Нортон поднимался по ступенькам подъезда, царапая взглядом разукрашенные пошлыми надписями болотные стены. На площадках тут и там толкались пристёгнутые к батареям велосипеды, полузасохшие герани и коляски.
Ему было тяжело представить, как за этими бесконечными дверями кипит жизнь. Что по этим ступенькам вверх и вниз снуют по своим важным делам люди. Среди этих плевков, окурков, маленьких пролётах вырастают их дети… В животе скручивался ужас от отвращения.
В воздухе стоял тяжёлый запах кошачьей мочи и мокрых половых тряпок.
Дышать особо и не хотелось.
Наконец нужная квартира. Начищенный до слезшего блеска номер «10» на тёмном металле двери приветливо приглашал войти. Продавленный от долгого использования звонок противно пищит под его пальцем.
Лисса бежит, быстро пересекая маленький коридор, соединяющий прихожую с кухней. Даже не задумывается о том, что это Василиса, пришедшая с тренировки. Мука сыпется с её фартука, с рук, к которым прилипло сырое липкое тесто.
Разумеется, это не она — Огнев об этом позаботился.
— Заболела? Ты никогда не отличалась хорошим иммунитетом. — Мужчина тут же поставил ногу в дверной проём, чтобы побледневшая от неожиданной встречи Лисса не смогла уже выгнать его на площадку.
— Убирайся! — Огнева попыталась захлопнуть дверь, но лишь упёрлась руками в грудь Огнева.
Её пальцы бессильно сомкнулись на дорогом кашемире пальто. От увиденного спустя столько лет лица её стало лихорадить ещё сильнее.
— А мне кажется, ты не против, чтобы я остался. — Огнев, не видя в Лиссе никакого препятствия, прошёл в прихожую, чуть оттолкнув её в сторону.
С его присутствием пространство стало совсем микроскопическим, маленьким настолько, что женщине не хватало воздуха. Её грудь тяжело вздымалась под белым от готовки фартуком.
— Не делай вид, что не ожидала меня увидеть.
Мужчина медленно расстёгивал пальто, вглядываясь в нахмуренное лицо напротив. Как-то равнодушно пришла мысль, что мать Василисы была всё так же красива, как и 16 лет назад — несмотря на линии тонких морщинок на лбу, покрасневший нос и круги под глазами, те ещё были такими же большими и синими, разве что романтическая, влюблённая нежность сменилась враждебным недоверием.
Отросшие ниже спины тёмно-рыжие кудри, которые будто были созданы для того, чтобы запутывать в них пальцы, были собраны в скромный лохматый пучок.
А ведь он помнил, какие они на ощупь. Мягкие…
Пальцы мимолётно сомкнулись на пуговице чуть сильнее, чем требовалось.
Всего на мгновенье.
Его сердце давно уже не бьётся для неё. А может, и не билось никогда.
— Я так и знала, что нельзя было разрешать ей участвовать в этой чёртовой олимпиаде. — Идеальный полумесяц губ шептал ругательства, пока женщина шла на кухню, подразумевая, что Огнев двинется следом.
Тот вместо этого, потянув за ручку двери сбоку, зашёл в комнату дочери.
— Ты хотя бы помнишь её лицо?
— Более того, я знаю её рост, вес, любимую одежду, расписание, табель успеваемости, медицинские показания. — Огнев не без интереса подошёл ближе к одной из стен, полностью завешенной таблицами и задачами.
Какие-то из них были покупными плакатами из магазина, но большинство — аккуратно вырванными из обычных тетрадей. Они чистым слоем перекрывали незатейливый рисунок обоев. Поверх них тут и там пестрели яркие клейкие листочки-напоминалки с альтернативными вариантами решения, которые были написаны торопливым, непонятным почерком с характерным наклоном вправо.
— Даже её походку и то, что вчера её портфель порвался. — Нортон заглянул в шкаф, где в перемешку с одеждой теснились книги.
Они загромождали всё маленькое пространство. Огнева ходила по ним, спала на них, строила из них качающиеся башни. Кругом пособия, канцелярия и цифры. Ему нравилась её комната.
— Снова.
Ответа не последовало.
Огневу пришлось пригнуться, чтобы зайти в залитую светом кухню. Стол был засыпан мукой, густой, чуть задымлённый воздух пропах жаренным тестом и раскаленным маслом. Сырая партия ждала свой очереди в скворчащую сковороду, но Лисса не спешила с этим, отрешённо поглядывая в полупустую чашку с терафлю.
— Я буду краток, не люблю впадать в демагогию. — Нортон постарался отойти как можно дальше от брызжущей маслом сковороды, но размеры кухни этого не позволяли.
— Считай это щедростью, но я отдал три путёвки в Санкт-Петербург вашей школе, хотя обычно награждаю ими свой преподавательский состав. Так сказать, решил вознаградить тех, кто причастен к победе Василисы. — Тихо сидевшая до этого Лисса дикими слезящимися глазами уставилась на него, даже не моргая.
И всё же, какой красивый у них цвет. Огнев выключил подгорающую выпечку на плите, чтобы подойти ближе.
