Желанная свобода с привкусом любви

      Деревянный стул стоял возле окна. Мужчина, сидевший на нём, откинулся на спинку, положил ногу на ногу и, держа зубами тлеющую папироску, внимательно читал письмо, иногда щуря голубые глаза.       Ответное письмо от матери пришло совсем недавно, в нём женщина говорила о своём недовольстве, ведь Леви даже не удосужился её хотя бы предупредить, где он будет жить эту неделю и с кем он там сделки заключает. А узнав, что это Долорес Аккерман, её недовольство возросло только сильнее. Также она говорила о своем состоянии здоровья; что очень сильно скучает по нему и без его присутствия в доме будто стало мертвецки тихо и скучно, и Кушель больше не с кем подолгу разговаривать поздними вечерами. Она очень ждала приезда сына, и от этой теплой мысли нежная полуулыбка невольно озаряла лицо вечно хмурого Леви. Прошло всего лишь несколько дней, но он тоже по ней соскучился, и ему не терпелось поскорее вернуться в родной дом, в объятия горячо-любимой матери.       А осталось совсем немного. После примирения с Микасой прошло уже три дня. Неделя, которая вроде как начиналась только вчера, уже подходила к концу, а за это время больше не произошло каких-либо проблем или же ссор. Леви не надоедал девушке, как и обещал, а та в свою очередь больше не обращалась к нему за помощью и никак с ним не пересекалась. В коридорах поместья он её не встречал, кажется, Микаса смиренно соблюдала постельный режим и принимала прописанные лекарства. А, возможно, и нет, но Леви верил ей и почему-то точно знал, что теперь она лечится и больше не пытается как-то увернуться. Скорее всего, она уже чувствует себя лучше. Если бы вдруг ей стало плохо, то тревогу бы точно подняла её служанка. Кстати её-то он и видел в коридорах. В отличие от своей госпожи, женщина ходила так медленно и тихо, будто не хотела привлекать внимание и смиренно делала какую-то работу, хотя обычно её можно было встретить только рядом с Микасой, а тут Мэри занималась совсем другими делами. В любом случае его она не волновала так, как волновала Вильяма.       В предпоследний день Леви всё же заглянет к Микасе — всё же надо удостоверится, что ей уже лучше и провести последний осмотр. А затем, если девушка выздоровела, то поговорить с Долорес и получить свои заветные лекарства. Долорес, кстати, заходила к нему на днях и вновь спрашивала о своей дочери, но мужчина лишь отмахнулся тем, что лечение продолжается, и тогда женщина, не имея больше вопросов, спешно покинула комнату, предоставленную ему для житья на время.       Узнав правду об отношениях Микасы с Долорес, он чуть удивился и поразмышлял. Да, ему и вправду казалось, что Аккерман является маминой дочкой, что она слишком избалованна и капризна, ему казалось, что Долорес души не чает в своей дочери, но после разговора с девушкой, он понял, что не всё так радужно и красиво. Судя по всему, Микаса ненавидит её, и на то, он уверен, есть весомые причины. А что же насчет самой Долорес — она делала вид, что её как-то волнует здоровье дочери, и он в этом удостоверился. И её, как он понял, больше волнует предстоящая помолвка и свадьба дочери, нежели она сама, отчего отвращение к ней у Леви чуточку возросло. Одно только радовало: первое мнение о Микасе оказалось ошибочным. Девушка может извиняться за свои поступки и осмыслять их, её поведение было связано с тревожными для неё событиями, и, наверное, обычно она вела себя вполне спокойно. На это указывал их разговор, в течение которого аристократка была полностью спокойна и лишь в начале, для предосторожности, выражала свою неприязнь как защиту, в чём он её полностью понимал. Но понимал он её не во всем. Такая причина, как замужество, пусть даже и с нелюбимым человеком, а то есть фиктивный брак, для него не было великой трагедией. Испокон веков существует такая традиция в богатых семьях, и брак это скорее, как договор между двумя семьями, нежели что-то романтическое. Но Микаса уж точно не была от этого в восторге и даже во время их разговора, не очень хотела подробно разбирать эту тему.       