***
Три дня пролетели так же быстро, как заучивается стишок про крысу на уроке геометрии в 6-м классе. Василиса будто мы моргнула раза три, и на первый из них Сумка была уже сложена, на второй уже сама девочка с помощью Лёши перенесла свои вещи к нему в квартиру (ведь мама отказывалась, чтобы Огнева хоть час была без присмотра в пустой квартире), а на третий уехала сама, расцеловав дочь так, будто началась Третья мировая и она едет развлекать раненных солдат выразительным чтением комедии Гоголя «Ревизор». До этого она о чём-то долго шепталась с мамой Лёши, и пока та охала, ахала и всплёскивала руками (а делала она это так громко, что слышно было даже за закрытыми дверями), Огнева уже решила, что Лисса и вправду уезжает по крайней мере в Сингапур. По-крайней мере под конец женщины долго трясли друг другу руку, а Лёшина мама повторила несколько раз «Я о ней позабочусь», «ничего не случиться» и «обещаю». Что насчёт визитки, обжигающей бедро, то Василиса никак не находила смелости ни поговорить с мамой, ни позвонить по этому злосчастному номеру. Это было смешно, Огнева презирала себя за это, но что она могла произнести в тревожно гудящую трубку? Что она скажет, когда на том конце раздастся столь желанное: «Говорите?» Разговоры и подбирание нужных, красивых слов никогда не были её стезёй. К тому же, она не знала, что последовало бы после их разговора — ну задала бы она ему интересующие её вопросы. Может быть, мужчина даже бы ответил. А дальше что? До того, как отец из её скудного воображения перекочевал в реальность, Василисе было достаточно и этого. А теперь это назойливое «дальше» сводило её с ума каждую свободную минуту. Ей страшно хотелось этого «дальше», но его могло и не быть… нет, точно не будет. Лёша видел сомнения подруги, видел и проклятую визитку, которую девочка в задумчивости теребила в руках. Пару раз он правда порывался позвонить по указанному там номеру и наорать на этого козлину, чтобы он оставил его подругу в покое. Нет, он правда желал Василисе счастья. Он был единственным её другом, единственным, кого она подпустила к себе, с горечью роняя, что её никто не понимает и, похоже, никогда не поймёт. Почему-то в мире, где все хотели быть уникальными людьми и личностями, по-настоящему уникальную, странную и особенную Василису презирали и поднимали на смех. Резнев искренне не понимал, почему — для него подруга была настоящим гением, который, похоже, искренне от своей гениальности страдал. Огневу бы поместить в какую-нибудь школу для шибко-умных, чтобы там правда радовались за неё и её успехи. Он уверен, что её минимум ждёт рабочее место в Сколково, максимум — признание по всему миру. Но сейчас она прозябала вместе с ним в обычной школе, привязанной к их микрорайону, да ещё и из-за отца постоянно впадала в состояние настолько глубочайшей апатии, что можно было бы её кинуть в костёр — она бы только пересела на горящих углях поудобней. Алексей перевернулся на бок на своём диване, замечая, что лежащая на раскладушке напротив Огнева спит, прижимая к себе… белую визитку. Вот чёрт, что за помешательство?!***
На полях жалко накарябанное число равнодушно сообщало, что сегодня уже 20 декабря, что уже всем плевать, что там вещает учитель. Все хотели зимних каникул, сладких подарков и Нового года. Огнева равнодушно решала задания со звёздочками, потому что остальные номера, записанные на доске, давно уже решила. Замещающий Марту Михайловну трудовик согласно кивал расхрабрившейся у доски Инге, которая утверждала, что, если умножить данный в примере вектор на 1, то векторы будут противоположные. Огнева, слушая эту ересь, даже улыбнулась. Сидящий с ней Резнев отшатнулся от неё, притворяясь, что ослеп. — Кто ты такая и куда дела мою подругу, признавайся! — Лёша пригрозил соседке линейкой. В отличие от Василисы, сам он