Когда Лисса плакала, её глаза приобретали удивительную синеву — в десятки раз ярче пресловутых васильков, что скромно растут на обочинах дорог.
Они росли и на лужайке у его дома, пока усидчевый садовник не скосил их триммером.
В голову закралась растерянная мысль, что он хочет довести её до слёз, чтобы полюбоваться этими глазами ещё чуть-чуть.
— Разумеется это ты, её учитель математики и учитель физики, Диара Дэлш. Конечно я отбирал кандидатуры по заслугам, совсем не потому, что именно им обычно ты оставляешь НАШУ дочь, когда вынуждена уехать. — Нортон наклонился, оперевшись о спинку Лиссиного стула, наклонился настолько низко, что почувствовал на себе прерывистое горячее дыхание и приятный запах лекарств. — И с кем же останется 16-ий подросток на целых 14 дней?
Женщина оттолкнула его от себя, и Огнев легко выпрямился, не без превосходства посматривая на неё сверху вниз.
— Школа не позволит стольким учителям уехать в начале года. Не понимаю, чего ты хочешь, но…
Лисса встала, схватив мужчину за лацканы пиджака.
И откуда у неё такая любовь мять его вещи?
— Не думай, что сможешь забрать МОЮ дочь.
Против воли Нортон сглотнул, замерев в чуть подрагивающих руках.
— У неё огромный потенциал. — Его руки сомкнулись на её запястьях, сдавливая хрупкие лучевые суставы. Затрещала ткань.
— Она не вырастит такой, как ты! Я не позволю! То, как ты поступил с семьёй, со мной! — Красивое лицо исказило от боли, но она упрямо смотрела в серо-зелёные глаза, в которых кроме её слёз не отражалось ничего. — Ты объявился после стольких лет, чтобы снова причинить мне боль! Ты только и умеешь, что делать это. Я не позволю причинить вреда Василисе.
Огневу явно надоело это, он ненавидел истерики, ненавидел эту эмоциональность.
Ненавидел ходить в мятом.
— Она УЖЕ как я. Ты уезжаешь через два дня. Уезжаешь в Санкт-Петербург на повышение профориентации. Согласие на это уже подписано. Я позабочусь о ней и тогда мы посмотрим, чьи планы на её судьбу Василисе понравятся больше.
Огнев разомкнул руки, отмечая красные отметины на бледной коже. Отцепить дрожащую женщину было удивительно-просто — она будто ничего не весила и даже будто бы не касалась земли, обмякнув на сиденье стула.
— Ты, как любящая мать, должна понимать, что я ей дам лучшую жизнь. — Огнев повернулся к ней спиной, натыкаясь на завешенный магнитиками холодильник.
Ему хотелось уйти из этой кухни, уйти от удушающего запаха, которым, казалось, он успел пропитаться весь.
— Да что ты можешь знать о любви.
Лисса, даже прикрыв глаза, будто видела под веками его стянутую пиджаком спину.
Видела даже тогда, когда чёткие шаги утихли в прихожей.
Она сидела и слушала, как мужчина одевается, как щёлкает замок открывающейся на площадку двери.
Как она захлопывается, выплёвывая незваного гостя.
И в эту же секунду чашка с остывшим лекарством со звоном летит на пол.
***
Василиса сегодня задержалась. Почему-то директор спортивного центра, куда она ходила, решил её задержать. Говорил что-то долго и торопливо, но о чём-то пустом и на самом деле не важном. Лёша, который сам перед началом занятий просил Огневу подождать её, теперь сидел в коридоре, уткнувшись в новостную ленту. Треснутый экран белым светом освещал скуку на его лице.
Директор хвалил Василису и о чём-то булькал. Булькал и смотрел на часы, нервно потея. Видимо, придумывать, о чём булькать, с каждой минутой становилось всё сложнее.
Лёша вдруг начал махать руками, привлекая внимание подруги. Он что-то показывал пальцами, а Огнева рассеянно кивала, сама даже не понимая, кому — Резнёву или директору.
Парень улыбнулся и тут же исчез из коридора — лишь его чёрные чешки скользнули по гладким плитам пола.
— …Наша гордость, бу-бу-бу… — Пыхтел тем временем директор.
Василиса прям представила, как его бубнёшь превращается в синусоиду, разлетающуюся ото рта-нуля в другой конец коридора идеальной волной.
Это было забавно.
— Мне конечно очень приятно — Ложь давалась легко, Огнева даже улыбнулась будто бы польщённо, незаметно начиная движение чуть вбок. — Но знаете, мне срочно нужно… В туалет. Да, именно. Терпела всю тренировку.
Под облегчённый вздох мужчины она быстро прошагала к дамской комнате.
Она ненавидела подобные минуты. На сцене, на торжественных вручениях призов и награждениях она считала секунды до их окончания. Эти фальшивые улыбки или тем более их отсутствие, эти бессмысленные аплодисменты неизвестным тебе людям, эти пустые, ничего не значащиеся слова благодарности, заранее написанные на маленьких карточках.
Почему-то она видела эту неискренность необычайно-остро.
