Нортон вышел из школы, придерживая входную дверь для дочери и всё ещё держа её рюкзак в руке. Сетку со сменкой же Огнева упорно держала у себя.
Телефон в его кармане завибрировал так громко, что вырвал Огневу из состояния шока — та будто вернулась в своё сознание, вспомнив, что уходит из школы, пропуская последний урок.
Уходит с урока с отцом.
Огнев, надевая чёрный наушник на ухо, коротко кивнул ей в сторону тесной разбитой парковки:
— Об уроках можешь не беспокоится.
И тут же, отвечая на звонок, пошёл в сторону машины. Неубранный от снега двор делал его одеяния ещё ярче. На фоне зимы его пальто было яркой каплей крови.
— Говори. — Повелительный, надменный тон привёл Огневу в восторг. Всё ещё надевая шапку и застёгивая на ходу куртку, девочка будто бы не замечала собственных дрожащих пальцев, холодных от мороза.
Ну или не от него.
— Да, помню. — Блестящая чёрная машина, будто бы и не ездившая ни разу по грязным московским дорогам с коричневой жижей вместо асфальта, послушно мигнула фарами в ответ на приход мужчины. Тот открыл пассажирскую дверь, вслушиваясь в зафиксированный к уху динамик. — Да.
Видимо, звонивший отключился, так как Огнев повернул голову к так и стоявшей рядом девочке.
— Садись. — Позволив Василисе сесть в оббитый кожей широкий салон, Нортон мягко закрыл её дверь, а после, закинув её обувь и сумку назад, занял и водительское сиденье. Но заводить машину он не спешил. Более того, он даже не смотрел на бесконечную панель с кнопками и переключателями.
Мужчина смотрел на Огневу, казавшуюся ещё меньше в широком кресле сиденья.
От такого престольного взгляда Огневой было очень некомфортно. Она ненавидела, когда на неё так смотрели. Особенно, если не выходило спрятаться, отвернуться.
Под таким взглядом ты всегда вспоминаешь, что давно не протирал свои ботинки, что рукава твоей одежды уже потёртые, а на твоих щеках наверняка следы от ручки или ещё чего-нибудь дурацкого.
А если и вовсе учитывать, что ты такой прекрасный и красивый сидишь в дорогущей тачке перед человеком, на чьё мнение тебе не наплевать, то хочется натурально превратиться в птицу и улететь через люк на крыше.
А он там и вправду был.
Его рука неожиданно потянулась к её лицу. Заметив это, девочка отшатнулась, тут же кося в сторону бокового зеркала — неужели всё-таки следы от ручки?
— Ещё ни разу не видел тебя так близко. — Рука Нортона легко опала, продолжив движение и замирая на рычаге передач. — Извини.
Уже хватаясь за ключ зажигания и поворачивая его, Огнев какое-то время понаблюдал за тем, как на приборной панеле включаются многочисленные экраны и лампочки.
Огнева впервые за эти 10 минут подумала о Лёше и о том, в каком восторге этот любитель машин был бы, сидя он на её месте. Из раздумий о друге и о том, что она оставила его в коридоре, её выдернуло сухое напоминание пристегнуться.
Слова всё также не находились, зато озябшее от сидения в остывшей машине тело неожиданно стало согреваться.
— Я включил обогрев сиденья, если ты не против. — Наконец, выезжая с парковке, заговорил Нортон. Он уже не смотрел на дочь (к её вящей радости), полностью концентрируясь на густом потоке машин. — Я понимаю, если ты не хочешь меня видеть и разговаривать со мной — Огнев говорил спокойно, будто и не с девочкой вовсе, а по наушнику, который так и не снял с правого уха. — Просто знай, что я очень ждал нашей встречи. — Нортон замер на светофоре, снова ловя взгляд Василисы и улыбаясь странной, неловкой улыбкой.
Василиса тут же среагировала, но голос прозвучал не очень искренне — слова по привычки медленно расползались в воздухе, подвисая на гласных.
— Нет, что вы! Я… Я тоже очень ждала встречи с вами!
