***
Он вновь остался один. Хаширама блуждающим взглядом осматривал комнату. Мысли не хотели связываться в единую цепочку и надрывались на середине. Алкоголь неплохо ударил по мозгам, и сейчас он чувствовал себя донельзя расслабленным. Ещё немного и он точно куда-нибудь провалится и до утра его невозможно будет вытащить. Пребывая в своих раздумьях старший брат не заметил, как в комнату тихо вошёл Тобирама. Хаширама просто в очередной раз осматривался, и взгляд затуманенных глаз остановился на очередном посетителе. — Ой, Тобирама, — улыбнулся он, склонив голову на бок, его карие глаза блестели от количества выпитого. — Какими судьбами? — Ты как? — робко спросил младший брат, присаживаясь рядом, и положил руку на плечо, слегка сжимая. — Сейчас ты мне кажешься таким маленьким и беззащитным… — Я? Маленький и беззащитный? — Хаширама пьяно хихикнул с такой глупости. — Не говори чуши, малыш Тобирама… В комнате витал запах алкоголя. Видимо тот, что унёс Изуна. Тобирама обнял брата. Хотелось защитить и укрыть его от всего этого злого мира, чтобы он никогда не познал страданий. Слова вылетели сами собой, не успев дойти до мозга, чтобы осознать их. — Прошу, раздели со мной свою боль, — взгляд красных глаз неотрывно пытался погрузиться в глубину души его брата. О чём тот думает, а может и вытащить что-нибудь на поверхность, каким бы уродливым это ни было. Хаширама чуть не задохнулся, когда очутился в чужих объятиях. Таких тёплых… Родных… Манящих… Он судорожно вдохнул, проводя носом по открытой коже младшего брата, шумно втягивая воздух и стараясь не поперхнуться. Во рту скопилась слюна, и становилось жарко. От объятий, от выпитого, от чувств… — Разделить боль? — заговорщицки зашептал Хаширама, растягивая губы в странной ухмылке. — Я только с радостью, но… Не факт, что ты выдержишь, мой дорогой младший братик… Тихий хриплый смех и старший брат крепко обнимает в ответ Тобираму. Он сдерживается из последних сил и… Чует прилипший, как жвачка, чужой запах, что не принадлежит Тобираме. Нет. Он тяжёлый, неприятный до такой степени, что раздражает слизистую носа. Внутри всё зашипело, как на раскалённом масле, забурлило, готовое вот-вот выйти за края. Хаширама учащённо задышал, чувствуя прилив странного чувства, что не давал трезво мыслить и не делать глупостей. Но… Он ничего не мог поделать с этим. — Тобирама, — несвойственно жёстко заговорил юноша, стискивая зубы. — Ты всегда будешь со мной? Всегда будешь моим? Ответь мне, прошу… Тобирама немного отстранился. Он почувствовал ту зловещую ауру, которая была рядом с его братом с момента их встречи. — Что за вопросы?! — растерянно спросил младший брат. — Конечно, я всегда буду с тобой! «Если ты снова не решишь свалить в Америку, а пока…» Цель Тобирамы была ясна как день — вернуть брату память… Нет, не брату. Насильнику, а тогда уже посмотреть страхам в глаза и самолично разобраться с родственником, но пока… Он ещё не готов… — Я всегда буду рядом с тобой, Хаширама, — тёплые ладони обхватили лицо, нежно поглаживая пальцами. — Я так тебя люблю, — нежно произнёс Хаширама, перехватывая ладонь брата. Он с трепетом целовал пальцы, чуть покусывая. Не давал выдернуть руку из своей хватки, сжимая и удерживая настолько сильно, что становилось больно. Ещё чуть-чуть и старший Сенджу с лёгкостью переломал бы эти хрупкие кости, обтянутые мышцами и кожей. — Я так боюсь тебя потерять, — продолжал бездумно болтать старший брат. Пальцы. Ладонь. Запястье. Хаширама остановился, отпечатав последний сухой поцелуй на линии синих вен и влюблённо посмотрел на Тобираму. Преданно, как однажды. Даже сквозь пелену алкогольного тумана он мог