Но ему ли знать, что творится в голове молодой девушки, которая вот-вот ступит на порог взрослой замужней жизни. Всё же говорят, что любовь рождается в браке, так что, возможно, она будет счастлива со своим будущим мужем.       Леви докурил папироску и, зажмурив глаза, потёр висок.       И чего это он размышляет об этой девчонке и о её будущей жизни? В любом случае, это его не касается. Сейчас нужно думать в первую очередь о матери.       Отложив чуть поодаль пепельницу и аккуратно сложив письмо в конверт, Аккерман встал со стула и, подвинув его к столу, снова уселся на него, думая, что в ответ написать матери.       Написать что он скоро прибудет? Нет, слишком коротко, ради этого он не готов снова тащиться на почту, так ещё в такую погоду. Рассказать о своих текущих делах? Вроде ничего интересного толком не происходило, всё это время он то и дело, что был занят обучением Вильяма, который, о чудо, начал делать маленькие успехи в отварах.       Перьевая ручка слегка потерлась об щеку мужчины, который полностью погрузился в раздумья, как поэт, который не может закончить свою мысль до конца и нервозно сидит над исписанными бумагами.       В конечном итоге Леви просто всё отложил, решив, что расскажет матери обо всём, что происходило, по прибытию — ждать осталось совсем немного, может и новостей поднакопится. Всё же приятнее разговаривать дома, возле теплого камина, слыша родной теплый голос, пока тебе ласково поглаживают волосы.       Аккерман нежно ухмыльнулся и прикрыл глаза отдаваясь воспоминаниям, даже не обращая внимание на гулкий ветер и скрип голых осенних веток.

***

      Так темно и холодно. На улице поздняя ночь, свечи в коридорах потушены, и поместье находилось в объятиях колючей прохлады. Хозяева, слуги, гости и даже животные — практически все в эту морозную ночь спали крепким безмятежным сном, кроме низковатого мужчины, который тихо ступал по холодному полу, держа в одной руке небольшой подсвечник, что постепенно покрывался воском, стекающим с горящей свечи.       Он ступал к ней и был почему-то уверен, что девушка тоже не отдалась блаженному сну, по крайней мере, об этом говорил тусклый свет из-под двери её комнаты. Леви заметил, что иногда, когда вокруг всё стихает, и её комнату наконец-то покидают слуги, та, зажигая свечу, чем занимается до очень раннего утра, ложится, наверное, часа в четыре. Но происходило это не часто, время от времени, точного расписания не было, и Аккерман шел наугад и не прогадал, ведь в эту ночь девушка снова не спала.       Ему бы хотелось провести последний осмотр и разговор наедине с ней, чтобы не было рядом Вильяма, чтобы не крутились надоедливые слуги, и, не дай бог, заявилась бы сама Долорес, как в прошлый раз. Он хотел, чтобы всё прошло спокойно, без лишней суеты.       Мужчина аккуратно и тихо подошел к высокой двери и постучал раза три, ожидая ответа. Он ждал, что Микаса сама встанет и откроет ему дверь, как было в прошлый раз, но вместо этого услышал её тихий и уставший, наверное из-за сонливости, голос: — Входите. — Леви медленно, практически бесшумно, открыл заветную дверь, войдя в её комнату.       