Другая история

Морис не знал, сколько прошло времени, прежде чем он смог по-настоящему открыть глаза, щурясь от слабого дневного света, и задать врачу самый главный вопрос. — Почему вы спросили меня о судьбе Генри Пойндекстера? Что с ним случилось? — А вы не помните? — вопросом на вопрос ответил врач. — Это очень, очень плохо. — Почему? — холодея, переспросил Морис. — Потому что его судьба на данный момент никому не известна, а я лечу вас с тем, чтобы в ближайшее время передать с рук на руки судье, который ждет вас, дабы предъявить обвинение в убийстве мистера Генри. — Что? — воскликнул Морис. — Я убил Генри?! Вы сошли с ума! Я люблю его! Его… его любят все в округе, — продолжил он после легкой заминки, поняв, как необдуманно едва не выдал себя. — Нет человека на сотню миль вокруг, который не любил бы молодого Пойндекстера и желал бы ему зла. — И, тем не менее, никто не знает, где он, а вас нашли возле лужи крови одетым в его блузу и сомбреро, — заключил врач. — Так что поправляйтесь поскорее, мистер Джеральд. Правосудие не любит ждать. Морис закрыл глаза, якобы из-за яркого света, на самом же деле для того, чтобы взгляд не выдал его растерянности. Генри не найден! Что же с ним случилось? Где он сейчас, жив ли? Морис всей душой надеялся, что с Генри все в порядке. Но куда он делся? И что сказать суду? Впрочем, последний вопрос был самым легким. Он может сказать, что они с Генри встретились, чтобы выяснить подробности дуэли с Колхауном — якобы Генри хотел выслушать обе стороны, прежде чем решить для себя, кто на самом деле стал зачинщиком поединка. Таинственность встречи, ее время и место можно тоже объяснить выбором Генри, на котором тот настаивал. Конечно, суд не поверит ему, но это неважно; главное, чтобы никто не заподозрил правды. Если Генри когда-нибудь объявится, их связь не должна выйти ему боком. В остальных показаниях можно будет придерживаться правды: якобы напугавшийся чего-то Чапараль ударил его копытом, и дальше Морис ничего не помнит и понятия не имеет, что случилось с Генри. То, что Чапараль стоит в конюшне Каса-дель-Корво, останется без объяснений: пусть это будет еще одной загадкой и без того запутанного дела. Его все равно приговорят к повешению, так что не имеет значения, насколько хороша окажется придуманная им история. Главное, чтобы ничто в ней не бросало тень на имя Генри. Приняв это решение, Морис заснул неглубоким, но спокойным сном.