выразить свои чувства одним взглядом. Но на самом дне блестели безумные искры… — Я так без ума от тебя, — дрожащим голосом закончил брат. Он странно улыбался. Запустил пальцы в светлую копну волос младшего, больно сжимая у корней. Так счастливо смотрел в глаза. — Я так не хочу тебя ни с кем делить, — беззвучно зашевелил губами Хаширама, надеясь, что Тобирама никогда в жизни не поймёт этой фразы. Первое желание отстраниться всё никак не покидало. Да и нарастающее чувство опасности сигналило о многом. — Хаширама, — стараясь высвободиться из крепкой хватки, произнёс младший брат. — Ты пьян. Я понимаю твои чувства. Я и так твой брат. Тебе не надо меня ни с кем делить. — Я пьян от чувств к тебе, — прошептал Хаширама, склонив голову. Длинные волосы упали на лицо, скрывая выражение лица парня. Он был обижен от того, что Тобирама так к нему относится. Старается быть хорошим, любит своего младшего брата, а что тот делает в ответ? Вспомнив о том, зачем Тобирама вообще сюда пришёл, понял, что надо плавно вывести на разговор. Но как? — Послушай, я совершенно серьёзно хочу разделить с тобой все тяготы прошлого, если оно настолько ужасно и если уж ты не сломался под их весом, то я тем более не проломлюсь! — слова звучали твёрдо и уверенно, словно подхваченные неким вдохновением. — Очень обидно, что ты так легкомысленно относишься к моей чистой безграничной любви, — продолжил Хаширама спустя минуту молчания, всё так же, не поднимая головы. Он старается быть хорошим мальчиком. Почему его не хвалят? Почему его не замечают? Сколько бы Тобирама не уделял внимания старшему брату — Хашираме всё мало было. Он хотел больше. Намного больше. Нужно продолжить быть хорошим, иначе младший братик может оттолкнуть. Так ведь, Хаширама? Кивнув в такт своим мыслям — он взял в свои руки ладонь Тобирамы и начал усердно поглаживать кожу, разминая пальцы массажными движениями. Это успокаивало. — Я расскажу тебе, если ты поспишь сегодня со мной, — пробормотал Хаширама. — Мне страшно засыпать одному… Тобирама снова прижал брата к себе, боясь за то, что действительно мог его ранить. — Прости. Конечно, я останусь с тобой, — сказал он, гладя родственника по голове. — Ты самый дорогой для меня человек. Я тоже люблю тебя. Юноша отстранился и быстро встал, почёсывая затылок. — Я схожу за футболкой, в которой сплю и скоро вернусь. Выйдя за дверь, Тобирама прижался к стене, тяжело вздыхая, словно лёгкие стали чугунными. Тело била мелкая дрожь. «Это из-за Хаширамы?» — глядя на свои трясущиеся руки, думал парень. — «Глупости какие-то…» Тобирама поспешил отправиться к себе в комнату. Там он обнаружил интересную картину. Двое мужчин, словно котики лежали, свернувшись клубочком. Обнимали друг друга и умиротворённо спали. Умиляясь такому виду, Тобирама достал из шкафа плед и накрыл братьев. Затем взял свою футболку и отправился обратно к старшему брату. Всё ли будет хорошо? — Хаширама, тебе помочь переодеться? — Я только на ногу не могу ступать, но не всё же тело отказывает, — недовольно ответил Хаширама, взглянув на младшего брата. — Я не настолько беспомощный, как ты думаешь. Брат вдруг взбесился с этой вселенской жалости, что сыпалась со всех сторон. Он понимал, что люди просто хотят помочь, но это лишь глубже погружало его в беспомощность и чувство ничтожности. Парень демонстративно стянул с себя футболку, отбрасывая в сторону, и шорты полетели так же следом. Он упрямо посмотрел на Тобираму, кидая немое «Видел?». Хаширама продолжал вредничать и залез под одеяло, уместившись у изголовья кровати. Он, как хищник наблюдал за младшим братом, прищурив карие глаза и поджав губы в обиженном