахинею, лишь бы перевести тему и сбавить градус накала атмосферы, в которой начинают трещать молнии. — Шучу. Я шучу, конечно… Счастливого вам брака… Всё такое… — Спасибо, — Юнги с ними краток, в прочем, как и всегда. — Может, вы уже найдёте моего мужа, а я справлю зов природы, с вашего позволения? — А, конечно! — Чонгук разменивается на смешок и ракетой вылетает из помещения, быстро утащив за собой Чимина за руку. — Удачи тебе в этих делах! — господи, что он несёт вообще? Он сейчас пожелал ему удачи в биологических нуждах тела? Серьёзно? — Мы к Тэ! У Чонгука всё лицо горит от стыда. Кажется, дома ему придётся научить манерам Чимина раз и навсегда во избежание похожих прецедентов на будущее. Ха, как будто у Тэхёна будет ещё одна свадьба, на которой Чимину вдруг не захочется чуточку приукрасить для них и так в принципе прекрасный и радостный день. Светлый день, который можно было бы немножко и замарать. Ну да.***
Тэхён чувствует себя счастливо и легко, но в то же время усталость тоже пришла поздравить его со свадьбой. Он наслаждался каждым поздравлением, компанией и теплом каждого приглашённого на мероприятие гостя, но где-то внутри себя мечтал уже поскорее остаться наедине со своим мужчиной. Своим мужем. Своим Юнги. Поздний вечер не лишает его улыбки и не дарит флёр грусти от мысли, что день подходит к концу. Это не конец. Это лишь начало для них с Юнги. Их первые мгновения, где они функционируют как одно целое. Как мужья. Как семья. Как те, которые выбрали друг друга. Наконец они добираются до своего маленького домика на берегу океана, где аж до конца медового месяца смогут остаться одни. Где в одной из небольших комнат Юнги ожидает подарок Тэхёна, который ему уже так хочется поскорее вручить. Он одновременно и жаждет увидеть реакцию, и боится её. Юнги всё же вплоть до сегодня никогда не говорил Тэхёну напрямую о своей связи с пианино. Да и сейчас нельзя сказать, что сделал это, ведь он просто ни с того, ни с сего сыграл на их свадьбе, предпочтя после этого не объясняться за свои действия. Тэхён с разговора с Джису-нуной и так знал больше, чем ему следовало бы. Если Юнги по каким-то болезненным причинам предпочитал не делиться с ним всем этим, значит он знал, что делает. Но опять же, он открыл для Тэхёна ещё один потаённый кусочек своей души сегодня, на их свадьбе. Не словами. Он рассказал Тэхёну о себе через мелодию, которую плавно извлекали из клавиш его длинные пальцы. Они проходятся к домику от парковки медленным и неторопливым шагом, босиком ступают по остуженному ночным ветром песку и держатся за руки, переплетясь пальцами. Свет луны заманчиво-яркий и холодный, от него океанические волны похожи на жидкое серебро, омывающее их стопы. — Устал? — Юнги заботливо целует его в плечо сквозь рубашку. — Немного, — Тэхён не утаивает от него своего состояния, однако он действительно чувствует себя счастливым этим вечером. — Но, думаю, что это нормально для свадеб. Много гостей, много событий, и энергия выходит из тебя только так. — Когда я женился в первый раз, я не устал так сильно за весь тот день, — для Юнги до сих пор максимально неловко делиться с Тэхёном фактами из его прошлого, несмотря на то, что Тэхён давно принял и примирился с той частью жизни его мужа, в которой он был против собственной воли втянут в первый брак. Искренность и толика уязвимости в голосе Юнги побуждает Кима покрепче схватить его за руку, давая понять, что он здесь, рядом, и у них всё хорошо. Нет. Даже больше, чем