Straightforward

Taylor Swift — Lover

— Чонгук, хватит там ползать. Чонгук согласно мычит, но даже не думает слушаться. Он обещал достать шарик из-под дивана? Обещал! Поэтому теперь из кожи вон вылезет — вероятно, в прямом смысле, потому что, если он заберётся рукой под диван ещё хотя бы на два сантиметра глубже, то без потерь свою конечность уже не вытащит — лишь бы сдержать слово. — Ну что за максимализм, Чонгук! Ничего не максимализм. Чонгук уже вышел из того возраста, когда его легко можно было взять на слабо или манипулировать им с помощью «ты же сказал, что сделаешь, только слабаки отказываются от своих слов». Нет, Чонгук не максималист. Просто он трезво оценивает свои возможности — он вот-вот подцепит шарик пальцами и достанет его. И не придётся отодвигать диван, портить ламинат, стрессовать… — Я на тебя сейчас сяду верхом, сыщик. Вылезай! Забей на шарик, у нас таких ещё миллион. — Но этот голубенький! Тэхён на эту реплику наверняка закатывает глаза, но Чонгуку не видно. На самом деле, одному богу известно, как эти марблс в таком количестве попали в квартиру Тэхёна, но, тем не менее, никто не жалуется — они смотрятся весьма эстетично в компании гирлянды в круглом аквариуме. — Та-дам! Чонгук поднимается, потирая правое колено, а Тэхён, как и ожидалось, начинает весь светиться — да поярче их импровизированного светильника! И как Чонгук мог вообще его послушаться и вылезти? Он бы упустил это милейшее радостное выражение лица — то самое, слегка удивлённое, фирменное тэхёново выражение, когда его брови взлетают, а губы самым чудесным образом растягиваются в улыбке. А потом снова сходятся — вытягиваются трубочкой, вернее — и начинают причмокивать. А всё потому, что Чонгуку весело уворачиваться от его поцелуев. Но это он только из вредности и разыгравшейся в одном месте шаловливости. Когда Тэхён начинает смотреть серьёзно, Чонгук тут же подставляет щёку. А потом и сам прижимается к чужой губами. — Ты уже собрался? Он бегло осматривает своего бойфренда на предмет смены наряда. Пятнадцать минут назад Тэхён был одет совсем иначе: на нём была другая футболка, вместо нынешних брюк — шорты, а ещё с его переносицы постоянно съезжали очки. Сейчас же он, кажется, в линзах, а это означает одно: — Мы всё-таки идём? — А куда мне деваться? Ким наигранно вздыхает, упирается лбом Чонгуку в плечо, пока он сам крепко обнимает его за талию. В этот раз, конечно, Тэхён для их маленького креативного свидания выбрал более подобающий наряд: измазанные краской старые джинсы и такая же старая футболка с пятном кетчупа на подоле. — Не придётся судорожно застирывать рубашку и вязаный жилет, как в прошлый раз. — Извини, хён. — Чонгук оставляет на его губах мимолётный поцелуй. — Это всё-таки был сюрприз, я не мог заранее сказать тебе, куда мы идём. — Но мог ведь хотя бы предупредить меня, чтобы я оделся не так нарядно! — вопреки своему воинственному настрою, Тэхён возвращает Чонгуку его поцелуи в двойном размере. — И я бы не испортил нам настроение. Чонгук не считает, что Тэхён испортил ему тогда настроение. Может быть, он был немного расстроен, но только из-за того, что свидание прошло не на таком высоком уровне, на каком могло… Но в целом ему было даже забавно наблюдать за надутым Тэхёном, уплетающим за обе щеки сладкую вату. Это вышло довольно спонтанно: Чонгук увидел на сайте университета рекламу нового заведения в их городе. «Рабочие места и гибкий график», — гласило объявление, но Чонгук вместо того, чтобы звонить, решил прийти сразу по адресу и узнать, что это место из себя представляет. Он, признаться честно, повёлся на яркие картинки их сайта — сахарная вата самых разных цветов и вкусов. А уж когда он зашёл в само заведение и насладился сладким ароматом… Чон Чонгук был соблазнён. «Sour Candy» — по факту, обыкновенная забегаловка. Только