жесте. — Ложись рядом, — похлопал по пустующему месту старший брат. — Или боишься навредить мне? Юноша прикрыл глаза, тихо выдыхая. Старался успокоиться и пытался не задеть своими словами младшего брата. Его настроение было очень переменчиво от постоянных догадок, попыток что-то вспомнить и многих других факторов. Одно было точно ясно — Хаширама намеренно закрывался в себе, стараясь не ныть. Лишь изредка взывал к себе жалость Тобирамы, но это тоже было намеренно. Старший брат не собирался показывать свою слабость, даже когда ему было больно или плохо. Лишь когда совсем прижимало, и сдерживаться не мог, тогда и сочилось всё наружу. Но ловить на себе жалостливые взгляды — было хуже всего. Особенно от Тобирамы. — Хорошо-хорошо, — Тобирама поднял руки вверх в сдающемся жесте. — Больше не буду, но ведь ты такой противный. Никогда сам не сознаёшься, если тебе плохо. Пальцы коснулись края футболки и резко потянули её вверх, оголяя бледную кожу. Заметив на себе хищный взгляд, он добавил: «Это у тебя с детства». Следом полетели штаны, но мерзкое, липкое ощущение всё ещё не проходило. Складывалось чувство, что сегодня он тоже будет плохо спать. Стараясь не думать о плохом, Тобирама натянул на себя футболку для сна и забрался в кровать, ложась рядом с Хаширамой. — Надеюсь, сегодня тебе не будут сниться кошмары, — мимоходом добавил он. Хаширама горько усмехнулся. Кошмары. Ну, конечно, не будут сниться. Они будут приходить наяву и ничто от этого не спасёт. — Тебя это не должно беспокоить. Я постараюсь быть тихим, — взяв за руку Тобираму, произнёс парень. Удовлетворённо улыбнувшись, старший брат положил свою голову на грудь младшему. Он слушал, как сердце учащённо бьётся. Не слишком медленно, как обычно, но и не слишком сильно, чтобы это было похоже на страх. — Что тебя беспокоит? Твоё сердце тревожно бьётся, — пробормотал Хаширама и замер. — Это… Из-за меня? Ты волнуешься, что мои кошмары перекинутся и на тебя? Тобирама рассмеялся не в силах сдержаться. Такая, на первый взгляд, глупая догадка располагала к себе и даже успокаивала. — Не говори глупостей, — рука мягко коснулась головы, гладя по густым и гладким волосам. — Разве такое возможно? Внезапно Тобирама почувствовал тепло чужих губ на своих. Такое сладкое и пьянящее. Он прикрыл глаза, наслаждаясь этим. Потом, резко ужаснулся от этих ощущений. Однако, не смог оттолкнуть Хашираму, прижимая его ладонь к своей груди. Хаширама таял от поцелуя. Такого нежного и воздушного. Аж мурашки по коже от приятных ощущений. Он судорожно выдохнул, чувствуя всей кожей чужое тепло. Так близко. Так будоражит… Насладившись вдоволь, Тобирама всё же отстранился. — Ты же знаешь, что это не правильно… — не глядя в глаза, пробормотал младший брат. — Это выражение моей любви, — по-детски невинно заявил парень, улыбаясь. — Что в этом такого? Я же люблю тебя. Почему мне нельзя? Юноша хотел и дальше закидывать вопросами, но вовремя остановился. Если Тобирама позволил первому поцелую быть, то может… Он и на второй согласится? Хаширама не спрашивал разрешения и в порыве чувств, прижался к младшему брату, впиваясь в желанные до покалываний губы. Прижимал к себе, обхватывая за шею руками. Не давал отстраниться. Сердце бешено подскакивало до уровня глотки, создавая комок. Щёки краснели от такого напора и прилива крови. Парень покрывался жаром с ног до головы. Внутри всё трепетало от того, что он получил желаемое. Но… Надолго ли? Тобирама не успел опомниться. Дыхание спёрло, словно его злостно украли. Да, именно так и вор был прямо перед ним. Стоило ли идти на такие глупые риски? «А что, если это поможет ему вспомнить ту ночь? Его день