***
Утренние лучи озарили парк. Тобирама поёжился и вздрогнул. Яркий луч, что заиграл на его плече, разбудил его. Походу он уснул. Голова болела от алкоголя и не очень удобной позы, в которой он сидел. Пошарившись по карманам, парень удостоверился, что всё на месте и пока он дремал, никто его не обокрал. Насобирав мелочь, он отправился на остановку ждать автобуса. Хотел послушать музыку, только вот телефон разрядился. Даже сигнала не подавал, словно совсем мёртвый. Дойдя до остановки, пришлось простоять полчаса, пока транспорт с его маршрутом не появился на горизонте. Дорога была убаюкивающей, и Сенджу еле держался, чтобы не уснуть в тепле общественного транспорта. В больнице были установленные часы приёма, но завидев парня в таком состоянии, молоденькая медсестра смиловалась и пропустила так. В палате было светло, хотя шторы были задёрнуты. Хаширама мирно спал, было слышно его равномерное дыхание. Младший брат присел рядом с кроватью на стул. Поправил спадающие на лицо пряди волос, погладил по щеке, любуясь умиротворённым выражением лица. Так продолжалось несколько минут. Парень даже не почувствовал, как проваливается в нирвану. Голова мягко упала на кровать, веки стали очень тяжёлыми и он задремал, накрывая своей рукой руку брата.***
Люди. Скалящиеся, как оголодавшие хищники люди. Мерзкие и противные. Они надрывно хихикают, растягивают тонкие губы в ухмылках. Руки. Они тянутся корявыми тенями к длинным волосам. Хватают и сжимают до боли. Бьют по лицу и душат. Огонь. Ярко-алая метка светится в темноте на раскалённом железе. Изверги и мучители. Будто вышли из средневековья и пытают, как ведьму. Она сжигает кожу, причиняет боль, впиваясь острыми зубами в мягкую плоть. Крик. Раздирающий глотку. Голос исчезает в глухом хрипе. Нет больше сил… Хаширама резко просыпается, заглушённый собственным вскриком. Сердце бешено стучит и колотится в районе горла. Пальцы мёртвой хваткой цепляются за ткань. Страшно до такого состояния, что боишься закрыть глаза. Страшно так, что холодный липкий пот мелким душем стекает по спине. Страшно так, что невольно текут по щекам слёзы. На какое-то мгновение Тобирама спокойно посапывал, утыкаясь в белоснежные больничные простыни. Вывел его из дремоты не то крик, не то хрип, который он не сразу услышал и не сразу понял, что происходит. Его собственная рука сжимала прохладные пальцы. Старший брат не сразу замечает, что не один в палате. Сначала он старается успокоиться, пусть это и выходит плохо. Только потом, переводит взгляд на Тобираму. — Ты пришёл… — вымученно улыбается бледными губами парень. Нет. Он так и не вспомнил, кто это. Есть осколки, но собрать их практически невозможно. Хаширама чётко помнит родителей и ещё некоторых людей. Что-то помнит из периода школы, а потом будто пропасть. Чёрная, всепоглощающая. Шаг — и ты исчезнешь навсегда. Рука Тобирамы самопроизвольно коснулась чужого лица, снова поглаживая. — До сих пор не помнишь меня? — как-то разочарованно произнёс он. — Я твой младший брат. Меня зовут Тобирама. — Тобирама? — повторил Хаширама, прислушиваясь к своим ощущениям — ничего. — Прости… Он покачал головой, всё ещё ощущая свою вину. Не знал, что сделал, но почему-то постоянно хотелось просить прощения. Будто он виноват до глубины души. Студент пристально изучал старшего брата и его реакцию. В груди всё перемешалось, и пелена сонливости всё никак не хотела сходить, мешая и путая мысли. Одно было ясно — без памяти или с ней, он всё равно рад, что Хаширама жив. — Ха, может это и к лучшему, что ты не помнишь, — издал лёгкий смешок, прикрывая рот ладонью. — Так даже проще… — Тобирама слабо улыбнулся, потирая глаза, чтобы скрыть подступающие горячие слёзы. Старший брат обхватил чужую ладонь своей рукой и прикоснулся губами к коже, потом лбом. Вновь проступала горечь сожаления. — Я хочу тебя вспомнить, но не