Желанная свобода с привкусом любви

— Что с ней? — прозвучало дрожащим шёпотом в тишине мрачной комнате. — Что вы сделали с ней? — То, чего она заслуживала, — непринуждённо ответила Долорес.       Мэри сжала в кулаках ткань платья, чувствуя, как от собственной беспомощности накатили слёзы. — Вы её избили? — всё ещё надеясь на лучший исход, спросила женщина. — Может и избила, но разве это имеет сейчас значение, Мэри? — не чувствуя и капли своей вины, сказала Долорес, пристально рассматривая служанку. — Сейчас для меня значение имеешь ты и то, что я буду с тобой делать.       Мэри поджала губы, опустила взгляд, ощущая, как разжимаются кулаки и начинают дрожать пальцы. — В этом виновата я, — пытаясь придать голосу уверенности, говорила служанка. — Я помогала поддерживать их общение и я вовремя не прервала его. — Мне плевать, — снисходительно ответила Долорес. — Вы виноваты обе в равной степени, прекрати прикрывать эту маленькую дрянь и принимать все её удары на себя. Не надоело ли тебе быть половой тряпкой?       Но Мэри проигнорировала этот вопрос, несмотря на то, как он сильно вонзился и в так кровоточащее сердце. Поэтому она лишь спросила: — В таком случае, что будет со мной? — Ты уйдешь отсюда, — Мэри уткнулась, невидящим взглядом в пол. — Но не одна.       Женщина резко подняла голову на аристократку, раскрыв глаза.       Неужели… неужели мистер Йегер узнал обо всем и решил отменить свадьбу, и теперь Долорес не остается выбора, как выгнать Микасу из-за такого позора.       В груди Мэри появилась маленькая надежда, кажется ей стало легче дышать, кажется ужас пропал, кажется… — Нет, Мэри, не с ней, — миссис Аккерман насмешливо улыбнулась, наблюдая, как снова поникла служанка. — Она останется здесь и выйдет замуж за мистера Йегера, ты больше никогда с ней не увидишься.       Мэри прислонилась спиной к креслу, чувствуя, как пустота заполняет всё внутри. — Я спасла тебя, я приютила тебя и дала работу, я доверяла тебе, — говорила Долорес. — И так ты мне отплатила? Позволила Микасе вольничать, во всём жалела её и прикрывала. Так ещё и допустила эту переписку, — женщина выдержала паузу. — Нужно было оставить тебя там, чтобы он замучил тебя до смерти, чтобы ты поняла, что такое слушаться и не действовать так, как тебе хочется, чтобы ты забыла, что такое чрезмерная жалость.       Слова аристократки были ничем иным, как способом надавить на старые раны служанки, заставить её снова унизиться и ощутить насколько велик долг перед госпожой. Именно это Долорес умела делать больше всего.       Мэри покачала головой и резко закрыла ладонями лицо, плечи её задрожали, а ноги поджались. — Но, несмотря на это всё, я к тебе очень даже снисходительна и не выгоняю тебя на улицу, — показывая якобы своё великое радушие, сказала Долорес. — Ты выйдешь замуж и за очень даже обеспеченного мужчину. Тебе стоит благодарить меня, а не заливаться слезами, так бы я могла с лёгкостью выбросить тебя отсюда, но Оливер решил спасти твоё положение. — Мистер Флетчер?.. — Мэри убрала руки и красными глазами снова взглянула на свою мученицу и спасительницу одновременно, не веря её словам. — Да. Сначала он, конечно, пытался забрать тебя у меня, как просто служанку, но получал отказы, а потом он резко попросил твоей руки и сердца, я, естественно, отказала, но после сегодняшний ситуации, я решила дать ему согласие на ваш брак. — Это невозможно, Вы слышите себя? — с легким хрипом из-за кома в горле неожиданно возразила Мэри. — Слышу, Мэри, слышу, — грубо и громко ответила Долорес. — Ты выйдешь замуж за хорошего мужчину и твоя жизнь будет в достатке, чем ты недовольна?! — Я не выйду за него, нет, я лучше буду жить на улице, но не к нему, нет, я не могу! — в приступе истерики закричала женщина. — Ты совсем сошла с ума?! — Долорес подскочила и схватила за руку ревущею Мэри. — Как ты не понимаешь, что это лучший исход, который может у тебя быть! — Это худший исход, наихудший! — Мэри стала брыкаться. — Я не могу предать его! — Его? — Долорес обхватила лицо служанки