Желанная свобода с привкусом любви

— Я постаралась затянуть не слишком сильно, — стоящая сзади девушки Мэри аккуратно завязывала шнуровки корсета, пока Микаса, чуть расставив руки в стороны, вяло кивала на её слова.       Аристократка нахмурилась, а лицо её помрачнело — скорее всего, плохое настроение появилось из-за утреннего разговора с Леви. Микаса была ужасно недовольна тем, что к ней приставили ещё кого-то, из-за чего её маленький план с крахом рушился на глазах. Возможно, она и продолжит выливать в цветы лекарства, лишь бы её больничный продлился ещё хоть на некоторое время, но долго ли продержится её обман, когда рядом с тобой служанка с гиперопекой и врач, который, казалось, видел ложь по щелчку пальцев. Она не знала, чем это всё обернется в будущем, но попробовать всё же стоило. — В коридорах поместья сейчас очень холодно, всё же зима не за горами, — женщина начала одевать Микасу в несколько слоев состоящих из разных по толщине юбок. — Куда же столько? — Вы и вправду хотите себе что-нибудь отморозить. Тем более, Вы больны, и тёплая одежда Вам сейчас просто необходима, — мягко ответила служанка, аккуратно всё поправляя. — На самом деле, я бы Вас укутала в тёплое одеяло, оставив отдыхать в комнате, но раз Вы захотели одеться и прогуляться, я не в праве Вам отказывать. — Мне всего лишь нужно зайти в библиотеку, поискать новые книги для прочтения — всё же не хочу проводить дни в бесконечной скуке. — Я Вас прекрасно понимаю. — Когда с одеждой наконец-то было покончено, Мэри чуть отошла от девушки, любуясь своим трудом. — Ты не знаешь, моя мать не в библиотеке ли сейчас? — голос Аккерман приобрёл еле слышимый оттенок тревоги. — Думаю, что нет — обычно миссис Аккерман посещает её вечером, чтобы отдохнуть после тяжелого дня. — Тяжелого дня… — с издевкой повторила Микаса, надменно хмыкнув. — Чем же она таким занимается, что потом остается совершенно без сил?       Мэри кротко взглянула на лицо девушки, но потом, опустив глаза обратно на её одежду, пропустила колкость госпожи мимо ушей, вовсе не собираясь отвечать на её вопрос, но, кажется, Микаса и не ждала от неё ответа. — Точно! — воскликнула женщина, отворачиваясь от девушки.       Немного покопошившись на столе, женщина обернулась лицом обратно к Микасе, практически насильно вкладывая ей в руки снадобье. — Прополосните горло, как пойдете в библиотеку. — Микаса, скорчив гримасу презрения, посмотрела на отвар. — Может, они меня и вправду хотят отравить… — Ни в коем случае! — быстро утешила Мэри, закрывая шкаф для одежды. — Я Вас сопровожу. — Не нужно, — раздраженно ответила девушка, крепко сжимая в руках тару с лекарством. — Мы с Вами уже об этом говорили, — чуть тише добавила шатенка, смотря на ножки шкафа и держа обе руки на узорных дверцах. — Мэри, я нахожусь у себя дома, что я непозволительного могу здесь сделать? Я уже больше не строптивый ребёнок, от которого постоянно какие-то проблемы, у меня скоро помолвка и взрослая жизнь, а ты до сих пор ходишь за мной хвостиком. Самой не надоело? — Микаса прошла мимо служанки, останавливаясь в дверях. Она не кричала, нет, но в голосе отчетливо слышалась грубость. — Скоро буду, — кинув напоследок эти два слова, Микаса захлопнула дверь, уже даже не стараясь сдержать раздражение.       Мэри осела на пол, смотря куда-то в пустоту. Ей не хотелось плакать, но противная горечь охватила сердце, отчего было очень неприятно.       Может, она и вправду слишком сильно её опекает, но ведь Долорес приказала ещё как два года назад практически не спускать с неё глаз. Кажется, Мэри приняла эти слова слишком буквально. Но теперь Микаса выросла, и она хотела самостоятельной жизни, а Мэри всё никак не могла этого принять. Их единственной проблемой во взаимоотношениях являлось то, что они не могли поговорить друг с другом от начала и до самого конца доверяя.       Микаса не могла понять Мэри, а сама же Мэри не могла до сих пор принять её как взрослую и самостоятельную личность. Между ними было постоянное непонимание и по большей части из-за этого Мэри чувствовала себя ужасно виноватой, в отличие от Микасы, но всё равно не делала первый шаг в её сторону, так же как и аристократка. Возможно, поговорив, они и найдут компромисс, но произойдет это ещё не очень скоро, а, может, и вовсе не произойдет.       Приставная няня ведь через некоторое время попрощается со своей госпожой, и она бы не хотела, чтобы непонимания остались между ними на всю оставшуюся жизнь. Но сколько бы Микаса ни злилась на Мэри, женщина никогда не сердилась на неё в ответ, она обижалась, но недолго, а потом начиналось всё заново: непонимание, ссора, обида и немое примирение, будто ничего и не было, — и так это происходило по кругу изо дня в день. Мэри не держала огромную ненависть на госпожу, как Микаса на Долорес. Зная, как прожила свои детские годы госпожа, шатенке было искренне её жаль, ведь раньше, когда была помладше, она считала, что Микаса буквально живёт в шоколаде и горя не чает, но правда оказалась не такой уж сладкой и приятной. И где-то на подсознательном уровне Мэри хотелось помочь ей морально, но она не знала как и постоянно испытывала неудачу.