получается… — честно зашептал Хаширама, шумно втягивая воздух. — Прости, пожалуйста… Я буду стараться изо всех сил… Тобирама вытянул руку и погладил родственника по голове. — Не напрягайся ты так. Твоя задача сейчас вылечиться, а с амнезией мы потом разберёмся, — младший брат постарался улыбнуться, но получалось не очень-то хорошо. — Это я должен извиняться, мне кажется… Хаширама хотел вспомнить, но было бы это хорошо? После того, что произошло — будет ли всё, как прежде? Он не помнил правды — оно и к лучшему. Однако, его попытки цепляться за прошлое может ни к чему хорошему не привести. — Можешь рассказать что-нибудь о нас? — вдруг предложил парень. — Или… Мне лучше не вспоминать? Учиться любить тебя заново… Как чужого человека. Младший брат не знал, стоило ли всё это рассказывать или давать намёки, а вдруг он и вправду вспомнит и всё изменится? А сейчас можно построить совершенно иные отношения, ведь Хаширама полностью его забыл. Да забыл, и детство тоже забыл, оставляя жалкие горькие воспоминания одному Тобираме. Ощущения были двоякими: страх от того, что брат может стать таким же, как после возвращения из Америки или же стать ему совершенно чужим. Ни тот, ни другой вариант вкупе не устраивали! — Даже если ты ничего не помнишь, прошу не извиняйся. Лучше скажи мне, что ты сейчас чувствуешь и как твоё состояние? — парень замялся, но всё же решил пояснить: — Твоё душевное и физическое состояние… От этого зависит, как быстро ты пойдёшь на поправку. — Какое душевное состояние может быть, если я ничего не помню? — горько усмехнулся Хаширама, сжав в руке простынь. — Как я себя чувствую? Скажи мне! Брат перешёл на повышенный тон и тут же укусил себя за язык, отворачиваясь. Он так отчаянно хотел вспомнить хоть что-то, но его донимали лишь страшные кошмары. Память отказывалась давать ответы на вопросы. Сердце вновь болезненно сжалось, и Хаширама откинулся на подушки, учащённо задышав. Голова вновь гудела от перенапряжения. Пытался сделать невозможное. — Прости, я правда беспокоюсь за тебя, — и чуть строже добавил: — Я настоятельно рекомендую тебе не пытаться заставить себя вспомнить. Оно само придёт, в своё время. Прошу, не перенапрягайся. — Мне сказали, что около месяца уйдёт только на то, чтобы срослись кости, — уже более спокойно продолжил Сенджу, указав на загипсованную ногу. — Мой организм, на удивление, оказался сильным и сейчас процесс заживления идёт хорошо. Только иногда беспокоят боли. Хаширама соврал, сказав последнюю фразу. Боли лишь изредка отступали. Были ноющими, тупыми, периодически острыми. Они сменяли друг друга, и он уже привык с ними справляться при помощи обезболивающих, что ему вводили в больнице. — Знаешь, я безумно рад, что ты — это всё ещё ты. Как бы глупо это ни звучало, — теперь уже более искренняя улыбка заиграла на лице младшего брата. — Я люблю тебя. Просто знай это. Хаширама вдруг замер, резко вспомнив приход родителей. Из его головы всё никак не выходило выражение лица отца. Он сначала смотрел обеспокоенно, а потом резко поменялся, выражая некое презрение. — Скажи… Брат… А какие у нас с отцом отношения? Я сделал что-то плохое? Тобирама встал со стула и подошёл к окну, раскрывая шторы и открывая окно на проветривание. В палате было немного душно и хотелось собраться с мыслями. Он вернулся на место, готовясь к разговору. — Я расскажу в общих чертах. Так вот, ты учился в штатах и по каким-то причинам, о которых ты мне обещал рассказать позже, вернулся домой на месяц или около того. Ты — гордость семьи, старший сын Сенджу, и отец возлагал на тебя большие надежды. В ночь аварии мы устроили семейный ужин, в честь возвращения отца из командировки и твоего дня рождения… — Тобирама закусил губу, но тут же помотал головой, стряхивая неприятные воспоминания. — Родители подарили тебе квартиру, но ты заявил, что продашь её и уедешь обратно в