Совершенно ничего в этой комнате не изменилось с последнего его визита. Девушка сидела за столом и задумчиво что-то чиркала на бумаге, рядом лежала стопочка из двух книг, а чуть ближе к окну лежал чистые листы бумаги. Она, скрестив ноги, что были прикрыты длинной белой сорочкой, под столом, смотрела в раскрытую книгу перед собой, кажется, совсем не обращая внимание на ночного гостя. — Скоро мой отъезд, — начал Аккерман всё ещё стоя у двери, — и мне нужно провести последний осмотр. — Микаса подняла уставший взгляд серых глаз и, слегка задержав его на мужчине, будто в чем-то подозревала его, всё же положительно кивнула, чуть отодвигаясь от стола. Свои записи она мгновенно спрятала под книги, чего не мог не заметить Леви, но решил не зацикливать на этом своё внимание, поэтому присел недалеко от девушки. — Выглядите Вы намного лучше и живее, чем в первый день, думаю, можно обойтись только вопросами. — Микаса снова кивнула. — Если Вы не будете мне лгать, конечно, — взгляд аристократки мигом стал тяжелее, но она воздержалась от каких-либо комментариев, лишь сказав: — Почему осмотр так поздно? — Не волнуйтесь, у меня нет никаких плохих намерений, это сделано в целях моего комфорта. Если Вы желаете, я могу подойди к Вам завтра утром, — будничным тоном ответил мужчина, но Микаса отрицательно покачала головой. — Хорошо.       На осмотр и диалог ушло не больше десяти минут. Девушка честно и без колебаний отвечала на вопросы врача. Она всё это время по расписанию принимала положенные лекарства и прилежно соблюдала постельный режим, сама, без помощи Мэри, которая теперь по большей части пропадала где-то, нежели была рядом со своей госпожой. Нет женщина вовсе не бросила её, она приходила к аристократке не больше двух раз в день, спрашивала, приняла ли девушка нужные лекарства и приносила еду. Но служанка никак не реагировала должным образом на ответы Микасы, будто спрашивала потому, что так надо и, если Микаса сказала бы ей полнейшую чушь, то Мэри бы просто кивнула и, забрав грязную посуду, ушла. Для Аккерман, возможно, оно и лучше — она всегда хотела иметь личное пространство и почувствовать себя самостоятельной, но какой-то неприятный осадок засел где-то внутри и не собирался её отпускать вот уже который день. — Что ж Вам не спится в такую ночь? — неожиданно спросила девушка, отвлекая мужчину. — А Вам? — Отвечать вопросом на вопрос некорректно, — сделала мягкое замечание Микаса.       Леви как-то по-доброму ухмыльнулся и, откинувшись на спинку стула, осмотрел девушку. — Время от времени страдаю бессонницей, — ответил на вопрос мужчина, чуть выпрямив ноги.       Девушка кивнула и повернувшись к столу, достала исписанный лист из-под книги, внимательно что-то рассматривая. — Ночью могу собраться с мыслями, заняться любимым делом и побыть в тишине, это то, чего мне сильно не хватает столь долгие годы, — сказала она, всё не отводя взгляд от записей. — Чем же вы занимаетесь поздними ночами? — с неподдельным интересом спросил Леви, чуть наклоняясь телом в сторону девушки.       Микаса мгновенно взглянула на мужчину и, нервозно прижав свои ноги друг к другу, рукой невольно накрыла лист, но не полностью, так что некоторые записи было видно.       Аккерман в непонимании нахмурил тёмные брови, затем мельком посмотрев на девушку, вернул взор обратно на записи. — Не думал что молодые дамы в этом что-то смыслят, — со смятение в голосе сказал Леви, ближе подвигаясь к Микасе. — Я могу поближе посмотреть? — девушка как-то боязливо сжав свои записи, неуверенно, но всё же кивнула убирая тонкую ручку и косо смотря на мужчину, ожидала его дальнейших слов или же действий. — Не рассказывайте никому, — тихо начала Микаса, будто ребёнок, который что-то натворил и теперь боится получить нагоняй от родителей, — а то засмеют ещё, — пробубнила девушка. — В особенности не говорите моей матери.       