I see the Fire in your Ice

А потом пришли те, кто станут властителями Древнего королевства, юные и жестокие. И возлюбили боги их сильнее, чем прежних своих детей, а новый народ молился им тем усерднее, чем больше аргоады лишались надежды (Из «Легенд о юности богов», рукопись из архива Великого Дома Тихой Песни)

Бриан осторожно поставил финальный росчерк и передал лист плотной бумаги Танету — последнему, кто должен был заверить патент на имя эрла Эрванна де Карадека о том, что тот назначается наблюдателем за подготовкой войск коалиции. Ладонь Танета, которой Бриан случайно коснулся, была почти обжигающе ледяной и чуть заметно подрагивала — заметил только Бриан, а возможно — и Ниниан тоже, но не подал вида. На Севере не любят слабость. Иногда за неё там считаются чувства. И боль. Бриан молча и пристально смотрел, как Танет ставит свою подпись — неловко, левой рукой, как передаёт лист Ниниану, как выпрямляется, поднимает глаза, в которых застыл лёд, неодолимая ослепительная стена, готовая отразить любую атаку. И солнечные лучи скользили по ней, не растапливая, не пронзая, отлетая в бессильном отчаянии, потому что им не дано было сокрушить. У Эрванна были другие глаза. Живые. Но боли в них было не меньше. ...много, много лет назад Бриан однажды утром во всю ширь распахнул его дверь, чеканным шагом прошёл через всю комнату, безжалостно распахнул рамы, впуская яркие солнечные лучи. Эрванн хрипло выругался и попытался спрятать помятое, осунувшееся, резко постаревшее за эти декады лицо за краем одеяла, но Бриан не дал, неумолимо рванув его на себя. — Хватит, — твёрдо и спокойно сказал он. — Хватит пытаться умереть. Ты не умрёшь вот так. — Как? — Улыбка младшего брата напоминала кровавую рану. — Бесславно. Нелепо. Как хочешь. Но именно так ты не умрёшь. Его тон немного озадачил Эрванна — на его лице проступило что-то живое, что-то прежнее. Бриан понял, что с тоном угадал. — А как? — совершенно машинально спросил он, и у Бриана был готов ответ. — Мой брат умрёт с мечом в руках. Как и хотел всегда. Разве нет? Бриан подошёл к стене — там, над камином, висел в ножнах тяжеленный двуручный меч. Он не знал никого, кроме Эрванна, кто мог бы им сражаться с той же лёгкостью, что у брата выходило — сам Бриан мог только бросить клинок на кровать. — Держи. Мы сейчас идём на тренировочную площадку. И ты сразишься со мной. — Я же тебя в десять счетов обезоружу! — Снова эмоции — удивление, почти неверие. Это была маленькая победа. — Посмотрим... — Бриан задорно улыбнулся. Собственный меч висел у него за спиной, в ножнах — куда легче, с потёртой рукоятью, но всё ещё грозное оружие дважды эрла. Сражались они и вправду недолго — на тридцатом ударе сердца тяжёлый клинок Эрванна полетел на утоптанный песок с глухим стуком. — Но как? — Брат недоуменно переводил взгляд с оружия на Бриана и обратно. — Ты почти месяц лежал, смотрел в потолок и больше пил, чем ел. Странно ещё, что ты так долго продержался, хоть я, конечно, уже не тот, что прежде. Скоро пятый десяток всё же. Эрванн беспомощно развёл руками, потупил взгляд. — Я хочу сразиться ещё раз, — медленно, но убеждённо ответил он. — И прийти сюда завтра. — Придём. — Бриан с трудом сдержал рвущуюся на лицо улыбку. И они пришли. Завтра. И послезавтра. И приходили каждый день, а вечером сидели у камина и обсуждали прошедшие тренировки — и ничего, кроме них, до того дня, когда Эрванн внезапно и серьёзно в полной тишине не сказал: — Спасибо. За то, что вытащил. — Ты мой брат, — мягко ответил Бриан. — Я не мог оставить тебя... вот так. Я бы никого так не оставил, а тебя — тем более. — Спасибо, — упрямо повторил Эрванн. — Я не знаю... что было бы... Он судорожно вздохнул и спрятал лицо в ладонях. — Расскажи, если хочешь. Если нет — не надо. Мы просто будем тренироваться, пока это делает тебе легче. «Пока я могу тебе чем-то помочь». И Эрванн заговорил: — Зачем... боги... зачем? Просто пластинка на доспехе отлетела, не смертельно, не пробило бы ничем! Ну что, бревно бы пробило? Дротики? Что там, на арене, могло бы мне повредить, не в бой же шли! Я думал идти так... а потом пришёл он. И... починил. Знаешь, я не думал, что когда-нибудь увижу на его лице боль. Да хоть что-то увижу, проклятая ледышка, Аргу бы его побрал с его подвигами! Во имя... чего? Ради чего? Ради чего он голой рукой расплавил металл и починил доспех? Ради чего он, Аргу его побери, задыхался от боли, глядя мне в глаза? Ради чего... к Аргу всё это, у меня в голове горит, как он поднимает эту проклятую свою руку, сожжённую дотла головешку, с неё капает расплавленная сталь, а он смотрит, смотрит мне в глаза! Я его ненавижу! Так и сказал! И... знаешь, до этого я думал, что видел его боль, хуже быть не может. Но могло. И я... я сбежал. И с турнира снялся. И больше никогда... никогда... никогда! Аргу побери, ни за сундук ауров! Ни ради славы, ни ради титулов! Довольно, я уже эрл, а принц... вот он, принц. Танет де Дункелл. Ненавижу его. Я просто. Его. Ненавижу. Плечи Эрванна дрожали. Бриан никогда прежде не видел, чтобы брат плакал, даже в детстве, только появившись в Доме, но сейчас — плакал. И это было правильно. Можно было только