Общих точек нет

Нортон с удовольствием откинулся на спинку своего директорского кресла. Обстановка родного кабинета успокаивала своей тишиной. Спрятанное за шторами ненавистное Солнце не било в глаза, от чего стоящие за стеклянной дверцей кубки и награды утрачивали дешёвый блеск золотой краски и напоминали настоящие сокровища. Небольшой диванчик, застеленный синим плюшевым пледом. Тёмное, идеально отполированное дерево широкого стола с аккуратными стопками документов. Всё идеально расставлено и разобрано, все карандаши в футляре для канцелярии остро наточены, ни на одной поверхности ни пылинки. Всё идеально. Всё на своём месте. Мортиновой стоит отдать должное. За все эти месяцы, пока он вёл лекции, ничего в его кабинете не изменилось. Огнёв побарабанил по подлокотнику кончиками пальцев. А если..? Выдвинув последний ящик стола, директор достал оттуда безликую чёрную папку. В отличии от всех, она не имела ни подписей, ни даты, что для такого дотошного перфекциониста было бы подозрительно. Особенно подозрительно для Елены. Открыв папку с какими-то непонятными левыми отчётами, Нортон с лёгким облегчением вытащил спрятанные между страниц фотокарточки. Со всех снимков на него смотрела Василиса, послушно держащая для фотографа грамоты, медали и подарки. Самые лучшие снимки, которые ему удалось найти на сайтах с награждения. - Не нашла... Даже разочарован. - Огнев осторожно сложил все фото обратно в том порядке, в каком их когда-то делали. Вытащив из кармана пиджака новую фотографию, сделанную совсем недавно - здесь уже взрослая Василиса практически искренно улыбается, демонстрируя грамоту за 2 место во всероссийской олимпиаде по математике. Бережно, чтобы не помять снимок, мужчина положил его к остальным и захлопнул папку, спрятав её в ящик. Не успел он снова выпрямиться на стуле, как в кабинет, не стучась, грациозно проникла Елена. Для завуча она была в слишком облегающем платье. Решила так порадовать его ? - Но-о-орт, наконец-то ты здесь! - Ярко красный полумесяц губ перечеркнул её красивое лицо. - Я так рада! Огневу не нравилось, как она улыбалась. Лишь ртом, в то время как голубые, ярко подведённые глаза смотрели на него не отрываясь. - А я рад, что моё кресло осталось на месте. Не то что в прошлый раз. Улыбка стала более натянутой. Облизнув красные губы, женщина обошла стол, нежно положив руку на плечо Нортона. - Не стоит вспоминать. Ты же знаешь, я хотела как лучше... Рука медленно поползла вверх, поглаживая пальцами кожу за ухом Огнева. Нортону захотелось ударить её по руке, как назойливого комара. - Не здесь, Елена. Мортинову это не огорчило. Пальцы зарылись в блондинистые пряди. - Почему? Секс на этом столе был просто незабывае-е-емым... - Женщина мурлыкала, нагибаясь всё ниже и ниже. Её дыхание опаляло щёку. Нестерпимо запахло её приторными, едкими духами. И почему его окружают люди, не понимающие ничего о личной дистанции? - Не люблю беспорядок на рабочем месте. - Нортон быстро встал с кресла, от чего Елена чуть покачнулась, разочарованно хватая руками воздух. - Мне пора на уроки. И тебе тоже. Это было больше похоже на бегство. Но почему-то он не мог спокойно сидеть. Перед глазами стояло радостное лицо дочери с фотографии.

