Кот приходил каждый день всю следующую неделю. Может быть, чтобы убедиться, что Бражник ничего не предпринял. Может быть, просто чтобы составить ей компанию. Может быть, чтобы сбежать из своего собственного дома, ведь отношения в его семье всегда оставляли желать лучшего.
Впрочем, причина не имела значения. Потому что всякий раз, когда Маринетт слышала его шаги на своем балконе, она чувствовала, что улыбается. Всякий раз, когда она слышала «тук-тук» по люку, она подрывалась, чтобы открыть его как можно скорее и Коту не пришлось ждать.
Тем не менее, она начала чувствовать себя одинокой. Кот всегда был занятым котом, и сколько бы он ни навещал её, его не было гораздо дольше. Она хотела уже вернуться в школу — трансформироваться и проскользнуть через черный ход. Может быть, даже использовать талисман Лошади — она знала, что это плохая идея, так как использовать талисман в личных целях было против правил, но, может быть, на этот раз можно сделать исключение?
Неважно. Возможно, она чувствовала себя лучше — в разы лучше, по сравнению с тем, как она себя чувствовала в первый день после разоблачения — но её сны всё ещё иногда сопровождались кошмарами (по словам Кота, но Тикки подтвердила его слова).
К тому же, родители Маринетт были против.
«Может быть, будет лучше, если ты останешься дома до конца недели? Школа может тебя спровоцировать и, знаешь ли… Мадам Бюстье рассказала нам о том, что произошло до того, как она превратилась в Зомбизу».
Вот и всё. Она не была заперта в своей комнате, но Маринетт пока что не хотела спускаться в пекарню, которая всё ещё была переполнена ревностными фанатами и репортерами.
И ей ещё предстояло открыть свой аккаунт в Instagram.
Может быть, её родители не ошиблись, оставив её дома. Но Маринетт быстро заскучала, и от этого у неё голова шла кругом. Она весь день проигрывала успокаивающую музыку, пытаясь помешать себе впасть в безумие — чтобы акума не нашел её.
Через два дня Тикки наконец разрешила ей посмотреть новости.
Когда в тот вечер к ней зашел Кот, она лежала, свернувшись калачиком, с покрасневшими, опухшими глазами и не могла произнести ни единого связного предложения.
Он остался ночевать и в ту ночь, и в следующую. И он имел на это полное право.
(А на следующий день Тикки не разрешила ей смотреть новости.)
На третий день, когда вечером её навестил Кот, он повернулся к ней с чеширской ухмылкой на лице и сказал:
— Я нашел для тебя идеальное прозвище, Маринетт!
— Идеальное прозвище?
На её губах играла улыбка, а глаза сияли едва скрываемым обожанием.
Кошмары не имели значения до тех пор, пока её напарник был рядом.
— Нет. За
мурчательное прозвище. И да! Есть «Миледи», и «Лб», и «Бугабу» для Ледибаг, и «Принцесса» для Маринетт, но теперь, когда вы обе — один и тот же человек, мне нужно новое прозвище для вас!
Она нахмурилась, её улыбка стала кривой, когда она наблюдала за его детским возбуждением, чувствуя, как оно уже закипает в её собственном животе.
Сегодня кто-то пытался проникнуть в квартиру через пекарню. Маринетт уже почти открыла люк, когда кто-то постучал, решив, что это её мать (
она должна была догадаться по шагам, должна была догадаться и понять, но не догадалась. Должна была. Обратить. Внимание)
— И ты придумал? В самом деле?
Ему действительно не нужно было новое прозвище для нее — у него и так их было достаточно.
— Да! Я нашел самое подходящее именно для тебя!
Маринетт приподняла бровь, наблюдая, как его хвост возбужденно вьется вокруг него, иногда цепляясь за её запястья, прежде чем снова отпустить.
Это было довольно мило.
—
Марибаг!
Это прозвище… не очень.
— Нет. Ни в коем случае. Ты не будешь называть меня «Марибаг»!
— Хорошо, — сказал он, пожимая плечами, и по его ухмылке она поняла, что только что попала прямо в его ловушку.