***

      Быстро шагая по коридору Микаса, полностью погружённая в собственные думы, направлялась в сторону ванной комнаты, которая была совсем недалеко.       Все её считали неразумным ребёнком, который без надзора старших набёрет себе кучу проблем или вообще зачахнет без чьей-либо помощи. Как же достало. А ведь это было совершенно не так. Микасе хотелось чтобы её услышали, чтобы и её потребности тоже воспринимали всерьёз. Почему все всегда думают, что если оставить её наедине с собой, то она обязательно что-нибудь да натворит? Почему никто не уважает её личное пространство, постоянно врываясь в комнату, даже не спросив разрешения или вовсе следует за ней везде, как это делает Мэри? Мать её до сих пор видит в ней маленького ребёнка, а, может, и вообще неуправляемое животное, бог знает, что у этой двуличной женщины в голове, но Микаса знала точно — Долорес опасалась давать ей свободу, потому что она была уверена, что дочь выкинет что-нибудь из рядя вон выходящее, оттого и ненавидела её.       Подойдя к двери ведущей в ванную, девушка замешкалась.       А, может, не стоит? Аристократка до сих пор чувствовала себя не очень хорошо, об этом говорила мертвецки бледная кожа; горло буквально драло изнутри, из-за чего даже дышать было больно, но она готова была пойти на такие мучение, лишь бы оттянуть столь желанное время.       Оглянувшись по сторонам, она отошла от двери в ванную, ища место, куда бы смогла быстро вылить снадобье. На глаза сразу же попался непримечательный горшок с цветком. Не мешкая, Микаса быстро подошла к горшку, присаживаясь рядом, однако из-за платья, это было сделать сложновато, но она с этим справилась.       Желтые лепестки цветка приятно благоухали, разнося запах на небольшое расстояние. Растение довольно симпатично смотрелось в этой части поместья, хотя и занимало небольшую территорию, Микаса раньше не замечала его. Вполне возможно, что цветок появился здесь недавно, хотя вряд ли. Брюнетку в принципе никогда не интересовали различные растения и цветы, но Долорес наоборот была заядлой любительницей всего зелёного, но по большей части она выращивала различные цветочки, а за эксклюзивные заграничные семена, готова была глотку разорвать. Так что неудивительно, что они расставлены буквально в каждом углу здания.       Она решила вылить совсем чуть, ведь по идеи этого лекарства должно было хватить ей аж на целый день, а может даже и на два, так что бездумно всё она выливать не собиралась.       «Думаю, достаточно», — подумала девушка, медленно поднимаясь с пола, но кто-то грубо схватил её за запястье, резко потянув наверх. — Вы совсем совесть потеряли?! — на повышенных тонах обратился к ней мужской голос. — Такой же вопрос я задаю и Вам! — воскликнула в ответ оскорбленная девушка, что от неожиданности вылила еще пару капель снадобья, вырывая руку и с негодованием смотря на врача. — Да как Вы посмели так грубо хватать даму за руку! — Ох, приношу свои извинения, но, мне кажется, Вы получили это вполне заслуженно, — язвительно ответил Леви, грубо вырывая из её рук отвар. — Прошлое лекарство тоже оказалось в горшке с цветком, не так ли? — Поумерьте свой пыл и научитесь общаться с людьми уважительно! — Я жду ответа на свой вопрос, не пытайтесь от него улизнуть, — настойчиво сказал Леви, прожигая её взглядом.       «Невыносимый бестактный мужчина», — Микаса тяжело дышала, а кожа буквально горела от гнева. Её поймали с поличным и так быстро, так ещё и грубо обошлись с ней. Ей казалось, что сейчас она готова рвать и метать за такое обращение с ней. — В любом случае, сейчас это не имеет значения. — Девушка чувствовала себя униженной.       «Когда же он уже оставит меня в покое, и я смогу сходить в библиотеку?» — Значит, и прошлое вылили, — с грозным прищуром Леви осмотрел снадобье Андерсона, от которого довольно успешно избавились — можно было поверить, что его и вправду использовали по назначению. — А я-то думал, что с Вами проблем не будет, — с тяжелым и даже угрожающим выдохом сказал Леви, хватая одной рукой её локоть, а другой крепко держа отвар, который так любезно сделал утром Вильям, и который так бездумно вылили, оскорбляя его труды, пожалуй, одним из самых отвратительных способов.       Он держал её не грубо, даже не старался сильно сжимать локоть, чтобы доставить ей боль, но из-за того, что девушка сопротивлялась, путь до двери в ванную оказался не самым приятным. Мужчине практически через силу пришлось завести аристократку в небольшое помещение. Эта ситуация довольно сильно разозлила его, что было очень странно, ведь чаще всего, когда Леви злился, то он либо разговаривал со всеми грубо и саркастично, либо же старался не разговаривать с кем-то попусту, но чтобы накричать, так ещё и грубо дотронуться до кого-то — это впервые. Кажется, эта девчонка настолько невыносимая, что даже в нём вызывает настолько отрицательные эмоции. — Ваше воспитание просто отвратительно. — Микаса выглядела как злой растрепанный воробей, она и не думала, что всё может настолько странно обернуться, и этот никудышный врач посмеет дотронуться до неё, так ещё и принуждать к чему-то. — Я не собираюсь этим полоскать горло, так ещё и при Вас. — Я выполняю свою работу, и меня твои хотелки не сильно волнуют. — Аккерман отдал ей в руки снадобье. — Так что сейчас же и при мне. — Леви понимал, что он переходит уже все границы, но останавливаться не собирался.       Он ради больной матери, решил вылечить её за неделю самостоятельно, при этом затрачивая на неё своего драгоценное время, а она в ответ лишь плевок ему в лицо. Леви не собирался терпеть такого, он и так последние несколько дней на нервах, так ещё и как снег на голову свалилась глупая своенравная аристократка.       Микаса буквально сопела от гнева, но всё же приняла своё поражение, поворачиваясь спиной к мужчине. Леви не сводил с неё глаз ни на секунду, он внимательно проследил, как Микаса выполняет порученные им действия, а затем, когда она с нахмуренным лицом повернулась к нему, выхватил лекарство и подал ей белоснежный платок, чтобы та вытерла мокрые губы. — Я не допущу, чтобы Вы заболели сильнее, у меня нет на это времени. — Аккерман остановился в дверях. — Надеюсь, больше такого не повторится, и Вы будете принимать прописанные Вам лекарства. Всего хорошего. — Хлопнув дверью, Леви оставил Микасу одну в ванной, чтобы та немного успокоила в себе бурлящие стыд и гнев.