просто хорошо. Они поженились. — Полагаю, просто я не был тогда эмоционально открыт, да и всё наше с Джи празднование закончилось обменом кольцами. Ни толковых поздравлений гостей, ни свадебного танца… Она, беременная, навзрыд плакала от горя, а я в тот день напился так, чтобы ничего даже не помнить. — Всё хорошо, Юнги. Теперь ты со мной. Теперь твоя свадьба была наконец такой, какой ты хотел её видеть. — Конечно, было немного слишком всего, но другого от Джису и мамы нельзя было ожидать: помпезный размах. Джи так усердно занималась подготовкой к нашей с тобой свадьбе, словно это она сама была невестой сегодня. — Джису-нуна прекрасная подруга. Я очень рад тому, что она есть в твоей жизни. Она — часть твоей истории, а ты её. Я научился принимать это и больше не испытываю боли, думая о всех тех причинах, из-за которых мы не могли сойтись раньше. — Прости, что наше время пришло лишь сейчас, мой мальчик, моя любовь… — Юнги снова целует его руку — так невесомо и влюблённо, так нежно, как прикосновение бабочки. — Всё хорошо, хэй… Мы вместе. И не просто вместе: теперь мы мужья, Юнги. — Муж… — Юнги довольно смакует на языке новый статус Тэхёна, наслаждаясь каждой буквой. — Муж, — тихонько вторит ему Ким, приподняв уголки в расслабленной улыбке. Муж. У двери в дом на берегу океана они тщательно избавляются от песка, прилипшего к ногам, и только потом проходят в маленький коридор. Тэхён с Юнги уже ранее бывали здесь, когда завозили чемоданы со своими вещами (а Тэхён затем бывал тут ещё раз уже тайно, чтобы организовать доставку подарка Юнги, который установили в одной из комнат под чётким руководством Ким Югёма и Ван Ибо). — Стой, — Тэхён мягко ловит его за запястье, не позволяя двинуться дальше, чем небольшой коридорчик. — Что такое? Перед тем как озвучить то, что волновало его всю дорогу сюда, он приникает к своему супругу с трепетным поцелуем, как будто преждевременная нежность сумеет как-то сгладить вероятный конфуз, если вдруг реакция Юнги будет отрицательной. Тэхён поймёт, если это будет так. Он и так играл с огнём, выбрав для Юнги именно этот подарок. Из рассказа Джису для Тэхёна стало понятным, что с этим предметом у Юнги связано как всё светлое, так и многое плохое. Это, в первую очередь, может лишний раз напомнить Юнги о человеке, которого он так старательно пытался не вспоминать последние годы. Его отец не достоин такой чести. — У меня… У меня есть подарок для тебя… — Подарок? — Юнги ласково улыбается ему, бережно мазнув подушечкой по скуле своего мужа. — Ты и есть мой подарок, Тэхён. Знать, что ты мой, что ты мой муж, — этого мне хватит с головой. — И всё же я кое-что купил для тебя, и теперь я очень волнуюсь. — Я уверен, что буду рад всему уже только потому, что это окажется от тебя, — подбадривает Юнги, но на деле и впрямь не понимает, с чем ему придётся столкнуться. — Ладно, — Тэхёну становится немного легче, и не то чтобы у него был путь к отступлению. — Сможешь закрыть глаза и не подглядывать? Юнги послушно зажмуривает веки, но Тэхён всё равно осторожно заслоняет ему кругозор ладошками, оказавшись за спиной. Их шаги медленные; Юнги руководится координацией Тэхёна, который легонько подталкивает его вперёд самим собой. Немного — и они оказываются в предполагаемой гостиной. Тэхён неторопливо убирает руки, лихорадочно прикусывая губу. — Теперь можно, — тихонько ставит перед фактом он, а внутри всё замирает. Юнги на игривый манер разлепливает сначала один глаз, а затем второй, но стоит