Другая история

— К сожалению, — вновь заговорил Робертс, — больше у нас ничего нет. Это запутанное дело, господа присяжные, и все будет зависеть от вас. Либо вы решите, что доказательств недостаточно для того, чтобы на их основании лишить человека жизни, либо признаете Мориса Джеральда виновным в смерти мистера Генри Пойндекстера. Присяжные совещались недолго — вскоре их старшина уже поднялся со списком в руках, где были отмечены голоса в пользу того или иного решения. Медленно, чувствуя важность момента, старшина зачитывал фамилии присяжных и их вердикты. Набралось уже пять «невиновен» и шесть «виновен». Все должен был решить последний голос. Прозвучи сейчас «невиновен» — и суд вынес бы решение, наиболее благоприятное для подсудимого. Старшина открыл рот, чтобы огласить оставшееся мнение, — и тут над площадью прозвучал зычный, хоть и запыхавшийся голос: — Не спешите, господин судья, я привез вам еще одного свидетеля! Толпа зашевелилась, загудела: люди оглядывались и приподнимались со скамей, чтобы увидеть, кто же прервал заседание в самый волнующий момент, а увидев, застывали, как вкопанные, забывая закрыть рот. Зебулон Стумп шагал уверенно, не глядя по сторонам и ни на кого не обращая внимания. В поводу он вел лошадь. Дойдя до первых рядов, он остановился и бережно помог спешиться всаднику, сидевшему в седле. Жестом он потребовал освободить место на скамье и все так же бережно усадил своего спутника туда. — Вы уж простите, господин судья, — обратился он к Робертсу, — ему еще трудно двигаться, потому мы и ехали так долго. — Кто это? — спросил Робертс. — О ком вы говорите, мистер Стумп? — Обо мне, — слабым голосом ответил спутник Зеба, снимая широкополую шляпу, защищавшую его в пути от жаркого солнца. Толпа ахнула при виде его лица. Это был Генри Пойндекстер.