Микаса говорила столь тихо, что Аккерман не мог поверить, что перед ним сидит та громкая и вспыльчивая девушка, с которой он недавно крупно поругался в коридоре. Возможно это и есть настоящая она, тихая и чуть нервозная, а возможно это другая сторона её характера, которую она показывает очень редко. — Похвально, что Вы интересуетесь математикой, обычно молодые девушки совершенно в этом не разбираются и думают лишь о кавалерах. — Микаса вздохнула и нежно взяла записи из его рук. — Говорите так, будто девушки глупые ни на что неспособные создания. Любая если захочет, сможет разбираться в математике или в чём-нибудь ещё, что её интересует, но не каждая имеет доступ к этому, да и Вы должны понимать, что ни один учитель не захочет учить женщину точным наукам, что очень печально. — Можно справиться и без учителя, как, например, Вы. — Это не так легко как кажется, мне поистине это интересно, но бывают трудности в решении некоторых задач. Хотелось бы, чтобы рядом был человек, который помог бы, либо же направил на правильный путь, и я бы сама решила какую-нибудь задачу, а одной, увы, это даётся труднее. — Откуда же у Вас проснулся к этому интерес, если многие девушки не имеют к этому доступа? — поинтересовался Аккерман.       Микаса по-доброму ухмыльнулась и, приложив ладонь к щеке, облокотилась локтем о стол и начала медленно вспоминать. — У меня всегда был интерес к запретному, а ещё у меня очень давно был друг. Простолюдин, наверное беден, но невероятно богат душой. Когда я снова пришла к нему, то подарила ему конфеты, которые иной раз дарила мне тётя, для меня они были абсолютно обычными, а для него невероятной роскошью, поэтому он не остался в долгу, — девушка медленно встала со стула и прошла к высокому шкафу с книгами. Она вытащила несколько произведений и отложила их на стол, а затем, чуть покопавшись, достала потрепанную старую книжечку. — Он подарил мне книгу, в которой изучаются основы математики. К сожалению, это был его первый и последний подарок, вскоре нам пришлось больно расстаться и единственная память о нем — только это. — Если книга старая, то вы довольно хорошо её сохранили, — выдал мужчина, а Микаса вернулась на место, ближе показывая её. — Не прощу себя, если с ней что-то случится. Приходится хорошенько прятать и запрещать слугам убирать в этом книжном шкафу, делаю это сама в тайне от всех, могу пару раз попросить Мэри. — Вы всё держите в тайне? — с какой-то насмешкой спросил Леви, но в ней уж точно не было злого умысла. — Живя в этом доме мне много чего приходится скрывать, ведь если моя мать захочет, она может лишить меня всего. После одного случая семь лет назад, я стала более осторожной. — Так Вы доверяете мне? — Микаса невольно задержала свой взгляд на нем и сразу пришла в некое смятение. — Вы не похожи на плохого человека, — тихо ответила черноволосая. — Или же Вы собираетесь прямо сейчас бежать и будить мою мать? — Ни в коем случае, — произнес Леви.       Его взор зацепился за книги, которые Микаса достала со шкафа, чуть привстав, он взял одну из них. Девушка пару секунд дыша ему в грудь, легонько вздрогнула, в упор смотря на его белоснежную рубашку, которая приятно пахла порошком, её накрыло небольшое смущение, но она постаралась как можно быстрее его унять. — Роман, — сказал свою мысль в слух Аккерман, присаживаясь обратно. — Ах, да, тут все книги в этом шкафу такого жанра, — будто очнувшись, ответила Микаса. — Не надоедает? — отложив произведение, спросил мужчина. — Ни капли, я будто ухожу из жестокой реальности. Читая про платонически-нежные чувства, мне становится чуточку легче, хотя сама этого никогда не испытывала, и это одна моя мечта из нескольких других. — Вы никогда не любили, а как же Ваш друг? — Что Вы, нет! — возмущенно сказала аристократка. — Мы были детьми, и я чувствовала к нему любовь на уровне дружбы, не более. Я никогда не представляла его в романтическом плане. — Тогда у Вас всё впереди, Вы ещё встретите свою любовь, — спокойно произнес Леви. — Впереди у меня свадьба с неизвестным мне