I see the Fire in your Ice

Лишь Аргу встал на их защиту перед другими богами, но те, уличённые в низости, не желали слушать. Тщетно уговаривал их одуматься Лаваренн, вечное дитя, любивший Аргу больше других, но голос совести замолк в тот день. (Из «Легенд о юности богов», рукопись из архива Великого Дома Тихой Песни)

Сидя на полу своей комнаты, Арзюр спешно собирал заплечный мешок. Костыли лежали на кровати — проще было передвигаться ползком, а надо будет встать, так сделает это, сначала сев на постель. Сундуки он разворошил до безобразия; по полу дуло так, что родись Арзюр не здесь, давно задубел бы. Мешок заполнился едва ли наполовину — Арзюр плохо представлял, что ему может понадобиться в пути, да и думать сейчас об этом получалось неважно. В пути он тоже не был два года. Мальчишек, а в прошлый год и девчонок, гранд привозил сам, а больше до сей поры ехать было некуда и незачем. Это уже не говоря о том, что любая телега могла окончательно отрезать ему способность ходить, пусть даже с костылями, а лошадь… В общем, сейчас той лошади идти в Серый Город шагом, особенно если учесть ещё, что дорога пойдёт через леса Соколиной Дубравы. Иначе… Про «иначе» думать тоже не хотелось. Арзюр дёрнул завязки — да ну его! Если что понадобится, найдёт в деревенских лавках, а чем легче будет мешок, тем лучше. Он подтянул себя к кровати, уселся, продел руки в петли на костылях и осторожно поднялся. Оставалось самое важное — объясниться с грандом. Сначала Арзюр думал по-тихому слинять средь ночи, оставив записку с объяснениями, но быстро отказался от этой идеи. Во-первых, это было бы невежливо и непорядочно. Во-вторых, писал он из рук вон плохо, говорить вслух получалось у него много лучше. Ворон, во всяком случае, над его редкими короткими письмами ржал так, как не смеются над лучшими столичными комедиями. Ладно… Арзюр поднялся, сделал пару шагов. Ноги, что удивительно, пока держали его сами. Из-за двери гранда доносились тихие голоса. А раз тихие — значит, беседовал он не с Бервином. Арзюр коротко постучал в дверь и, глубоко вздохнув, толкнул её, даже не дождавшись ответа. В кресле у стола сидел Танет, и Арзюр кивнул ему — без улыбки. Во-первых, толку улыбаться, когда тебе не ответят, а во-вторых… не мог он сейчас. — Гранд, — он постарался говорить твёрдо, — я пришёл сказать, что уезжаю. В Серый Город. Вернусь… не знаю… через месяц постараюсь. Сейчас смотреть на гранда было тяжело, но необходимо. Кашель Танета Арзюр предпочёл проигнорировать. Ну да, да, почти ворвался в святая святых, даже не спрашивает разрешения на отъезд, а ставит перед фактом, но дело-то важное… — Что ты там забыл? — Судя по этим словам, гранд был изумлён его поведением не меньше Танета, но скрывал это, конечно, лучше. Арзюр прочистил горло: — Детей, гранд. Я забыл там детей нашего Дома. Кажется, они переглянулись. Что, не ожидали?.. Ладно, два года назад он бы и сам от себя не ожидал. — До каникул немногим больше месяца, Арзюр. — Гранд заговорил с ним… словно он сам по возрасту соответствовал своим мальчишкам. Тихо, тихо, это ничего, это неважно… — Разумнее будет подождать, пока… — Гранд. — От собственной наглости пылали уши. — Вы же сказали: «Готовьтесь к войне». Я и готовлюсь. Я просто подумал, что… Грандеза де Мадарх, если вдруг прознает о коалиции, наверняка поедет в Школу и выкосит её подчистую. То есть, всех заберёт, до кого у неё руки дотянутся. Ворон… то есть, Бранвенн мне кое-что успел про неё рассказать. Она может. И тогда каникул мы не дождёмся. И они не дождутся. Гранд медленно сложил руки на столе. Читать что-либо в его лице Арзюр не рисковал, просто смотрел ему в переносицу, краем глаза отмечая, как меняется выражение лица Танета. О своих вспомнил? — Арзюр. — Тон гранда не изменился. — Твои подопечные закреплены в школьных бумагах за Домом Звёздного Льда. Уже два года — и год в случае Ивен и Морвид. Ты думаешь, моя подпись мало значит? Возможно, в этом таилась какая-то скрытая угроза, но Арзюру было не до того. — Гранд… — Ноги за мгновение стали ватными, и он судорожно вцепился в костыли. Проклятье, ну почему так не вовремя, ну почему это всегда так не вовремя!.. — Вы же знаете, что у Мадарх есть и деньги, и связи. Она в хороших отношениях с Судейской Ложей. И если она захочет… Вы думаете, школьные инспекторы настолько принципиальны, что не согласятся подменить документы под звоном ауров? Или не найдут состав, чтобы вытравить чернила, если их об этом хорошо попросят, да? Ваша подпись, гранд, значит многое, но если найдётся способ заставить её исчезнуть?.. Он не мог больше. Не мог убеждать и уговаривать. Не мог приводить разумные доводы. Стоило представить себе, как Сэймиг, Ник, Морвид и Ивен уезжают с Мадарх в Хрустальную Призму — и тело, насколько могло, само бросалось вперёд. Арзюр закрыл глаза: — Гранд, я прошу вас. Они мои… они дети Дома Звёздного Льда. Горло перехватило окончательно. Он умолк. На плечо легла рука — Танета. Мягко подтолкнула, вынуждая опуститься в кресло. Сам Танет уже стоял рядом, и лицо у него было… задумчивое. — Боюсь, отец, — медленно заговорил он, — что Арзюр может оказаться прав. Я и сам раздумывал о вероятности такого исхода событий, но уже писал вам, что самые кошмарные слухи о Доме Хрустальной Призмы и его грандезе меркнут