и заставила ту посмотреть на себя. — У меня уже есть мужчина, которого я люблю, — с дрожащей губой сказала та. — Ну так засунь эту любовь куда подальше, — твёрдо и грубо заявила Аккерман, как офицер солдату. — Я всё решила и ты сделаешь так, как я хочу. — Вы… — начала Мэри, чувствуя ледяные пальцы женщины, которые собирались вонзиться ей щёки. — Я всегда в глубине души оправдывала Вас. Думала, Вы не жестоки, как кажетесь на первый взгляд, думала, у Вас есть тёплое сердце, которое Вы спрятали от внешнего мира, думала, что Ваша жестокость и холодность это лишь образ. Я всегда благодарила Вас за моё спасение, а в итоге вы решили обернуть это против меня, — сквозь плач говорила женщина. — У вас нет сердца и человечности, Вам нравится, когда страдают другие. Я презираю Вас.       Плевок прилетел в лицо Долорес и та, опешив, отпустила Мэри, вытирая лицо. — Ещё одно слово из твоего поганого рта и я убью твоего любимого, а затем будут мучить тебя, и ты будешь лишь мечтать о смерти!       Начала угрожать Долорес, чувствуя, как закипает ярость. — Ты сделаешь так, как я хочу. На этих выходных, нет, завтра, ты обвенчаешься с Оливером Флетчером! И навсегда исчезнешь из жизни Микасы и этого дома! Если ты не выполнишь мои условия, то исполню в жизнь ранее сказанные угрозы, поверь мне, в отличие от тебя у меня есть силы это сделать, вспомни, что случилось с тем графом, которому ты отдавалась!       Долорес манипулировала и давила лишь сильнее. Мэри на её фоне превращалась в маленькое, еле заметное пятнышко, у которого нет возможности отбиться от опасности и обрести для себя спокойную жизнь.       Кажется, для Мэри участью было вечное несчастье и постоянное потеря чего-то. И этим вечером женщина окончательно удостоверилась в своих предположениях. Пусть несчастна будет она, но только не её близкие, они не заслужили, чтобы это несчастье перешло и на них. — Тогда, — Мэри утерла слёзы и, привстав, сказала. — Я сделаю так, как Вы хотите, только позвольте предупредить Вильяма. — Я сама его предупрежу, — твёрдо ответила Долорес.       Ни в коем случае, нет, тогда он попытается вмешаться, сделает хуже себе и также будет обречён на вечное горе. Она не могла позволит этому случится! — Нет, тогда будет только хуже и Вам и вправду придётся его убить, позвольте это скажу я! — Мэри встала на колени перед женщиной, хватая подол платья. — Я ничего лишнего не буду говорить, я сделаю так, что он забудет меня в скором времени… Не трогайте только его, — женщина прислонила подол платья ко лбу, зажмурив глаза, будто ожидала удара.       Долорес замолчала, явно раздумывая над её словами. — Хорошо.

***

      Две служанки зашли в комнату, в которой произошёл жуткий погром.       Сара и какая-то брюнетка, перекидываясь взглядами и обращаясь шёпотом к Господу, прошли к сидящей на полу и сжавшейся в клубочек Микасе.       Чёрные волосы полностью закрывали её лицо, а на ночной сорочке виднелись пятнышки крови. Вокруг была раскидана и порвана бумага, перевернут весь стол и постель, а у стены виднелось разбитое зеркало трюмо, на чьей поверхности также обнаружили маленькие пятна крови.       Если бы здесь не сидела живая Микаса, то при первом взгляде на комнату можно было бы подумать, что здесь совершилось убийство при котором жертва отчаянно оборонялась. — Госпожа, — Сара присела рядом и принялась ласково заправлять волосы девушки за уши, убирая их с лица. — Сегодня Ваша свадьба, — говорила женщина улыбаясь, но не без искренней жалости в голосе. — Где Мэри? — тихо и без живости в голосе спросила Микаса.       Сара посмотрела в пустые глаза девушки, а затем недоумённо взглянула на вторую служанку позади, которая всё также оглядывала комнату и старалась не охать.       Женщины обе не знали, что ответить молодой госпоже. — Вставайте, Вас надо искупать и одеть, — проигнорировав вопрос, ответила Сара, нежно взяв девичьи руки в свои и рассматривая их на наличие порезов. — Где Мэри? — снова спросила девушка. Женщина молчала, всё также разглядывая кожу.       