обнять, прижать к себе накрепко и сказать то, что только и должно было сказать: — Завтра будет завтра. Тренировка. И послезавтра. Только тренировки. Отец закрывает Дом, сказал мне декаду назад. Оставляет всё мне. Мы вправе жить так, как мы хотим. Эрванн, чуть успокоившись, поднял голову, кажется, смущаясь своих покрасневших глаз — и в этом была жизнь. — Закрывает? Не передаёт тебе? — Девиз исчерпан, брат. Больше не будет так... как прежде. И я не хочу так, как прежде. И никто не хочет. Повисшее краткое молчание первым прервал Эрванн: — Уже думал над гербом? У Бриана был ответ: — Солнце. Дом Солнечного Света. — И его девиз? — Открыты каждому лучу. — Каждому? — Каждому, — спокойно подтвердил Бриан. — Каждому, кто хочет. «Каждому, кто нуждается в свете». Кажется, Эрванн тоже это понял: — Не боишься? Что света не хватит? Что солнце однажды... не сможет взойти? — Однажды — не сможет. Но пока может — будет светить. Бриан, должно быть, знал толк в свете и тьме — последней он видел предостаточно. Кровь, боль, отчаяние. Ледяные глаза Танета, глаза Эрванна — открытые раны. Но самое страшное — он видел — когда в глазах только чёрная, жуткая пустота. Иногда он думал, что Дом пора закрывать — как и в тот день. Не было рыцарей и чародеек, кто был бы готов принять его девиз, прийти в его Дом — быть может, он казался им слишком... несерьёзным? Но в тот час Бриан не сильно увлекался этой мыслью — просто наслаждался тёплым летним днём, позвал на чай оружейника из города, Эгинера, с которым был знаком уже не первый десяток лет — когда-то, на заре молодости, он сковал Бриану его меч, ковал и Эрванну, и готов был, возможно, сделать то же и для детей Солнечного Света — о чём и сказал. — Не знаю, — задумчиво ответил Бриан. Они сидели в беседке, совсем недалеко от ворот, лёгкий морской бриз нёс приятную прохладу. — Я не знаю, нужен ли мой Дом для... чего-то. — Дома разве нужны для чего-то? — спросил Эгинер, помешивая сахар в чашке. — Они... просто есть? — Каждый лорд Дома вкладывает в своё детище... то, во что верит, если хочешь. И каждый ставит цели. Иногда я думаю, что мои уже достигнуты и... Неровный грохот заглушил его слова — будто со всех и последних сил кто-то колотился в ворота. Бриан подскочил, отставил едва не расплескавшийся чай и поднялся. — Кого-то ждёшь? — спросил Эгинер напряжённо. Бриан помотал головой: — Совершенно не представляю, кто мог бы так стучаться. Всё же они пошли к воротам — Бриан, как обычно, безоружным, Эгинер — украдкой проверяя кинжал в рукаве, лучшее своё изобретение, которым он тихо гордился в узком дружеском кругу. Бриан распахнул ворота, не зная, кого и что увидит, и всё было бы неожиданностью — какой и оказался смутно знакомый на лицо юнец лет семнадцати, оборванный, босоногий, исцарапанный, встрёпанный — с безумными глазами и обнажённым мечом без ножен. Эгинер потянулся было к кинжалу, но юнец и не пытался поднять оружие против них. — Кто ты? — справившись с первым удивлением, спросил Бриан. — Кто ты и чего ищешь? — Меня зовут Деррьен де Ленард, — раздался сорванный, хриплый и безмерно измученный голос, в котором не было уже даже страха. — Я больше не принадлежу ни единому лорду, и я пришёл, чтобы служить Солнечному Свету. Неловко, как марионетка с обрубленной нитью, он упал на одно колено и протянул Бриану свой меч — грязный, с пятном крови — вперёд рукоятью. — Прошу вас, — голос дрожал, — прошу вас, лорд, примите меня в свой Дом. — Встань. — Бриан постарался говорить как можно мягче и спокойнее. — Встань. Пойдём в дом, тебе принесут поесть, воды, чистую одежду, потом спокойно поговорим. Деррьен поднял на него глаза, полные слепого ужаса, попытался подняться, но ноги его не держали — и он так и рухнул на руки Бриану с судорожным «не отдавайте...» Эгинер подскочил, помог подхватить беспамятного Деррьена. — Помоги отнести его в дом. На первом этаже есть готовая комната. — Его бы отмыть сначала... и лекаря позвать. — Отмоем потом. Они кое-как донесли Деррьена, уложили. Эгинер без лишних слов отправился в город, за лекарем, Бриан остался сидеть, слыша бессвязный бессознательный лепет. На сердце было неспокойно, неспокойно больше, чем было бы, будь всё… просто так. Он пытался вспомнить, где видел прежде Деррьена де Ленарда. В Школе? На турнирах? Что-то неуловимо ускользало в его памяти, что-то, что-то, за что он не мог зацепиться и вспомнить, пока не открылась дверь. Деррьен не пришёл в себя, только заметался, когда его начали раздевать, попросту срезая грязные лохмотья рубашки, штанов и исподнего. Бриан перехватил было его руки, но рукава соскользнули, и он увидел, что там, где он собирался схватиться — сплошные чёрные синяки. Кто-то уже держал Деррьена за руки. С силой. Бриана замутило. — У мальчика трещины в голенях. Будто прыгал с высоты. Чудо, что не переломал вовсе все кости... и что дошёл до вас. А это... Клочья одежды соскальзывали, Бриан внезапно с какой-то тошной отстранённостью понял, что его начинает мелко трясти. — Синяки по всему телу. И колотили, и держали. За руки, за ноги... Будто разводили. Нужно посмотреть. ...