перед тем, какова она в действительности. А значит, возможность, как сказал Арзюр, не дождаться официального начала каникул и в самом деле велика. Арзюр опять зажмурился. От того, как Танет разговаривал, у него в зубах стреляло. Невыносимо… Было бы невыносимо, если бы Танет не был Танетом. Какая, в конце концов, Арзюру разница? Да, за годы, что они не виделись, у Танета окончательно закаменело лицо; да, его речь напоминала трудночитаемые тексты на древнем языке; да, да, ещё множество этих «да», но… Боги, разве могло всё это помешать Танету оставаться тем, кто его вырастил, оставаться одним из немногих близких Арзюру людей? Оставаться его семьёй — в отличие от того же, Аргоад его забери уже, Бервина, кто бы из них там ни был ему родным по крови? Это вообще не имело никакого значения. Кем бы Арзюр был, если бы всё это хоть как-то влияло на его чувства к Танету, а? Он поднял веки и глянул снизу вверх. В застывших голубых глазах едва-едва, но угадывались какие-то слабые искры… чего-то. Может, волнения, может, жажды деятельности — неважно. Чего-то человеческого. И Арзюр улыбнулся. — Ехать вот так, — заговорил гранд, — на ночь глядя и с горячей головой бессмысленно, Арзюр. Отправишься завтра. Поговори с Изельд и Гюрвалем, пусть они съездят с тобой. Это будет полезно. Арзюр молча кивнул, признавая его правоту. В мыслях, конечно, билось паническое: «Быстрее! Нужно быстрее! Мы не успеем!», но гранд был прав, хоть ты тресни. Да и… в самом деле, как он в одиночку хотя бы на лошадь-то собрался карабкаться? — Поедем вместе. — Танет не то чтобы предлагал — скорее тоже ставил перед фактом. — Мой Дом сейчас пуст, а твои аргументы… натолкнули меня на мысль, что мне стоит это исправить. — Хорошо. — Голос неожиданно прорезался. — Дороги развезло, небось, всё тает… Мы ведь через Дубраву? Гранд больше ничего не говорил, только слушал их — с очевидным, конечно, вниманием. Танет, чуть помедлив, кивнул: — Не только через Дубраву, но и через само поместье леди Эффламены. — У тебя там дело? — наугад поинтересовался Арзюр, когда молчание затянулось дольше, чем на три мгновения. Танет снова кивнул. Лицо его ничего не выражало. — Раз так, то ладно. — Арзюр упёрся костылями в пол и выдернул себя из кресла. — Лишь бы не опоздать. Из покоев гранда они вышли вместе — если тот и обсуждал что-то с Танетом, то… возможно, как раз что-то подобное. Или то самое дело с Эффламеной. В любом случае… Арзюра это вряд ли касалось, а захотят договорить — так Танет вернётся. Он едва вслух не фыркнул, поймав себя на этих мыслях. Захотят они поговорить, как же. Вернётся он, держи карман… — Иди отдохни, — неожиданно заговорил Танет, когда они отошли на пару шагов. — Сейчас мы всё равно никуда не уедем. — Ага. — Арзюр подавил желание по-детски уткнуться лбом ему в плечо. — Темно. И правда, пойду, а то ещё Бервин прицепится… Танет только брови приподнял, и Арзюр чуть насупился. Их с Бервином отношения хорошими не были никогда; сказать по правде, до того трижды клятого Западного Турнира они никакими не были, и это Танет наблюдал в течение всей их жизни в Доме. Но вот того, после чего Арзюр скрипел зубами при одном упоминании Бервина, Танет уже не видел. И не знал — если, конечно, сам Бервин не успел ему покаяться, но это очень вряд ли. А рассказывать… Тогда Арзюру очень хотелось Танету написать и пожаловаться. Вот прямо так, пожаловаться, наябедничать, по-детски и глупо. Гранд его от этой мысли отвлёк, и письмо так и не сложилось, а рассказывать сейчас будет не только по-детски и глупо, но и очень недальновидно. Зная Танета, тот после этого рассказа попросту забудет о том, что у него вообще когда-то был младший брат по имени Бервин де Бэалах, а у них Дома в соседних землях стояли, и ссорить лордов этих Домов на пороге войны… Арзюр, может, и повредился два года назад спиной, но не головой. — Ты сам отдохни, — проговорил он. — Скакать нам полдекады, и это в лучшем случае. Танет уставился куда-то в пространство коридора. Арзюр вздохнул: — Я знаю, что ты скажешь. То есть, что ты ничего не скажешь, даже если устанешь как… не знаю, кто. Поэтому хоть сейчас — иди отдохни, а? — Отдохнуть впрок нельзя, Арзюр. — Ладно, он будет считать, что слабая улыбка в этом голосе ему не показалась. — Да ты уже хоть как-нибудь отдохни, — пробормотал Арзюр. — Пожалуйста. И заковылял прочь, отчего-то совсем не желая слушать ответ Танета, каким бы тот ни был. Всё-таки оставалась ещё куча вещей, в каких Арзюр оставался бессилен. И оставался бы, даже не получив тогда бревном. Ладно. Завтра будет легче. Завтра будет дело, дорога и совсем другие проблемы. Лишь бы успеть. Лишь бы с мелкими всё было в порядке. *** В комнату только и вмещалось, что кровать да сундук, у которого гранд с тихим ворчанием свалил сумки. Лина стянула плащ, обхватила себя руками — замёрзла. Но дело, наверное, было в том, что камин им только разожгли: в пути она почти не чувствовала себя плохо. Кровати должно было хватить на двоих. Если бы они возвращались втроём, пришлось бы туго, но… — Гранд, — тихо позвала Лина, — если… Если вам неудобно, я могу лечь на полу. Тот резко обернулся, и Лина с трудом подавила в себе желание попятиться, а лучше — сбежать. В дороге они почти не разговаривали: она никак не могла сформулировать то, что