В ладонях торчали осколки зеркала и из них сочилась кровь, которую ранее нашли на трюмо и на сорочке. Кажется, Микаса и была тем, кто в порыве разбила несчастное зеркало. — Где Мэри? — не сдавалась та. — Ванна уже готова, — Сара с легкостью подняла девушку, стараясь не задевать больное место. — Уберись здесь, я пока её искупаю, — обратилась ко второй служанке женщина. — Где Мэри?       Микасу без проблем отвели в ванную неподалёку. Девушка не препиралась и не кричала, что самое важное, потому что Долорес велела провести подготовку в тишине, чтобы Карла и Гриша не узнали о том, что произошло.       Сара мыла её также в тишине, хотя не смогла скрыть всё своё сожаление и ужас в глазах.       Скинув с неё одежду, она не сдержала вздоха от увиденных ею гематом на теле. Женщине было страшно представить, что произошло в тот самый вечер и за что миссис Аккерман поиздевалась так над своей дочерью.       Микаса продолжала спрашивать о Мэри и особо не реагировала, когда касались её больных мест, могла лишь слегка поморщиться, но продолжала молчать. — Мэри больше не появится, — всё-таки сдалась Сара, когда вела под руку еле перебирающую ноги Микасу.       Девушка изначально не реагировала на слова служанки, но позже кивнула и, отведя лицо в бок, молча и горько заплакала. Женщине оставалось лишь ближе прижать к себе несчастное дитя и безмолвно жалеть её.       Позже Микасу накрасили и замаскировали её гематомы, в особенности следы пальцев на её шее, которые могут быть видны гостям на свадьбе.       К превеликому счастью служанок, лицо девушки не пострадало, оттого не нужно было его замазывать, и вскоре Микаса с макияжем и готовой прической, украшенной жемчугом, стояла посередине комнаты, пока вокруг неё кружился рой женщин, наряжая её в свадебное платье, как куклу.       Во всём белом Микаса, со своим бледным равнодушным лицом и пустым взглядом, была чем-то похожа на тех самых картинно-печальных невест.       Невероятно красива, молода и очень печальна.       Когда на Аккерман надевали фату, в комнату зашли Долорес с Карлой.       Миссис Йегер была в восторге от внешнего вида девушки и буквально начала кружиться вокруг неё и охать, приговаривая, насколько Микаса была красива и как ей шло платье с украшениями. — Ты самая красивая невеста, которую я когда-либо видела, — восхитилась Карла и взяла за руки девушку.       Микаса, чьё лицо было закрыто фатой, кивнула, но ничего не ответила, её взгляд был обращён на недалеко стоящую Долорес, которая еле скрывала свою неприязнь, обращённую к ней.       На регистрацию брака в церковь Микаса прибыла к двум часам дня. Эрен был уже там. Оставалось только ей войти в зал и пройти к алтарю, где как раз-таки её и ждал жених. Проблема была лишь в том, что некому было её вести, так как родной отец уехал и, кажется, всё-таки не собирался приезжать на свадьбу дочери. Гриша для решения проблемы предложил свою кандидатуру, но Долорес ему возразила, сказав, что Микаса пройдет одна и никто не должен её сопровождать. Карла пыталась переубедить миссис Аккерман, но та была непреклонна, и вскоре девушка показалась в зале, чувствуя, как к ней приклеиваются взгляды и как в далеке смотрит на неё Эрен.       Она шла медленно, практически не моргая и не смотря по сторонам. Девушка отчётливо ощущала, как бешено стучало внутри сердце, чуть ли не ломая ей рёбра, как безудержно потели ладони, держащие тошнотворный для Микасы букет лилий, как шумело в ушах, причиняя жуткий дискомфорт. Все ли невесты чувствуют себя так, когда идут к алтарю, к своему будущему мужу? Скорее всего, так себя чувствуют люди, которые идут навстречу к своему концу.       Микаса поднялась по небольшим ступенькам, а затем встала напротив Эрена, сжимая до побеления костяшек букет, который готов уже был разорваться под её натиском. Парень аккуратно убрал с её лица фату, воочию наблюдая, насколько незнаком ему стал её взгляд.       Церемония началась. Священник принялся читать ранее заготовленный текст. Люди в зале завороженно молчали и лишь глазели на двух «влюблённых» что так «романтично» не отрывали и глаз друг от друга.       