Америку. Отец очень разозлился, ибо хотел передать тебе бизнес. Ты очень резко высказался и задел чувства отца, не говоря уже о его гордости бизнесмена и главы семейства. Он потребовал отдать ему карточку, на которую перечислялись деньги. А ты сказал, что выплатил его долг, что долларов у тебя куры не клюют, и убежал из дома. Через какие-то полтора часа или около того, мы узнали, что тебя сбила машина. Младший брат положил свою руку на плечо Хашираме. — Прошу тебя, не расстраивайся. Наш папа никогда не был тактичным человеком, и я понимаю, почему ты так поступил. В первую очередь, тебе надо думать о твоём выздоровлении, и я помогу тебе, чем только смогу! Хаширама внимательно слушал, впитывая каждое слово, как губка. Он вкладывал всё в свою голову, чтобы использовать это как ключ для воспоминаний. Нельзя было упускать ничего. На время рассказа младшего брата он затих, всё ещё прислушиваясь к малейшим движениям в душе. Ничего. Всё пусто и глухо. — Вот это я натворил дел, — пробормотал Хаширама со странной улыбкой. — Так странно… Были проблемы и в один миг их не стало. А если бы не стало и меня, то и вовсе бы исчезли… Хаширама прикрыл глаза, отгораживая себя от света. Он не знал, как реагировать на сказанную информацию. Но одно стало ясно — надо покопаться в собственных вещах и что-то может проясниться. Пусть Тобирама и предупредил о том, что не стоит насильно вспоминать — всё само придёт… Но брат так не считал. Он не собирался ждать и сидеть, сложа руки. У него не было терпения, желание получить правду было намного сильнее. — Я хочу домой, Тобирама, — пожаловался он и посмотрел на своего родственника. — Хочу вместе с тобой. Пока что, Хаширама не знал на кого опираться, и если младший брат предложил свою помощь — почему бы ей не воспользоваться? Он ведь такой преданный и любящий. Готов ли Тобирама на всё? Странные мысли начали лезть в голову и юноша отрицательно покачал головой, насильно их прогоняя. Нельзя так думать! Нельзя… …можно… Тобирама глубоко вздохнул, потирая виски. Такой целеустремлённый и упрямый, впрочем, как обычно. Было видно невооружённым взглядом, что слова про возвращение памяти Хаширама пропустил мимо ушей. — Я попробую поговорить с врачом, но ничего обещать не могу. Всё же, здесь тебя обеспечивают всеми лекарствами. Я, например, не смогу поставить тебе капельницу… — Тобирама как-то болезненно посмотрел на брата, совершенно не понимая, что же там творится у него в голове. — В любом случае, тебя выпустят как минимум через недели три или четыре, а пока тебе придётся смириться с таким положением дел. Младший встал с места и пошёл к выходу, предупредив о том, что скоро придёт. Хаширама покорно ждал, а куда он сбежит? Это же смешно. В голове по пунктикам зрел призрачный, пока что, план. Без Тобирамы он никуда не продвинется, а потому нужно быть хорошим мальчиком. Хаширама ведь хороший мальчик? Вновь странные мысли извилистыми змеями проникали в голову, и парень усиленно их отгонял. От этого в висках начало давить, и бешеная пульсация вызывала очередную, в который раз, порцию боли. Сенджу глухо застонал, обхватывая руками голову, сжимая волосы пальцами. Лекарства не особо помогали в этом деле.***
Разговор с врачом был не из лёгких. Пришлось немного надавить, но, как он и говорил, его брата готовы отпустить после усиленного курса лечения и то, доверенному лицу. А это значило, что Тобираме придётся искать профессионального реабилитолога, который сможет присматривать за Хаширамой, для чего потребуется не мало времени. «Ещё, эта чёртова сессия скоро! Как же всё не вовремя!» — психовал Тобирама. Немного побесившись, он снова вернулся в палату. Услышав приближающиеся шаги, Хаширама суетливо осмотрелся и прилёг на подушки, нервно разглаживая складки на одеяле. Складывалось ощущение, будто он нашкодил или своровал, пытаясь тут же зачистить следы. — Новости