зависал в телефоне, обыгрывая кого-то в дурака. Возможно, трудовика, который как раз расстроенно почёсывал блестящую под лампами плеш. До звонка было ещё 10 минут, а все задачи на данный параграф уже решены. Забегать вперёд не хотелось — иначе как ещё потом сидеть на таких уроках ещё две недели? Хотя не то чтобы она этих тем не знала, так что смертельная скука ей однозначно обеспечена. Девочка и сама хотела зимних каникул. Правда, немного омрачал тот факт, что впервые она будет проводить их без мамы. Без маленькой искусственной ёлочки в гостинной, без комка не до конца распутанной гирлянды на люстре, без её фирменного салата оливье. Да, у них на праздники не было большого, ломящегося от еды стола и тонкой большой плазмы на стене, где президента было видно так отчётливо, что можно было рассмотреть каждую морщинку… Но хрипящего и шуршащего телека на тумбе им вполне хватало. А готовить много еды было абсолютно бессмысленно, ведь их каждый раз было лишь двое. Лисса звонила девочке каждые три-четыре часа — болезнь не до конца оставила её, периодически проявляясь шмыганьем носа в трубку и голосом, переходящим на хрип. Она настойчиво просила Василису не гулять поздно, слушаться Лёшину маму и не прогуливать уроки. Будто бы и не уезжала, в самом деле. Мысли о перспективе празднования у Лёши прервал стук в дверь. Обрадованный трудовик, которого точно раздели в какой-то игре, поспешил выбежать из класса. Воспользовавшись минуткой, ученики начали судорожно собирать вещи — предпоследний урок, не хотелось тратить на сборы хоть минуту от столь желанной большой перемены. Кто-то догадался намекнуть Инге, что ответ у неё написан неправильный, на что она с высокомерием показала умнику средний палец. Всё равно трудовику было плевать, что у неё получилось — пусть даже табуретка. Хотя, если бы она реально получилась, ей бы поставили даже две пятёрки. Из солидарности и любви к кухонному гарнитуру. Из открывающейся двери выглянула голова трудовика. Будто бы впервые оглядывая класс и лица учеников, он остановился на Василисе. Та, не замечая этого, уже по какой-то привычке вертела в руках визитку. — Василиса Огнева? — Позвал учитель, кивая самому себе, когда девочка посмотрела на него. — Иди, там к тебе какой-то мужчина пришёл. Все недоуменно, с интересом обернулись на задние парты — именно там, стараясь быть незамеченной, всегда ютилась Огнева. Маленькая, худенькая, её то ли не замечали, то ли игнорировали, так как она никогда не давала списывать и особо много не говорила, тем самым не представляя для класса никакой пользы. Инга что-то зашептала сидевшим позади подружкам, отчего они захихикали, провожая идущую Огневу прищуренными злыми взглядами. Девочка перебирала в голове варианты, кто же это мог быть: Директор из акробатического центра? Может, снова решил прийти и наградить её при всех очередной грамотой? Вряд ли, ведь он бы тогда зашёл… Может, это владелец той машины, за зеркало которого она не так давно зацепилась рюкзаком? Неужели она сломала его? Или же… Дойдя до двери, которую трудовик уже закрыл, тоже желая поскорее свалить домой, Василиса засунула измятую вдрызг карточку в карман кофты. За дверью был пустой коридор с тоскливыми, покрытыми ряской стенами. Белый холодный свет лился сквозь окна с отвинченными ручками, освещая чёрные изорванные диваны и изломанные младшеклассниками пальмы в тяжёлых широких кадках. Среди одной из пальм сидел, широко расставив ноги и уткнувшись в них локтями человек, положив свой острый подбородок на сложенные ладони так, чтобы видеть дверь кабинета математики. Он выделялся из этой унылой, грязной гаммы своим ярким, насыщенно-алым пальто, идеально сидящим на широких плечах. Именно его увидела девочка — не пристальный взгляд, не аккуратно уложенные волосы — пальто. Она смотрела на него и понимала, что