Желанная свобода с привкусом любви

      На город упала вечерняя тьма, что зимой наступала особо быстро. Вследствие чего на улицах засияли фонари, люди начали постепенно расходиться, а Вильям и Мэри мерно шагали по центральной улице, тихо разговаривая и изредка посмеиваясь с чего-то.       Фестиваль до сих пор был в самом разгаре и, кажется, совсем не собирался утихать, но Мэри не смела больше здесь задерживаться, так как для неё время уже было позднее и ей стоило бы вернуться обратно в поместье. Вильям, как бы ему не хотелось подольше насладиться компанией Мэри, вызвался провести её до кареты и даже заплатить кучеру за дорогу вместо неё. — Я с Энн, после этого случая, толком то больше и не общалась, она конечно же была мила и нежна со мной, но дружбу никогда не рвалась заводить. У неё был свой круг общения и я не собиралась в него вмешиваться, поэтому единственный человек, с которым я проводила большую часть своего времени, была миссис Аккерман, — слабо улыбаясь, рассказывала Мэри, чуть ли не боком прижимаясь к Вильяму, что шёл справа от неё.       Само их некое свидание прошло более чем нормально, не считая их разговора по душам и слёз женщины. Но теперь Вильяму было всё ясно, теперь он понимал причину поведения Мэри, понимал её слова, сказанные ранее, и, наконец-то, дождался того самого момента, когда она раскрыла перед ним свою несчастную душу. — Но два года назад она умерла от болезни, что притащила Матильда, — Мэри задумалась. — Я помню, что совсем не чувствовала скорби и даже не оплакивала её, мне кажется, что я до сих пор корю себя за это, ведь она спасла мою жизнь, а мне совсем не было грустно от её смерти, — брови женщины медленно сдвинулись к переносице. — Тогда было тяжёлое время: смерть двух служанок от болезни, и страх, что заразится кто-нибудь другой, так ещё огромному риску подвергалась и Микаса, которая была в тесном контакте с Матильдой. Тогда, насколько я помню, миссис Аккерман сходила чуть ли не с ума, что сказывалось и на мне. Довольно тяжело было вынести всё это. — Не корите себя за то, что не плакали от чей-то смерти, поймите, это нормально и я сам такое ощущал на себе. Да и тем более вы не были близки, так что такая реакция вполне понятна.       Вильям после сказанного продолжил слушать её внимательно, а Мэри всё не умолкала, ведь она впервые встретила человека, что выслушивал её и не просто молчал, не зная что сказать, а отвечал ей, разбирая эту проблему и объясняя её чувства. Мэри от такого хотелось разом рассказать всё о своих переживаниях, что копились в ней долгие годы, и Вильям, кажется, не собирался её затыкать. Он не то чтобы не мог, он просто не хотел этого, ведь именно откровения — то, чего так искренне добивался мужчина. Она нравилась ему, от внешности вплоть до души. И даже узнав то, что таилось глубоко внутри неё, узнав то, что испытывала она в далеком прошлом, совсем не оттолкнуло его. Вильям всё также желал разговаривать и находиться рядом с Мэри, грезил о прикосновениях к ней и искренне хотел сделать её счастливой. — А если я и вовсе больше не могу плакать над чьей-либо смертью? — волнительно проговорила женщина. — Думаю над смертью мисс Аккерман Вы будете плакать громче всех, — высказался на её заявление мужчина.       Из Мэри вырвался невольный и легкий смешок. Улыбнувшись, она повернула голову в сторону Вильяма и шутливо пихнула его плечо, от чего тот приглушенно посмеялся, наигранно покачиваясь от её слабого удара. — Вот только не хороните мою госпожу! — с театральным негодованием воскликнула женщина, что впрочем выдавала её улыбка. — А никто её и не хоронит, я просто предположил, — весело парировал Андерсон и запихнул руки в карманы.       Мэри наигранно прищёлкнула языком и высоко приподняла подбородок, всё же согласившись с его предположением. Мужчина всё не мог прекратить улыбаться, смотря на такую яркую улыбку девушки.       Но вот опять пошёл снег. Он падал с темных небес большими хлопьями, легко цепляясь за волосы и одежду людей, а ветер, ранее не дававший о себе знать, неожиданно начал подниматься.       Вильям и Мэри были совсем близко к концу своего пути. Возле тротуара стояли кареты, а недалеко от них были кучера, из которых кто-то курил, кто-то кутался в тулуп от холода, пытаясь согреться, а кто-то лениво подкармливал лошадей и, кажется, буквально засыпал на ногах.       