— Тогда это будет другое прозвище, которое я придумал.
— Кот…
— Багинетт! Я уже пользовался им раньше и понял, что оно тебе идеально подходит!
— Нет, просто нет.
— Это идеальный микс между «Маринетт» и «Ледибаг»! И звучит
так же, как твоё имя!
Он улыбнулся ей, как кот, которому достались сливки, и она не смогла удержаться от улыбки. Возможно, она могла бы подыграть, предположила она. Один разок. В конце концов, он не собирался так уж часто использовать это имя.
— О, и почему на первом месте стоит «Ледибаг»? Значит, эта эта сторона важнее, чем «Маринетт»? — поддразнила она и ухмыльнулась, но Кот Нуар, похоже, не понял шутки. Его глаза расширились в невысказанной панике, и он отступил, защищаясь, подняв руки перед собой.
— Что? Н-Н-Нет! Ни в коем случае! Я просто… Эй! Ты смеешься,
почему ты смеешься? — возмущенно взвизгнул он, заметив, что Маринетт согнулась пополам и вцепилась в перила, чтобы не упасть.
— Ты… Ты должен был… Ха, я не… Ты действительно думал, что меня это волнует? Ха-ха, это просто… Кот, нет! — её снова охватил приступ хохота. Кот возмущенно скрестил руки на груди и закинул голову, очаровательно надув губы.
— Ты груба со мной, — фыркнул он.
Маринетт, всё ещё ухмыляясь, помотала головой:
— Нет, это не так.
— Ты смеешься над моими удивительными прозвищами.
— Мне очень жаль, Кот. Мне очень жаль, что я смеюсь над твоими… — Маринетт так и подмывало скаламбурить, но она боялась, что это может ударить Коту в голову, — … удивительными прозвищами.
— И это после того, как я проделал весь этот путь сюда, только ради тебя!
Это мгновенно отрезвило её. Она выпрямилась, ее глаза приобрели более мягкое выражение.
— Я… я действительно рада, что ты пришел, Кот. Я рада, что смогла увидеть тебя сегодня.
Её слова окрасили его щеки в розовый цвет, он отвернулся, улыбка исчезла с его губ, но ещё не исчезла из глаз.
— Я тоже рад, что пришел, Маринетт.
Некоторое время они оба стояли молча, потом Кот осторожно подтолкнул её локтем и спросил:
— Ты сегодня разговаривала со своими друзьями?
— Я… переписывалась с Алией. И Нино. Но я им не звонила, я просто… Я пока не думаю, что смогу это сделать.
— Все в порядке, Принцесса. Не торопись… Но неужели ты сегодня разговаривала только со своей квами?
— Кроме неё — только с моими родителями.
По какой-то причине её слова вернули чеширскую ухмылку, которой он был так хорошо известен, и он наклонился ближе, чтобы заговорщически прошептать:
— Значит, я особенный,
Багинетт?
Маринетт решила пока не обращать внимания на бесстыдное использование этого позорного прозвища.
— Конечно, ты особенный, Кот. В конце концов, ты мой напарник.
Затем она заключила его в объятия — совершенно не заметив румянца, разлившегося по его щекам, прежде чем он нерешительно обнял её в ответ.
Напарники. Он был её напарником. Эта мысль заставила его улыбнуться.
***
— Кот, Кот, проснись! — зашипел высокий голос, и на мгновение Адриан подумал, что Маринетт проснулась и собирается их выгнать, но затем он заметил перед собой красного летающего жука и понял, что его тайная мечта — чтобы она проснулась и «случайно» увидела его — чудесным образом не сбылась.
Однако на него всё ещё таращились испуганные голубые глаза. Но не это было самым отвлекающим фактором, поскольку Маринетт издавала тревожные звуки.
Она плакала. Она плакала во сне.
Ему это совсем не нравилось.
— Мне… мне ее разбудить? Но ей нужно отдохнуть, и она должна…
— Нет, Кот, ты не понимаешь! — прошипела красная квами, и он никогда не видел ее такой расстроенной.
— Я… я чувствую
это!
— Это?
— А-акума!