чувствовала, а он… либо не замечал, либо, помня девиз, не торопил. — Ты что такое говоришь-то? — пробурчал гранд, нащупывая кошель на поясе. — Всё мне удобно. Есть хочешь? Она сглотнула. — Нет. Это не… И прикусила язык. Ей отчего-то стало не так страшно нарваться на очередную отповедь о том, что же в глазах гранда д’Амнеда чего стоит, нет. Её вдруг испугала возможность его расстроить. И так уже он из-за неё… — Значит так, — заговорил он негромко и весомо, — я — вниз. А ты ложись спокойно. Нет так нет, но уж кусок хлеба я для тебя найду. И вышел. Лина, послушно скинув шаль и жилет, забралась на кровать к самой стенке. В Призме они с девочками делили одну спальню на всех, но хотя бы лежали отдельно, а тут… Ей не хотелось стеснять гранда. Совсем. Стукнула дверь, гранд присел на кровать и действительно протянул Лине кусок хлеба. С сыром. — Ешь, говорю тебе. Мы едва с дороги, ещё мне не хватало, чтоб ты тут от голода бессонницей маялась. Сама же ни за что не встанешь и не попросишь. Она молча приняла угощение, куснула. Есть действительно не хотелось, но он был прав. — Гранд, — тихо позвала она, дожевав хлеб и запив его водой из кувшина, — вы сказали, что… Что война будет, но я ни при чём. Но я подумала… Просто… Если бы я не напросилась к вам, вы могли бы не вмешиваться. Я просто… хотела извиниться. Он в упор уставился на неё, и пусть взгляд его всё ещё немного пугал, но своего отводить Линед не собиралась. Поздно уже было что-то менять, но тащить этот груз дальше, промолчать — нет, это было выше её сил. — Я скажу тебе две вещи, Линед, — негромко начал гранд, вдруг явно смягчаясь. — Вещь первая — Призма давно засела в глотке в том числе и мне, пусть даже исключительно из соображений торговли, и если бы ты ко мне, как ты выражаешься, не напросилась, я бы в это всё равно ввязался. Из собственных интересов. А во-вторых… Я уже говорил тебе, кажется, в этой же гостинице — ты ребёнок моего Дома. Поэтому даже не бери в голову, поняла? Я вмешался и не стану скрывать, что частично и впрямь из-за тебя, но кем бы я был, если бы этого не сделал? Не сделал бы, уже пообещав тебе защиту и всё остальное? Об этом лучше подумай. Не выдержав, она закрыла глаза, натянула на плечи одеяло. Гранда было сложно понять, и даже сейчас она не знала, как относиться ко всему сказанному, но ей всё-таки стало легче. — Почему? — тихо пробормотала она, подтягивая к груди колени и утыкаясь в них подбородком. — Вы так легко меня приняли, вы… Вы же меня даже не знали. И вдруг… Он раздражённо вздохнул, но на этот раз она не испугалась. К этому его раздражению, ворчанию и всему остальному она уже успела попривыкнуть. — Я, Линед, — заговорил он, — всегда ценил у своих детей находчивость и умение находить выход из сложных ситуаций, знаешь ли. И… даже не то, что ты в принципе сбежала из Призмы, а то, как ты это сделала, говорит только о том, что умение это у тебя есть. И, пожалуй, всегда было. И я, честно признаться, жалею, что в твои двенадцать в Школе не обратил на тебя внимания. Ложись спать, час поздний. Почти оглушённая его словами, Лина послушно вытянулась под одеялом, стараясь не задеть ткань намазанной кремом рукой. Гранд лёг рядом — разумеется, не раздеваясь. Свет от камина шёл слабый, усталость вдруг показалась почти приятной, веки закрылись сами собой. — И да, — пробурчал гранд. — До дома доберёмся — дашь уже, наконец, присягу. Тегана вон возьмём в свидетели или Майре, посмотрим. А то мы и так безобразно с этим затянули. Спи. Лина тихо улыбнулась. — Обязательно. Минутой назад она бы ещё рассыпалась в благодарностях, но теперь… Теперь знала — это будет лишним. *** Тех, кто обидел не со зла, Тех, кто насмешки не сдержал — Пусть не поглотит злая мгла, И не накроет пенный вал. Кто ненароком подожжён От негасимого огня — В безумном кружеве знамён Прошу я всех простить меня. Звук лютни оборвался на фальшивом звоне струн, и Эрванн прикрыл их рукой, заслышав шум, стук копыт, тихие голоса. Он отложил инструмент, осторожно и бережно, чтобы почти неслышно ступая по едва подсохшей земле, подойти к воротам. Стук — негромкий, но настойчивый — застиг его в паре шагов от бревенчатой калитки. — Кто там? — почти зло отозвался он, не зная, кого хочет — или не хочет? — увидеть. — Эрванн, не откажешь старшему брату в крыше над головой? Губы, вопреки его воле, чуть дёрнулись уголками вверх, руки потянулись к засову. Внутри, на самом дне души, мелькнула какая-то искра не то облегчения, не то... разочарования? — но Эрванн старательно выбросил эту мимолетную мысль из головы. Сожалеть давным-давно уже слишком поздно. Ворота загрохотали, распахиваясь. Тогда... в тот день — он оставил их открытыми, уж больно во вьюгу они скрипели, трещали от порывов ветра, бряцали железными петлями — проще было распахнуть. Теперь он боялся чего-то больше, чем залётных аргоадов. Кого-то. Но это был всего лишь Бриан, а с ним — двое детей его Дома. Спешившись, Бриан подошёл к нему, внимательно заглянул ему в глаза, но секунду спустя тревога ушла с его всегда приветливого лица. — Давно тебя не видел, — улыбнулся он и потянулся обнять Эрванна. Тот, чуть помедлив, распахнул руки в ответном объятии, с внезапной отчётливостью и удивлением понимая — скучал. Не видел почти десять лет и... действительно соскучился. — Ну, полно, — тем