Другая история

Дни под жарким солнцем Техаса тянулись бесконечно. Генри больше не мог изобрести предлога для того, чтобы навестить раненого, и вынужден был проводить время в Каса-дель-Корво, изнывая от желания увидеть Мориса. Он не знал, сможет ли когда-нибудь провести с ним целый день или даже несколько, но в отсутствие других занятий изобрел способ, как проводить вместе хотя бы ночи. Сейчас он бы не потерпел бы ничего, что встало бы у него на пути. Характер Пойндекстеров проявился в нем в эти дни как никогда заметно, и старый плантатор с удивлением и удовольствием смотрел на сына, наводящего порядок в конюшне. При невозможности заполнить время тем, что единственное могло бы принести ему радость и наслаждение, Генри расходовал энергию на домашние дела: выбраковку старых и приобретение новых лошадей, их перековку и выездку, ремонт денников. Он подумывал о том, чтобы стать конезаводчиком и поставлять рысаков для владельцев скаковых конюшен, а Мориса нанять управляющим. Тогда они на законных основаниях могли бы работать рука об руку, уезжать для заключения сделок, неизменно быть рядом друг с другом. Но все мечты Генри разбивались о суровую реальность в лице кузена. Генри знал, что Кассий владеет большей частью их состояния и фактически распоряжается асиендой. Может быть, ему и понравилась бы затея с разведением рысаков на продажу; но мысль, что кузен согласится принять на работу Мориса Джеральда, заставляла Генри смеяться над самим собой. Меж тем Кассий поправлялся, хоть и медленно. Он стал выходить гулять в сад, подолгу сидел на скамейке, и кулаки Генри сжимались при виде человека, который едва не лишил его надежды на счастье. Он старался как можно меньше разговаривать с кузеном, ограничиваясь самыми сухими, банальными фразами вроде утренних приветствий и пожеланий доброй ночи. Кассий не мог не заметить такой перемены и как-то вечером задержал Генри под предлогом того, что у него разболелись раны и ему нужно помочь добраться до спальни. — Я позову Плутона, — коротко сказал Генри, собираясь выйти из столовой, но Кассий схватил его за руку. — Неужели тебе трудно помочь? — Нет. — Взгляд Генри был прям и спокоен. — Но я не хочу этого делать. Ты поступил так, как не поступают Пойндекстеры, а ведь ты — часть нашей семьи. Мне не нравится, что о нас могут судить по твоим поступкам. Он выдернул рукав из пальцев Кассия и вышел. Вскоре с улицы донесся его голос: «Плутон, где ты? Помоги мистеру Колхауну подняться наверх». — Волчонок становится волком, — пробормотал Кассий. Раны и вправду заныли, будто вскипевшая от дерзкого обращения Генри кровь грозила вновь выплеснуться наружу. — Проклятье, до чего же хорош! И становится только лучше год от года. Чертово наважденье! Он был бы рад никогда не знать Генри Пойндекстера — эта навязчивая, болезненная, тщательно скрываемая страсть тяготила его, но способа все исправить не существовало. Кассий не любил отдавать то, чем владел, а ведь ему казалось, что он владеет Генри — настолько он привык считать, что асиенда, состояние, Луиза, вся семья Вудли Пойндекстера принадлежат ему или будут когда-то принадлежать. И даже понимая, что Генри ему никогда не достанется, Кассий уже заранее ненавидел девушку, которая когда-нибудь пленит сердце его кузена, и придется терпеть ее в доме, слышать ее ласковые обращения к мужу, видеть, как она касается Генри маленькой ручкой. Это зрелище загодя терзало Кассия, но то, что происходило сейчас, было во сто крат хуже. Не девушка, не жена, признаваемая обществом и одобренная всеми, отнимала у него Генри — нет, дорогу ему перешел мужчина, без долгих раздумий решившийся на то, на что годами не мог решиться Кассий. У отставного капитана не было доказательств, но ему было достаточно того, что он видел: знакомого до последней мелочи лица Генри, вспыхивающего внутренним светом при виде мустангера, звука его голоса, произносящего проклятое ирландское имя. Прикованный к постели, сраженный не только пулей, но и самой неудачей его вызова, Кассий дни напролет мечтал об одном — убить мустангера, стереть даже память о нем в прериях и хакале Техаса. Он обретет покой, только если Джеральда не будет. Вдвоем им здесь не ужиться, как бы ни был обширен Новый свет. Пусть Генри женится на ком-нибудь, Кассий не будет этому препятствовать, а даже поспособствует, позволив Вудли сделать молодой семье щедрый подарок. Ненависть Кассия вызывали не семейные узы — необходимая и неизбежная формальность, а искренняя и сильная привязанность, на которую Генри был способен и которая никогда, ни при каких условиях не могла быть обращена к Кассию. — Не мне, так никому, — проговорил он, когда Плутон помог ему лечь, потушил свечи и вышел. — Генри, Генри, напрасно ты пытаешься бороться со мной, напрасно ты выбрал не того человека. Теперь тебе придется нелегко, особенно когда ты поймешь, как много твоей вины в его смерти. О своей вине Кассий даже не задумался. Он заснул, лелея планы мести, но сон его не был спокоен. Во сне ненавистный мустангер вновь и вновь приставлял револьвер к его виску, а Кассий вновь и вновь был вынужден молить о пощаде. Нечего и говорить, что эти сны отнюдь не улучшили ни настроения Кассия, ни его отношения к Морису Джеральду. Между тем Морис поправлялся. Раны его, изначально менее серьезные, затягивались быстрее: может быть, потому, что Кассия разъедала ненависть, а над Морисом простиралась целительная сила любви. Так или иначе, вскоре он смог подняться с постели и выйти на улицу, а еще через несколько дней — сесть на лошадь и покинуть малогостеприимный гостиничный кров. Генри узнал об этом от Зебулона Стумпа, навестившего Каса-дель-Корво, чтобы передать на кухню подстреленных им жирных фазанов. — И где же мистер Джеральд теперь? — плохо сдерживая волнение и радость, спросила Луиза. Генри стоял в стороне, словно признавая право сестры задавать подобные вопросы, но с жадным любопытством слушал старого охотника, не пропуская ни единого слова. — Вернулся к себе в хакале, конечно же, — ответил тот. — Ах, какой же прекрасный напиток создал господь на радость людям! — С этими словами Зеб сделал еще глоток. — А удобно ли ему там? И кто за ним ухаживает? Кузен находится в куда лучших условиях, а раны все еще беспокоят его. — Ничего, не волнуйтесь, мисс Луиза, — проговорил Зеб, окидывая молодую креолку острым взглядом. — Мустангеры привыкли жить почти что под открытым небом. Воздух прерий исцелит Мориса лучше, чем каменные стены, где и дышать-то тяжко. — Мориса… — словно эхо, повторила Луиза. — Вы правы, мистер Стумп, камень давит, душит. Мне нужно проехаться. — Но, Луиза, — возразил Генри, — это небезопасно. Команчи на тропе войны, отец говорил об этом за завтраком. Ты не можешь ехать одна. Будь благоразумна! — Ваш брат совершенно прав, мисс, — подтвердил Зеб. — Послушайте его. — Тогда он поедет со мной! — воскликнула Луиза. — Я не могу больше оставаться в поместье, мне нужна свобода, нужно вздохнуть полной грудью. Я прикажу седлать лошадей! — с этими словами она покинула асотею. — Сколько в ней огня, — с одобрением заметил Зеб Стумп, допивая свою «огненную воду». — А вы, мистер Генри, с виду помягче, да только, сдается мне, сестре не уступите, а то и фору ей дадите. Смотрите, как бы пожару не вышло. Генри не стал лукавить перед старым охотником. — Я умею обращаться с огнем, мистер Стумп, — ответил он. — Если пожар и вспыхнет, то не по моей вине. И, однако же, он продолжал подкидывать хворост в жадно пожирающее его пламя.