В тот день, выходя из комнаты, эрл Бриан де Гвенаргант, лорд Дома Солнечного Света, впервые в жизни чувствовал ненависть. Дерри вздрагивал от каждого шороха. Дерри натягивал на лицо улыбку при каждом его появлении и упрямо просил только об одном — принести присягу Солнечному Свету. — Ты на ногах не стоишь, какая присяга? — мягко попробовал образумить его Бриан, но Дерри упрямо попытался подняться с кровати. И увидел зеркало. Так замирает человек, увидев стрелу, направленную в сердце. Так он падает с задушенным, хриплым вскриком, заваливаясь на спину, вцепляясь себе в лицо ногтями. Зеркало безжалостно отражало это, и Бриан не подумал даже его занавесить — просто ударил с размаху в серебристое стекло. Сквозь звон осколков было слышно только тяжёлое, сиплое дыхание. — Дерри, его больше нет. Всё. Успокойся, хорошо? — Бриан осторожно встал на одно колено прямо в осколки, не думая о том, что может порезаться — сейчас это почти не имело значения. Он осторожно протянул руку, положил Дерри на плечо — тот не отшатнулся, но что-то в этом безвольном принятии насторожило Бриана, до того, что он убрал ладонь. Дерри медленно отнял руки от исцарапанного лица. Он был красив — Бриан отметил отстранённо — по-настоящему красив: правильные черты, густые тёмные кудри, огромные чёрные глаза с густыми, как у девушки, ресницами. В глазах была тьма. — Ненавижу... — прошептал он, глядя куда-то в пустоту. — Ненавижу... а им нравилось... Бриан боялся что-то сказать, кроме самого простого: — Зеркала больше нет. Осколки скоро выметут, не волнуйся, новое не принесут. Дерри перевёл на него взгляд и будто очнулся. У него задрожали губы. — Лорд... эрл... простите, это... из-за меня… — Успокойся, — ровным голосом ответил Бриан. — Это моё зеркало в моём доме, хочу — и разбиваю. От зеркала не обеднею. И... если тебя что-то пугает — скажи, ладно? Дерри помотал головой, снова пряча лицо. — Просто... не отдавайте меня им, хорошо? — глухо донеслось до Бриана. — Кому? — Им, — повторил Дерри и сжался в комок, уткнулся в колени, обхватив их руками. Бриан не стал настаивать, ожидая, что всё как-нибудь разрешится — и оно разрешилось. Он часто сидел с Дерри — тот не имел ничего против его общества, иногда односложно отвечал на какие-то обычные совершенно фразы, на рассказы из жизни Дома, из прошлого самого Бриана. Тот говорил, говорил, говорил и понимал, что это верный путь. Понял, когда Дерри на его рассказ о победе на Большом Ежегодном слабо, бесплотно улыбнулся. Эта улыбка исчезла без следа мгновение спустя, когда раздался грохот у ворот. — Они пришли, — бесцветно сказал Дерри и вдруг рассмеялся — истерически, взахлёб, до икоты, переходящей в плач. — Они... пришли за мной. Они меня не отпустят. Они меня... Бриан сгрёб его, обнял крепко, как прежде разве что Эрванна, даже не отца — Эрванна. — Я не отдам тебя им. Не бойся. Обещаю. Я их прогоню. Стук раздался громче. Дерри трясло. — Вы... не отдавайте... пожалуйста, не отдавайте... — Не отдам, — пообещал Бриан, как можно мягче отцепляя от себя его руки. — Я пойду и прогоню их. Он знал, что сказать куда проще, чем сделать. Мэтр Колин ухмылялся ему в глаза — бесполезно было лгать ему, что Дерри здесь нет. У правой руки королевы везде были глаза и уши, кто-то случайно проговорился, собаки учуяли след... Сейчас Бриану было безразлично, как именно мэтр оказался у его ворот с отрядом рыцарей из Серого Города — его интересовало только то, как бы они отправились отсюда в Аргоад. — Чем могу быть полезен? — холодно поинтересовался он вместо приветствия, сцепив руки на груди. Мэтр протянул ему ладонь с дружелюбным даже выражением лица, но Бриан не принял рукопожатия. Даже не подумал, наблюдая, как на лице мэтра за показной улыбкой расцветает злоба. — У вас, эрл, завалялась одна мелочь, которая принадлежит мне. Один глупый мальчишка, давший присягу Скрытым Истинам. Мой оруженосец. Сбежал, украл лучший клинок, украшение моей коллекции, которую я с переменным успехом собирал много лет... — Вы о коллекции мечей? — бесстрастно-вежливо поинтересовался Бриан. Мэтр усмехнулся, оценив выпад: — Ладно, эрл, хватит ходить вокруг да около. Не хотите возиться — просто пропустите меня в дом, я заберу его и покончим с этим. — Вы не войдёте в мой дом, — со всем возможным спокойствием отозвался Бриан. — И никто не заберёт Деррьена против его воли. А таковой он не высказал. — Не войду? Разве вы не открыты каждому лучу? — с иронией вопросил мэтр, и Бриан ответил абсолютно искренне и прямо: — Я не вижу в вас ни капли света, мэтр. Ни единой капли света. Повисло тяжёлое молчание. — Этот мальчишка принадлежит Скрытым Истинам. Он принёс присягу. — Как и любой человек, он имеет право от неё освободиться, даже не уведомив об этом прошлый Дом. Даже если это Дом королевы. — Вы же понимаете, что я могу привести сюда армию? — А ещё я понимаю, что королева вряд ли вам её даст ради такого пустячного дела. И что она одобрит насилие с вашей стороны. Вы и без того совершили его достаточно. — И всё же, если бы я попытался войти силой? — Пока я жив, никто не заберёт из моего дома тех, кто искал в нём приюта. — Это было то, во что Бриан верил. — Зачем он вам, эрл? — В голосе мэтра была едва заметная вкрадчивость. — Неужели он так западает в