не менее отозвался он ворчливо. — Представь мне лучше своих детей. Девица, ещё не спустившаяся с лошади, отчего-то вздрогнула. У неё было красивое лицо — Эрванн отметил это мимоходом, красивое — но было в нём что-то неправильное. Он не мог сказать, что — и мысленно отмахнулся. Кого Бриан взял в Солнечный Свет — ему виднее. Парень был... другим. Эрванн в первую секунду едва подавил дрожь — было что-то знакомое в прямой спине, изящных движениях и пристальном почти до дрожи взгляде раскосых глаз. Просто показалось — на счастье. — Эрлесса Артизар де Бадвин и принц Юзуру Ханю, — коротко пояснил Бриан. — Добро пожаловать в моё поместье, лорды и леди. Я эрл Эрванн де Карадек. Успевшая спешиться Артизар коротко и скованно присела в реверансе, Юзуру склонил голову. — Там конюшня, незаперто. Лошадей поставьте, — бросил Эрванн, разворачиваясь к дому. — Пойду скажу, чтобы вам постелили в гостевых и натопили хорошенько, по ночам всё же подмораживает. Дело шло к вечеру. Эрванн ужинал без особого аппетита — как и всегда в последние дни, кусок не лез в горло. Он злился на себя, с трудом сдерживался, чтобы не швырнуть в досаде вилку на стол, но было бы невежливо расплескивать свою ярость при гостях. Они не были виноваты в том, что творилось у него на душе. — Артизар, Юзуру, на вашем месте я бы ложился спать, — негромко сказал Бриан, когда тарелки остались пусты. — Дорога предстоит ещё долгая. Брат говорил так почти всегда — спокойно, тепло, не настаивая — но, тем не менее, его слушались. Слушался сам Эрванн, даже когда сила ещё хлестала через край, в детстве, когда хотелось не спать круглые сутки, пропадать на тренировочной площадке, носиться по всем окрестностям замка Чистого Серебра... Те годы давно прошли. Эрванн чувствовал себя старым, глядя на то, как почтительно кивает им обоим Юзуру, как оправляет юбки и так же нервически раскланивается Артизар. — Спите крепко, — сказал он им почти вслед. — Здесь беспокоиться не о чем. «Каждый всё равно найдёт, о чем беспокоиться. Стены не способны исцелять». — А ты сам? — спросил Эрванн у брата, когда они остались одни, и тот улыбнулся: — Ты же помнишь, я всегда плохо спал. Часа четыре от силы — и бессонница. Я тебя ещё не утомил? — Спрашиваешь тоже... — буркнул Эрванн, пряча улыбку, которая снова невольно просилась на лицо. Они пересели к камину в зале, прихватив ковш с вином и кружки — две кружки. — Как ты тут живёшь? — спросил Бриан, глядя в огонь. — Обычно. Живой, как видишь. Бриан цепко вгляделся в его лицо. — Потом скажешь. Если захочешь. Эрванн удивлённо вскинул брови: — Если тебя что-то интересует... — Не только меня. — Бриан почти прошептал, и в глазах его мелькнули лукавые искорки. — Ещё с полчаса лучше говорить о погоде. *** Аркуэр внимательно осмотрел доставшееся ему стойло, шумно втянул воздух и мотнул головой. Юзуру не удержался от смеха и потрепал коня по мокрой шее. А после, сдавшись сам себе, и вовсе обнял: — Ну тише. Что тебе тут не нравится, хотел бы я знать? Не говори, что предпочёл бы среди ночи ещё невесть сколько времени тащиться под этим дождём. Аркуэр вздохнул, но через пару мгновений волос Юзуру коснулись его губы. Он отступил на шаг, глянул в поилку — должно хватить. Идти в постель, не проверив коня, он не мог. — Не капризничай. Всё здесь хорошо. — Ты думаешь, он тебя понимает? — Артизар, ждавшая у двери уже минут пять, нетерпеливо переступила с ноги на ногу. Юзуру стиснул зубы, но ответил спокойно: — Я знаю, что понимает. Пойдём. Он хотел ещё добавить, что иногда Аркуэр казался ему поумнее некоторых людей, но не стал. Во-первых, Артизар бы непременно спросила, каких именно. Во-вторых, слишком велико было сковывающее его напряжение. Уткнуться бы сейчас в чужое плечо и не думать, не думать, не думать. Ни о чём. И особенно… — Следуйте за мной, пожалуйста, — прервал его размышления невесть откуда взявшийся слуга. — Эрл де Карадек приказал подготовить для вас гостевую комнату. То, что комната оказалась одной на двоих, Юзу понял уже за дверью. Непозволительная невнимательность, конечно, но… ладно. Здесь врагов нет. На столе красовался кувшин с водой — Юзуру скользнул взглядом и отвернулся. Кровати разделяла какая-то створчатая перегородка. Артизар заинтересовалась: — А что это?.. — Эрл привёз это с востока. — Слуга говорил с такой гордостью, будто сам привёз что-то с востока, хотя вряд ли. — Говорит, что это называется «ширма». Сам не знал, зачем, просто ему понравилось. — А теперь пригодилось. — Юзуру выдавил улыбку, разглядывая драконов и каких-то незнакомых ему птиц, причудливо сплетавшихся на створках. — Спасибо вам… простите, как ваше имя? — Дианах. — Тот чуть поклонился. Юзуру прикрыл глаза. Сейчас, сейчас… сейчас он окажется на своей кровати, и за этой… ширмой можно будет уже не держать лицо. Какое полезное изобретение. — Спасибо, Дианах, — проговорил он как мог ровно. — Если можно, оставьте нас. Возражений от Артизар не последовало, и Дианах, снова поклонившись, исчез. Юзу шагнул к кровати, молча прилёг, зарылся лицом в подушку и закрыл глаза. Всё. Они проведут здесь ночь, а потом… Сколько отсюда до поместья? Полсуток? Чуть больше? По снегам было дольше, по грязи… проклятье. Он поймал себя на мысли, что понятия не имеет: ему страшнее задерживаться или ехать