рождения? Сколько боли он мне причинил?» — решив попробовать и надеясь, что его схватит приступ в процессе, Тобирама планировал отделаться малой кровью. — «Лишь бы сработало» Младший брат решил углубить поцелуй, проникая в горячий рот, лаская изнутри. Было бы нечестно по отношению к самому себе соврать, что ему это не нравилось. Азарт, который захватил с головой. Насколько далеко всё это зайдёт и что, если Хаширама не начнёт вспоминать? Сможет ли он остановиться? Тобирама не знал. То нежно, то страстно, он целовал своего врага в лице брата, намереваясь отомстить. Пускай хотя бы так. Или же, он просто не был достаточно откровенен с собой и просто строил из себя жертву? …уже не важно… Хаширама ликовал. Он радовался, как малое дитя. Улыбался сквозь бесчисленные поцелуи. Тобирама ему ответил. Какое счастье. Старший брат оторвался от сладких влажных губ младшего и посмотрел на него затуманенным взором. Краска не спадала с лица, лишь повышая температуру. Он возбуждался лишь от одних прикосновений к Тобираме. А поцелуи… Это было нечто божественное и высшее. Это разносило по телу вязкое и тягучее желание. Такое, что покалывала кожа от нехватки ласк. Хаширама действовал без спроса и дальше. Решил, что младший брат совсем не против быть к старшему чуть ближе. Намного ближе… Он стягивал футболку дрожащими от волнения пальцами и чувствовал, как ладони холодеют. Только не сейчас. Он хочет отдавать лишь тепло. Когда Тобирама почувствовал прикосновение дрожащих холодных пальцев к своей коже, то решил помочь и сам стянул с себя футболку, возвращаясь к поцелую. Хаширама с тихим стоном прикусил кожу на шее. Жадно втянул носом воздух, чувствуя лёгкое головокружение. Он уже сходил с ума от собственного брата. По собственнически парень ставил яркие алеющие засосы и опухающие укусы в районе шеи и на ключицах. Довольно смотрел на свою работу и жадно целовал чужие губы. Дыхание учащалось с каждым прикосновением. На контрастах огненного тела Тобирамы и прохладных рук его брата. Он притянул одну из них, целуя пальцы. — Ты волнуешься? — ухмыляясь, спросил младший брат. — Не волнуйся, ты уже делал так до этого. Тобирама хитро подмигнул, стараясь расслабить Хашираму, как можно больше, чтобы он меньше думал и больше чувствовал. Хотя понимал, что скоро и сам поплывёт, словно вкушая запретный плод. Хаширама замер, глупо улыбаясь, но всё же ответил: — Тогда и вовсе не стоит сопротивляться, мой Тобирама, — жарко прошептал парень. Откидывая голову, прогибаясь в пояснице и кусая губы, Тобирама всё ещё сдерживал свои стоны. Однако, как только руки достигли груди, очерчивая возбуждённые соски, он издал шумный выдох. Под тканью белья становилось теснее и Тобирама проклинал, что именно сегодня одел обтягивающие боксёры. Щёки были красными от румянца. Кровь пульсировала по телу, разливаясь, словно бушующий океан. Сенджу, как любопытный, изучал тело младшего брата. Впитывал каждую реакцию на прикосновения. Чуть ли не мурлыкал от происходящего. Он коснулся шершавым языком возбуждённого соска, мягко покусывая и посасывая. Другой же ласкал пальцами — щипая и поглаживая. Менял ласки с грубых на нежные, с нежных на грубые. Кнут и пряник. С дикой любовью целовал грудь, живот, выписывая языком влажные узоры. Спускался всё ниже, увлечённый и возбуждённый. Тобирама вжимался в кровать всё сильнее. От прикосновений становилось очень жарко. Тело покрывалось испариной, пытаясь охладиться — бесполезно. Хаширама держал крепко, доставляя кучу удовольствия, не давая вырваться. Удивительно, что даже в таком состоянии он был сильнее. С одной стороны охватывало отчаяние, но с другой, Тобирама уже не