***

      Мерно шагая по пыльной тропинке, Леви направлялся в сторону ближайшего почтового отделения. После недавнего инцидента он уже успел успокоиться. Сейчас ему было даже немного стыдно за столь бурный всплеск эмоций, но он был всё же обоснован.       В последнее время он слишком много переживал из-за своей матери и поэтому был нервным. Так ещё и Микаса со своими необдуманными поступками, которая, как он понял, собиралась заболеть ещё сильнее. Ведь ни один здравый человек без причины не станет отказываться от лечения, всё же девчонка что-то задумала, что естественно мешало ему. Может, поговорить с ней и выяснить? Хотя вряд ли она пойдет после этого с ним на разговор, а, возможно, она уже пожаловалась своей матери и рассказала то, как с ней очень грубо обошлись, и теперь его ждёт ещё один неприятный разговор с Долорес. Но Леви считал, что девушка получила вполне заслуженно. Вот только теперь он чувствовал комок стыда где-то в районе груди. Если поговорить не получится, то хотя бы извинится, всё же ему надо терпеть её ещё около шести дней и ему бы не хотелось, чтобы кто-то эти дни грозно проклинал его, только завидев издалека.       До ближайшего отдела почты идти далеко, но он не жалел ни себя, ни времени — всё, что ему хотелось сейчас, так это успокоить разум и в спокойной обстановке отправить письмо для матери, в котором он коротко изложил произошедшее за последнее время, а также спросил, как себя чувствует Кушель.