* * *

Новость об исчезновении Генри Пойндекстера и аресте Мориса-мустангера еще долго обсуждалась бы во всех асиендах и салунах, если бы новый слух, еще более поразительный и загадочный, не потеснил ее. Солдаты, мустангеры и охотники заговорили о всаднике без головы. Это чудовище якобы встречали по всей прерии — то у берегов Аламо, то близ форта, то на печально известной просеке, то даже по направлению к Рио-Гранде. Вначале видевших его обвиняли в злоупотреблении виски; однако вскоре людей, столкнувшихся с призраком, стало слишком много, и среди них обнаружились лица, подозревать которых в вольной или невольной лжи никто не рискнул бы. Слухи ширились, и вскоре загадочный всадник стал основной темой для обсуждения всюду, где собиралось больше двух человек. Наиболее отчаянные сорвиголовы грозились устроить погоню и поймать чудовище, кем бы оно ни было, но пока дальше слов дело не заходило. В общем хоре голосов не хватало лишь одного, наиболее рассудительного и хладнокровного, но Зебулон Стумп уехал в верховья Рио-Гранде еще до последних событий, и некому было вынести по этому делу весомый вердикт. Тем временем вердикт по другому делу вскоре должен был прозвучать, и из уст еще более уважаемых, нежели уста мистера Стумпа. Морис поправился достаточно, чтобы предстать перед судом. Он по-прежнему находился в лазарете форта, но теперь у дверей его палаты посменно несли караул два солдата, выполняющие роль охранников. Морис не питал больших надежд — он знал, каков суд в Техасе. Его единственным желанием было узнать, что с Генри все в порядке. Но дни шли, а известий о сыне плантатора все не было. В день суда Морис проснулся рано. Он тщательно побрился и оделся — простую солдатскую рубашку взамен изъятой в качестве доказательства блузы Генри ему любезно предоставил комендант форта. Под охраной все тех же солдат его доставили в центр города, на площадь, где уже были расставлены скамьи для публики и судейский стол. Мориса усадили на отдельную скамью, солдаты встали у него за спиной. Он обвел взглядом собравшихся. Многие из них были ему хорошо знакомы, и они, в свою очередь, знали его, но сейчас смотрели так, словно видели впервые. Морис заметил в их взглядах любопытство, интерес, злорадство, ожидание — и очень немного сочувствия. Он ожидал этого — и все же сердце невольно сжалось при виде того, как мало волнует людей его жизнь или смерть. Судья оповестил о начале заседания, и поочередно вызванные свидетели подтвердили факт отсутствия Генри Пойндекстера в Каса-дель-Корво тем утром, существование на поляне близ просеки пятна крови и наличие рядом Мориса Джеральда в одежде исчезнувшего. Толпа зашумела — каждый хотел высказать свое мнение об услышанном. — Тишина! — призвал судья. — К присяге вызывается обвиняемый — мистер Морис Джеральд. Морис поднялся, и помощник судьи поднес ему Библию. Морис призвал небеса в свидетели того, что намерен говорить правду и только правду, и приготовился лгать везде, где не мог открыть истины. Грозящий за лжесвидетельство ад не пугал его — он уже заслужил там местечко за греховную склонность, а прошедшие в тревоге за Генри последние дни для Мориса и без того равнялись аду. Он рассказал суду свою историю и не удивился, услышав, как скептически отнеслись к объяснениям и присяжные, и публика. — Не хотите ли вы что-нибудь добавить к своим словам, мистер Джеральд? — спросил судья, мистер Робертс, доброжелательно настроенный к хорошо ему известному мустангеру. Морис покачал головой. — Ничего, ваша честь. — Вынужден констатировать, что показания мистера Джеральда не прояснили практически ничего, — заметил судья. — Но у нас есть еще один свидетель, невольный свидетель, я бы сказал, который обещает, что его сведения помогут разобраться в этом запутанном деле. Прошу вас принести присягу, мистер Колхаун. Морис поднял голову. Его взгляд вспыхнул, когда Колхаун шагнул вперед, пальцы крепко вцепились в дерево скамьи. Он не знал, что задумал капитан, но не ожидал от его слов ничего хорошего. — Я поднялся на асотею в ту ночь, — начал Колхаун. — Мне не спалось, было душно, да и раны еще беспокоили меня. Закурив сигару, я от нечего делать всматривался в темноту, памятуя о команчах, и вдруг увидел человека, покинувшего дом и прошедшего к конюшне. — Вы узнали его? — спросил судья. — Я не видел его лица, но, принимая во внимание все обстоятельства — рост, подвижность, цвет кожи и волос, то, что он вывел Чапараля, а не другую лошадь, — полагаю, вывод может быть однозначным. Услышав о Чапарале, Морис перевел дыхание. Колхаун тоже ступил на скользкую тропу лжи, а это означало, что он решил пока сохранить тайну отношений, связавших его кузена с мустангером. — В тот же миг я услышал стук копыт и увидел на другом берегу реки силуэт всадника. Луна в ту ночь была достаточно яркой, чтобы разглядеть его. — Вы узнали этого человека? — Ну что вы, господин судья! — с видом человека, не готового переступить через себя ради мести обидчику, воскликнул Колхаун. — Хотел бы я сказать, что это был обвиняемый, но увы — я не мог разглядеть его на таком расстоянии. Однако я видел, как Генри подъехал к нему, и между ними состоялся довольно бурный разговор, в заключение которого оба пришпорили лошадей и скрылись в ночи. — Мистер Колхаун, — начал Робертс, — какое мнение сложилось у вас, как у очевидца, об этой сцене? К каким выводам вы пришли? Заметьте, господа, — обратился он к присяжным, — я не прошу вас принять выводы мистера Колхауна, как неопровержимый факт, но полагаю, будет полезным знать, какое впечатление произвел этот ночной разговор на непредвзятого свидетеля. — У меня сложилось впечатление, — начал Колхаун, аккуратно подбирая слова, — что обвиняемый и мой кузен повздорили, — уж не знаю, по какому поводу. Не знаю, и кто из них затеял эту встречу, но они явно не сошлись во мнениях. И, видимо, не придя к договоренности, собрались решить все на дуэли. Предвидя такую возможность, я полагаю, они и выбрали столь позднее время для беседы. — Однако, насколько суду известно, мистер Генри не взял с собой револьвер? — Верно, — согласился Колхаун. — По этому поводу я могу высказать лишь догадки. Генри был добродушным и миролюбивым человеком, он верил, что люди всегда могут найти общий язык. Не думаю, что он всерьез рассчитывал на поединок. Но он не мог не принять брошенный ему вызов. Возможно, у мустангера было два револьвера, и он пообещал одолжить один, чтобы Генри не пришлось возвращаться на асиенду, рискуя разбудить кого-то из ее обитателей. Генри согласился бы на дуэль без свидетелей, с чужим оружием в руках — он всегда верил в благородство окружающих, так как и сам был благороден. Я не знал другого такого человека. — Говоришь о нем в прошедшем времени? — вырвалось у Мориса. — В душе ты уже похоронил его, так, Колхаун? — Тебе виднее, жив Генри или мертв, — бросил Колхаун, обернувшись к нему и на миг сбросив маску добропорядочного джентльмена. Ненависть исказила красивые черты его лица. — Я бы все отдал за то, чтобы он был жив. Морис молча покачал головой. «Не все, — говорил его взгляд. — Ты скорее отдал бы его аду, чем мне».