Двое неторопливо подошли ближе и, синхронно обернувшись, взглянули друг другу в глаза, пытаясь вспомнить, что хотели сказать на прощание. — Спасибо за сегодняшний день, — тихо сказала Мэри, робко приподняв уголки губ. — И Вам, — Андерсон кивнул ей. — Я поистине счастлив, что Вы составили мне сегодня компанию, — с неподдельной радостью делился он.       Женщина выслушала его до конца, а затем утвердительно покачав головой, прикусила нижнюю губу и резко замялась. Она опустила взгляд вниз, будто хотела что-то сказать, но боялась. — Мне сегодня понравилась наша прогулка, очень, — Мэри сделала акцент на последнем слове. — Я прошу не сомневаться в этом, но, — она вскинула голову и стала рассматривать кареты, что освещались приглушенным светом фонарей, — я впервые за столь долгое время вновь доверилась мужчине и даже осмелилась рассказать, что-то очень сокровенное для меня, отчего во мне сейчас присутствует какое-то двоякое чувство. С одной стороны, я боюсь, что Ваша доброта в один момент может обернуться для меня злом, но с другой, мне уже нечего терять, оттого стоило бы попробовать преодолеть себя, — взгляд Мэри обрёл отблеск меланхолии, — но мне до сих пор невероятно страшно, когда меня посещает мысль, что и Вы неожиданно можете причинить мне боль, хотя в то же время Ваши слова и действия приносят мне покой, а некоторые Ваши поступки заставляют меня робеть, в самом хорошем смысле. Даже наш танец не вызвал во мне никакого отвращения, и я могу с точностью сказать, что он запал мне в душу.       Вильям замер, он слушал медленную речь женщины, быстро её обрабатывая в голове, казалось бы его дыхание замерло. — Говоря более простым языком, я сейчас не могу понять своих чувств по отношению к Вам. — Я бы никогда, — он понурил голову. — Я понимаю Вас, понимаю Вашу тревогу, но пожалуйста поверьте, я бы никогда Вас не предал и не сделал бы Вам больно. И даже если бы я о таком подумал, то попросил бы Леви, чтобы он самолично вспорол мне живот.       Андерсон понимал, почему она это говорила, но он всё равно расстроился и с легким заиканием стал уверять её в обратном, что, казалось бы, наоборот могло загнать любую даму в заблуждение. — Вы слишком прекрасны в моих глазах, да и я не такой человек, чтобы поступать так с женщиной, которая мне симпатична, — он растерялся сильнее. В данный момент любая адекватная нить мысли не вовремя покинула его голову. — Я настолько растерян, что не могу добавить ещё что-либо к Вашим словам. — Хорошо, успокойтесь, — женщина взглянула на него с ласковым сочувствием и неожиданно взяла Андерсона за слегка дрожащие руки, что тряслись то ли от мороза, то ли от сильного волнения. — Мне приятно, что я симпатична Вам, и Вы готовы вспороть себе живот, если причините мне боль, — Мэри неловко усмехнулась, — Но мне нужно время, я хочу обдумать наши встречи и разговоры для того, чтобы принять точное решение в отношении Вас. — Я не смею Вас останавливать в этом, думаю, это как раз-таки правильное и мудрое решение, — тихо согласился Андерсон.       Мэри нежно улыбнулась ему, накрыв рукой его гладкую щёку и ласково поглаживая её. Вильям вздрогнул от прикосновений женщины с широко раскрытыми глазами, полных искреннего удивления. Он взирал на безмятежную женщину, а затем, дрогнув, прикрыл веки, всё же сильнее прижавшись к её холодной ладони. — Ещё раз спасибо за день, но мне уже пора возвращаться, — Андерсон отчётливо слышал такой приятный для него женский шёпот, отчего внутри всё затрепетало.       Но Рука Мэри медленно соскользнула с его щеки, а другая нежно отпустила мужскую ладонь.       Трепет внутри неминуемо пропадал, а её тепло все сильнее остывало на его коже. Кажется, и вправду нужно было прощаться… — Мы ещё встретимся? — наивно спросил мужчина, раскрывая глаза.       Женщина, целенаправленно шедшая к карете, остановилась и обернулась на него. — Я не знаю, — она легонько усмехнулась, — но точно могу сказать, что Вы должны сейчас же заплатить за меня кучеру, как пообещали ранее.       Вильям медленно проморгался, а затем издал легкий и тихий смешок. Он аккуратно поправил воротник своего тёплого одеяния, чтобы не дай бог продуло шею, а затем двинулся вслед за Мэри, которой он так быстро отдал своё чистое, ни кем не тронутое ранее сердце.