вместо картошки фри или пирожков в ней продают сладкую вату. А ещё, как оказалось, не только продают, но и учат её делать. Никаких мастер-классов, к сожалению, но зато есть курсы для тех, кто планирует работать на их сеть. А если в этой сети работает одногруппник из универа, то эти курсы могут быть редкими и без последующего трудоустройства. То есть, технически, мастер-классы, но платить за них не надо. Рай для студента-романтика, коим Чонгук и является. Сперва их с Тэхёном облачили в целлофановые фартуки и перчатки, на головы заставили нацепить того же материала чепчики — на Тэхёне всё, как всегда, смотрелось великолепно — а затем объяснили, как работать с аппаратом: рассказали про то, какой сахар можно использовать, показали, куда его загружать. А после начался аттракцион неслыханной неуклюжести. И, если бы не защитные костюмы, домой Чонгук с Тэхёном пришли бы липкими и сладкими. И ещё, скорее всего, облепленные всевозможными насекомыми. Одним словом, лепота. Через тридцать минут они наловчились, перестали ронять вату и упускать её с палочки, определили для себя идеальную скорость вращения. Потом собрали друг другу по разноцветному букетику и вышли со спокойной душой на улицу. А уже через каких-то полчаса Чонгук успокаивал внезапно капризного хёна, параллельно пытаясь влажными салфетками стереть с его брюк быстро таящие сахарные нити. — Зато мы выучили жизненно важный урок! — сейчас Чонгук только предвкушает вновь измазанные сиропом тэхёновы щёки, которые так приятно будет целовать. — Первое правило клуба сахарной ваты: всегда есть её осторожно и не ронять. — Вообще-то, первое правило клуба сахарной ваты гласит: «никому не рассказывать о клубе сахарной ваты». — А второе? — Чонгук пятится к двери, продолжая обнимать Тэхёна. У них осталось не так много времени до выхода, а отлипать от любимого, всё же, не хочется. — Второе правило клуба сахарной ваты: всегда помнить первое правило. — А третье? — Ким разворачивается в его объятиях, хватает расчёску с комода и начинает наводить на голове Чонгука порядок. Третьего правила в фильме, к которому они отсылают, не было, но Тэхён всегда отличался находчивостью. — Третье? Хмм… Дай-ка подумать. Третье правило: всегда разговаривать. Помимо порядка на голове Чонгука Тэхён сейчас, кажется, наведёт порядок у него и в голове. — Я запомнил. Честно, я больше так не буду делать. Ким отвлекается от причёски и разглаживает Чонгуку пальцем складку между бровей. — Не хмурься. Ты расстроен, зайчонок? Помнишь, о чём мы говорили? Не нужно думать и умалчивать, заставляя гадать причину. А ты со вчерашнего дня какой-то не такой. Стой! — Тэхён снова целует его, распахнувшего было рот, чтобы начать отвечать. — Я знаю, что ты хочешь сказать. Ты не портишь мне настроение грустным видом, но у меня за тебя болит сердце. А ещё ты вчера ночью не обнял меня перед сном, так что, кажется, проблема зарыта где-то между нами. Ты объяснишь мне? И Чонгук, честное слово, снова хочет умолчать. Оставить всё как есть, не бередить свою вчерашнюю обиду. Какая разница, если всё в прошлом? Какая разница, если сегодня вчерашнее его совсем не волнует? Но Чонгук понимает: когда-нибудь снова начнёт волновать. Когда-нибудь Тэхён снова может так сделать — чего греха таить, только что сделал — и Чонгук вспылит, а это до добра не доведёт. Нужно обсудить всё сейчас, на берегу. Ведь такой идеальный момент: он сам уже остыл после вчерашнего, обстановка спокойная, они оба открыты к диалогу. Поэтому, собрав в кулак волю (на деле — ткань чужой футболки), Чонгук выпаливает, как на духу: — Мы вчера говорили про планы на сегодня, а ты меня перебил. Но не словами, тогда бы я сразу попросил дать договорить, а заткнул меня поцелуем. И я понимаю, что это звучит романтично, к тому же, тема не была серьёзной, я просто рассказывал