Огнева прижалась ладонями к холодным вентилям крана. На фоне белой раковины пальцы казались красными.
Выкрутив вентили на полную, девочка смывала магнезию и пыль с кожи. Повсюду летели брызги, усеивая зеркало сетью причудливых узоров.
Под этими узорами отражение Василисы хмурилось на девочку уставшими покрасневшими глазами.
Огнева была немного раздосадована, что Лёша так её и не дождался. Не то чтобы ей было скучно добираться домой, нет. Ей нужно было ему что-то показать.
В подлатанном рюкзаке, аккуратной стопочкой в тетради по математике (единственной, которую она вообще носила) лежали фотографии.
Если брать идеальный случай, то среди них с 20% вероятностью изображён её отец.
Она долго смотрела на них, надеясь, что какое-то шестое чувство ей подскажет — вот он, её отец.
Знает ли он о ней вообще?
А если знает, может, даже видел её?
Заслушавшись шумом льющейся воды, Василиса позволила себе представить, будто он мог незаметно наблюдать за её жизнью. За её успехами. Может, он сидел, затерявшись среди десятков людей, на её выступлениях? Или на награждениях?
Может он тоже хлопал, когда она стояла на пьедестале?
От таких мыслей приятное тепло узлом скручивалось в груди.
Минуту уединения прервал осторожный стук дверь.
«Хоть бы не директор»
— Вась, ну ты скоро там? — Лёша побарабанил пальцами по той стороне двери, а после замер, прислушиваясь к льющейся воде. — Тебе плохо? Тошнит?
Огнева против воли чуть улыбнулась, перекрывая воду и хватаясь за ручку, надеясь, что не пришибёт ею Резнева.
— Нет, знаешь, мне даже хорошо.
***
Раз уж Василиса и так опоздала, торопиться домой уже как-то не хотелось. Засев в кафе, чтобы не морозить жопу на заснеженных покосившихся лавочках, она разложила перед уплетающим горячий пирожок с мясом Лёшей фотографии.
Купленный им её любимый пирожок с вишней лежал и обиженно стыл абсолютно нетронутым.
— Дай угадаю — это крутые математики, на которых ты хочешь быть похожей? — Резнёв без интереса рассматривал серьёзные лица, самозабвенно выковыривая из начинки лук.
— Надеюсь. Один из них имеет все шансы быть моим отцом.
Алексей чуть не подавился.
Огнева придвинулась к нему ближе, шурша промокшей от снега курткой. Ещё раз глянула на фотографии.
— Хочу показать их сегодня маме. Вдруг она себя выдаст…
Взглядом она выцепила одну из фото, тут же придвинув её другу поближе.
— Я бы хотела, чтобы это оказался он. — Лёша не решился касаться фотокарточки жирными руками, но постарался изобразить ради подруги здоровый интерес. — Профессор математических наук, директор лучшего физ-математического лицея в России… Гениальный человек, я прочитала все его работы. Только его доказательство гипотезы Пуанкаре чего стоит. — В её голосе звучало уважение, которого Резнёв никогда не слышал. Разве что о парочке других кумиров из тех же выдающихся математиков.
— Он на тебя совершенно не похож. — Лёша скептично перевёл взгляд с покрасневшего с улицы лица Василисы на строгое, острое лицо изображенного на карточке блондина. Фотобумага хороша передало то высокомерие, которым так блестели серо-зелёные глаза человека.
— Он блондин со светлыми глазами, у них рецессивные гены. Возможно. — Не то чтобы Огнева увлекалась генетикой, но задачки по ней решала хорошо.
— Твоя мама никогда бы не… не встречалась с таким, как он. - Резнёву откровенно не нравилось рвение подруги найти этого ублюдка, что не вспоминал о ней столько лет. Ему вообще было непонятно, для чего она ищет его.
Хотя, если быть честным, он вообще редко её понимал. На этом будто бы и строилась их долгая дружба.
Василиса кивнула, но было видно, что ей хотелось верить, что это именно тот человек, который ей нужен.
— Да. Небо и земля. Он из хорошей семьи, получил блестящее образование и так далее. А моя мама совсем другого сорта. — Взглянув на экран телефона, Василиса с ужасом подскочила, сгребая фотографии в карман. Туда же сиганул и чуть тёплый пирожок. — Чёрт, сколько времени!
Лёше только и оставалось, как ринуться за выбежавшей из кафе Огневой. Да что с ней в последнее время творится?
Уже стоя у светофора и молясь, чтобы зелёный включился чуть быстрее, чем обычно, Василиса получила лёгкий тычок локтём от Лёши:
— Смотри, какая тачка!
Василиса бы могла напомнить, что не интересуется машинами от слова совсем, но послушно повернулась туда, куда смотрел восхищённый Резнёв, дожёвывая остатки булки.
Вместо ожидаемой Огневой садовой тачки для перевоза травы и прочего, мимо них действительно проехала чёрная блестящая машина. На мгновение Василиса увидела лицо водителя, оглянувшегося на светофор.
В его серо-зелёных, хмурых глазах отражался предупреждающий жёлтый свет.