***

      Завтраки, обеды и ужины, в компании Йегеров и своих неповторимых родителей, приносили невероятную усталость, сопровождаемую головной болью. Микаса ещё больше жалела о том, что так скоро вышла с больничного, ведь теперь девушка больше не могла наслаждаться золотым одиночеством, в которое вмешаться могла только Мэри.       Ах, как же она раньше недостаточно ценила эти дни. Лицо матери Микаса видела теперь намного чаще, чем лицо той же Мэри, что когда-то постоянно следовала за ней по пятам. Всё вокруг будто перевернулось с ног на голову. Утром Мэри она не дождалась, вместо неё пришла какая-то другая служанка, которую послала Сара. После завтрака она случайно наткнулась на Карлу, которая, вроде как, должна была быть с Долорес. Миссис Йегер навязалась на беседу с Микасой, ожидая живого диалога, но девушка отвечала ей сухо и незаинтересованно.       Обед прошёл абсолютно также, только после него ей дали желанное свободное время, так как Карлу снова «украла» Долорес, а у её жениха появились какие-то неотложные дела, отчего тот ненадолго покинул поместье. Если говорить про глав семейств, то они не так-то сильно интересовались этим всем, отчего не досаждали молодым, в отличие от своих супруг.       Имея теперь свободное время, которое, она надеялась, будет до самого ужина, Микаса расспросила про пропавшую Мэри, и почему та не заявилась к ней с утра. Сара с подозрительной улыбкой ответила, что та была утром здесь и помогала ей кое с чем, отчего пришлось отправить девушке другую служанку. Но затем Мэри покинула поместье приблизительно в обед, так как у неё было какое-то неотложное дело в городе. Тогда мисс Аккерман лишь скептично оглядела улыбавшуюся во все тридцать два зуба Сару и всё же, приняв такой ответ женщины, покинула её, отправившись к себе в комнату.       Микаса ожидала, что Мэри посетит её вечером, искренне надеясь, что та до сих пор не держит на неё обиды, отчего и избегает встреч. Тем более им нужно было чистосердечно поговорить и разъяснить их недопонимание, которое тянется уже который год.       Но час, за ним другой, уже стемнело, а её всё нет.       Девушка, сидя за столом, задумчиво смотрела в окно, разглядывая снежное полотно и белые ветви редких деревьев. Она крепко сжимала перо, кусая губы, пока наполовину написанное письмо аккуратно лежало у неё под рукой.       Микаса решила не задерживать с ответным письмом до воскресенья, как того требовал её однофамилец. Ей не нужна была неделя для размышления, ответ сразу же сформировался в голове девушки, как только утром она прочитала его тайное послание. Конечно же Микаса была согласна, и она совсем не воспринимала всерьёз то, что будучи помолвленной с одним мужчиной, завела тайное общение с другим. Но ведь это была дружба, а не любовь, поэтому мисс Аккерман не собиралась считать Леви своим тайным любовником.       Признаться честно, после их танца на балу она и сама почувствовала себя странно по отношению к нему. Может это и есть та самая заинтересованность, о которой ранее в своём письме упоминал мистер Аккерман? Тогда, в тот вечер, их разговор перед танцем и вправду был совсем не похож на те, что происходили ранее. Ещё тогда можно было понять, что Леви хотел сделать огромный шаг в её сторону. Но была ли заинтересованность её персоной единственной причиной такого шага? Даже если это и так, то что же в ней могло быть интересным? Ведь до этого происходили довольно неприятные конфликты и размолвки, которые часто разворачивались из-за импульсивности Микасы и его мнения, которого девушка до последнего не хотела придерживаться. А тут, столь необычная для них встреча на балу, а затем и предложение дружбы.       