мог перестать стонать, едва сдерживаясь на пиках. Ласки были тривиальными. Однако, от одной мысли, что он сам позволял своему старшему брату делать это — возбуждение росло в геометрической прогрессии, смешиваясь со смутным образом осознания. Руки Хаширамы с трепетом оглаживали бледную фигуру, проминая под собой кожу и мышцы. Очерчивая рёбра и касаясь бёдер. Преграда в виде белья совсем не радовала. Ладонь проскользнула под одежду, но там было тесно и пришлось с разочарованным вздохом стянуть мешающую ткань. Пальцы обхватили член Тобирамы, любовно поглаживая. — Что же ты творишь? — на выдохе спросил брат, когда прохладные руки коснулись его члена. — Хаширама… Хаширама заткнул рот младшему брату страстным поцелуем, задыхаясь от ласк, предназначенных для его любимого Тобирамы. Поцелуй. Да, как раз его и не хватало. Немного грубого и такого желанного. Мычать в губы, чувствовать приятные волны, которые достигая паха, сворачивались в комок. Сердце старшего брата продолжало бешено стучать под рёбрами, всё больше прогоняя кровь. Дурман любви совсем стирал границы, позволяя творить всё, что вздумается. И… Хаширама не отказывал себе в этом, наслаждаясь. Тобирама грубо схватился у корней волос, оттягивая их. Он прикусил нижнюю губу своего брата, посасывая и облизывая её. Хаширама застонал. Боль смешивалась с моральным наслаждением. Это было прекрасное чувство. Было ощущение, что он ласкает не Тобираму, а самого себя. Слишком чувствителен был к реакции брата. Удовольствие, казалось, отзеркаливало или проникало через прикосновения под кожу. — Тобирама… — хрипло простонал старший брат. Он хотел Тобираму до безумия. Хотел так, что внизу живота тяжелело и сковывало диким вперемешку со сладким желанием. Хотел так, что утробно рычал и переходил на грубые ласки. Хотел так, что в глазах искрило и болезненно давило бельё. Хаширама стянул мешающую одежду, оголяя собственный член. Наружу вырвался облегчённый вздох. Он потирался влажной головкой о твёрдую плоть Тобирамы. Прикрыл глаза, кусая губы от удовольствия. Хаширама попеременно ласкал свой и брата члены. Водил пальцами по головке, размазывал смазку по уздечке, грубо надавливая на нежную кожу, и цеплял натянутую крайнюю плоть. Ладонями делал стандартные движения вверх-вниз. Всё было так просто, но это доставляло нереальные ощущения. Особенно, в тех местах, где плоть соприкасалась с чужой. Там огнём горела кожа. Приятно до дрожи и острых покалываний вперемешку с мурашками по спине. В бездумных попытках облегчить своё состояние Хаширама целовал до опухших губ Тобираму, не в силах от него оторваться. Слишком желанным он был. Действия заходили всё дальше, а Хаширама даже и не думал ничего вспоминать. Словно, чертёнок, того и добивался, как младший брат сам полезет к нему в постель из-за случившегося. Помутнённое сознание пыталось быстро нащупать план действий, но в итоге нащупало лишь возбуждённый член Хаширамы, что так прекрасно тёрся об его собственный. Ведь ни о чём другом думать не получалось. Искусные руки старшего брата не давали покоя, а его горящая плоть задевала другие чувствительные зоны, не давая расслабиться. Тобирама упёрся одной рукой в кровать, другой помогал ласкать оба их возбуждённых органа. Было чертовски приятно. Этот бешеный взгляд Хаширамы возбуждал, словно он ждал этого момента всю свою жизнь. Льстило ощущать себя таким желанным и в то же самое время опасно. Решив немного подразнить своего любовника, он начал ласкать его соски и грудь нежными поглаживающими движениями, одними кончиками пальцев. Тобирама изводил Хашираму лёгкими прикосновениями, отчего парень замычал и накрыл ладонь брата