не утешительные. Как я и говорил, мало того — без реабилитолога тебя не отпустят. Я постараюсь найти хорошего специалиста. Только боюсь это всё выльется в копеечку… — вдруг младший брат замолчал, посмотрев на родственника. На его лице были очень странные эмоции, доселе не знакомые Тобираме. — Тебе страшно? Хаширама? Рассказ младшего брата ничем не радовал. Прибавилась лишь горстка очередных проблем. Хаширама поджал губы. Взгляд был блуждающим, в лихорадочных попытках срочно что-то придумать. А что он может? Человек, которому отшибло несколько лет жизни напрочь. Даже имеющиеся воспоминания могли быть очередной ложью. — Прости… Я причиняю столько проблем, — как-то грустно изрёк брат. — Это была плохая идея. Ничего не надо. Спасибо и на том… Тобираму внутри посетило какое-то странное чувство, как и в прошлые разы — он играет свою роль. Роль прилежного брата, роль «хорошего» парня, но только не того, кем он является на самом деле. Всё это было очень подозрительно. — Ты не ответил на мой вопрос. А впрочем, я для тебя сейчас совершенно чужой человек без твоей памяти, верно? — студент усмехнулся, хотя на душе скреблись кошки, закапывая своё дерьмо в глубинах его сердца. — Я попробую найти человека, чтобы тебя выпустили, а ты поправляйся. Младший брат погладил родственника по голове, от чего у него самого поползли мурашки по спине, и пробил холодный пот. Внутренние демоны снова ломали замки, пытаясь вырваться наружу. — До встречи, — махнув рукой на прощание, Тобирама двинулся на выход, не отходя далеко от больницы, он нашёл зону для курения. Хотел было позвонить Мадаре, но вспомнил, что батарея села и придётся немного подождать. Докурив свою маленькую зависимость и выбросив бычок в урну, Тобирама неспешным шагом направился на остановку.***
Мадара покинул номер. Изуна ещё какое-то время повалялся в тёплой кровати, вдыхая запах подушки, что впитала сладкий парфюм брата — всё никак не мог им насладиться, но ему, всё же придётся смириться. Когда мужчине надоело лежать, он встал и наконец заставил себя принять душ. Ледяной, а не как обычно — тёплый. Было холодно, но только так можно было почувствовать облегчение. Обмотал одним полотенцем пояс, другое — поменьше, накинул на голову. Прошёл на кухню и начал варить себе кофе, потихоньку согреваясь. Очень горький кофе, который он просто ненавидел. Да, они были с Мадарой мазохистами, что переносили душевные раны в физические. Захватив ноутбук, Изуна запустил поисковик, чтобы просмотреть все предлагаемые недвижимости в пределах или недалеко от Токио. Работы на сегодня всё равно не было, и он мог посвятить этому целый день. Ближе к полудню раздался звонок. — Алло, Учиха Изуна слушает, — номер был незнакомым, поэтому мужчина решил сразу представиться. — Здравствуйте, Изуна-сан. Это Тобирама. Вы не знаете где Мадара-сан? Дома его нет, и трубку он не берёт, а мне срочно надо с ним поговорить, — голос звучал достаточно взволнованно. — Да? И о чём же? О твоём братце? — Учиха был настроен негативно. — Да-а, — протянул парень, — у Хаширамы амнезия. Понимаете, он так и рвётся всё вспомнить. Ведёт себя странно. Не хочу давать ему возможность погружаться в свои мысли. Меня это напрягает, но врач не позволит ему выйти раньше, чем пройдёт срок в три-четыре недели, если я не найду реабилитолога. — Тише-тише, успокойся. Я понимаю, что ты на взводе. Послушай, малыш Тобирама, я единственный, кто в этом виноват, а потому оставь проблему с реабилитацией мне. Я что-нибудь придумаю, так что после выписки настоятельно рекомендую отдать его в мои руки, — Изуна прокашлялся, чувствуя, как к горлу подступает комок вины. — В общем, не переживай. А насчёт Мадары, если я дозвонюсь до него, то перезвоню. Всё, давай, пока. Изуна даже не стал выслушивать прощания парня и просто сбросил трубку, шумно выдохнув — от этих Сенджу одни проблемы!***