быстрее. Он же не знает, что ждёт его дома. То есть, ждёт «что» — чёрные известия — или всё-таки «кто» — Дерри, не нашедший единственного бога, в которого верил. Хотелось встать, найти гранда и просто… побыть рядом. Посидеть молча, глядя в огонь, как накануне на постоялом дворе — им не было нужды говорить об этом, они боялись сейчас одного и того же, они знали это — и тянуло… но гранд заперся с Карадеком в зале, и нечего было даже пытаться их тревожить. Боги. И даже мысленно не попросишь: «Живи, пожалуйста». Даже у него и даже у Бриана нет, не было и не будет права на такую просьбу. Эндро, будь милостива, позволь хоть уснуть… Шорох с той стороны, где стояла кровать Артизар, сменился короткой тишиной, затем — негромкими шагами, и Юзуру открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как она подходит к нему с явным намерением потрясти за плечо. Он сел: — Что? Артизар, состроив неопределённо-озорное выражение лица, кивнула на дверь. Юзу поднял брови: — Ты мне прогулку предлагаешь? В такую погоду и вечером? — Да не прогулку, — отозвалась она чуть раздражённым шёпотом. — Стены здесь ты сам видел, это не замок. И двери… Может, удастся что-то услышать. Он уставился на неё в упор, на мгновение лишившись дара речи. — Артизар, звезда моя, — вырвалось у него, — ты это сейчас всерьёз? Пол под ногами дрогнул, но Артизар сдержалась, лишь процедив: — Не называй меня так, хорошо? — Это просто значение твоего имени. — Юзуру прикусил щёку изнутри. — Но… хорошо. Имя её… бывшей грандезы означало то же самое, пусть и на немного другом языке. Так что, пожалуй, и впрямь не стоило. Юзуру перевёл взгляд на дверь, тактично делая вид, что не замечает, как Артизар касается правой руки. И поспешно заговорил вполголоса: — Ты что же, считаешь, что гранд… непредусмотрителен? И даже не предположит, что ты попытаешься подслушать? Так вот: он предполагает. Ничего важного они с Карадеком в ближайший час не скажут. Я не советую тебе тратить время. Она с сомнением прикусила губу, но через несколько мгновений упрямо тряхнула головой: — Я всё же попытаюсь. Иногда выводы можно сделать даже из простых слов. Юзуру подавил вздох. Год, год они были в одном Доме, а она… но ладно. Он поднялся, мимоходом порадовавшись, что не успел разуться. Артизар хмыкнула: — Не хотел же идти? — А я и не хочу, — парировал он. — Но так будет лучше. Объяснять, почему лучше, он не стал. Да и… честно сказать, гранда просто хотелось даже не увидеть, но хотя бы услышать. Тихо подкравшись к двери в залу, Артизар прижалась к ней ухом. Юзуру встал в стороне, скрестив на груди руки. На самом деле он, наверное, даже был благодарен — это отвлекало. — Замечательный табак. — Бриан с явным наслаждением выдохнул дым. — Восточные запасы? — Прокуришь мне тут всё… — с явно напускным ворчанием отозвался Карадек. — Запасы, запасы… Вёз и о тебе думал. В голосе его угадывалась насмешка, даже почти издёвка, но Бриан только рассмеялся в ответ: — Я ценю. Кстати, и ужин отличный. — Да-да, ты ещё меня за вино поблагодари, за кров и другое гостеприимство, — продолжал весело ворчать Карадек. — Заезжай почаще. — Я сделаю вид, — послышалось журчание: кажется, гранд подлил себе вина, — что не услышал в твоих словах упрёка. Возможно, ты дождёшься меня летом, особенно если Эндро пощадит, наконец, твои земли. Карадек коротко вздохнул — Юзуру даже не был уверен, что ему не показалось. — Да, ты прав, старший. Не весна, а божье издевательство. А между тем, месяц Дождя давно уже закончился. И Снега. И Ветра. И Мороза… что я там забыл?.. — Погода? — неверяще прошептала Артизар, отлепившись от двери и уставившись на Юзуру. — Они что, действительно говорят о погоде? Юзуру медленно улыбнулся — и в то же мгновение распахнулась дверь. Артизар, конечно же, отшатнулась, отшатнулась с видом одновременно досадливым и виноватым. Бриан, появившийся на пороге, молча глянул на неё, затем — на Юзуру, и тот только качнул головой, не прекращая улыбаться. Бриан знал его много лет, знал так, как знали ещё… только два человека во всём мире, и пусть сейчас, кажется, чуть-чуть упрекал, всерьёз явно не сердился. А с упрёком Юзу потом разберётся — просто перескажет их с Артизар разговор. Он пытался. И вообще пошёл с ней, чтобы она не сталкивалась с Брианом одна. — Про… — начала было Артизар, но гранд её перебил — перебил очень спокойно и с мягкой улыбкой: — Я бы предложил вам лечь спать. Время позднее, а дорога короче не станет. И скрылся за дверью. Артизар, нервно выдохнув, покосилась было ему вслед, но всё же послушно повернула обратно к их комнате. — Молчи, — прошептала она, едва зайдя. — Просто молчи, Юзуру. — Я и не собирался ничего говорить, — слукавил он, снимая, наконец, сапоги. — Кроме того, что я теперь им завидую. Я бы не отказался от вина. И от табака, пожалуй, тоже. Артизар, перестав кусать губы, удивлённо уставилась на него: — Не припоминаю тебя с трубкой. — Иногда… бывало. — Он прикрыл глаза, старательно отгоняя от себя воспоминания о тех моментах, когда действительно одалживал у Бриана трубку на несколько минут. Последний раз был слишком давно, да и гранд с тех пор перешёл на другой табак, от которого горло драло, даже если просто рядом дышать. — Знаешь, гранд ведь прав. Время к ночи, давай укладываться. Артизар, не сдержав тяжёлого