душу? У него глаза бога, эрл, а совести — как у последнего аргоада. Зачем? Я хотя бы мог его приструнить… Бриану ещё никого в жизни не хотелось ударить так, как сейчас. — А мне этого не требуется, как и ваших советов. Открывая ворота, я не имел намерения искать себе учителей. Моё последнее слово — я не отдам вам Деррьена де Ленарда, потому что он отныне принадлежит Солнечному Свету до тех пор, пока не выразит обратного намерения. Мэтр долго смотрел на него, чуть сощурившись: — А если вот так? Он вытащил из седельной сумки бумагу, на которой была печать с замком — герб Скрытых Истин. — Прочитайте. Здесь приказ королевы Рианнон. Бриан взял бумагу, старательно избегая того, чтобы дотронуться до ладони мэтра, повертел в руках и, не дрогнув лицом, разорвал пополам. Впервые за весь разговор мэтр Колин выглядел удивлённым: — Приказ королевы? Вот так? — Даже если это и вправду был приказ королевы, в чём я сомневаюсь — не говорите, что не могли взять её печать и подделать почерк... Пусть она сама приедет сюда и скажет мне в лицо то, что противоречит законам её королевства. Рыцарь сменил Дом, принёс новую присягу. Всё по закону. Тот, кто пытается его нарушить — преступник, и здесь это вы, каким бы доверием королевы вы ни пользовались. Мэтр фыркнул и отступил на шаг: — Что ж, эрл… Сегодня вы, пожалуй, победили. Но я был бы не против возобновить этот разговор... Не прощаясь, он вскочил в седло и легко пришпорил коня. Рыцари потянулись за ним. Бриан закрыл ворота, и только взявшись за засов, понял, что руки у него дрожат, не от страха — от ярости. — ...Готов ли ты принести присягу, Деррьен де Ленард? Дерри кивнул. Он всё ещё с трудом ходил, но упрямо настоял на том, чтобы присягать в светлом главном зале и при оружии — Эгинер выковал ему новые ножны, а когда принёс — Бриан попросил его задержаться: — Некогда и ты был рыцарем, значит — можешь быть и свидетелем. И Дерри заговорил — тихо, но с неожиданной, несокрушимой твёрдостью и спокойствием: — Я, лорд Деррьен де Ленард, отдаю своё оружие Дому Солнечного Света и клянусь направить его во имя силы его и славы. Примите мою присягу, лорд де Гвенаргант, а вы, лорд де Кенаэль, скрепите договор. Бриан отозвался, мягко, почти ласково беря его за руку: — Я, эрл Бриан де Гвенаргант, лорд Дома Солнечного Света, принимаю твою присягу. Клянусь защищать тебя, как родное дитя, и заботиться, как и о всяком, принадлежащем моему Дому. — Услышано, — коротко ответил им обоим Эгинер. — Я призываю в свидетели Брезеля, владыку победы, чтобы даровал он вам их каждый раз, когда в них будет нужда. Увидев, что Дерри медлит, Бриан решил взять слово прежде него: — Я призываю в свидетели Эндро, владычицу жизни. — Эгинер посмотрел на него странно: Солнечный Свет всегда поклонялся Лаваренну, но тут Бриан знал — удача не поможет. — Пусть она развеет тьму и принесёт покой в наши души. «Принесёт исцеление». Но об этом он боялся просить даже про себя. Дерри молчал ещё несколько ударов сердца, прежде чем, наконец, с трудом выдохнул хриплое: — Я верю лишь в одного бога. Я призываю в свидетели Смерть, того, что проводит в Вечность, где каждому будет дарован покой. — Добро пожаловать в Дом Солнечного Света, Деррьен де Ленард, — тихо произнёс Бриан. — Добро пожаловать, Дерри... Почти каждый день Бриану приходила на ум собственная странная клятва, и всё больше ему казалось, что в ней было… отчаяние. То самое, которое временами настигало его с неотвратимостью приливной волны. Он столько раз смотрел в глаза, полные боли, и её не мог исцелить никакой свет. *** Натаниэль редко признавался себе, что чего-то боится. Да и боялся-то, в общем, не так уж часто, но сейчас, кажется, был именно тот случай. Он караулил у зала Совета вот уже битых полчаса, переминаясь с ноги на ногу, думая о том, как подойти к грандезе Керидвен, желательно ещё и отца миновать, ясно же, что на Совете ничего хорошего не решат; нашёл, тоже мне, время разъезжать в поисках знаний, с этой своей алхимией... Нейт почти вживую слышал голос отца в этих словах и с трудом смог избавиться от этого образа, когда распахнулись двери, и он юркнул за угол, совершенно как в школьные годы, когда они, совсем ещё малыши, играли в прятки в старом корпусе, чем-то неуловимо похожем на замок Звёздного Льда. Отец, к счастью, свернул в другой коридор, грандеза Керидвен медлила, о чём-то разговаривая с грандом Нинианом, прежде чем, чуть поклонившись собеседнику, не исчезла в проходе совсем рядом. То, что гранд Ниниан мог заметить — и, скорее всего, заметил — как Нейт почти вприпрыжку устремился за ней, Нейта ничуть не смутило — он был сосредоточен только на том, что имеет единственный, возможно, шанс приобщиться к знаниям, недоступным львиной доле жителей Королевства. — Грандеза Керидвен! — окликнул он её неровным, скакнувшим от волнения голосом. — Да, Натаниэль? — отозвалась она, не поворачивая головы, но ровно, даже приветливо... наверное. Прежде Натаниэль хотя бы мельком видел всех глав Домов — кроме неё, и он злился на себя за то, что пасует перед недостатком знаний о ней. — Я... доброго вам дня. Я слышал... ваши дети говорили, что в Великом Доме Тихой Песни есть алхимические