Мадара отсутствовал дома весь день. Отключил телефон и просто наслаждался жизнью. Хотя, трудно было назвать это наслаждением. Мужчина просто устал, а может и нет. В душе творилось черти что, и надо было навести порядок. Никого из знакомых он видеть не хотел, и слышать тоже. Весь день провёл в своих тяжёлых раздумьях, раскладывая по полочкам свои чувства. Эти чувства были настолько тяжёлые, что полки ломались под весом и приходилось вновь и вновь возвращаться к наведению порядка. А ещё глупые мысли — они вообще выбивали из колеи. Справился Мадара сам с собой только к вечеру. Он настолько сильно запечатал рвущийся ураган эмоций, что ощущалось простое безразличие и… Возможно эгоизм. А ещё облегчение. Облегчение за то, что он наконец-то нашёл силы и подавил это недоразумение. Теперь жить стало проще. Мужчина вернулся домой, не замечая ничего вокруг. Он удосужился лишь скинуть обувь и пальто. После этого, отправился в свою комнату и просто рухнул на кровать, глухо застонав. — Как же всё достало, — пробурчал в постель Мадара.***
Тобирама сидел в своей комнате за книгами. Он и так пропустил два учебных дня, и нужно было навёрстывать материал. День тянулся, как никогда до этого глаза слипались, а мысли то и дело возвращались к Мадаре. К той ночи… «Нет! Он был пьян! Это было лишь по наитию, ничего серьёзного! Соберись!» — парень похлопал себя по щекам, успокаивая бурную фантазию. Внезапно, он услышал звук открывающейся двери, но не стал торопиться. Тяжёлые шаги проследовали в другую комнату и затихли. Студент чуть не лопнул от возмущения. Он беспокоился, а мужчина даже не удосужился проверить, дома ли он. Злостно вскочив с места, гость проследовал в соседнюю спальню. — Вы совсем охренели, Мадара-сан? — уперев руки в бока, Тобирама сверлил психолога яростным взглядом, несмотря на то, что он видел, в каком пребывал настроении Учиха. — Я телефон оборвал! Я даже Изуне звонил! Вы меня вообще слушаете?! У вас есть совесть?! Мальчишка срывался на крик. Он так же, как и хозяин устал от того, что преподносила ему жизнь и вот тот самый человек, который стал ему близким — игнорировал его. — Если вам всё равно, то вот вам новость: я завтра возвращаюсь домой, — не получив на это никакой реакции, парень вышел из комнаты, хлопнув дверью в сердцах. Мадара продолжал лежать пластом на кровати. Он думал. Ему было совестно. Вина скребла под рёбрами, пискляво мяукая под ухо. Учиха заворочался, склоняясь от одного решения к другому. Размышлял о своём поведение и как он… Поступил с Тобирамой. Уж слишком грубо всё вышло. Мужчина, глубоко вздохнув, всё же соизволил встать и ещё с минуту мялся на месте. Взяв себя в руки, Мадара направился к мальчишке. Он постучался и без разрешения зашёл внутрь. Хотя, кто тут хозяин квартиры? — Тобирама, прости, — пробормотал Учиха. Теперь и парень игнорировал его, отвечая такой же платой. — Будешь меня игнорировать? Ну… Я заслужил. — понимающе согласился мужчина и присел рядом с Сенджу. — Что там с Хаширамой? Мадаре было абсолютно наплевать на старшего брата Тобирамы, но тот вдруг резко начал о нём беспокоиться. Учиха это не одобрял, но молчал. Жизнь его совершенно не учила. — Всё хорошо, — пробурчал Тобирама, делая вид, что внимательно изучает учебник. — Жить будет. Юношу очень многое беспокоило и очень многое не нравилось в поведении его старшего брата. Даже сейчас, когда он в таком состоянии. Безумно хотелось всё рассказать психологу, но гордость душила, заставляя отмалчиваться. — В ваших руках сейчас большая власть, — начал студент издалека. — Большое отличие между мной и вами в том, что вы не боитесь сделать больно любимому человеку, в то время как я, никогда себе этого не позволю. Парень замолчал, прислушиваясь к внутреннему скрежету души. Не хотелось вовсе это озвучивать, но он считал это необходимым. — Я знаю, что я для вас всего лишь увлечение, а