ему хорошенько рассмотреть предмет, который приобрёл для него Тэхён, как улыбка тут же гаснет на его лице, а губы приоткрываются в серьёзном безмолвии. У окна, выходящего своим видом на океан, в углублении стены стоит старое чёрное пианино Steinway & Sons. Такое же, какое было в детстве Юнги. Джису подробно описала его, а Тэхён сумел найти и приобрести его в качестве подарка. Оно винтажное и стоило немалых денег, но, чёрт, реакция Юнги стоила всего. За один лишь взгляд этих глаз в этот момент Тэхён отдал бы всё, что у него было. — Как?.. Как ты узнал?.. — голос дрожит, а пальцы несмело касаются опущенной крышки музыкального инструмента. — Как? Я никогда… Я никогда не говорил тебе… Я не рассказывал тебе о нём… Как? — Как-то вечером три месяца назад Джису-нуна пригласила меня на чай. Мы много общались, говорили о тебе, обсуждали детали предстоящей свадьбы… Она так тепло о тебе отзывалась, рассказывала о вашем общем детстве… И рассказала мне о пианино, — Тэхён объясняется перед ним застенчиво. — Она рассказала мне, как сильно ты любил играть. И о том, как твой отец разрушил твою мечту, сломав твоё пианино у тебя на глазах. — Джи… — Юнги выдыхает шёпотом, наверное, злясь на обстоятельства. — Юнги, не вини её, прошу. Купить пианино было моей идеей. Моей и только. Мне… Мне хотелось вернуть тебе то, что отобрал он… Мне хотелось вернуть тебе мечту. — Тэхён… — Юнги наконец отрывает взгляд от музыкального инструмента, возвращая супругу обратно всё своё внимание. — Прости, если я взял на себя слишком много и переступил твои личные границы… Я… — он не успевает выпалить несмелым голосом новое оправдание вперемешку с извинениями, когда Юнги тут же оказывается напротив и затыкает поцелуем. Он целует долго, с силой, с оттяжкой, и под конец, когда заканчивается воздух, и им приходится оторваться друг от друга, Тэхён уже слабо помнит, чем хотел продолжить своё начатое «я». — Ты даже представить себе не можешь, насколько сильно я люблю тебя, Тэхён… Стоит ли воспринимать это как знак того, что Юнги принимает свой подарок? — Я не имею понятия, чем заслужил тебя, чем получил право называть тебя своим мужем… — Ты не зол? — Как я могу быть? Я, конечно, и предположить не мог, что ты выбрал для меня в подарок, но как я могу быть зол? Я не хочу привязывать это пианино к воспоминаниям детства. Для меня — это подарок от моего дорогого мужа, и я буду это ценить. — Юнги… В голове Тэхёна сейчас путается так много мыслей, что он не способен ни одной толком разобрать. Хочется днями и ночами наблюдать за тем, как Юнги играет. Хочется, чтобы он научил и его, Тэхёна. Хочется, чтобы Юнги взял его прямиком на нём же, чтобы Тэхёновы стоны стали самой нежной музыкой. Они смотрят друг на друга томно, с желанием, с жаром, взглядом потемневших глаз. Поцелуи выходят мокрыми, спутанными, попеременно глубокими и лёгкими, похожими на невинный чмок. Тэхён хочет его. Он хотел его ещё с того момента у алтаря, как только их объявили мужем и мужем. Он хочет своего мужчину, своего Юнги. А впереди у них брачная ночь. Тело к телу, жар ощущается даже через ткани костюмов, которые начинают медленно скатываться вниз, оголяя кожу. От ощущения ладоней лихорадит, пальцы наизусть уже знают все самые чувствительные места, чтобы выудить, вытащить, выбить свой долгожданный стон. — Юнги, я хочу тебя… У Тэхёна больше нет сил держаться, ждать, он нетерпелив и голоден, он ненасытен, ему мало, слишком мало одних поцелуев, дразняще-медленного темпа, в котором