И тут Кот увидел это. Он и без того слишком часто видел это жуткое зрелище. Через люк протиснулась маленькая бабочка. Сначала её маленькая темная головка, напоминающая темную каплю, а затем её мягко трепещущие фиолетовые крылья.
Это выглядело так… так безмятежно.
Маринетт вцепилась ему в руку, и он с трудом поднялся. Если она проснется, то заметит акуму, а он не хотел её так пугать. Поэтому он осторожно убрал руку (покраснев, когда заметил, как она снова пытается вцепиться в него), прежде чем позвать Плагга, не сводя глаз с акумы.
Инстинктивно он притянул Маринетт ближе, наблюдая с восхищением, как насекомое встряхнулось, прежде чем мягко подлететь ближе, не издавая ни звука, когда его лощеные крылья трепетали.
Он никогда раньше не видел их такими.
Он никогда не видел их такими. Обычно после каждого боя они пытались ускользнуть, их крылья были тяжелыми и изнуренными, когда они пытались убежать от очищающей силы его Леди. Они выглядели подавленными и напуганными, но теперь. Все было иначе.
Именно Плагг вывел его из транса, укусив, и Адриан разозлился бы и упрекнул его, если бы не понял, в какой опасности они оказались. Он легко призвал трансформацию, и на этот раз он пропустил свой танец, просто сосредоточившись на желании сделать это как можно быстрее.
Если бы у него было свободное время, он бы заметил, что его костюм лишен обычной игривости.
Он вызвал Катаклизм, и не прошло и секунды, как бабочка рассыпалась в его руках, а её крылья превратились в пыль.
Тикки сказала ему, что он может это сделать.
«В качестве профилактики — ты не можешь исправить ущерб, но ты можешь его предотвратить!»
Зная это, Кот испытал облегчение и, глядя, как бабочку уносит легкий ветерок, удовлетворенно улыбнулся.
Маринетт даже не проснулась. Он всегда был её рыцарем в сияющей коже.
***
Сегодня они сидели в её комнате. На улице шел дождь, который заставил пекарню опустеть на большую часть дня, но Кот все равно пришел навестить её.
Он ненавидел дождь.
В данный момент он сидел на кушетке Маринетт, потягивая горячий шоколад, который она приготовила, укрытый тремя разными полотенцами и двумя дополнительными одеялами, пока Маринетт суетилась вокруг него.
— Глупый кот! Сегодня вечером я была бы в порядке, а что, если ты заболеешь? А? Что… что, если ты простудишься, а потом появишься заболевшим в школе или на работе, и тогда кто-нибудь сообразит, что ты болен в то же время, что и Кот Нуар, и тогда… Что, если они выдадут миру и твою личность, и тогда ты…
Маринетт яростно жестикулировала перед ним, и Кот не был уверен, стоит ли ему:
а) волноваться;
б) быть под впечатлением от скорости, с которой она говорила;
в) забавляться происходящим;
или
г) быть тронутым её заботой.
Он решил, что это не имеет значения, и вместо этого отставил чашку в сторону, чтобы взять её руки в свои.
— Маринетт. Я буду в порядке, — сказал он, пытаясь поймать её взгляд, но не смог.
Казалось, она покраснела.
Кот отвел глаза, потому что у него не было времени выдавать желаемое за действительное.
— Ты не знаешь, будешь ты в порядке или нет! — запротестовала Маринетт, но он только рассмеялся…
(и все полотенца и одеяла тряслись, как и он, и ещё бы чуть-чуть — и к Маринетт явилась бы бабочка).
— Ой, Бугабу, не переживай! Как я могу заболеть, если со мной такая волшебная девушка?
И он засмеялся еще сильнее, потому что именно она напомнила ему об их сходстве с Сейлор Мун, и он был так счастлив, потому что именно он сказал ей посмотреть этот мультсериал, а она всегда вела себя так, как будто никогда этого не делала.
И было приятно сознавать, что Ледибаг всегда заботилась о нём чуть больше, чем позволяла себе показывать.