***

Говорят, что слава ударяет в голову лучше фужера шампанского. Василиса не взялась бы подтверждать, ведь крепче энергетика ничего в своей жизни не пила. Да и тот был выпит чисто из научного любопытства. Василиса привыкла к своим фотографиям на стенде. В пёстрых нарядах для гимнастики, расшитых стразами, в дурацкой школьной юбке мышиного серого цвета и так далее. У неё пару раз брали интервью, но для Огневой они были сродне глупой игре для малышей. Зачем у победителя спрашивать, рад ли он победе? В конце-концов, медали просто пылятся в ящике спутанным комком. А вот грамоты и вырезки с Василисой из газет Лисса старательно хранила в специальной папочке, уже настолько пухлой, что в любой момент могла открыться и съездить неосторожному читателю по носу металлической застёжкой. И всё же Василиса была рада. От счастливого и столь желанного будущего её отделяли лишь два года в школе. Она точно порвёт всех на олимпиаде, а удовлетворительные баллы по егэ набрать проще простого. Любимейшая Марта Михайловна, учительница математики в Василисином классе, долго поздравляла её, сжимая в объятьях так, что Огнева могла почувствовать запах мела, въевшегося в ладони старшуки. Кроме учителей и Лёши никто из знакомых не был так сильно рад за её 2 место. Даже сама Василиса со временем всё меньше радовалась результатам, ведь ей непременно нужно было первое, чтобы доказать маме, что она может быть спокойна за судьбу своей дочери. Да, Лисса испекла любимый ягодный пирог к возвращению Василисы с двухдневной олимпиады, но всё же старательно игнорировала всё, что её касалось. "- Как доехала?" "- Всё хорошо. Мне не хватило трёх баллов до 1 места." "- А кто соседом в купе был?" " - Какая-то пара. В следующем году попробую снова" "- Молодая? И куда им приспичило в начале года..." Почему-то даже ягодный пирог казался особенно невкусным после этого диалога. Темы с отцом женщина избегала так же старательно - кроме имени Василисе так и не получилось добыть ни его место работы, ни номер телефона. И всё равно повторять про себя "Василиса Нортоновна Огнева" было также увлекательно, как прорешивать задачки по геометрии. А поверьте, на этом она частенько улетала в самый настоящий дзен. "Нортон-Нортон-Нортон" - бормотала Василиса, свернувшись в комнате на кровати. Несмотря на редкое имя, в Москве Нортонов проживало несколько десятков. А если точнее - 43. Если убрать несовершеннолетних - 38. Хотя нельзя быть уверенной на 100%, что имя Нортон на страничке в соц.сетях настоящее... Возможно он бы сам вышел на связь, будь у неё собственная страничка, а так вряд ли кто захочет откликаться на сообщения с контакта Лёши. "Здравствуйте, многовероятно, я ваша дочь и у меня есть парочка вопросов" - странно было бы получить такое сообщение от человека, у которого на аватарке белобрысый парень размахивает палкой. *** Утверждение, будто бы Нортон не хотел знаться с дочерью и никогда её не видел, было ложным. За Огневой (а точнее, за её успехами) он следил, и следил порой с какой-то маниакальной жадностью. Будучи директором лицея и давая лекции в ВУЗе, он находил время, чтобы иногда наблюдать за её подъездом или двором школы. Да, он знал, где живёт Лисса. Знал, в каких условиях. Он давно перестал понимать эту женщину. Сколько раз Нортон слал ей деньги на воспитание дочери, но та неизменно находила более бедных знакомых и друзей, которым без зазрения совести дарила белые конверты. Словно Королева, рассыпающая бриллианты, она отдавала другим семьям деньги, пока её дочь ходила в одной и той же потрёпанной толстовке уже который год. Ах да. Их дочь. Сначала Нортон не особо волновался о существовании Василисы. До её первой фотографии в газете, где рядом с его учениками была она - маленькая, хрупкая девочка с тёмно-рыжими волосами и серьёзными синими глазами. Когда-то он хотел, чтобы она родилась именно такой. Такой, как Лисса. После стало понятно, что даже в научных истинах бывают исключения. Ум не всегда передаётся от матери, иначе как объяснить, что юная Огнева была практически гением в точных науках, совсем как её отец? Это не могло не польстить мужчине. И не могло не разозлить. Он бы не позволил такому потенциалу задохнуться в тесной двушке. Он имел большие возможности, но Лисса была непреклонна. Он прекратил предпринимать какие-либо действия, лишь изредка парковался перед их подъездом в то время, когда Огнева обычно приходила со школы или тренировки. Всё её расписание было давно переписано на его телефон, а сама девочка пунктуально приходила домой в одно и то же время. Сейчас он приехал немного пораньше. Возможно сбежал от домогающейся его Елены, возможно просто захотел приобщиться к современному искусству и рассмотреть граффити на стенах пятиэтажки. Да, именно так. На расхлябанных лавочках какие-то старушки кормили растрёпанных голубей семечками, от чего к подъездку вела импровизированная дорожка из голубиного помёта и шелухи. Какие-то плюшевые игрушки, будто восставшие из ужастиков, были прибиты к припорошенным снегом тополям гвоздями. За потрёпанными непогодой "украшениями" какие-то подростки с жадностью выкуривали почти закончившиеся сигаретные бычки. Горький дым поднимался в воздух в перемешку с их дыханием. Неужели эта жизнь по мнению Лиссы для их дочери лучше жизни с Нортоном? Наконец показалась и сама девочка - засунув руки в карманы длинной серой куртки, она шла со школы, ловко огибая припаркованные машины, будто летящий по воздуху большой мусорный мешок. На что-то более поэтичное эта бесформенная мешкообразная куртка не походила, лишь туго зашнурованные, но тонкие осенние ботинки торчали из неё, хрустя несвежим снегом. О чём-то размышляя, девочка пинала валяющийся на снегу пёстрый мусор. Лямка уже отдающего концы рюкзака свешивалась с её плеча. Огнев не мог рассмотреть её лица из-за надвинутой на него шапки. Собравшись пнуть особо привлекательно лежащую бутылку из-под пива, Василиса дёрнула плечом, от чего лямка зацепилась за зеркало бокового вида. Раздался треск. Из порвавшегося портфеля высыпались ещё не размусоленные тетради и блестящие от скотча учебники, будто на скорость впитывая в себя замёршую в мельчайшие кристаллы воду. Огнев наблюдал, как девочка абсолютно молча (видимо, не в первый раз сумка отказывалась выполнять свою главную функцию) собрала с дороги макулатуру. Возможно, ему хотелось выйти из машины и помочь ей донести книги до квартиры. Но ещё больше ему хотелось сделать так, чтобы Василиса туда больше не вернулась.