трактаты? — Безусловно. Её ровное, лишённое эмоций спокойствие пугало Натаниэля больше, чем напугал бы резкий отказ. — Я хотел бы... с вашего позволения... иметь возможность ознакомиться с ними. — С какими именно? — Со всеми! — выдохнул Нейт, не веря своему счастью и собственной дерзости. Грандеза Керидвен обернулась с лёгкой улыбкой: — Их более пяти сотен — те, что доступны любому читателю, плюс некоторое количество в особой зале. Не думаю, Натаниэль, что вы имеете достаточно времени, чтобы проштудировать их целиком. Скоро ведь снова турниры? — До них ещё почти пять месяцев... — И всё же... думаю, гранд д’Амнед не отпустит вас на такой срок. — А если я с ним договорюсь? — цепляясь за последнюю нить надежды, выдавил Нейт. Грандеза Керидвен сделала шаг навстречу, внимательно всматриваясь в его лицо. — Скажите, Натаниэль... зачем вы стремитесь к знаниям? В первое мгновение он не понял вопроса, потом смешался, не зная, что сказать, выдав в итоге несколько неуклюжее: — От этого зависит то, дадите ли вы мне разрешение? Грандеза Керидвен коротко и беззвучно рассмеялась: — В том числе. И много чего ещё. Зачем вам знания, Натаниэль? В широком смысле — я не только алхимию имею в виду. История, скажем. Хотите ли вы знать это с какой-то целью или просто для удовлетворения любопытства? Под её проницательным взглядом Натаниэль опустил голову: — Я... не думал об этом. Если честно. Но если подумать... я просто хочу стать хорошим алхимиком, как и хорошим рыцарем, конечно. Делать что-то не просто эффектное, но и... важное? Что-то менять... кому-то помогать. Рыцарские победы приносят славу, но... наверное, мне этого недостаточно. Не в славе дело. Нужно ещё что-то, чтобы... чтобы найти себя. По-настоящему. Когда он поднял глаза, то с удивлением увидел улыбку на лице грандезы Керидвен. — У вас интересные мысли, Натаниэль. Они мне нравятся, и я считаю, что мой Дом может приоткрыть свои двери для человека с такими целями. Возможно, это будет ему полезно... во всех отношениях. Завтра мы, как и все прочие, уезжаем с утра. Не опаздывайте. И... я предупреждаю вас — не удивляйтесь порядкам в моём Доме. Он сильно отличается от прочих. — Я... даже не думал... — забормотал Нейт, с трудом подбирая слова — что-то внутри него заходилось в радостном крике, который не имел возможности излиться. Грандеза с улыбкой прикрыла глаза: — Я с удовольствием увижу вас у себя в гостях, лорд Натаниэль де Киан. И надеюсь, что мы ещё побеседуем. Может быть, о целях. Может быть — об алхимии. Или о старых историях тех дней, когда боги были моложе. Это, мне кажется, будет интересно. И, кивнув, она удалилась прочь по коридору, оставив Нейта в счастливой оторопи. *** Гранд завёл их в отведённую ему комнату, кивком велел зашедшему последним Нейту захлопнуть дверь поплотнее и сел на кровать. Смерил обоих взглядом: — Ты говорила с Артизар. Лина прокашлялась: — Да. Она хотела знать, почему я… Ушла. Рвущееся на язык «сбежала» она проглотила. Натаниэль потёр лоб: — Она тебя ничем не задела? Линед едва не закатила глаза. Сколько же можно!.. — Нет, — коротко отозвалась она и добавила, не удержавшись: — Натаниэль, да почему ты так боишься её? Тот подавился воздухом. Гранд приподнял брови, но, кажется, улыбнулся уголками губ. — Я не… — запротестовал было Нейт, но тут же махнул рукой. — Ну ты скажешь тоже… — Ну не боишься. — Лина вдруг развеселилась. — Дёргаешься. В общем, нет, ничем она меня не задела. Мы в основном про Серен говорили, но это… Ничего важного. Гранд в ответ на её слова только коротко кивнул: — Тебе лучше знать, что там в разговорах о Мадарх важно, а что — не очень. И вообще-то это твоё знание может скоро пригодиться. Линед напряглась. Зуда она больше не чувствовала, и постоянная боль в мышцах как ослабла недавно, так и почему-то не становилась больше, но после слов гранда Лине показалось, что ладонь снова предательски заныла. — Это… — Натаниэль запустил пальцы себе в кудри и тут же, словно опомнившись, убрал руку. — Мы… Мы когда говорили в кабинете, ну… тогда, утром… мы что же, правы были? Гранд закатил глаза: — Ты бы подумал, что Линед понятия не имеет, о чём мы, — тон его стал каким-то… словно он Нейта передразнивал, — говорили тогда утром. Но да. Были. Война, дети мои, будет. Не прямо сейчас, но её не миновать. Кстати, и сами понять бы могли. Ноги ослабли, и Линед против всяких приличий опустилась на очень кстати оказавшийся рядом стул. Мысли путались, метались, она едва заметила, что Натаниэль положил руку ей на плечо, она почти не видела, смотрит ли на неё гранд… — Это из-за меня, — сорвалось с губ. Рука Нейта сжалась сильнее, но гранд только ворчливо вздохнул: — Ерунды не говори. Письмо с приглашением сюда я получил как раз в то утро, когда вы с Натаниэлем всех в Доме на уши поставили. Понимаешь или нет? Д’Армаэль его писал, когда ты ещё в Призме сиднем сидела. Так что… на уши-то поставить ты кого-то и поставила, но войны развязывать — мала ещё. Так что угомонись с этим. — И про твой побег не знал же никто, — подхватил Натаниэль. — Вспомни, как все удивились. И Гвенаргант был уверен, что ты никуда от Серен не денешься, мне Юзу сказал… Лина удивилась было