потому, постараюсь не принимать вас за дорогого мне человека, чтобы снова не стать тем, кем я был. Все психологические труды насмарку. Последнее предложение Тобирама особенно выделил, готовый получить по морде за свои слова, но ничего не произошло. — Ударьте меня, это будет справедливо… Мадара поморщился, недовольно поджав губы. Он бросил на Тобираму странный взгляд, прищурив глаза, а затем усмехнулся. — Какой ты молодец, Тобирама, — язвительно произнёс мужчина, резко переменившись в настроении. Учиха резко вскочил, начиная нервно ходить по комнате. Смотрел, как хищник, готовый наброситься в любой момент. — Ты решил меня резко вычеркнуть из жизни? Решил разом решить свои душевные метания? А ничего у тебя не выйдет. Вместо того, чтобы разобраться по-человечески — ты просто игнорируешь, — мужчина резко приблизился к парню, взглянув в его глаза. Вновь отстранился. Его возмущал такой резкий перепад отношений. Разве он просто так наворачивал круги вокруг мальчишки, отдавая свою заботу без остатка? — Я ради чего отдавал своё внимание? Жалел тебя, грел на груди и помогал. Для чего? Чтобы в какой-то момент ты взял и обрубил всё на корню? Ты сказал, что никогда не причинишь боль дорогому человеку, — начал Мадара, усмехнувшись, и продолжил с ядом в голосе: — А что ты делаешь сейчас, дорогой мой Тобирама? Ответь мне. Разве ты не причиняешь сейчас мне боль? Или… Я для тебя уже никто? Тобирама сперва оторопел от такого резкого напора гнева и обиды в его сторону, но разве он первый начал? Нет! — А, то есть вот как вы заговорили, — парень подорвался с нагретого места, скалясь пуще прежнего. — Вы давали мне всё это взаймы, да? Под процент, так сказать? Не от чистого сердца, чтобы сейчас потребовать назад? Да, я нуждался в вас! Но похоже, я вам не особо и нужен-то! После той ночи, я думал, что вы тоже испытываете ко мне чувства. О, каким же дураком я был! Кулаки невольно сжались, натягивая кожу на костяшках до покраснения. Глаза горели алым пламенем. — Вы ни словом не обмолвились о наших отношениях. Я действительно дорог вам? Последние дни вы только и делали, что игнорировали меня! Да, я уже смирился с мыслью, что потерял вас! — Дрянной ты мальчишка, — зашипел Мадара, шумно задышав через нос. — Думаешь, что только у тебя бывают проблемы? Учиха на краю сознания понимал, что зря обвиняет Тобираму, но под давлением бурных эмоций это всё стиралось. То, что он так старательно складывал весь этот день и запечатывал — полетело к чертям. Он слишком долго сдерживался, чтобы не задеть окружающих своими чувствами и эмоциями. Но… Всему есть предел. — Вы для меня никто, Мадара-сан! Последние слова вырвались сами собой. В порыве ярости, обуревающей злости, что вихрем уносило субординацию всё дальше и дальше. — Действительно что ль?! Никто?! Это смешно слышать! Ты всего лишь пытаешься сделать это мне назло. Пытаешься сделать, как можно больнее, — яростно произнёс мужчина, растягивая губы в ухмылке. — Жалкое тявканье щенка! Мадара сорвался. Мадара не думал больше. Мадара шёл на поводу своего внутреннего урагана. Резко схватил Тобираму за волосы и прижал к себе, до боли впиваясь в губы, озлобленно кусая до металлического вкуса. Учащённо дышал, с наслаждением слизывая капли крови. Он выплёскивал скопившуюся злость в агрессивные действия. Рука бы не поднялась ударить, но кусать и нападать — всегда пожалуйста. Шокированный новым потоком слов, парень, защищая своё задетое эго, бросился с кулаками на мужчину, но удары были недостаточно сильными и весьма смазаными. Прошёлся по челюсти и рёбрам. Правда, от них останутся пара лёгких синяков, не более. Его соперник лишь блокировал удары. Сенджу быстро выдохся, стоял, пошатываясь вытирая пот со лба. — Да, у всех у нас проблемы, Мадара-сан, — вытирая кровь с прокусанных губ, произнёс Тобирама. — Вот только я не навязывался вам в клиенты