вздоха, ушла за ширму. Юзуру лёг, набрасывая на себя одеяло. Капли стучали по крыше, сна не было ни в глазах, ни в мыслях, зато тревога… нет, попросту страх — казалось, заполнил всё его нутро. Он попытался было напеть себе знакомый мотив, даже без слов, но тут же оборвал себя. Без Дерри рядом это не подействует, да и… неправильно было именно сейчас убаюкивать себя этой колыбельной. Да и до Дерри с ней Юзуру бы не дотянулся, даже владей они оба искусством чтения мыслей, как некоторые редкие чародейки. Он закрыл глаза и сжал кулак под одеялом. Пожалуйста. *** — Теперь-то точно спать ушли? — Собственная улыбка казалась Эрванну неудержимой. — Будем надеяться. — Бриан с трудом сдержал смех, но тут же посерьёзнел. — Да ушли, ушли. Артизар, должно быть, места себе не будет находить ещё очень и очень долго. — А Юзуру? — А он и не подслушивал. — Бриан развёл руками, хитро прищурившись. — Юзуру давно и хорошо знаком с обычаями Солнечного Света. — И принял твой девиз? — прямо спросил Эрванн. Искры в глазах Бриана поблекли, и он тяжело опустился на соседнее кресло. — В известной степени, — уклончиво ответил он. — Во всяком случае — в достаточной. Эрванну показалось, что перед ним выстроили невидимую стену, на вид тонкую, но несокрушимую. «Дальше нельзя», — он понял это и принял, переводя разговор на другую тему: — Если не секрет... что вы на Севере-то забыли? Бриан выдержал короткую паузу, но всё же ответил: — Был Совет. Эрванн с трудом удержался от присвиста. — Без королевы? Давненько такого не случалось, даже и при ней, а чтобы сговорились главы Домов... Постой, кто там был, кроме вас и... Звёздного Льда? Он успел поправить себя в последний момент, наперегонки с лихорадочным осознанием того, что Танет... побери его ледяные призраки, явно не просто навещал своих близких. «Да и зачем ему вовсе было их навещать?» Бриан внимательно посмотрел на него и едва слышно вздохнул. — Солнечный Свет, — отставив кружку, он принялся загибать пальцы. — Соколиная Дубрава с Латными Рукавицами. Лесные Озёра и Золотой Плющ. Не обошлось, конечно, и без Тихой Песни. — Ты никого не забыл? — охрипшим в мгновенье голосом спросил Эрванн, и Бриан ответил ему долгим взглядом, прежде чем, вздохнув, потянуться к дорожной сумке, стоявшей тут же, у кресла. Небольшой деревянный тубус для бумаг скрежетнул крышкой, и под пальцами Бриана зашуршал желтоватый лист. — Читай. Эрванн пробежал глазами текст, хмыкнул. — Вот как, коалиция... И отказалась только Тихая Песнь. А остаются... Можно было и не говорить этого вслух. — Я решил, что ты будешь хорошим кандидатом, — заметил Бриан. — Ты прирождённый воин, ты любишь своё ремесло и многому можешь научить детей... детей Домов. И все главы Домов проголосовали за тебя. — Вот как, — рассеянно отозвался Эрванн, едва ощутимо поглаживая подушечкой пальца чуть шероховатую бумагу, замаранную чернилами. — Вот как... — Все из них. Все... Эрвиг. Эрванн вскинулся так, что испугался сам себя. — Не называй меня так! — Горло сдавило. Это была бессознательная, секундная вспышка удушающего гнева за то, что кто-то пересёк черту, за которую Эрванн не пускал никого. Даже старшего брата. Бриан смотрел на него спокойно, с почти детской любознательностью и... проницательностью. — Если не хочешь — не буду. Эрванн хрипло выдохнул. — Извини. Но у каждого... — Есть что-то, что строит из него того человека, который он и есть, — неожиданно проговорил Бриан. — Иногда этот кирпичик достают из кладки, и тогда весь дом начинает ходить ходуном. Кружка в руке Эрванна тоже заходила ходуном — он не сразу понял, что намертво её стиснул. — Разве тебе есть дело? — как можно спокойнее спросил он, но Бриан не отвёл взгляда, даже когда Эрванн уставился на него почти в упор. — Вспомни мой девиз. — Спасибо, — фыркнул Эрванн, — обойдусь без лучей. И так хорошо. Вот только... зачем это тебе нужно? Зачем нужно всегда? Почему бы просто... — Не успокоиться? — Бриан улыбнулся одними уголками губ, но глаза сделались печальны. — Я не для того брал свой девиз. И на твоём бы месте... — Ты не на моём месте, Бриан. — Эрванн процедил это почти зло, во всяком случае раздражённо. — Ты не знаешь… — Да. Я мало что знаю. — Бриан неотрывно смотрел на огонь. — И я считаю, что многих ошибок можно было бы избежать. И собраться снова. И быть счастливыми. — Ты не понимаешь, — упрямо повторил Эрванн. — Тебе никогда не приходилось... — Поверь, — перебил его Бриан, и от его вечной мягкости не осталось и следа. — В мой Дом не приходят те, кто не видит нужды в девизе. В мой дом, увы, не приходят с целой душой. И я слишком, слишком многое понимаю, хотя видят боги — не хотел бы. Прошёл бы мимо и убедил себя, что показалось. Раз, другой, третий… Эрванн не выдержал, схватил его за руку: — Не продолжай. Бриан посмотрел на него безумно усталыми, мгновенно выцветшими глазами. Он был старше Эрванна лет на пятнадцать, может — и больше, они не помнили, не считали нужным это помнить. Просто Бриан был старшим — мудрым и спокойным, Эрванн — вечно порывистым младшим. — Я не сваха, Эрванн, и не Эндро, чтобы сводить судьбы. Я больше ничего не скажу тебе, потому что вижу — сейчас это бесполезно. Может — бесполезно всегда. Знаешь... я ужасно устал. — От чего? — спросил Эрванн почти шёпотом, стискивая крепче его