такому личному именованию, но внимания на этом решила не заострять. В конце концов, они с Юзуру действительно и знали друг друга давно, и похоже, приятельствовали, несмотря на турнирное соперничество — их подколки казались не злыми, а почти дружескими. А почему гранд так тяжело глянул, да сам Нейт вдруг глаза опустил — ну… Мало ли, почему. — Кто бы там что кому ни сказал, — продолжал ворчать гранд, — суть одна. Готовьтесь. Завтра уезжаем… Натаниэль вдруг кашлянул, снова поднимая взгляд: — Я… — Что ты ещё учудил? — В голосе гранда помимо сварливой усталости отчётливо слышалась теплота. Линед улыбнулась. Нейт выдохнул, как перед выпадом: — Получил приглашение в Тихую Песнь. Лина, не сдержавшись, изумлённо ахнула. Гранд поднял брови: — Так уж и получил? Натаниэль, казалось, хотел ответить какой-то колкостью, но очевидно сдержался: — Я попросил. — Попросил, — повторил гранд. Нейт кивнул: — Я очень хорошо попросил. Мне теперь, наверное, стоит извиниться и… — Ну ты-то уж постеснялся бы чушь пороть, — пробурчал гранд. — Сначала напросился, теперь бежать… Во-первых, невежливо. Во-вторых — глупо, раз уж так повезло. Любит тебя Лаваренн, конечно… — Ну уж… — Нейт неловко повёл плечами. — Любит, не любит… Я просто подумал, что если будет… ну, то, что будет, то дома я нужнее, но… — Ты не выспался? — шёлковым голосом поинтересовался гранд. Лине почему-то стало жутко: ворчание казалось безопасным, в отличие вот от этого. Натаниэль же только щеками вспыхнул. — Взглянуть на их архивы — отличный вариант подготовки, тем более с алхимией твоей. Что позволят, конечно, но дома этого точно нет. И в Королевском Архиве тоже. И у наставницы твоей. Всему, мальчик мой, своё время, и не только время, но и место. Езжай с грандезой де Кэратав и прекрати вызывать у меня подозрения в том, что тебе нужен лекарь. Лина не выдержала и хихикнула, тут же осеклась, но гранд либо внимания на это не обратил, либо ему было всё равно. Натаниэль же, тихо вздохнув, снова кивнул: — Хорошо. Я всё понял. — Уж надеюсь. — Гранд вернулся к привычному уже ворчливому тону. — Значит, мы с тобой, Линед, завтра уедем отсюда так же, как сюда ехали. Через два-три дня уж у границы будем, я надеюсь, дай-то Эндро, а ты… сокола пришлёшь. Что там у тебя да как, сколько они готовы тебя терпеть, и если после этого гостевания тебя ещё куда-нибудь понесёт. — Я бы и так прислал. — Нейт пожал плечами. — А… Остальные знают? Гранд вздохнул, потирая лоб костяшками пальцев. Лине вдруг захотелось что-нибудь для него сделать — ну, сбегать на кухню, например, чаю принести… Неужели Натаниэль не видит этой усталости? Она плотнее закуталась в шаль, хотя в комнате гранда даже был — и горел — камин. — Остальным главы их Домов расскажут тогда, когда нужным сочтут, — отозвался тем временем гранд. — Так что особенно не болтайте. Поняли? — Конечно. — Лина поднялась, игнорируя протянутую руку Натаниэля. — Мне не с кем. — Артизар так расспрашивала… — Нейт, кажется, не обиделся, просто скрестил руки на груди. — В купальнях. Про Совет. — Пусть расспрашивает Гвенарганта, — очень спокойно отозвался гранд. — Хотел бы я на это посмотреть, знаете… Всё. Я вам всё сказал. Ночь скоро, шли бы спать, завтра в путь… Они вышли. О присяге Линед так и не заговорила — уверенность в том, что сейчас вот просто совсем не время, казалась железной. — Проводить тебя? — Натаниэль выглядел странно сконфуженным и чуть раздражённым. — В этих коридорах заплутать… — Проводи. — Ей не всегда нравилась его забота, частенько даже казалась чрезмерной, но накануне после пира она действительно едва не заблудилась. Хотя в этом, скорее всего, был виноват сидр. — Сам не заплутай ненароком, а то вчера… Нейт хмыкнул, беря её под руку. Возражать она не стала. — Я тебе про вчера потом расскажу. Интересно получилось. Сейчас отец прав, спать пора. — А как ты вообще решился в Песнь попроситься? Он почему-то смутился: — Не знаю даже. Просто всю ночь про слова Авены думал. Ну, ты помнишь? Она про их библиотеку говорила. Я и решил… — Грандеза Керидвен, значит, тоже что-то насчёт этого решила, — протянула Линед. — Лаваренн тебя и правда любит. — Ой, да прекрати, — буркнул Нейт. — Полжизни это слышу — Лаваренн, Лаваренн… Даже неловко перед ним уже. Всё, я пойду, выспись, ладно? И крем на ночь не забудь! Он быстро скрылся за поворотом, а Линед, улыбнувшись, тихонько зашла в комнату, чтобы не помешать Эйлиг. До её побега в Дом Лесных Озёр Натаниэль был в нём самым младшим, Талайт там появился совсем недавно, и теперь Нейт, кажется, вовсю наслаждался ролью старшего. Ну и пусть. С какой-то стороны это всё-таки было приятно. И… ново. По-хорошему ново. *** Сегодня в комнате как будто было теплее. Натаниэль быстро разделся до рубашки, юркнул в постель и не сдержал долгого выдоха, когда его обняли сзади. Вчера они спали, укутавшись каждый в своё одеяло, но сегодня, накануне отъезда, точно не будут — Юзуру заранее набросил одно на другое. Нейт закрыл глаза. Конечно, не получалось совсем уж не думать о том, что только что сказал отец, да и не получилось бы: тревога слабо шевелилась в душе, но шевелилась как будто за стеной. За забором. Отходила, в общем, на