* * *

Отец и сестра первыми бросились к нему и, если бы не усилия Зеба Стумпа, их жаркие объятия могли бы наделать беды. Но трудно винить родных Генри в этом порыве чувств — ведь перед ними был сын и брат, с которым они уже попрощались в своих мыслях, не чая увидеть его среди живых, и теперь слезы радости заливали их лица. У многих из собравшихся прояснился или увлажнился взгляд при виде этой чистой и искренней радости. Но два человека в этой толпе были потрясены более прочих. К счастью, никто не наблюдал за ними — все взоры были устремлены на семью Пойндекстеров. Лицо Мориса Джеральда лучилось таким глубоким счастьем, благодарностью небесам и нескрываемой любовью, что всякий понял бы в тот миг, какие теснейшие узы связывают его с Генри. Кассий Колхаун же выглядел так, словно перед его глазами было явлено чудо, — он взирал на кузена неверяще и благоговейно. Морис не мог подойти к Генри; Кассий был не в силах это сделать. Так они стояли, пока судья, беспрестанно стуча молотком, не призвал всех к порядку. — Что ж, — признал он. — Обстоятельства дела так переменились, что прежний вердикт, каков бы он ни был, уже не имеет значения — ведь его вынесли по делу о преступлении, которого не было. Признаю Мориса Джеральда оправданным по обвинению в убийстве Генри Пойндекстера. Однако заседание продолжается. Суду следует досконально узнать, что же произошло той ночью на самом деле. Возможно, здесь есть состав иного преступления, закон мог быть нарушен и в прочих проявлениях. Словом, приглашаю вас к присяге, мистер Пойндекстер, раз уж вы, в вашем состоянии, проделали столь долгий путь. Генри поднялся с помощью Луизы и возложил руку на Библию, клянясь говорить только правду. Он сильно похудел и был очень бледен, как человек, долгое время пробывший вне солнца. Морис жадно ловил каждую мелочь в его внешности, каждое движение, испытывая невыразимое счастье от сознания того, что Генри жив, и лишь услышав его первые слова, понял, что сейчас произойдет. Он побледнел и вскочил с места. — Нет, Генри! — воскликнул он горячо. — Не нужно, не делай этого! Генри, я прошу тебя! — Не мешайте суду, мистер Джеральд, — строго проговорил Робертс. Генри взглянул на Мориса и улыбнулся так, как улыбался только наедине. Мустангер понял, что, не зная о показаниях самого Мориса и Колхауна, Генри не станет вновь рисковать его жизнью, выдумывая новую ложь, и расскажет всю правду. Он огляделся. Люди, затаив дыхание, ждали слов Генри. Через несколько минут они станут их палачами… Морис нашел взглядом лицо Колхауна. «Пожалуйста! — взмолился он беззвучно, зная, что тот поймет. — Останови его! Я откажусь от него, уеду, сделаю все, что ты скажешь, только спаси его, прошу!» На лице Колхауна отразилось колебание. Казалось, еще немного — и он вмешается; но мучительное мгновение прошло, губы Колхауна сжались плотнее, и он отвернулся. Солнце погасло у Мориса перед глазами. Он приготовился встать рядом с Генри и защищать его, пока достанет сил. Они погибнут рядом, вместе, и это горькое утешение было единственным светлым пятном в окружающем мраке. — Итак, вы покинули Каса-дель-Корво и встретились с мистером Джеральдом на берегу. Какова была цель этой встречи? — прозвучал вопрос судьи. Морис увидел, как дрогнули губы Генри, и понял, что тот тоже догадывается, что с ними произойдет после его признания. Генри открыл было рот, но, опережая его, прозвучал другой, звонкий и уверенный голос. — Полагаю, на этот вопрос лучше ответить мне, — проговорила Луиза Пойндекстер. — Вы нарушаете ход судебного заседания, мисс Пойндекстер, — нахмурился судья. — Прошу прощения, ваша честь. — Луиза склонила голову, но тут же вновь подняла глаза на Робертса. — Но я умоляю вас выслушать меня прежде брата. Генри не должен лжесвидетельствовать ради меня. Не позволяйте ему сделать это, ваша честь. — Ну, хорошо, — произнес Робертс. Было видно, что он ничего не понимает, — как и все остальные. Луиза уже была приведена к присяге в самом начале заседания и теперь просто начала говорить. — Я прошу прощения у суда, — заявила она. — Я не лгала, рассказывая о событиях того утра, однако скрыла некоторые сведения, о которых меня не спросили напрямую. Мистер Джеральд и мой брат оба джентльмены, и они пошли бы на все ради защиты чести девушки. Но с моей стороны слишком эгоистично смотреть на происходящее, зная, что я всему причиной. Итак, это я запиской пригласила мистера Джеральда в ту ночь на берег. Однако, догадываясь, что он не захочет меня скомпрометировать подобным свиданием, я подписалась именем брата, добавив, что речь пойдет о дуэли мистера Джеральда с нашим кузеном. — Я должен спросить, зачем же вы на самом деле хотели встретиться с мистером Джеральдом, — мягко проговорил судья. Луиза вскинула голову. — Раз уж я решилась говорить, то скажу все без утайки. Я влюбилась в мистера Джеральда, влюбилась совершенно глупо и по-детски. И, хотя он не дал мне никакого повода думать, что мои чувства взаимны, я вообразила, что стоит мне все ему рассказать, как последует ответное признание. Это решение было блажью избалованной девчонки. Я не понимала, что делаю. Мне просто хотелось получить то, о чем мечтала. Щеки Луизы алели, словно закат над Аламо, но голова была все также высоко поднята. В толпе переглядывались, ухмылялись, хотя взгляды Мориса и Зеба Стумпа заставляли эти ухмылки бледнеть и гаснуть. — Продолжайте, мисс Пойндекстер, — предложил судья. — Дождавшись назначенного часа, я вышла из комнаты, — продолжила Луиза, не повышая голоса. Толпа умолкла, желая услышать продолжение ее рассказа. — Но в коридоре меня остановил Генри. Видимо, он услышал, как открылась дверь, и пожелал узнать, куда я направляюсь в такой час. Он был настойчив, и я все ему рассказала. Генри был очень встревожен. — Она с улыбкой повернулась к брату, ошеломленно слушавшему ее речь. — Он сумел убедить меня в том, что я поступаю очень… неблагоразумно и непредусмотрительно. Я всегда доверяла его мнению, а в тот момент он был настроен весьма решительно. Словом, мы сошлись на том, что я вернусь к себе, а он направится на встречу с мистером Джеральдом и обсудит дуэль нашего кузена, как о том и говорилось в записке. Мистер Джеральд ничего не узнал бы, и моя оплошность прошла бы незамеченной. Не знаю, так ли все вышло или мистер Джеральд, судя по его недавнему возгласу, все же догадался об истинном авторстве записки, но оставил свои догадки при себе, — однако в любом случае я была причиной того, что Генри оказался на берегу в ту ночь. Уверена, дальше все произошло так, как рассказал мистер Джеральд: Чапараль, испугавшись, ударил его копытом, и что случилось дальше, он не может знать. Наметив для Генри эту тропу в топком болоте полуправды и недосказанностей, она повернулась и с гордым видом уселась на свое место, не обращая внимания на довольно громкий шепот за спиной. Только краснеющие мочки ушей выдавали то волнение, в котором она пребывала, выступив перед судом и публикой с подобным откровением. Морис чувствовал глубочайшую благодарность смелой девушке. Он с радостью отдал бы ей свое сердце, если бы оно еще принадлежало ему.