Его смех заставил Маринетт надуться. Это выглядело восхитительно, и когда его
мурцесса подняла голову и заметила его ухмылку, она надулась еще больше, просто чтобы затем фыркнуть.
— Ты придурок.
— Ты тоже мой лучший друг, Мари.
Маринетт позволила себе упасть на кушетку рядом с ним и потянула за край, молча требуя, чтобы он поделился своим одеялом (которое технически было её) и теплом.
За последние несколько дней она стала довольно милой, и Кот не мог сказать, что возражает. В любом случае он всегда страдал от недостатка прикосновений.
Некоторое время они сидели молча, прислушиваясь к ровному стуку дождя по окну в потолке.
Кот допил шоколад, и Маринетт прижалась к нему ближе, позволяя глазам закрыться.
Это было здорово. К этому она могла привыкнуть. Она чувствовала себя в тепле и безопасности и просто… она не знала.
А может, и не хотела знать, потому что подозревала, что не хочет знать правду.
Ей пришлось нарушить молчание. Достаточно того, что он оставался на всю ночь, чтобы уберечь её от ночных кошмаров. Если она узнает, что он отнес её в постель (а этот глупый кот, несомненно, сделает это), её сердце не выдержит.
Она должна была нарушить молчание.
— Зачем ты сегодня пришел, Котёнок?
— Мм?
— Зачем ты пришел сегодня?
Кот повернулся, чтобы было легче смотреть на неё, но голова Маринетт почти полностью скрылась под одеялом, и он мог различить только прядь черных волос, выглядывающую из-под него.
— А почему бы и нет?
— Идет дождь.
— Ну, я был бы довольно ужасным напарником, если бы не пришел из-за небольшого дождика.
Маринетт сразу же начала шевелиться, и теперь её глаза были видны (и Кот знал, что она снова надулась).
— Ты не ужасный напарник.
— Я знаю. Но если я…
— Ты мог бы вместо этого позвонить.
Несколько дней назад Кот раздобыл себе одноразовый телефон и каким-то образом сумел заполучить её номер. Она винила Тикки за шквал кошачьих мемов и каламбуров, которым теперь подвергалась ежедневно.
— Быть здесь для меня так же приятно, как и для тебя, — ответил Кот, а Маринетт не знала, как реагировать. Он снова улыбался ей той улыбкой, от которой мир мог вспыхнуть, и Маринетт улыбнулась в ответ. Это заставило его сердце биться быстрее, потому что всё, чего он когда-либо хотел — это чтобы она улыбнулась — и он чуть не рассмеялся, потому что… сам не знал почему.
А потом он перестал улыбаться, потому что она спросила:
— Ты же знаешь, что можешь быть честным со мной, правда, Кот?
Он не ответил.
— Ты пришел сюда, чтобы что-то сказать, не так ли?
Так оно и было. Он уже приходил сюда однажды, по той же самой причине, и пришел снова…
…и он будет приходить снова и снова, даже если она каждый раз разбивает ему сердце виноватым взглядом и тихим «Мне жаль».
— Я бы пришел в любом случае, — прошептал он, и Маринетт села, скидывая одеяло с плеч.
Оно упало на пол, и она задрожала, но ей было все равно, потому что её напарнику было больно, и она не хотела, чтобы ему было больно.
— Я знаю, Кот. Я никогда в тебе не сомневалась.
Маринетт с нетерпением ждала его ответа, глаза сияли теплом и пониманием, а Кот Нуар облизнул губы, в горле внезапно пересохло. Потом его плечи поникли.
— Это не имеет значения. Ты все равно скажешь «Нет».
Он отвернулся, и Маринетт пожалела, что не заметила горечи в его глазах. Она не выдержала, поэтому тоже отвернулась, не сводя глаз с кровати.
— О, — прошептала она. Ей хотелось не обращать внимания на боль, которую она видела в его глазах. Хотела бы она сказать ему, что все будет в порядке, что она сделает всё, о чем он попросит, но они уже говорили об этом, и она не могла рисковать его личностью.
Если бы она это сделала, она была бы еще худшим напарником.
— Знаешь, Кот, если бы это был ты…
— Я знаю. Теперь все знают, кто ты, и ты не можешь выдать Бражнику моё имя. Я знаю.