Аристократку это совсем не настораживало, но ответ на свои вопросы она желала знать, поэтому без какого-либо стеснения изложила всё на бумаге.       Пока Микаса быстро расписывала свои размышления, дверь тихо отворилась. Девушка мгновенно подняла голову и посмотрела на Мэри, что наконец-то соизволила посетить свою госпожу.       Служанка тихонько прикрыла за собой дверь, а затем, встав к ней спиной и сложив ладошки перед собой, неловко улыбнулась Микасе, которая не отрывая глаз, разглядывала её. — Вас нужно подготовить к ужину? — поинтересовалась женщина и удивительно легкой походкой подошла к мисс Аккерман.       Микаса неопрятно положила перо в чернильницу и прокашлялась, привлекая внимание к своей персоне ещё сильнее. — Присядь, Мэри.       Служанка без промедления взяла стул и села совсем рядом с напряжённой Микасой, с интересом ожидая, что та хотела ей сказать. А вот на удивление самой девушки, её приветствовало необъяснимое спокойствие Мэри, которое раньше нельзя было ей приписать при разговоре с младшей Аккерман.       Микаса лихорадочно бегала по ней взглядом, пока не зацепилась глазами за её забинтованные руки. — Перед балом твои руки были в полном порядке, — тихо указала на это девушка.       Мэри, что не отрывала от неё глаз, резко вздохнула, приоткрыв губы. — Не волнуйтесь, они уже не болят, — женщина принялась рассматривать свои ладони. — Что-то произошло? — волнительно спросила Аккерман, на что Мэри добродушно помахала головой в разные стороны. — Я просто разбила бокалы и неосторожно принялась убирать осколки, — ответила служанка, — пожалуйста, не думайте сейчас об этом.       Мэри всё же решила скрыть часть информации от Микасы, чтобы из этого не вытек ещё какой-нибудь разговор. — Я тебя стала так редко видеть, — Аккерман всем телом повернулась к ней. — За время нашей разлуки мне многое пришлось осознать по поводу своего поведения. Я никогда в жизни не чувствовала себя настолько стыдливо, как в тот момент, когда до меня дошли слова моей тётушки. Прости меня, Мэри. Я совсем не хотела разговаривать с тобой и понимать тебя, я была слишком импульсивна и глупа по отношению к тебе, груба и невежественна. А ещё была слишком эгоистична, ведь думала лишь о своём несчастье, не собираясь думать о других. Ты совсем не тот человек, который заслуживает всей этой грязи от меня, — девушка крепко сжала юбку платья. — Знаешь, пока я была наедине с собой и вдалеке от дома, я много размышляла. Я, — Микаса сделала короткую паузу, пытаясь собраться, — понимаю, что настолько беспомощна перед матерью, что всю обиду выливаю на окружающих, в данном случае на тебя. Я не могу выказывать претензии ей, не могу даже спокойно разговаривать с ней. Я боюсь её и мне за это тоже стыдно, но ещё стыднее за то, что я причиняю обиду и боль тебе, хотя она должна быть направлена на Долорес. Я не могу совладать с этим, особенно, когда на меня давят этой женитьбой, но я попытаюсь ради тебя! И, пожалуйста, чтобы между нами было всё улажено, тоже попытайся ради меня, приняв мои извинения и обсудив каждую нашу проблему и ссору!       Мэри молча слушала её высказывания, на лице появилась кроткая, но до боли ласковая улыбка. Она сжала в своих ладонях, напряжённые руки Микасы и стала нежно потирать их большим пальцем. — Конечно, — вполголоса ответила женщина. — И мне тоже есть, что Вам сказать, — удручённая Микаса, не смела поднять глаз, но принялась внимательно слушать свою собеседницу. — Мне и вправду обидно и больно, когда Вы так яро отталкиваете меня, но я понимаю почему. Я совсем не спрашиваю у Вас разрешения и лезу со своей помощью, не даю Вам и минуты уединения. Уверяю, каждый бы на Вашем месте ворчал, — Микаса