про букеты из ваты, но мне всё равно было обидно. Как будто ты не хотел меня слушать. И я понимаю, что это не так, понимаю, что ты просто хотел меня поцеловать и порадовать, но я всё равно расстроился. А потом, перед сном, я думал, что ты сам меня обнимешь, мне хотелось твоего внимания. Но я даже не смог сказать об этом или обнять первым, я просто лёг и жевал кончик подушки, и злился, и накручивал себя, и, если бы ты утром не висел на мне коалой, я бы подумал, что мы в ссоре, и я не знал, что делать, ведь до такого у нас никогда не доходило… Ох. Чонгук думал, что проблема маленькая, но, оказывается, она была подобна морковке с детских картинок-карикатур: едва ли дюймовая ботва и огромный корнеплод, который трудно вытащить из земли. Или её можно сравнить с фокусом, когда из рукава костюма достают бесчисленное количество цветных платочков, связанных друг с другом. Он благодарен Тэхёну за то, что тот слушает его внимательно. Что кивает, как и всегда, когда делает для себя какие-то выводы, а ещё обнимает Чонгука за шею, осторожно пропуская волосы затылка сквозь пальцы — нежный жест, ласковый, но главное — успокаивающий. Чонгук перестаёт тараторить, постепенно расслабляясь и выдыхая. — Прости меня, Чонгук-и. И спасибо, что рассказал о том, что тебя беспокоило. В следующий раз я обязательно подожду, пока ты договоришь. Потому что я правда тебя слушаю и внимаю, и не хочу, чтобы ты думал иначе. — Но мне нравится, когда ты делаешь что-то неожиданное. — Чонгук прижимается к чужой руке, ласкающей его щёку. — Не хочу, чтобы ты себя ломал и останавливал. — А я не хочу, чтобы ты чувствовал себя обделённым. — Чонгук снова начинает ворчать, но слишком часто прерывается на то, чтобы поцеловать кимову ладонь, оттого Тэхён решает продолжить. — Я буду отталкиваться от темы разговора, хорошо. Не буду лишать нас внезапных поцелуев. Но ты должен говорить мне, если я перегибаю палку, хорошо, Чонгук? — Прям должен? — тон игривый, хитрый. Будто не он только что захлёбывался словами. Всё же, Чонгуку очень комфортно с Тэхёном. Всё же, он не стесняется рядом с ним резких всплесков эмоций и перемен настроения. — Должен-должен. — и в ответ так же кокетливо. — Может, не пойдём сегодня? Останемся дома, мм? Сладкую вату я всегда могу купить, а такие сладкие мальчики, как ты, на дороге не валяются. — Хён! — звучит смущённо, но не возмущённо. Чонгук уже сам обгоняет Тэхёна, тянущего его за руку в комнату. А двадцатью минутами позже: — Чонгук, хватит там ползать. Но Чонгук снова не слушается. А как ему слушать, если слова Тэхёна велят прекратить, но всё его тело — даже руки, которые могли бы отталкивать, но вместо этого прижимают всё ближе и фиксируют на месте — буквально заставляют его продолжать? Это, кажется, первая эрогенная зона Тэхёна, которую Чонгуку удалось установить — помимо шеи, конечно. Он целует его внутреннюю сторону бедра, поднимаясь влажной дорожкой от колена к паху, а затем опускается обратно. Всего лишь мягко прижимается губами, изредка проводя языком, а Ким уже весь изводится — тяжело дышит, оттягивает Чонгуку волосы. Его бёдра дрожат, иногда сводятся, зажимая между собой голову Чонгука. — Снова хочешь сказать что-то про максимализм, хён? — Господи, когда ты успел стать таким дерзким… А Чонгук и сам не знает, когда. Он не перестал быть скромным, не перестал желать любви и заботы, но в нём действительно дало ростки зерно лёгкой самоуверенности. Некоторая её часть показывает себя на учёбе — Чонгук теперь не боится отказать в списывании, не боится банально сесть на первый ряд, будучи у всех на виду — но одна часть, небольшая и уникальная, показывает себя только в такие моменты — интимные. Но, в конце концов, не только Чонгуку ведь краснеть в их постели. Тэхёну ещё только предстоит изучить новые горизонты чонгуковой дерзости.