«От этого не менее больно», — добавила он про себя. Маринетт не хотела, чтобы он так себя чувствовал, а Кот не хотел, чтобы она услышала эти слова.
***
В воскресенье Маринетт почувствовала, что должна… должна что–то сделать. Поэтому в тот же день она пробралась на кухню, использовав «Переход», чтобы попасть туда незамеченной, и начала печь. Отец мягко улыбнулся ей, когда заметил и спросил «По какому случаю?». «Кот», — просто ответила она.
Она должна была как-то отблагодарить его. Дела шли на лад. Всё будет хорошо. Благодаря ему. Потому что он был там, он понимал её боль, слушал её даже после всего того, через что она заставила его пройти.
В тот вечер она удивила его, устроив небольшой пикник на своем балконе, с плюшевыми одеялами и большим количеством шоколадных круассанов, которые, как она знала, он так любил.
— Ч-что это, Маринетт? — спросил он, застыв на месте и слегка покраснев, но Маринетт этого не заметила, потому что была слишком занята тем, что расставляла цветы. Люди приносили ей цветы, много цветов, и если они предназначались как благодарность за её работу в качестве супергероя, Кот заслуживал их так же, как и она.
— Это «Спасибо»! — воскликнула она, глядя на него снизу вверх, явно волнуясь. Но потом она все же заметила его румянец и подумала, что, цветы, возможно, были лишними.
— «Спасибо»?
Кот склонил голову набок, спрыгнул с перил и подошел ближе, его хвост рассекал воздух позади него, с любопытством касаясь всего, что было поблизости.
— Д-Да. Потому что всю прошлую неделю ты только и делал, что помогал мне и всегда был рядом. Я знаю о том акуме, которого ты должен был уничтожить и…
У Кота хватило ума выглядеть виноватым, когда она упомянула о том, что он не посчитал достаточно важным, чтобы поделиться с ней, но Маринетт не зацикливалась на этом — она знала, почему он это сделал, и даже если его попытка защитить её могла быть ошибочной, она все еще дорожила этим.
— …и я просто… я хотела сказать тебе, что ценю тебя. Мне всегда кажется, что я недостаточно часто говорю тебе об этом и обо всем остальном… Должно быть, тебе так же тяжело, как и мне. Так что, я подумала, может быть, ты захочешь устроить пикник? Я испекла всё сама и да. «Спасибо». Вот что это такое.
Кот мило улыбнулся ей, но она увидела разочарование в его глазах, и Маринетт тут же себя возненавидела, потому что, конечно, она и раньше думала о романтических пикниках с Котом, но к этому всегда были привязаны условия.
Что, если Адриана не было,
что, если бы она сначала влюбилась в Кота,
что, если бы «Кот Блан» не произошел.
Она не собиралась вводить его в заблуждение.
Но Кот, похоже, не возражал. Потому что Кот был в первую очередь её другом. Он тепло улыбнулся ей и сказал:
— Я рад, что ты позволила мне помочь тебе, Багинетт.
Маринетт поморщилась, услышав это прозвище, но ненадолго.
— Потому что я боялся, что ты мне не позволишь.
***
Маринетт улыбнулась, когда услышала над собой характерный топот ног. Кот, должно быть, был в отличном настроении, раз пришел так рано — раньше, чем обычно.
Хотя она была рада, что он пришел. Маринетт попыталась спуститься вниз, но людей было слишком много, и она убежала обратно в свою комнату, надеясь, что родители этого не заметили.
Она хотела снова вернуться в школу. Она знала, что еще не готова, знала, что, скорее всего, в конечном итоге будет прятаться в раздевалке, отгородившись от всех, кто не был Котом (и, может быть, Алией), но, тем не менее, она хотела вернуться.
И она планировала заставить своего напарника поручиться за неё.
Поэтому когда Кот приземлился на её крышу, она сразу же встала, распахнув окно, и взволнованное «Кот» было готово сорваться с её губ.
За исключением того, что человек, который приземлился на её крышу, вовсе не был её напарником.