издала очень тихий грустный смешок. — В нашем недопонимании есть, несомненно, и моя вина, я совсем не разбираюсь, как быть заботливой по отношению к другому человеку и сильно перегибаю палку. Если говорить насчёт частого моего присутствия рядом с Вами, то это прихоть Вашей матушки, которую я восприняла до боли всерьёз. С этого момента я буду контролировать свои посещения, чтобы не сильно досаждать Вам, но и не натыкаться на негодование миссис Аккерман. С этого момента я тоже попытаюсь контролировать себя и свою навязчивую помощь, — женщина вспомнила разговор с Вильямом. — Я принимаю Ваши извинения, так прошу и Вас принять мои. — Я принимаю, — печально ответила Микаса. — Я и вправду дорожу Вами и хочу, чтобы Вы были счастливы, — добавила Мэри. — Поверьте, была бы у меня такая же власть, как у миссис Аккерман, первое, чтобы я сделала, так это Ваше счастливое будущее.       Микаса и вовсе понурила голову. Она печалилась из-за своего стыда, который так сильно завладел ею. — Ну же, не печальтесь, — женщина неловко убрала свисающие прядки с её лица. — Поднимите голову.       Микаса сделала, как она и попросила, но встретить её широко раскрытые руки, девушка уж точно не ожидала. Ступор околдовал её, но когда Мэри одобрительно наклонила голову, Аккерман крепко вжалась в неё, принимая столь утешающие объятия. — Не печальтесь и не стыдитесь, — служанка поглаживала её спину, качаясь в разные стороны. — Вы признали свои ошибки и смогли перешагнуть свой эгоизм, так радуйтесь… — Как я могу радоваться, когда столько натворила, — уткнувшись в плечо Мэри, приглушённо ответила Микаса. — Каждый имеет право совершать ошибки, но не каждый может их признать, — женщина прислонилась щекой к её чёрной макушке, — А вы смогли, оттого я горжусь Вами…

***

      Прекрасный вечер воскресенья. За окнами морозная тьма, когда-то людные улицы потихоньку замолкают, а в родной гостиной горит согревающий камин.       Леви закончил свою работу ближе к семи. Сейчас он сидел на диване в гостиной, пока поодаль от него безмятежная Кушель писала портрет своей любимой Катерины, чьи густые брови были выразительно нахмурены, а чёрные локоны падали с плеч, делая девушку ещё краше. Её внешность выглядела намного грубее её характера, который был до боли мягок, именно этот контраст так любила в ней миссис Аккерман. А вот Леви совсем не находил в ней чего-то особенного и считал её обычной, ведь её внешность напоминала некую цыганку, что придавало ей дикости, хотя сама Катерина была очень робкая и за столько лет службы не сделала ничего из ряда вон выходящего, даже наоборот, заслужила любовь его матери.       Мужчина следил за движениями рук женщины, пару раз кидая взгляд и на служанку, что с ровной осанкой и тяжёлым взглядом смотрела на Кушель, не смея и двинуться. — Дай ей отдохнуть, — неожиданно сказал Леви, заметив, как слегка расслабилась Катерина, а её взгляд из тяжёлого мигом стал уставшим.       Кушель, что была полностью погружена в своё дело, резко подняла голову от портрета, будто очнувшись. Она сначала посмотрела на сына, а затем на уставшую девушку. Аристократка положила кисть в воду и потерла об тряпку руки. — Иди отдыхай, — мягко сказала женщина, улыбнувшись служанке.       Катерина медленно кивнула, а затем, встав с табуретки, быстро завязала свои волосы в очень неопрятный пучок и скрылась с глаз хозяев.       Теперь Леви и Кушель остались наедине. Мужчина решил пока держать молчание, наблюдая за мамой, что раскладывала вещи по своим местам. — Не трогай ничего, слуга потом уберёт, — спокойно попросил Леви, привстав с дивана и забрав у неё из рук грязные кисти.       