Да, это правда. Она ждала этого внимания, этой встречи с тех пор, как ровесники стали тыкать в неполноценности её семьи пальцем, как Огнева заметила, что так здорово, что их с Лёшей подвозит домой его вернувшийся с работы папа, тайком от матерей угощая вредными чипсами и шоколадками.
Она мечтала, чтобы он хотя бы знал о том, что она существует, чтобы у него была причина не появляться столько лет.
От этой мысли восторг от встречи омрачился — а есть ли у этой ожившей мечты эти-самые причины?
— Можешь обращаться ко мне на «ты».
Мужчина умудрялся следить за дорогой, за дисплеем с навигатором, где золотая стрелочка ползла по венам карты, и за Василисой, заметно помрачневшей.
— Тогда… Зачем ты приходил к нам домой четыре дня назад? — Слюна во рту вдруг стала такой вязкой, что отказывалась сглатываться, комком вставая поперёк горла.
Девятиклассница не отрываясь смотрела на профиль отца, и от неё не ускользнуло, как дёрнулся у него кадык, будто он с трудом проглотил волнение.
Рефлекторно девочка повторила его жест, облизывая пересохшие губы.
— Давай поговорим об этом за обедом. Ты наверняка голодна. — Огнев свернул куда-то в сторону ресторанов и кафе. Василиса будто бы впервые посмотрела по сторонам — нет, она следила за дорогой, но эта самая дорога вдруг привела её в ту часть района, где она никогда не бывала.
Припарковав машину на чудом свободное место, Нортон выдохнул, отстёгиваясь. Несмотря на большое пространство вокруг, его ноги всё равно ударились о панель, когда он расслабил их, убирая подошвы с педалей.
Василиса открыла дверь ровно настолько, чтобы выйти, строго следя за тем, чтобы случайно не ударить дверцей так близко припаркованную машину. Похоже место, куда они приехали, пользовалось популярностью. Вся стоянка была забита.
Небо над чёрной шапкой Василисы было таким же белым, как и снег под ногами, на котором её обувь оставляла бурые следы грязи.
Это небо не подпирали коробки панельных домов с десяткам иглами антен и блюдцами телевизионных тарелок. Повсюду сновали люди, часто с иностранной диковинной внешностью — они, словно дети, поражались погоде, любуясь красивой заснеженной аллее через экраны телефонов, еле помещающихся у них в ладони.
Это толпа радостных людей чуть не сбили Василису, не видя её, не догадываясь опустить взгляд ниже.
Нортон будто был готов схватить её за руку в любой момент — он потянул её за собой, и почему-то мысль, что отец не стеснялся её при этих людях, при швейцаре, что услужливо открыл перед ними двери, приводила в детский восторг. Её, в длинном сером пуховике, купленным на пропахшем мокрым мехом рынке, в грязных ботинках и наверняка с синей ручкой на лице.
Может, он и вправду ждал их встречи?..
В ресторане было тепло и спокойно — живая музыка на маленькой сцене заглушала тихие разговоры гостей и звон их приборов о большие плоские тарелки. Огнева быстро нашла в минималистичном интерьере дамскую комнату и, виновато кивнув отцу, быстро скрылась за дверь.
Огнева никогда не бывала в таких ресторанах — лишь в кафе, в которых мама с коллегами отмечала какие-то праздники. Поэтому она не была готова к поразительной стерильности комнаты, к запаху духов, освежителя и косметики. Стоящие у зеркал дамы щебетали о чём-то, оставив дорогие шубы в гардеробе, поправляя причёски и густо крася губы, не жалея помады, что так быстро сотрётся о салфетки и стекло фужеров.
На их фоне взмокшая Огнева в пуховике казалась чем-то странным — будто среди богато накрытого стола оказалась миска с покупными чебупелями по акции.
Но, к счастью, они её не замечали.
Василиса подошла к свободному зеркалу, с облегчением удостоверившись, что на коже нет никакой грязи. Неловко стянула шапку, с упорством гладиатора в смертельном бою, она попыталась растопыренной пятернёй превратить комок мокрых кудрей во что-то приличное.
Ей бы правда хотелось снять верхнюю одежду, но она понимала, что затёртая любимая кофта будет выглядеть ещё неуместнее.