И Микаса ощущала взгляды этих людей, также ощущала взгляд матери и Карлы, чувствовала, где они стоят и как каждая на неё смотрит, но это было не настолько важно, как то, каков был взгляд Эрена.       Он смотрел на неё свысока, немного даже насмешливо, что совсем не было похоже на него. Йегер всегда безмятежен и высокомерие не его черта, но то, как он гулял взглядом по её лицу, а затем опускал его к шее и, незаметно для публики, хмыкал, натолкнуло девушку на одну мысль.       Её глаза чуть приоткрылись, а губы слегка разомкнулись. Микаса по инерции повернулась к священнику, что как раз стал протягивать кольца. Девушка глазами провожала раскрытую коробочку, которую мужчина передал Эрену.       Йегер достал кольцо и взял её руку, не дожидаясь, когда Микаса протянет её сама. Он надел кольцо, что на пальце мгновенно ощутилось, как что-то тяжёлое.       Эрен передал коробочку девушке и приподнял свою руку. Микаса взяла кольцо, и рука её резко дрогнула, она переводила взгляд с кольца на руку Эрена, не поднимая головы.       Туда-сюда, туда-сюда.       Неожиданно что-то резко сжалось в груди, очень сильно и очень больно. Она не плакала с того самого вечера, когда её тёплые воспоминания и надежды на светлое будущее разорвали и растоптали, как и её саму, но сейчас одинокая слеза скатилась по правой щеке, и Микаса вдруг осознала, где она и что она сейчас делает.       В Эрена полетела эта мерзкая синяя коробочка с этим отвратительным золотым кольцом. Она прилетела ему прямо по носу и парень, отвернувшись, схватился за больное место, шипя.       Микаса побежала. Да, именно побежала. Сжала в руках подол платья, выскользнула в самом начале из неудобных туфель и побежала.       За спиной мгновенно послышался крик и удивлённый громкий гул, но ей стало плевать. Она выбежала из церкви и услышала, как захлопнулась за ней громоздкая дверь. Микаса спустилась по холодным каменным ступенькам, содрала с себя чёртову фату, что, чуть колыхнувшись, упала на землю, оставляя единственное напоминание о находившейся здесь невесте.       Девушка бежала по снегу, что выпал на кануне, ощущала, как в стопы, которые были одеты лишь в свадебные чулки, вонзался холод, отчего становилось больно и с каждым новым шагом лишь больнее. Но эта боль несравнима с той болью, которую она испытывала на протяжение семнадцати лет, находясь взаперти. Ни капли.       Микаса вытерпит, но добежит, каков был не был исход, обязательно добежит, несмотря на холод, боль и усталость.       Слёзы затмевали глаза, люди, что изредка встречались на улице в такой морозный день, оглядывались на неё, кто-то окрикивал, но Микаса не оборачивалась.       Аккерман вспоминала расположение улиц, старалась сильно не тормозить, ведь так боялась погони, боялась, что кто-то неожиданно схватит её сзади и на этом все закончится.       Завернув в одну улочку, она схватилась за грудь, скатилась по грязной каменой стенке и стала глубоко дышать, всё же идея бегать с корсетом не самая лучшая. Чулки были полностью мокрыми и буквально ледяными, также как и подол платья. Ей становилось холоднее, страшнее, но даже если откажут ноги, Микаса доползёт.       Переведя дыхание, она встала и пошла дальше.       Раз улица, два, три, четыре и наконец-то этот дом. Девушка буквально еле перебирала ноги и чувствовала, как снова потекли слёзы, но это были слёзы облегчения. Микаса издала всхлип и, выпустив платье из рук, шла.       Она вошла в знакомый двор, дрожащей рукой открыв калитку. На последнем издыхании прошла к двери и, осев возле неё, попыталась грозно постучать в дверь. Получилось это сделать лишь сквозь зубы. Больше сил не было, руки опустились и она сидела на холодном пороге, наблюдая за тем, как пошёл снег. Самый прелестный в её жизни снег.       И сейчас, смотря на снежную и безжизненную улицу, она поняла в чём смысл её свободы.       Её свобода заключалась в побеге от старой жизни и полного отречения от неё.