Кушель не препятствовала, она мирно дала ему забрать предмет из своих рук, а затем с легкой улыбкой стала смотреть на сына. — Сегодня не было Вильяма, у него что-то случилось? — У нашего дорогого друга, сегодня свидание с одной дамой, поэтому пришлось выделить ему выходной. — С той самой, о которой он мне рассказывал? — Да, с той самой, — с оттенком сарказма ответил Леви, присев обратно.       Неудивительно, что Кушель расспрашивала о Вильяме и уже знала о такой персоне, как Мэри. Когда-то, пока не видел Леви, Андерсон завязал душевный диалог с миссис Аккерман и рассказал ей всё по поводу этой женщины. Аккерман не знал подробности сия разговора, но, кажется, Кушель помогла каким-то советом Вильяму, отчего тот ушёл домой в хорошем расположение духа.       Вильям не делился этим с Леви, наоборот, буквально обо всём знала миссис Аккерман, которая для Андерсона приходилась уже неким другом. Да и в принципе Кушель была очень любезна с его учеником, и Леви, когда-то закрадывалась мысль, что его мать любила Вильяма больше, чем его. Но такие мысли были слишком детскими и глупыми, поэтому, о таком не то что говорить, даже стыдно было и думать взрослому мужчине. Поэтому Аккерман быстро это забыл и совсем не препятствовал их общению. — Ах, он по уши в неё влюбился, слышал бы ты, как он о ней говорил. Мне теперь искренне хочется познакомиться с этой мисс, — воодушевленно заговорила Кушель. — Она совсем непримечательна и даже стара для нашего Вильяма, — грубо высказался о ней врач. — Ты когда-нибудь встречал женщину, которая не была для тебя не непримечательна? — с укоризненностью спросила аристократка.       Леви закинул голову на спинку дивана и взглянул на расписанный потолок. Его мысли унеслись к тем холодным дням, которые он провёл в поместье у Долорес. На лице появилась кроткая улыбка. — Встречал, — уверенно ответил он. — Ох, тогда мне искренне хочется узнать, кто же она такая. — Я думаю, о ней ещё рано говорить, — отрезал мужчина. — Почему же? Хотя бы расскажи о ней, не выдавая имени, — настояла Кушель, которая определенно заинтересовалась этой незнакомкой. Поэтому присела рядом с сыном, готовясь его слушать. — Она, буйная нравом леди, которая за свои принципы и убеждения готова убить. Но, в тоже время, при определенном месте и определенных людях, она холодная, как лёд, и не смеет выражать своё недовольство на публику, и, тем более, делиться своим мнением, опровергая чьё-то. Также эта девушка может быть и тихой. Ей по душе читать сопливые романы и придаваться мечтам, наслаждаясь одиночеством. У неё есть дело, которое она любит изучать, но о котором имею честь знать только я, — Леви самодовольно ухмыльнулся. — Я уверен, что в ней также есть сострадательность и мягкость, которые она так старательно прячет от других глаз. — Какая противоречивая девушка, — с легким смешком подметила Кушель. — И вправду, противоречивости ей не занимать, — задумчиво кинул Леви, — Думаю она такая только из-за того, что её негативные стороны — это что ни на есть защита от человека, от которого она страдает. Я знаю, что эта девушка совсем не является той, которую она из себя представляет, поэтому мне бы хотелось узнать о ней всё. Никогда меня настолько не интересовал человек, как она. — И вправду, — Кушель улыбнулась, — я никогда не слышала чтобы ты так увлечённо говорил о ком-то. — Я сам порой удивляюсь. — Может помимо интереса ты чувствуешь к ней что иное?.. — Я не знаю, мама, — он прервал её и с полуулыбкой перевёл взгляд с потолка на неё, — не знаю… — Миссис Аккерман, — их разговор прервали на самом интересном, — прибыл мистер Андерсон, — проинформировал Филипп, а затем поклонившись, пропустил Вильяма, что решил в этот вечер посетить своих друзей.