Снова переведя взгляд на зеркало, Огнева вдруг разозлилась на себя — почему она вообще пытается произвести впечатление? Почему она волнуется, будто перед первым выступлением?
Это всего лишь мужчина, принявший участие в её рождении и не объявляющийся все эти годы. Да, она действительно рада, что им оказался именно Нортон Огнев — известный в широких кругах математик.
И всё же она не такая. Не такая, чтобы трястись перед ним и мямлить, нет.
Сняв куртку и запихнув шапку в рукав поглубже, она отнесла вещи гардеробщику и нашла глазами отца. Тот диктовал что-то расторопному официанту, одновременно с этим вслушивающийся в прижатую к уху трубку.
Огнева плюхнулась напротив него, развалившись на мягком диванчике. Стол был пуст, если не считать салфетницы и вазы с цветами.
О боже, если она начнёт чихать, то весь её боевой настрой окажется в тарелке, вылетев вместе со слюной.
Нортон, хмурясь говорившему голосу, остановил уже собиравшегося уйти официанта, неожиданно попросив убрать эту самую вазу с их стола.
— У меня аллергия на пыльцу. — Коротко объяснил он, и тут же, раздосадованно, бросил в трубку. — Это не тебе. Заеду. И нет, не приезжай.
Видимо, сочтя лаконичный ответ исчерпывающим, мужчина оборвал разговор, убрав телефон в карман.
— Я заказал еду на свой вкус. Если ты не против. — Огнев скрестил руки на груди, выжидающе смотря на дочь. — Тебя укачало?
— Да. — Согласилась девочка, не моргнув и глазом. — Надеюсь, вы не заказали рыбу? Ненавижу морепродукты.
Тут она говорила правду — один только вид этой приклеившийся к рису серой лепёшке в жирном маслянистом кляре, который им подают в школьной столовой, вызывает у неё желание вышвырнуть плохо вымытую тарелку в окно.
К счастью, мама тоже её не покупала, оправдываясь тем, что не привыкла её есть.
— Я предпочитаю мясо. — На лице мужчины дёрнулась тень улыбки, какой-то довольной, будто он оказался в чём-то прав. В чём-то важном. — У нас с тобой много общего, не так ли?
Огнева скопировала его позу, только разве что её пальцы сжались не на дорогом чёрном пиджаке, а на потёртой кофте.
— Не думаю. Я бы не оставила своего ребёнка одного. — Улыбка исчезла, но мужчина не был зол, нет. В его серо-зелёных глазах царил штиль.
— Твоя мать желала тебе самого лучшего. Я в это «лучшее» не вписывался. Но это не значит, что я не присутствовал в твоей жизни. — Огнев поддался вперёд, чуть распрямив колени, от чего его длинные ноги стукнулись о скрещенные ноги Василисы. — Так или иначе.
— Вы могли бы оказывать нам материальную помощь. — Огнева оглядела ресторан, жалея, что не видела меню и ценники на блюдах. Но заведение явно недешёвое. — Вижу, гранд за доказательство теории Пуанкаре был очень щедрым.
Где-то внутри скреблось сожаление — не так она хотела встретиться с отцом, совсем не так. Да, эти вопросы давно жаждали ответа, она имела права услышать их… Но вдруг эта сказка, этот прекрасный сон закончится? Он разозлиться и скажет убираться.
Пешком.
— Рад, что ты следишь за моими достижениями. — Василиса так сосредоточенно сверлила отца взглядом, что не заметила подошедшего к их столику официанта с подносом.
— Как вы и просили, самый крепкий кофе в заведении — «Лунго»… — перед мужчиной опустилась чашка настолько крепким напитком, что от одного его горького запаха Василисе расхотелось моргать. — Ваше «макиато» — Перед Огневой опустилась чашка побольше, напиток в которой надёжно прятался под молочной пенкой с расплывшимися на ней тёмными кофейными пятнами. — Стейк Рибай с ягодным соусом в прожарке medium rare и стейк «шатобриан» под соусом беарнез.
— Надеюсь, вы не умудрились его испортить? — Огнев придирчиво рассматривал огромный кусок мяса, который до этого положили перед Василисой. — Хотя, сделать это достаточно сложно.