обнажается его тело. Юнги нетороплив, он делает памятным каждое касание, каждый вдох, каждую реакцию организма, которая будит всех муравьёв, спавших под кожей. — Юнги… Тэхён сходит с ума от контраста их кожи, от разницы телосложений. Широкие плечи, крепкая грудная клетка, чёткие косые мышцы живота — на фоне Юнги он всегда чувствовал себя мальчиком рядом с ним. Мальчиком в его руках. — Юнги… — У меня есть ещё один подарок для тебя этой ночью, Тэхён, — заговаривает с ним Юнги низким и горячим тоном. Ещё один? Что такого ещё он может подарить Тэхёну, чего у него нет? — Но я проделаю этот фокус лишь раз. — О чём ты?.. Тэхёна легонько толкают на простыни кровати, стоящей за его спиной; он едва ли не вскрикивает от неожиданности действий, обойдясь шумным и достаточно судорожным вдохом. Юнги более не говорит ни слова, он целует Тэхёна в лодыжку, затем в коленку, потом ещё чуть выше — в обнажённую тазовую косточку, подтягиваясь на постели поближе к лицу своего новоиспечённого супруга. Тэхён шалеет, когда Юнги седлает его бёдра, когда ткань нательного белья Мина дразнит голую возбуждённую плоть, недвусмысленно проезжаясь. — Юнги… — Меня всегда вело, когда ты звал меня по имени, — науськивающий голос не делает лучше, шёпот почти коварный, почти зловещий, он врезается Тэхёну в шею, заставляя задохнуться от ощущений. Юнги всего лишь скользит пятой точкой по его члену, а Тэхён уже, словно те радиоактивные ядра урана, находится на грани полураспада. — Теперь я буду называть тебя «мой муж», — смело хрипит Тэхён, плавясь под ласками языка, губ и рук. — Это войдёт в твои топ-три прозвищ? — Это их возглавит, мой мальчик. Мой красивый, мой сексуальный, мой ненаглядный супруг. Тэхён стонет ему в рот, когда они опять жадно целуются. Юнги подначивает его опустить ладони на свою задницу, пока его бёдра неумолимо ласкают разгорячённый орган. — Хён… Я хочу тебя… Пожалуйста… — А вот и моё топ-три, — нет, ну, он как будто издевается. Тэхён предполагал, что в их брачную ночь произойдёт что-то необычное, но никогда не подумал бы, что обнаружит Юнги растянутым, подготовленным, стоит ему избавиться от последнего предмета одежды. — Ю-Юнги? Что это?.. — Мой тебе подарок, — негромко смеётся Юнги, притянув изумлённого Кима к себе за горло, чтобы поцеловать. — Мы никогда не пробовали делать это вот так, ведь я говорил тебе, что принимать — не то, что я, обычно, предпочитаю. Но я хочу этого. Хочу наконец быть твоим первым мужчиной хоть в чём-то. Хочу, чтобы ты узнал, как мне бывает с тобой хорошо. Я хочу этот член внутри. Он ведь действительно ещё никогда. Никогда не пробовал вот так мужчину. Тэхёну становится неистово жарко от череды горячих слов, обжигающих ушную раковину. — К-когда ты успел подготовить себя? — вопрос выходит сухим ввиду того, что горло резко кажется обезвоженной пустыней. — Пока ты так до слёз трогательно прощался со своими друзьями, а они пожелали тебе беречь себя, чтобы я тебя здесь за весь медовый месяц до смерти не затрахал. У меня нашлась минутка уединиться, дабы подготовиться и настроиться. Хотя, признаюсь, у меня ушло чуть больше недели тщательной подготовки. Я знал, что если и пойду на это, то только с тобой и только в качестве чего-то особенного. Мне по-прежнему нравится брать тебя, заниматься с тобой как любовью, так и сношаться, словно последние животные. Но сегодня я хочу подарить тебе себя, Тэхён. Сердце внутри его супруга пропускает несколько ударов, согретое пониманием уровня их доверия, их