***

      Комната, что когда-то пол года назад открывала самый наикрасивейший вид на местность, что когда-то давала удовольствие сидеть здесь и наслаждаться лучами солнца, сейчас была необъятна угнетающая и дарила не тепло, а напряжение и одиночество. Ну или Долорес так казалось, и дело было вовсе не в комнате. — Меня раздражает, что свадьба тянется настолько долго и не знаю, смогу ли я отложить поездку в столицу!       Он ворвался к ней и вырвал из столь гнетущих мыслей, но Долорес совсем не подала виду и также апатично смотрела в угол, не подняв глаз на пришедшего мужа. — Я ничего не могу изменить, — холодным тоном ответила она. — Почему же? — с недовольством обратился к ней Джозеф, хлопнув рукой по столу, за которым сидела супруга. — Свадьба не делается за два дня и я прошу не надо приходить ко мне со своими недовольствами и плакаться, — Долорес взглянула на него исподлобья, — научись решать свои проблемы сам! Я ничего менять не собираюсь!       Мужчина надменно хмыкнул. — Ты, кажется, забыла, как нужно разговаривать со своим мужем. — Я разговариваю так, как ты этого заслуживаешь, — огрызнулась Долорес. — Напомню тебе, что ты уже переносила свадьбу из-за того, что недоглядела за Микасой и ту сразила простуда. Так почему же сейчас ты не можешь снова перенести её, пока я не закончу свои дела. — Сейчас уже поздно что-либо менять, я больше не могу оттягивать время и объясняться перед Йегерами, не дай бог они и вовсе откажутся от такой невестки, как Микаса. — Долорес, — Джозеф придвинул стул и сел непозволительно близко рядом с ней, заглядывая той в глаза, — я знаю, что у тебя подвешен язык, уговори их, ты это умеешь, я знаю, — супруг заговорил до жути слащаво. — Дорогая, ты совсем потеряла хватку, ну же, соберись. — Я отдала на тебя пол своей жизни, — тихо проговорила Долорес, — делала всё, чтобы возвысить тебя в глазах других, — она держала с ним зрительный контакт. — А ты сейчас говоришь, что я потеряла хватку только из-за того, что сказала тебе решать свою проблему самому? — Долорес нервно засмеялась, прикрыв лицо руками. — Ты абсолютно смешон. — Это твоя обязанность, — грубо парировал мужчина. — Кто сказал, что это моя обязанность?! — вскрикнула женщина, убрав руки с лица. — Это ты так решил, но нигде об этом не говориться! — одинокая слеза потекла по напряжённым чертам лица. — А на что ты ещё способна?! — завелся Джозеф. — Ты бракованная женщина, что после Микасы не может родить мне не только наследника, но и детей больше! — он схватил её за плечи. — Какая ещё от тебя польза, кроме твоего подвешенного языка и моментами рационального ума. Если бы не это, ты была бы никто! — мистер Аккерман тряс её за плеч, крича обвинения в лицо. — Я ненавижу быть зависимой от тебя, — слёзы градом текли по её точёному лицу, пока тело изрядно трясли. — Я ненавижу тебя и всю твою семью от и до, — шептала она. — Вы убили меня и ты до сих пор, что-то хочешь от меня?       Джозеф остановился, а затем наклонился к её лицу. Его рука медленно потянулась к ней, но Долорес со всей силы ударила по ней, а затем вскочила со стула. — Пошёл вон! — завопила она, — Вон, вон, вон! — Долорес вцепилась руками в волосы, мотая головой. — Иначе я убью тебя!…