и… Ему не дали договорить, ударив по голове. Тобирама опустился на колени, хватаясь за макушку. Противник воспользовался этим моментом, зашёл за спину и заломил руку вызывая болезненное шипение, прижимая мальчишку к полу. — Отпусти! — взревел Тобирама, потеряв всякий контроль — Пусти меня! Я ни за что тебя не прощу, Мадара! Ты меня слышишь?! — Да у тебя кишка тонка, чтобы на старших бросаться! — довольно усмехнулся Мадара, гордый тем, что он превосходит по силам и такой сопляк ему не ровня. — А я всё ждал, когда ты покажешь свои эмоции. А то всё зажимался и строил из себя жертву! Учиха не соображал, что может этими словами полоснуть не хуже острого ножа. Однако, говорил то, что вертелось на языке, совершенно не задумываясь о последствиях. — Ты мне скажи, что я такого сделал, чтобы ты меня не прощал? Давай, начни размусоливать, что я тебя бросил. Такой жестокий и бессердечный! Я же бесчувственная мразь! Да? Мужчина сильнее скручивал руки мальчишке, вызывая его метания по полу. Глаза застилал чистый гнев, и хотелось причинить боль. Хотя бы физическую. — Скажи, что я исчез в самый ответственный момент, когда твоего жалкого братца сбили! Скажи, что я игнорировал тебя! Скажи, что я не помогал тебе! Ну же! Скажи это ещё раз, что я такой плохой! Скажи, что я плевал на твои чувства! Не отвечал на твои поцелуи и не утешал! Мадара задыхался от жара собственных слов. Злился всё больше и больше. Чем ярче были эмоции — тем сильнее хотелось сорваться на другом человеке. И как некстати под руку попался лишь Тобирама, хотя не так давно он пылинки сдувал, чтобы не причинить лишний раз боли. — А-а-а, — парень закричал, стало невыносимо больно не только физически. — Отпусти меня! Прошу отпусти! Он понимал, что не сможет тягаться с Учихой. Не знал, как можно высвободиться или хотя бы сделать хоть что-нибудь. Слова, словно острые иглы вонзались и буравили его изнутри, подавляя какое-либо желание сопротивляться, но он продолжал. Сдаться сейчас — признать свою слабость и пусть, действительно потеряет этого человека. — Да вы правы, что такой сопляк может сделать против? Рады, что победили априори слабого противника, я повторюсь: Ты для меня пустое место! Я тебя ненавижу! Аргументы закончились и оставалось давить лишь на те же больные точки, что надавили и ему. Слёзы подступали к горлу, жгли нос, заставляя парня всхлипывать, но не опускать руки. Он не мог перестать давать отпор, не мог перестать делать больно в ответ. — Ты для меня пустое место! — передразнил Мадара со злобной ухмылкой. — Знаешь, как жалко ты сейчас выглядишь?! Твои слова для меня пустой звук! Мужчина продолжал резать по живому, вспарывая своими колкими фразами плоть. Он продолжал и продолжал уничтожать мальчишку. Он не мог насытиться чужой болью, по которой так соскучился. Злоба сочилась гнойным нарывом. Он защищался своими эмоциями от чужого воздействия. Ставил блок, который мог треснуть в любой момент. Но редкие высказывания Тобирамы всё равно проникали в сердце, и успокоиться он не мог. Пока не сломает. Пока не уничтожит. Пока не будет удовлетворён. — Ненавидь меня, Тобирама. Заглушай свою любовь ко мне. Не ты ли не так давно стонал подо мной? — Мадара пустил в ход совсем грязные трюки. Даже несмотря на помутнение в тот вечер Учиха досконально всё вспомнил позже. — От ненависти так сладко не стонут. Мадара-сан, Мадара-сан! — шипел мужчина, перескакивая на звонкие ноты под конец. — Сдайся наконец-то, Тобирама. Признай, что я не так уж тебе безразличен. Ведь, чем дальше ты отрицаешь очевидное, тем глубже я буду погружать тебя в болото. Это было пределом, вот-вот и он его раздавит, разорвёт и так бедную душу на ещё более мелкие клочки. — Нет! — Тобирама издал истошный крик. — Заткнись! Заткнись! Заткнись! И слышать не хочу! — всхлипы уже было не сдержать. Они становились громче, обволакивая его всего, заставляя