задний план. Даже войне, в конце концов, своё время, а здесь и сейчас… Здесь и сейчас была прохладная комната, два одеяла — одно на другом — и одна подушка: во второй они не видели ну ни малейшей необходимости. — Когда вы уезжаете? — шепнул Юзуру ему на ухо. Нейт вслепую нашарил его руку у себя на груди и накрыл. — Мы по отдельности уезжаем. — Почему? — Юзу неприкрыто удивился. Нейт чуть крепче зажмурился. Почему-то признаваться не хотелось: нет, он не видел смысла это скрывать, просто… звучало так, как будто он хвастался: — Потому что я еду в Дом Тихой Песни. — О, — после паузы произнёс Юзу. — От них же невозможно добиться приглашения. Нейт вздохнул, бездумно водя пальцами по чужой ладони: — Я ни на что не рассчитывал. Подошёл, попросил… А она согласилась. Юзуру усмехнулся, и от этого стало в разы легче: — Страшно было? Как же он его понимал. — Да, — прошептал Натаниэль, почти неосознанно прижимаясь к Юзу крепче, втираясь спиной ему в грудь. — Да. Мне было страшно. Смех щекоткой пробежал по его затылку. Нейт улыбнулся. — Извини, — зачем-то сказал Юзуру. — Я не смеюсь, не смеюсь. Мне тоже было бы страшно идти к грандезе Керидвен. Нейт всё ещё гладил его руку. — Думаю… пробуду там около месяца. Если позволят. Представляешь, мне дадут заглянуть в архивы. Чтобы это пригодилось. Ладонь под пальцами напряглась: — Ммм. Пригодилось для чего? Натаниэль стиснул зубы. «Особенно не болтайте». Да, отец был прав. И Нейт понятия не имел, что сказал своим Гвенаргант, и сказал ли вообще хоть слово. Но… Но… Проклятье. Если уж они с Юзуру вместе два года скрывали от всего мира свои отношения, неужели по отдельности не сохранят ещё один общий секрет, тем более временно? И о каких отношениях могла идти речь, если Нейт ему это не доверит? — Юзу, — тихо вздохнул он, — ты же умный человек. Ты же понимаешь, что речь не только и не столько об алхимии. Вспомни, что перечисляла Авена, когда про библиотеку рассказывала. В повисшую паузу можно было бы вместить небольшую гору. — Да, — едва слышно отозвался Юзуру. — Да, я понимаю. То есть… твой гранд… сказал тебе, о чём шла речь? Понятно. Играть в экивоки ему не хотелось. Ну и к Аргу это всё. — Сказал. — Небо, конечно, не треснуло. — А твой? — Намёками, — коротко ответил тот. Нейт сжал ладонь: — Из которых ты, разумеется, уже всё понял. — Да, — очень просто выдохнул Юзу. — Да. Всё же для этого не надо быть… Кем-то особенным. Воображаемых гор стало две. — Что ж… Юзуру повернул ладонь, накрепко переплетая их пальцы. Натаниэль даже вздрогнул: — Юзу. Тишина оглушала — или почти оглушала. Нейт не знал, чьё дыхание слышит: своё или чужое, и только спустя несколько мгновений понял, что они просто дышат в унисон. — Сколько раз ты думал, — шёпот коснулся уха, — что разумнее будет всё прекратить? В его ладонь Юзу при этом вцепился так, что… будь тема их разговора иной, Натаниэль бы поморщился. — Я не считал, сколько раз. Он действительно думал об этом. Думал не единожды, особенно на Турнире Зимы, когда стало очевидно, что личной награды и титула, даже кавалерского, ему не видать. На кону многое стояло — узнай о них, права участия в турнирах лишились бы оба. Но… Боги. Одна мысль о том, чтобы потерять всё, что было между ними — и Нейта охватывал такой страх, какого он не испытывал даже в пятнадцать после ранения на тренировке, даже в восемнадцать, возвращаясь домой, даже… никогда. Он дрожал от одной мысли, он гнал её от себя, как мог, он… Он любил Юзуру. Он знал, чувствовал, что тот испытывает то же самое. Их считали — нет, они были — двумя сильнейшими рыцарями Королевства, но и на них нашлась управа, нашлось что-то, сильнее их обоих. И даже их обоих вместе. Они соперничали на турнирах, выигрывали друг у друга — и там, и в поединках — и оба знали, что выигрыши были ничем. Что они давно проиграли — ещё тогда, на Восточном Турнире в семнадцатом году, даже не на Большом Ежегодном. Или, напротив, тогда они выиграли, а ничем были все поражения. Выиграли нечто, что было дороже даже нескольких золотых обручей. — И я не считал, — неслышно выдохнул Юзуру. — А теперь… Теперь это кажется ещё более разумным, да? «Теперь». Когда на пороге война, и потерять, возможно, придётся гораздо больше, чем турниры. — Похоже. В следующее мгновение Нейта так рванули за плечо, заставляя повернуться, что он даже испугался на секунду — а вдруг вправлять придётся? Но боль быстро утихла, и остались только объятия — крепкие, сильные, бесконечно сильные, осталась только ключица Юзуру под носом, только его пальцы, до треска ткани вцепившиеся в рубашку, только собственные руки, прикипевшие к его лопаткам, только переплетённые ноги, только рваное дыхание. — Я не смогу, — отчаянный шёпот. — Ты думаешь, я бы смог? — Надтреснуто, сипло… Зачем слова? Юзуру, очевидно, тоже решил, что слова им незачем, целуя его так, словно завтра должен был бы настать конец всему — хотя он не должен был, ну или, по крайней мере, точно не завтра. Натаниэль ответил — зеркально повторяя движение ладони, лёгшей на затылок, подчиняясь чужим губам, срывая с них тихие короткие стоны и отдавая свои. Потом они лежали, привычно прижавшись лбом ко лбу, сплетясь теснее возможного, и