не может сделать и шагу. Вместо неё это сделал мужчина, одним слитым, плавным движением поднимаясь с низкого чёрного дивана и подходя к ней широким чётким шагом. — Вот мы и встретились, Василиса. — Его голос, поставленный, твёрдый. В нём не было мягкости, такой присущей маминому голосу, не было участия Марты Михайловны или дружелюбия Лёшиной мамы, нет. Строгое, лаконичное утверждение. Девочке пришлось поднять голову, чтобы посмотреть отцу в глаза. Несомненно, это был Нортон Огнев. Точь-в-точь как на фотографиях… — Точь-в-точь как на фотографиях. — Огнев смотрел на неё с каким-то научным, холодным интересом, будто она какой-то лист с очень важным для решения задачи уравнением. Видимо, с уравнением безупречным, потому что взгляд серо-зелёных глаз чуть потеплел, а тонкие бледные губы дрогнули в неестественной, непривычной улыбке. У Василисы в голове случился маленький атомный взрыв. Она хотела было что-то сказать, собрать в кучку сотни мыслей, что точили изнутри черепную коробку столько лет, но разрезающий ушные перепонки крик звонка перебил так и не начавшуюся фразу. Неожиданно Нортон дёрнулся, притягивая девочку к себе и отходя на шаг. Тут же из распахнувшейся спинка двери высыпали ребята. От пальто, к которому невольно прижалась девочка, исходил знакомый шлейф духов. Именно его она учуяла в коридоре четыре дня назад. Опасность уже миновала, но мужчина продолжал прижимать к себе Василису в неловком объятии — его узкие ладони неожиданно-тяжело легли на её плечи, привлекая к себе. Одноклассники не могли этого не заметить: — Вау, какой красивый мужчина! — Подруга Инги с любопытством смотрела на странную пару. — Это что, её отец? Девочки наблюдали, как мужчина, наклонив голову, что-то говорит, но слов разобрать не могли. — Не мели чепухи… — Неуверенно пробормотала Инга, разминая затёкшие за урок ноги. — У этой бомжихи нет отца. Да даже если есть, то какой-нибудь алкаш, который и не знает о её существовании. Вышедший самым последним Лёша держал в руках Василисин рюкзак. Быстро поняв, в чём дело, он враждебно посмотрел на мужчину, непроизвольно выпрямляя спину. Хватка на плечах Огневой ослабла, и та поспешила отлипнуть от отца, хватаясь за свою сумку, как за щит. Лёша на самом деле не был глупым человеком, по крайней мере не настолько, чтобы не догадаться, что именно появление Огнева в школе так опасалась мать девочки. Стоит ли ему вмешаться? Но что же сделать? — Алексей Резнев, если не ошибаюсь? — Голос Нортона подразумевал, что в личности парнишки у того не было никаких сомнений. Худая ладонь была протянута для сухого приветствия. То, что мужчина знал его имя, немного удивляло — неужели Василиса всё же позвонила отцу и рассказала ему о нём? Резнев перевёл взгляд на мертвецки-бледную Василису, которая вцепилась в портфель и гипнотизировала фигуру отца большими глазами, словно боясь, что она вот-вот исчезнет, а всё это был до обидного-реальный сон. Огнев терпеливо ждал с вытянутой ладонью. Алексей, снова со злостью сверля отца подруги взглядом, сжал его тонкие пальцы с максимальной силой, на которую был только способен. Костяшки на его ладони побелели от усилия, но на спокойном лице мужчины не дрогнул ни один мускул. Более того, он даже не сжал ладонь в ответ, так и оставив её распрямленной. — Передай матери мою благодарность о том, что она согласилась присмотреть за моей дочерью. — «Моей» Нортон выделил с каким-то удовольствием, заставив детей вздрогнуть — Лёшу от того, что мужчина оказался в курсе всей ситуации, а Огневу… Огневу от того, что в принципе вся эта ситуация реальна. «Моей дочерью». Огнев забрал портфель у девочки, и в его бледных руках истрёпанная сумка показалась ей очень неуместной. — … Но теперь в этом нет нужды. — Нортон смотрел только на Резнева, не скрывая превосходства. — Я позабочусь о ней сам.