человеком, так что это навсегда останется у меня в мечтах. — Вы можете ещё полюбить друг друга в браке, не думайте о плохом, — посоветовал Аккерман. — В моей жизни всегда происходило что-то плохое, думаете, в этот раз мне повезет? — как-то грубее ответила Микаса. — А почему бы и нет, жизнь непредсказуемая штука. — Вы так легко об этом говорите, будто это сущий пустяк. Я считаю, что принудительный брак это отвратительно. Когда тебя как вещь передают от отца к мужу, а я не хочу быть просто приложением для мужчины! — неожиданно завелась Микаса. — Через это проходили многие аристократки. Традиции не перепишешь, но всё в Ваших руках, не думайте, что всё будет так ужасно. Тем более, Вы его не знаете, так с чего Вы взяли, что этот мужчина будет ужасен? Да пусть даже без любви, а хотя бы уважения друг к другу уже будет достаточно в браке, — парировал мужчина. — А Вы с чего взяли, что он будет хороший? Вам не кажется странным, когда молодую девушку выдают замуж родители, и её мнение никто не учитывает, а некоторые так вообще выдают девочек лет одиннадцати и считают это совершенно нормальным. Почему только из-за того, что я родилась женщиной, меня можно просто кому-то продать или отдать? Я много чего хочу сделать в этой жизни, но мои родители, а точнее моя мать, отрезала мои возможности. Вдруг я выйду замуж за тирана или за мужчину, который годится мне в дедушки? Меня никто не спрашивает, и никто не думает о моем благополучии, и это я больше всего ненавижу. Вы думаете, моя мать найдет хорошую для меня кандидатуру, чтобы я была довольна? — Микаса надменно усмехнулась. — Если это мужчина с большим кошельком и невероятно хорошей репутацией в нашем гнилом обществе, то вопросов к нему вообще не возникнет, как бы говоря, «забирай нашу дочь и делай с ней, что хочешь, теперь она твоя собственность по документам». Так о какой любви или уважении может идти речь, особенно в моей ситуации. Я никогда не чувствовала ласку матери или же поддержку отца, они, как родители, дали мне совершенно ничего, кроме дорогих вещей, денег и слуг, но никогда не давали мне той самой родительской любви. Я скажу даже больше, я никогда не была желанным ребёнком, а теперь я должна с улыбкой на лице сидеть и надеяться, что мои отец и мать, которые меня буквально ненавидят, найдут мне муженька, который полюбит меня. Да это чушь, и я не хочу в это наивно верить, мне просто невероятно злостно слышать, что удел женщин это выходить замуж! Но Вам это никогда не понять, и Вы никогда не поймете женщину в такой ситуации, Вы считаете это совершенно нормальным, но это должно осуждаться в обществе!       Микаса тяжело дышала, она высказала все свои мысли, которые так долго сидели в её голове буквально за минуту. Мужчина не смел её перебивать, ведь она выплескивала всю свою едкую обиду, которая долго копилась внутри её сердца, пусть и на него, но теперь ей должно стать хоть чуточку легче, ведь держа это вечно в себе, она делала только хуже, и, кажется, Микасе было некому высказаться до этого момента. — Выпейте воды, — Леви подал ей полный стакан, налив из кувшина.       Девушка чуть опустив плечи, которые были до предела напряжены, взяла из его рук стакан. — Это обидно, что из-за Ваших родителей Вы утеряли веру в спокойное и светлое будущее. Но мы не можем оба утверждать, как оно будет дальше на самом деле, это бессмысленно, я не смогу Вас переубедить. Всю правду Вы узнаете только на помолвке, увы, это жестокая реальность, от которой Вы постоянно убегаете. Нужно в ней адаптироваться, а не прятаться в этих бесчисленных романах. — Леви встал со стула и, встав напротив девушки, положил на её холодное плечо свою горячую ладонь. — Ложитесь спать, Вам нужно остудить голову после эмоционального выплеска, завтра другой день, другие возможности.