даже смотреть друг другу в глаза казалось лишним. Всё казалось лишним, кроме того, что было. Было здесь и сейчас. — Знаешь, — через время произнёс Юзуру, чуть отстранившись, — мы ведь тоже… не сразу домой. Его лицо вдруг застыло, закаменело, и Нейт попросту оторопел. Захотел что-то спросить, уточнить — почему, о чём ты думаешь, что тебя так пугает? — но всё-таки поймал взгляд напротив и прикусил язык. Этот взгляд он знал. Не стоило. — А куда? — вместо этого бесцеремонно поинтересовался он. — Я сказал тебе про Тихую Песнь. Откровенность за откровенность, будь любезен. Юзу улыбнулся — показалось, что через силу, но черты его постепенно разгладились, и Натаниэль внутренне выдохнул. — Бриан говорил, что мы навестим одного его старого друга. Что нам по пути. Вряд ли его реакцию вызывал этот простой факт, но допытываться не имело смысла. — Догадываешься, кого? — Не до конца уверен, — протянул Юзуру. — И он не сказал, зачем. Но теряться в догадках я не намерен. Отъезд был назначен на завтра. — У нас одна ночь, — тихо выдохнул Натаниэль. И коротко улыбнулся, услышав ответный смешок: — И сразу ты про ночи… — Ну что поделать. — Он фыркнул, хотя веселиться, прямо сказать, не тянуло. — Я думал, дольше будем… скучать. Нам сейчас-то… редкая удача выпала. — Лаваренн милостив, — усмехнулся и Юзуру. Ну хвала богам… и этому в том числе, что упомянул он его именно так! — Милостив… — пробурчал Нейт. — Я ему дома спасибо скажу. Помолчали ещё. — Охотничьи угодья Соколиной Дубравы. Натаниэль приподнял голову: — О чём ты?.. — О домике. Помнишь? Он снова закрыл глаза. На последнем Большом Турнире, оказавшись наедине, после не одного десятка сорванного с губ «тихо», после того, как Нейт напрочь изжевал гостиничную подушку, они задумались о том, чтобы найти летом какое-нибудь место в глуши, где будет хотя бы какое-то жильё и где их никто не услышит. И не увидит. Им чем-то нравилась необходимость соблюдать тишину, но иногда она была пыткой — пусть и довольно сладкой. — Предсказуемо. — Где ещё ты знаешь? — чуть раздражённо отозвался Юзуру. Нейт подавил вздох. Земли Солнечного Света и Лесных Озёр отпадали сразу по очевидным причинам. Север? Спасибо, весело. У Латных Рукавиц Нейт не смог припомнить ни одного достойного леса, о Призме было незачем даже думать, а Золотой Плющ и Белоснежные Перья… В первом было много золота и мало всего остального, а во втором — степи. Не говоря уже о том, что в бывшие владения Дома Алых Ягод Натаниэль бы Юзуру не потащил. Нет уж. — Больше нигде, — признал он. — Ты уже думал, да?.. — Конечно, — тихонько усмехнулся Юзу. — Значит — охотничьи угодья Соколиной Дубравы. Я съезжу туда… возможно, через пару декад. Разведаю. Пришлю тебе записку. Как обычно. Сообщениями они всё же обменивались. Зашифрованными, конечно, меняя шифр чуть ли не каждый турнир, на котором встречались, но… как же иначе договариваться?.. — Хорошо. Думаю, стоит завести новый шифр. — Почему? — Пальцы Юзуру наконец-то вплелись в его кудри. Как тогда, когда они придумывали последний шифр, запоминали его и, смеясь, сжигали… — Мы меняли его буквально на Ежегодном и не воспользовались. Ни разу. — Ну, если ни разу… — Он подавил вздох. — Ладно. Ещё не хватало своими опасениями и страхами разрушать момент. Ну его. Два года получалось — и дальше получится. — Не хочу спать, — пробормотал Юзу. — Давай просто полежим, хорошо? Конечно, Нейт хотел точно того же. — Хорошо, — шепнул он ему в щёку, закрывая глаза. Тепло. Тепло, тепло, ему было безумно тепло. Юзу мягко усмехнулся: — И сделай мне одолжение, Натаниэль… — Помолчать? — Губы расползлись в улыбке. Напротив — он знал — тоже улыбались: — Помолчать. — Он вздохнул. — Тихо. Тихо, Нейт. Натаниэль не мог ответить по-другому: — Да, Юзуру. Даже ветер за окном не свистел — и ничто не мешало их дыханию. *** Замок, казалось, опустел, когда почти все представители Домов отправились по своим владениям. Остался только Танет — ненадолго, на пару дней, да Бервин, которого, раз уж приехал погостить, было не отвадить. Даже если бы Ниниан хотел. Но их обоих не было за столом, когда сели ужинать — только дети его Дома, юные, весёлые. Даже Арзюр пару раз улыбнулся, когда Изельд окликнула его. Она всегда была душой компании, всегда вокруг неё кипела жизнь. Рядом с ней расцветал угрюмый и ядовитый Гюрваль, рядом с ней чувствовала себя лучше Эйлиг, измученная чужими горестями и болью. Дети его дома были... детьми, и Ниниан медлил, набираясь отваги на одну-единственную фразу. Завтра они начнут готовиться, завтра, не сегодня. Пусть у них будет ночь, чтобы смириться — со слезами на глазах украдкой в подушку, с наигранным смехом и беспечностью, с молчаливым каменным спокойствием, с язвительными шутками... Каждый будет справляться так, как умеет, но откуда-то Ниниан был уверен — никто из них не будет покинут со своим страхом в одиночестве. И когда замолкли последние шутки, была допита последняя чашка сидра, доедена последняя ложка гречишной каши, Ниниан тяжело поднялся, обвёл взглядом своих детей, каждый из который был алмазом в цепи Звёздного Льда, и, прежде чем развернуться и уйти прочь, сказал только одно: — Готовьтесь к войне.