своей рукой. Он показал, как надо ласкать, сжимая чужими пальцами свой сосок. Грубо и жёстко. От этого электрические мурашки впились в кожу, вырывая с губ сладкий дрожащий стон. Хаширама дрожал от мощных ощущений, что пронзали тело страстью и возбуждением. Надавливая уже сильнее и жёстче, Тобирама чувствовал, что находился на пределе. Горячее дыхание, резкие и грубые движения, что усиливались каждый раз, нажимая на чувствительные точки. Было невыносимо горячо и чертовски хорошо. Хаширама не мог описать, что он чувствовал в данный момент. Но знал одно — этого он ждал слишком долго, раз тело так бурно реагировало даже на жар чужих прикосновений. Он слишком хотел и любил Тобираму. Происходящее сейчас казалось чем-то нереальным. Хаширама взглянул на младшего брата, утопая в красных, тронутых дымкой, глазах. Увязая всё больше в этом разврате и грехе похоти. И ему не было стыдно, лишь хотелось больше и больше. Ужасно жадничал. — Тобирама… — умоляюще простонал Хаширама, учащённо дыша и уткнувшись носом в изгиб покусанной шеи. — Я больше не могу… Прошу… — Ах, я тоже скоро… — промычал парень прямо в губы брату, целуя. Было уже всё равно на то как, лишь бы кончить и всё прекратится, разливаясь удовольствием по телу. Движения стали быстрее. Чуть сбивчивые из-за липкой смазки, но не менее действенные. Ещё чуть-чуть… Старший брат шумно дышал носом, не в силах уже стонать. Он прикрыл глаза, неразборчиво целуя Тобираму от нахлынувшей волны чувств. Ему нужно было отдавать куда-то эту энергию. Быстрые поцелуи от избытка чувств поднимали всё большее желание скорее закончить. Горячая сперма усиленно брызнула, выпуская накопившееся напряжение, и он просто обмяк, восстанавливая дыхание. Хаширама судорожно глотнул воздуха, ощущая, как трясутся ноги вместе с руками и каждая клеточка тела чувствительна настолько, что становилась оголённым нервом. Одновременно приятно и так же немного больно. Несколько секунд всепоглощающего блаженства и… Резкая боль! Крики, пронизанные отчаянием. Родной и любимый голос истошно умоляет прекратить. Перед глазами кровавая пелена. Бледная кожа, усыпанная кровоточащими укусами и ярко-алыми засосами. Между бёдер стекает кровь вперемешку с белым семенем. Хаширама не слышит себя, выныривая из воспоминаний. Горло болит, а пальцы дрожат, вцепившись в собственные волосы. Он всё ещё чувствует металлический запах, отвратительный, солоноватый. Сердце бешено стучит, болезненно до укола в самую глубину острым толстым гвоздём. Старший брат сгибается, ловя ртом воздух. По подбородку стекает слюна, а глаза расширенно смотрят в никуда. Он не видел лица, но слышал голос. До боли знакомый, но будто с помехами. Разобрать никак не может, даже если бы этот человек заговорил сейчас. Тобирама не успел расслабиться, увидев состояние Хаширамы. «Наконец-то…» — пронеслось в голове. — О-ой! Хаширама, — младший брат крепко сжал его плечи. — Хаширама, что с тобой? Ты меня слышишь?! Стараясь привести брата в чувства, парень начал хлопать его по щекам. — Дыши глубже. Диафрагмой, вот та-ак, вдох и-и вы-ыдох, — специально растягивая слова, пытаясь быть, как можно более мягким и твёрдым одновременно, он увидел, как глаза старшего брата снова начинают видеть перед собой. — Брат… Ты что-то вспомнил? Хаширама отрицательно покачал головой, прижимая ладони к ушам. В голове эхом всё ещё доносились чужие крики, что ножом резали по сердцу, разбрызгивая кровь на рёбра алой кислотой. В груди всё сжигалось изнутри, и каждый вдох казался раскалённым металлом. Больно. Тяжело. Невыносимо. — Всё хорошо… — дрожащими губами пробормотал Хаширама, через силу улыбаясь. Боль не стихала. Лишь