сотрясаться. Тело в конец расслабилось. Юноша не сопротивлялся, молча уставился в одну точку, понимая, что проиграл. Мадара выиграл. Растоптал и унизил, изливая всю злость и ненависть, что давно его мучила. Пусть это было направленно на обидчиков, сейчас страдал именно Тобирама. Ни единого слова больше Сенджу не проронил, тихо хватая воздух ртом и стараясь унять горячие струи, что окропляли щёки, не спрашивая разрешения хозяина. Лимит превышен и больше сдерживаться невозможно. Мадара облегчённо выдохнул, будто на него резко вылилась вода, смывая всю тяжесть. Негативные эмоции испарялись под действием удовлетворения в негласной победе. Мужчина отпустил мальчишку и понял в первую очередь, что перестарался. Даже слишком. Однако, никто бы не смог его остановить, пока Учиха бы не достиг желаемого. Если он так рьяно чего-то хотел — мешать никто не мог. Мадара слабо улыбнулся и схватил обмякшего Тобираму, усаживая. Взглянул в его раскрасневшееся лицо и судорожно выдохнул. — Прости меня, — хрипло прошептал Мадара. Его резко обуяла нежность и забота. Будто ничего и не было. Будто не он сейчас ломал чужие кости и топтал грязными ногами душу. Не он. — Я вспылил… Прости меня, малыш… Учиха обхватил лицо парня, стирая пальцами слёзы. Но дорожки по новой образовывались. Обжигающе горячие и горькие. Мадара готов был теперь искупить свою вину. Он нежно коснулся губами красных щёк, собирая солёную влагу. Спускался короткими поцелуями к уголкам рта. Мысленно вновь старался залечить раны, уже нанесённые собственными руками. Мужчина чувственно и тягуче медленно поцеловал во влажные губы. Прикрыл глаза, пытаясь вложить свою заботу и любовь в это действие. Нежно. Легко. Любовно. — Простить… вас…? — Тобирама словно не имея голоса, бесшумно повторил. Его глаза пустые и безжизненные не выражали ничего, словно он был не здесь и не сейчас. Даже сил оттолкнуть мужчину не было. Словно тряпичная кукла, он был податлив любым манипуляциям, что проводил Мадара. Находясь в неком забвении, парень прикрыл глаза, пытаясь услышать, бьётся ли его сердце или же давно остановилось. — Мне… больно… — как-то безжизненно шевеля губами, извлёк звук студент. — Не трогайте… меня… я прошу. Мадара понимал, что наделал. Понимал, что сейчас мальчишке ничего не поможет. Может… Только время. Но отходить от него не хотелось, вкладывая тепло в израненную душу. — Я виноват… — прошептал мужчина, кусая себя за язык. Эти глупые слова не помогут. Разве он не знает? Конечно, знает, но кому он это говорит? Не себе ли? Учиха откинул все сомнения, не собираясь погружать себя в болото сожалений. Если он это сделает — утянет за собой и ближнего, сваливая свои чувства на других. — Я… Побуду только рядом. Позволь. Я не прикоснусь к тебе… Тобирама никак на это не отреагировал. Он был настолько потерянным, будто Учиха высосал из него всю жизненную энергию вместе с душой. Всё, что он вложил в мальчишку — всё вернул на место. Погубил собственными руками невинное дитя. Мадара оставался безмолвной тенью. Сейчас он хотел быть только рядом с парнем. Куда бы он не пошёл, и как бы не умолял оставить его в покое. Уговор был только на прикосновения. Так ведь? Поднимая мрачные опухшие глаза на мужчину, Тобирама медленно провёл рукой по щеке, словно слепой. Словно ничего не видел и старался на ощупь всё прочувствовать. Было нестерпимо больно, жгло в груди, расплёскиваясь по всему телу. «Это просто сон» — твердил сам себе Тобирама. Веки становились тяжёлыми, а тело становилось неподвластным. Казалось, он сейчас упадёт, но сильные тёплые руки подхватили его. А дальше — темнота. Беспросветная, непроглядная, обволакивающая. Мальчишка, выбившись из сил, сам упал в руки к мужчине, даже не осознавая этого. Сейчас его сознание неспособно было функционировать должным образом, а потому самым верным решением было бы перезапустить систему.