* * *

Прогулка, затеянная Луизой, предсказуемо привела их к памятному оврагу. — Посмотрим, возьмет ли твой Чапараль такую преграду, — лукаво улыбнулась она, превращая в случайность свое стремление навестить хижину мустангера. — Моя Луна сделает это с легкостью. Генри мог бы остановить сестру, если бы имел эту цель, но его тайный замысел был в том, чтобы именно Луиза привела его в хакале. Ему нужно было обменяться с Морисом парой фраз, и желание Луизы увидеть мустангера позволяло осуществить такой разговор как нельзя более естественно. Чапараль перемахнул овраг, словно бы не заметив. — О! — Луиза рассмеялась. — Он прекрасен! Мистер Джеральд умеет делать подарки! Кстати, — она притворно изумилась, — мы же совсем неподалеку от его хижины! Как думаешь, нам не следует его навестить? Ведь следует, Генри! Генри нехотя кивнул, сдерживая ликование. Как же он хотел увидеть Мориса! Если бы только это можно было сделать без посторонних глаз… Но для этого им предстояло дождаться ночи. Пока же он поспешил за Луизой, не считавшей необходимым таить от него движения души так же надежно, как таила она их от отца и кузена. Луиза была уверена, что брат поймет и поддержит ее, и эта уверенность терзала сердце Генри, словно бы он не был вынужден просто скрывать тайну, а собственноручно плел сети самого гадкого и гнусного обмана. Фелим немало удивился, увидев гостей. Он переводил взгляд с одного на другую, пока из хакале не показался Морис, услышавший стук копыт и удивленный нежданным визитом. При виде Луизы его лицо стало строже и замкнутей. Потом он перевел взгляд на второго всадника и опустил глаза, но Генри успел заметить блеснувшую в них радость. Генри не слышал слов Луизы, словно сестра говорила где-то за стеной. Он впитывал взглядом каждую подробность облика Мориса: свободно распахнутую домашнюю рубаху из небеленого хлопка, побледневшее вне пребывания на солнце лицо, легкую скованность движений левой руки, чуть прихрамывающую походку, отросшие и еще сильнее завивающиеся темные волосы. Генри дорого бы дал за возможность запустить руку в эти волосы, поцеловать Мориса безо всякой опаски. Но о таком не стоило и мечтать. Луиза, наговорившись вдоволь, стала прощаться, уверяя, что они заехали случайно, и отказываясь посетить хакале. Присутствие посторонних при их встрече, которым она объясняла себе сдержанность Мориса, не располагало к долгой беседе. Генри подошел к Морису, словно бы попрощаться. — В полночь у реки, — чуть слышно сказал он, сжимая ладонь мустангера. — Я переправлюсь в челноке. Лучше не опаздывай. Глаза Мориса заблестели от такой пылкости. Генри вскочил на коня почти счастливый, в ожидании новой, близкой и более жаркой встречи.