усиливалась в разы, и старые раны начали тревожно ныть. Невольно на глазах заблестели слёзы от большого объёма неприятных чувств. Хаширама не желал плакать, но организм считал по-другому, и последовало жалобное шмыганье носом. Пришлось дышать ртом, лишь бы не скапливалась влага в носу. Он ощущал себя жалким, по-детски прижимаясь к Тобираме. И плевать, что он пачкается в подсохшем семени. Ему хотелось ласки и успокаивающего тепла. — Мне больно. Невыносимо больно, — всё же сознался Хаширама. Он поднял на младшего брата влажные карие глаза. В них плескалось беспокойство и некие прожилки страха. Закралось жуткое и липкое предчувствие «весёлой» ночи в сопровождении ярких когтистых кошмаров. Тобирама смотрел на брата потерянным взглядом, да он сам хотел этого, но… Не знал, что воспоминания даются ему такой ценой. Он прильнул губами к лицу, осушая солёные слёзы. Целовал то в один, то в другой глаз, спускаясь по щеке постепенно к губам. — Не плачь, — гладил и целовал младший брат, даря заботу и любовь. — Всё хорошо, мой дорогой. Всё хорошо… Пальцы нежно перебирали локоны волос. От такого и самому стало невыносимо больно. Разве, он действительно хочет, чтобы Хаширама страдал? Нет. Было ясно как день, что несмотря на всё, Тобирама любил его и трепетно лелеял в глубине души те детские тёплые воспоминания о своём старшем брате. И вот он вернулся. Такой беззащитный, словно маленький котёнок. — Пойдём в душ? Тёплая вода согреет и успокоит. Я наберу ванну, помою тебе голову, — всё так же целуя и обнимая парня, говорил Тобирама. — Обещаю, тебе станет легче. Хаширама поддался уговорам Тобирамы. Единственному человеку, которому доверял. Единственному, кого хотел видеть. Тёплая вода и нежные пальцы младшего брата действительно успокаивали. Боль медленно отступала вместе с тьмой в сердце и страхами. Забота и любовь убаюкивали. Хотелось спать… Руки Тобирамы сами тянулись обнять лежащего рядом человека, перебирая его роскошные волосы, что он так любил, вдыхая запах шампуня, вперемешку с его собственным. Старший брат уснул в мирных и тёплых объятиях. Они ни о чём не переговаривались, только наслаждались этой тишиной и мимолётным спокойным счастьем. И Хаширама уснул с улыбкой на губах. Сны были приятные, лёгкие и греющие сердце… … Тяжёлый сырой воздух смолой проникает в лёгкие. Трудно дышать и практически невозможно. На руках верёвки, от которых кожа стёрлась в кровь и ужасно щипало от каждого движения. Тело в мелких ссадинах и порезах. Линии вен тёмные с корочками подсыхающих ран. Маленькие. Круглые. Тёмные, некогда шелковистые волосы подстрижены ножом неровно. Какой-то ублюдок просто намотал на кулак и отсёк прекрасный переливающийся каштановый водопад. Тобирама очень любил его волосы… Разум был в тумане, но глаза чётко помнили этих тварей. Их мерзкие лица, что хочется облить кислотой. Спустить собак. Изрезать в лохмотья топором… Многое. Он многое придумал, как поступить с этими ушлепками. Они очень горько пожалеют за чужие страдания. Один из них… Шакал. Гиена. Нет. Он даже не сравним со скотом. Падаль. Вонючая, гниющая, разлагающаяся. От него воняет тяжёлым перегаром и дешёвыми сигаретами. Призрачная вонь. Это же сон… Верно? Или… Реальность? Ощущения очень яркие и слишком правдоподобные до дрожи и страха под рёбрами. Он что-то говорит — смазано и с шипением сломанного телевизора. За спиной что-то готовит. Гремит тяжёлым металлом и становится не по себе. По спине ползут мурашки, и липкий пот скользит холодными каплями вниз. Картина вновь идёт рябью, и дальше вспыхивает лишь слепая яростная боль. Жжение раскалённой лавы и дрожь оголённых нервов. … Хаширама с