— У нас шикарный повар из Франции, разумеется, всё сделано с соблюдением всех правил. — У самого официанта слюна лилась рекой, так соблазнительно выглядел заказ.
Нортон милосердно отозвал официанта со смешным именем Ярк на бейдже, теперь уже сосредоточившись на кофе — он сделал глоток, даже не поморщившись, но, видимо, остался недовольным.
— Сейчас найти крепкий кофе достаточно сложно. Ты любишь кофе?
Огнева вспомнила, какое кофе у неё стояло дома — растворимое, то ли «чёрная карта», то ли «Арабика». Мама пачкала этим залитым кипятком раствором все кружки, что ютились в шкафчике с периодически отваливающейся дверцей в особенно тяжёлые ночИ, когда нужно было за одну ночь проверить стопку диктантов, написать конспект на завтра и заполнить вечно зависающий электронный журнал, который будто бы на зло обваливал сайт каждый 20 минут без надежды на сохранение.
Точно. Как сейчас мама? У неё вроде бы в это время курсы. Освободится она лишь в часов 6 вечера.
У неё ещё есть время для скандала.
— Не уходите от темы.
Огнев вздохнул, выхватив из островка с салфетками перечницу и обильно высыпая её содержимое в кофе.
— Кофе помогает мне концентрироваться, но чем больше пьёшь, тем слабее оно действует. Поэтому приходится переходить на более крепкие сорта. — Продолжал он, вернув перечницу на её законное место и беззвучно размешивая перец в кофе ложкой. — Я был у тебя дома, потому что хотел поговорить с твоей матерью. И, повторюсь — давай на «ты».
Он придвинул к себе оба стейка, и, взяв нож, стал нарезать один из них на идеально-ровные кусочки. Красный соус блестел на лезвии, как кровь.
— Лисса ненавидит меня за то, что я шёл к своей мечте — заниматься математикой, войти в историю, совершить прорыв. — Мужчина говорил, с лёгкостью разрезая толстый слой мяса, будто бумагу канцелярским ножом. Абсолютно не отрываясь, абсолютно ритмично. — Она ненавидит меня и из-за этого не хочет, чтобы ты занималась точными науками. Можно сказать, я решил взять на себя ответственность. Возможно, это поможет избежать… определённых проблем.
Закончив, Нортон осторожно подвинул тщательно разрезанную порцию дочери.
— Да, твоя мать настолько не может терпеть меня и всё, что со мной связано, что отдавала деньги, которые я давал первые пять лет, бездомным и престарелым. Это её выбор, что вы живёте так… — Огнев снова пригубил кофе, подбирая слово
«бедно»
— Скромно.
Огнева не хотела верить. Нет, она знала, что у мамы были средства иногда покупать что-то старушкам из их дома — немного продуктов или одежды, но…
— Я перечислял на её счёт 10.000 ежемесячно. Вначале больше, но, когда увидел, что средства не идут ни на твоё воспитание, ни на улучшение вашей жизни, постепенно сокращал сумму. — Видя, что дочь явно удивлена такой новости, он перевёл тему. — «Лунго» не пользуется популярностью, хоть это и экспрессо, у него слабый аромат, он горький и очень крепкий. К тому же, его нельзя приготовить в турке. Интересно, не правда ли?
Огнева молча отправила в рот кусочек мяса.
— Думаю, тебе надо было взять гляссе или что-то вроде этого. Дети ведь больше предпочитают сладкое.
Василиса честно старалась распробовать вкус, она была уверена на 100%, что он приготовлен, как надо. Она никогда не пробовала стейков в ресторане.
Но он был абсолютно безвкусным.
Мама врала ей.
У неё были деньги. Были, чтобы Василиса могла оплатить себе пособия и платный доступ к некоторым сайтам или программам. Чтобы она смогла поехать на олимпиады в прошлых годах.
Но она предпочла отдать их левым людям. Просто потому что зла на того, кто их ей даёт.
Горечь от осознания этого сделала мясо просто отвратительным на вкус. не выдержав, Огнева большим глотком осушила свою чашку до половины, от неожиданности закашлявшись — отец был прав, он слишком крепкий.