близости. Юнги его. Он его душой. Его сердцем. Его телом. Тэхён зачарованный, он почти не отвечает на поцелуи, когда чувствует, как Юнги обхватывает большой пятернёй его член и неторопливо проталкивает в себя. Он готов, но в нём по-прежнему тесно, и само осознание этого принуждает их в унисон простонать. Юнги дышит глубоко и шумно, давая себе время опуститься на Тэхёна полностью. Этой ночью они поменялись ролями, но Тэхён всё так же чувствует, что ведёт далеко не он. Хён по-прежнему заботится о нём, как и обещал. Его толкают обратно на подушки, всё ещё держа руку на шее, нащупывая сошедший с ума пульс у венки, который бьётся прямиком в подушечки его пальцев. Юнги приподнимается медленно, но опускается назад уже чуть резче. — Господи, Юнги… — Тэхёну кажется, он бредит от того, как ему хорошо. Юнги по-прежнему руководит им, ведёт его, доминирует, показывает свою силу и трахает. Трахает собой, снимаясь с члена, а затем снова насаживаясь назад до упора. — Так и думал, что ты будешь идеально ощущаться внутри меня. Тэхён сейчас кончится от переизбытка чувств, от властности чужого касания, губ, что кусают, метят, дразнят его кожу. Утром он весь проснётся в воспалённых отметинах, усеивающих его тело. Юнги даже не скупится наградить его отпечатком своих зубов, тут же подарив нежность юркого языка, скользящего по месту укуса. С ума сойти. Тэхён смотрит на него так греховно-невинно, виновато, этими своими большими глазами, когда неожиданно понимает, что не сумеет сдержаться, и изливается в Юнги. Аж стыдно. Стыдно, что от переизбытка чувств его накрыло, как неопытного подростка. Он держится гораздо дольше, когда всё по-другому. Когда Юнги втирает его в простыни, доводя до исступления. — Всё хорошо, мой мальчик. Хён держит тебя. Юнги с непривычки тоже не сильно отстаёт от него, помогая закончить себе рукой, чтобы чрезмерно не перестимулировать и так впечатлительного и чувствительного Тэхёна. — Муж… — шепчет ласково Юнги, разорвав поцелуй и кончив с хриплым выдохом. — Муж… — Тэхён прижимает его к себе, не в силах никак насладиться теплом его тела, запахом его кожи, вкусом губ. Какое-то время они так и сидят, не двигаясь; он так и чувствует себя внутри Юнги. Тэхён точно уверен, что однажды хотел бы попробовать всё это ещё раз, почувствовать Юнги иначе, ощутить в полной мере его доверие, но знает, что всё это требует переговоров, дискуссии. Ему по-прежнему нравится, когда Юнги перегибает его через ближайшую поверхность, когда заставляет его чувствовать себя его мальчиком, рождённым для обожания, для заботы, для ласки. Чуть позже, немного выпив воды, они воссоединяются во втором раунде, где тело Тэхёна по привычке горит под градом поцелуев и таких желанных толчков, доводящих его до ума лишения. — Я люблю тебя… — И я тебя люблю… Если бы кто-то сказал бы пятнадцатилетнему Тэхёну, что таковой будет его реальность будущего, он бы ни за что не поверил. Ушли годы, чтобы сегодня быть здесь, с ним, тонуть под ним, нежиться в его объятия, нащупывать на пальце его кольцо, потому что отныне они супруги. Каждые пять лет того стоили. Он уверен, что проснётся с ним завтра. И послезавтра. И через двадцать лет. Если нужно было пройти всё снова, чтобы опять оказаться здесь, с ним, оказаться его, Тэхён бы это сделал. Каждые пять лет страдал бы по нему. Каждые пять лет ждал бы встречи, чтобы настал тот день, когда разлучаться больше не пришлось бы. Каждые пять лет влюблялся бы в него всё сильнее. Каждый день бы любил.