криком просыпается в очередном холодном поту. У него ужасно горит кожа и до безумия чешется. Дрожащая рука тянется к настольному ночнику и свет мягко озаряет часть комнаты — этого хватает, чтобы хоть что-то разглядеть. Сенджу со слезами сдёргивает одеяло, кусает губы и шмыгает влажным носом. Пелена застилает глаза и ничего не видно, пока не стирает ладонью. Ужасно болит и жжётся нежный участок кожи. Распространяет волну боли по всему телу, сбивая с нужного пути. Хаширама не сразу понимает, где источник. Лишь бегло осмотревшись, замечает на внутренней стороне бёдра выцветшую опухшую бабочку. След — от раскалённого железа. Уродливый шрам ближе к колену. Кошмар проникает в реальность когтистыми лапами и опутывает парня. От чего, он просто сжимается на постели и утыкается носом в подушку, кусая губы и расчёсывая до покраснения кожи клеймо.***
Сначала было просто темно, потом словно из-под толщи воды послышался знакомый голос. Голос, что кричал от боли и внезапно смолк. В глаза ударила лёгкая вспышка света, но этого хватило, чтобы парень подпрыгнул на кровати, словно от будильника. — Хаширама? — сонным и в то же время обеспокоенным голосом спросил младший брат. — Хаши… Он заметил как тот, опустив голову, со всей яростью трёт свою ногу и шмыгает носом, подсвечивая себе. Тобирама хватает руку, но глаза сразу падают на то место, которое так тщательно пытался выгрызть из себя его брат. Странный шрам, будто ожог, был красным и расцарапанным. Отпустив руку, юноша хотел прикоснуться к этой странной «бабочке», но старший брат тут же ударил его по руке, злобно смотря в глаза. Его глаза холодные и жестокие смотрели сквозь Тобираму, на кого-то совсем другого. — Тш-ш, Хаширама, это я, — прижимая к себе, словно маленького ребёнка, убаюкивал младший брат. — Всё хорошо, ты в безопасности. Я никому не дам тебя в обиду. Он взял руку старшего брата и положил себе на грудь. Губы задрожали, и Хаширама более трезво взглянул на брата. Кошмары отступали перед любовью Тобирамы. Но сердце… Оно продолжало бешено стучать, и по спине всё же скатывался холодный липкий пот, как… Касание мёртвой руки… — Смотри, это не сон. Я живой и я рядом, — стараясь уложить парня снова в постель, Тобирама начал напевать лёгкий мотив, который пришёл к нему в голову. — Мне очень страшно, — зашептал старший брат, покачав головой и крепко вцепившись в парня. — Мне плохо. Мне больно. Мне страшно вспоминать. Я знаю, что эти кошмары часть моих воспоминаний. Всё слишком реально, чтобы быть простым сном… Хаширама сжимал холодными пальцами Тобираму и судорожно дышал, всхлипывая. Он всё ещё не мог успокоиться и старая рана жгла, пусть и меньше. — Я хочу стереть всё это и больше никогда ничего не вспоминать, — зашептал Хаширама уже более спокойно, но всё ещё дрожа, как от холода и нервно оглядываясь. — Я не хочу вспоминать это во второй раз… И не нашёл ничего лучше, как впиться слабым поцелуем в губы младшего брата. Он нуждался в чужом тепле. В чужой поддержке. Он нуждался в Тобираме, как в воздухе. Тогда он был один в чужой стране. Никто не мог ему помочь, но сейчас проще и всё это в прошлом. Хаширама сможет. Он же сильный. Так ведь? — Давай поговорим об этом утром, хорошо? — Тобирама не прекращал крепко обнимать старшего брата. — Нам надо выспаться и набраться сил. Конечно, он не мог гарантировать, что следующее погружение в нирвану будет более безболезненно, но он мог обещать, что будет рядом, когда тот проснётся от жуткого кошмара. — И я буду рядом, чтобы утешить и поддержать тебя… Дыхание успокаивалось, становилось более глубоким. Веки тяжелели, и тьма снова окутывала сознание, унося в мир грёз.