— Да, я ошибся.
Нортон смотрел, как девочка заходится в кашле, не зная, что сделать — спросить о самочувствии, подать платок, салфетку?
Похлопать её по спине?
Безмозглый Миракл с его безмозглыми советами.
***
«Этим утром»
Миракл вещал, красуясь в зеркале и то и дело поправляя и так идеально заправленный в жилетку ярко-небесный платок.
«Под свет своей голубой натуры» — зло подумал Огнев, у которого голова просто разрывалась от боли. Боль эта была привычной — от скопившегося напряжения и постоянного приёма кофеина, дающего побочные эффекты от многочисленных лекарств, череп просто трещал по швам, мужчине хотелось выть.
К тому же этот поклонник Диогена топтал ковёр в его кабинете уже час, меля какую-то ерунду.
— …Соверши подвиг для своей дочурки, покажи, что её отец не последний козлина! — Миракл, удостоверившийся, что он достаточно прекрасен, развернулся к сидящему в кресле Нортону и ослепляя его своей радостной улыбкой. — Правда, рога мы спрятать не сможем, но хорошее впечатление ещё никто не отменял!
— Пошёл вон… — Устало пробормотал Огнев, массируя себе виски. Все его мысли занимал лишь вопрос — будет ли смертельной очередная доза обезболивающего?
— Воспользуйся шансом — забери её со школы! Может, даже свози её куда-нибудь. пообедать, например. Беседа лучше строится за приёмом пищи, научно доказано. — Профессор сел в гостевое кресло, без жалости и сострадания смотря на бледное лицо своего друга. — И улыбайся почаще, а то ты похож на мертвеца. Покажи ей светлые чувства, которые таятся глубоко… — Мужчина всмотрелся в сощуренные от боли глаза ещё раз. — глубоко, глубоко, глубоко внутри тебя. Обними там, скажи, что ждал вашей встречи…
— К чему эта сентиментальность? Она уже взрослая. — Огнев выдохнул, всё-таки решившись и доставая из ящика стола початый блистер с обезболивающим.
Философ неодобрительно смотрел, как белая таблетка прилипает к языку, а после исчезает. Директор привычно глотает не запитый горький кругляш.
Точно чудовище.
— «Каждое дитя до некоторой степени гений и каждый гений до некоторой степени дитя». — Процитировал Миракл Шопенгауэра. — Ты прав, она должна быть очень умной, если ты правда её отец. Но, насколько я знаю о Лиссе из твоих рассказов, она достаточно эмоциональна и чувствительна, чтобы привить тоже самое дочери. Если ты хочешь получить её доверие, удиви её. Чем-нибудь приятным.
Огнев молчал, видимо ожидая, когда же подействует лекарство.
— Например?.. — Медленно и тихо выдохнул он, сдаваясь.
Мужчина напротив него довольно хлопнул в ладоши, вызывая новую волну боли, перекатившейся от затылка ко лбу и опаляя глаза.
— Покажи, как вы похожи! Что ты дорожишь и заботишься о ней. Закажи ей чего-нибудь на её вкус, расскажи о себе.
— Да кто меня не знает… — Нортон трёт тонкую бровь, чувствуя, как тиски мигрени медленно ослабевают.
— Все знают, что ты высокомерная сволочь, это верно. Но постарайся скрыть эту сторону, чтобы не отпугнуть дочь от себя навсегда!
Хотелось запустить в шумного философа пресс-папье, но вместо этого Нортон нажал на кнопку для вызова секретаря (а по совместительству, Елены) и более-менее твёрдо сказал:
— Елена, я уеду в 2 часа дня, возьми встречу со стажёрами на себя. И принеси мне чашку романо. Быстрее.
Миракл недовольно хмыкнул, впрочем, совсем не удивляясь:
— Как всегда, ни капли вежливости. — Философ сам нажал на кнопку, взывая к Мортиновой. — Я бы тоже не отказался от чашечки кофе, спасибо.
***
Неуверенно, но Нортон перегнулся через стол, медленно хлопая Василису по спине.