ладонь. — Я устал пытаться что-то менять. Я вижу, сколько вокруг несчастных людей, изломанных душ, разбитых судеб. И нет такого клея, чтобы скрепить их вновь, нет лекарства, чтобы их исцелить. Иногда я говорю себе — мне показалось, потому что иначе можно сойти с ума, потому что и без того я не знаю, могу ли я хоть что-то сделать, чтобы изменить хоть чью-то жизнь к лучшему. Глаза Бриана предательски блеснули. Эрванн чуть подался навстречу, ловя его взгляд. — Ты спас меня. Тогда. После... ты понял. Никто бы, кроме тебя, не спас. В тебе есть свет, Бриан, как ни в ком другом, из всех, кого я знал. Огонь… — он невольно закусил губу, — огонь вспыхивает ярко, сжигает всё на своём пути, поглощает сам себя, а свет остаётся посреди самого страшного мрака, и никакой тьме не под силу его поглотить. Эрванн не знал, помогли ли его слова — в следующее мгновение Бриан справился с собой и только скупо кивнул, словно стыдясь мгновения откровенности. — Спасибо, брат. Иногда это нужно услышать, чтобы знать — в этой жизни ещё остался какой-то смысл. *** — Да зачем тебе? — в третий раз за утро спрашивала Изельд, помогая Арзюру навьючить Ибиля. — Просто попросил бы нас с Гюрвигом, мы бы там поболтали, гранд в прошлый год брал нас с собой, зачем тебе самому-то? Арзюр молча врылся в земляной пол костылями. Если в первый раз он коротко ответил: «Надо», а во второй сделал вид, что не услышал, то теперь стало ясно: без аргументов Изельд не отстанет. — Ну ты представь, если бы это были твои подопечные, а? — пробормотал он. — Ты бы не поехала? Изельд закусила губу, явно не зная, как бы ответить так, чтобы его не задеть: — Поехала бы… — Ну и всё. — Он улыбнулся, хотя вышло, наверное, криво. — Изельд, война у дверей, я не знаю, что в Сером Городе происходит, а если из Школы сейчас всех начнут забирать… Он оборвал себя. Всё, хватит. Гранду он вчера всё объяснил и повторять это не хотел. Даже для Изельд. Сама поймёт, умная. Она упрямо подняла подбородок, но тут из-за бока своего Гроаза вышел Гюрваль и, сжав плечо Изельд, чуть качнул головой. Та вздохнула, но продолжать не стала, быстро прижалась виском к груди Гюрваля и отстранилась. Арзюр коротко и благодарно улыбнулся. Разговаривать не хотелось, хотелось ехать. Танет, ждавший их около своей лошади — белой, южной, интересно, как вообще выжила? — хранил молчание, только иногда бросал едва заметные взгляды на замок. Арзюр невольно вспомнил, каково стало дома, когда он уехал строить свой, и закусил губу. Нет, нет, не надо об этом, а то ещё… — Ну? — Гюрваль подошёл почти незаметно, дёрнул подбородком. — Готово всё, давай подсажу. Арзюр отрывисто кивнул — сам бы он, естественно, в седло не влез — и уже сделал шаг к Ибилю, но в последнюю секунду замер, разглядев фигуру гранда на дорожке, ведущей к конюшне: — Подождите. — А? — Изельд обернулась. — О… Надо же. Арзюр пожал плечами. Его тоже немного удивляло, что гранд решил их проводить — или, может, дать последние наставления — но раз уж решил, значит, нужно было его дождаться. Даже если немедленный отъезд казался важнее. Хорошо ещё, Бервин в такую рань обычно дрых как подстреленный, а то точно вылез бы, раз уж почти все собрались. Ещё не хватало. — Доброе утро. — Арзюр поздоровался первым, хотя Изельд и Гюрваль опоздали с приветствием лишь на пару мгновений. Танет промолчал. — Что-то случилось? Он был почти уверен: случилось, и им надо знать об этом перед поездкой. Или вовсе не ехать… Пальцы сами вцепились в костыли, и Арзюр мысленно выругал себя на аргоадском. Нельзя думать о плохом, нельзя, нельзя! А то ещё сбудется… — Доброе, доброе, — отозвался гранд, оглядывая с головы до ног всех по очереди. — Нет, за одну ночь ничего не произошло. Но, учитывая то, куда ты собрался… Не договорив, он быстро откинул в сторону полу плаща Арзюра; ткань камзола на мгновение натянулась под его пальцами, и в рассветных лучах тускло блеснуло чуть потемневшее от времени серебро. — Чтобы твои слова имели больший вес, — проговорил гранд, напоследок осторожно похлопав Арзюра по плечу — тот стоял, застыв и забывая даже моргать. Не каждый день, в конце концов, тебе на грудь прикалывают брошь дофина Дома. Брошь, считай, второго в Доме человека. Брошь того, кто имел право говорить от имени главы Дома и самого Дома. Того, кто… кто возглавит Дом, когда… когда… Под сердцем заныло, горло сжалось так, словно кто-то на нём петлю затянул, и Арзюр, издав какой-то совершенно неподобающий, можно даже сказать, недостойный звук, беспомощно оглянулся на Танета и увидел, что тот улыбается. Ему это снится, точно, он наверняка спит ещё. Хотя, честно сказать, никогда ему не снилось вручение ему броши — ни до, ни после Турнира, разломавшего надвое его жизнь и почти надвое — спину. Гранд, тоже улыбнувшись — мягко, не совсем привычно как-то — молча развернулся и зашагал обратно к замку, кто-то из коней коротко заржал, а Арзюр всё так и стоял, едва чувствуя ноги и не зная, куда теперь себя деть. — Да-а-а… — раздался весёлый голос Изельд. — Ну, да здравствует наш дофин… Фраза была откуда-то из списка традиций да ритуалов, и её следовало бы произносить всем детям Дома, если бы брошь Арзюру нацепили как полагается, в более торжественной обстановке. Боги, спасибо гранду, что этого не произошло. Что всё случилось вот так — на ходу, просто, при близких. Жаль, Эйлиг не видела, ну да ничего, он вернётся — она порадуется. Давно ли они это обсуждали? Третьего дня… кажется… или чуть раньше… Краем глаза он увидел, как беззвучно шевелятся губы Танета — похоже, шептал он то же самое, что Изельд — и в это самое мгновение его вдруг отпустило. Исчезло куда-то ощущение невозможности происходящего, появилось спокойное твёрдое чувство правильности — всё так, всё как надо, и это действительно необходимо для того, чтобы в Школе всё прошло гладко, а сам гранд останется грандом ещё на долгие годы, так что всё в порядке. Всё хорошо. На языке завертелось язвительное: «Не очень-то я здравствую», но Арзюр, конечно, ни слова не произнёс. Зачем? — Само собой, — отозвался Гюрваль на слова Изельд. — В седло пусть лезет уже, ехать пора. Арзюр опустил голову, скрывая улыбку. Лучше просто не могло быть, право слово. *** Каждую ночь к принцессе Сирше де Руанед приходили кошмары. Из зеркальных стен вставали дрожащие тени, которых не разгонял мертвенный, гнилой свет из щелей. Тени обретали лица. «Принцесса дураков!» «И где теперь твоя хвалёная магия?» Она кромсала руки заботливо оставленным кинжалом, но магия не слушалась. Кровь каплями стекала на ледяной сверкающий пол, застывала разводами, и она билась об него головой и кричала, зная, что её всё равно никто не услышит. Или услышит та, кого следовало называть Хозяйкой. Она приходила, приносила каждый раз только одно — флакон с зельем, ставила на грязное зеркало под ногами. — Дайте мне поесть, прошу! — Это было раньше, когда Сирша ещё надеялась, получая всякий раз спокойный, холодный ответ: — Пока ты снова не пробудишь магию, ты будешь пить только зелье. И она пила его, а потом её тошнило всё на тот же пол, где она лежала бесконечные, несчитанные дни и часы. Рубашка пропиталась кровью и нечистотами, в воздухе застыл запах разложения, и казалось, что остаётся только перерезать себе горло. Но руки уже не держали кинжал. Как и всякий раз, Сирша проснулась в холодном поту, метаясь по кровати в блеклых предрассветных лучах, поначалу не понимая, жива она или мертва. В теле почти не осталось боли, к которой она привыкла за эти годы: целительница из Соколиной Дубравы знала своё дело на диво хорошо. Но и это поначалу казалось сном, за которым последует новый провал в кошмар. Руки дрожали, когда она одевалась — слабые, ни к чему не пригодные руки. В них не осталось ни силы, ни магии, просто дрожащие, изборожденные шрамами куриные лапы, и на одной — заживший ожог поверх сотни порезов. Когда Сирша коснулась его рукой, стало легче. Пока она умывалась, пока неловко застёгивала сзади пуговицы, вовсю разгорелся рассвет; пока дошла, придерживаясь привычно за стену, до главного зала поместья Соколиной Дубравы — все уже собрались. — Леди де Говэн, — поклонилась она главе дома, а та резко, но приветливо кивнула: — Проходи и садись, завтрак почти готов. И... просто леди Эффламена, хорошо? Сирша кивнула, стыдясь собственной робости. Когда принц... Танет уехал, оставив её на попечение целительницы, леди тоже засобиралась на Совет, вернувшись вместе с Аластаром только вчера, поздним вечером. Сирша не успела привыкнуть к её манерам, громкой речи, резкости, и приходилось постоянно напоминать себе — в этом доме ей не причинят вреда. — Наше слово крепко, как наши дубы, — с широкой улыбкой заверила Эффламена принца, когда тот уже садился в седло. — Мы с Алом вас нагоним, должно быть; может, чуть запоздаем, но я скажу Кору, чтобы заботился о Доме... и обо всех, кто поручен ему. Здесь нечего бояться. Тихое, тёмное, основательно сколоченное поместье из дубового дерева, тёплые одеяла, жарко растопленный камин, негромкие слова и мягкие руки целительницы, так и не называвшей никому своего имени — вот чем запомнились Сирше эти полторы декады. Сейчас в воздухе чувствовались... перемены. Внешне всё было так же. Эффламена подтрунивала над Аластаром, тот смущённо отмахивался. Корантен, верный своему долгу, постоянно подливал Сирше тёплого отвара и пытался угощать её всем поочерёдно — еда была простой, но на стол выставили никак не меньше полудюжины блюд. Сирша медленно глотала яблочный пирог, сладкий и сытный, совсем маленькими кусочками. Кажется, не мутило. Спустя два года она всё ещё не могла нормально есть. На другом конце стола шушукались и пересмеивались две юные чародейки — Айла и Ина. Они, казалось, робели немного в её присутствии, хотя были младше едва ли на несколько лет, но иногда Сирше казалось, что от них её отделяет огромная бездонная пропасть. И не только от них. — Что-то всё нетронутое стоит, — чуть нахмурилась Эффламена. — Небось, догадками маетесь? — Нет, матушка, мы... ну... просто, — пробасил Аластар и столкнулся с ласковой усмешкой: — Тебя-то я знаю, ты, небось, даже у Карела не спросил, что это было такое, и молчал бы до тех пор, пока солнце не взошло из моря. Аластар виновато развёл руками, а другие дети Дома, позабыв про тарелки, выжидательно смотрели на свою леди. В их глазах Сирша и вправду видела искреннее любопытство, которое они тщательно и тщетно пытались скрыть, верные порядкам Дома. — Мы порешили, что каждый из глав Домов расскажет своим детям о решении Совета тогда, когда сочтёт нужным. И тем, кому сочтёт, но от вас у меня секретов нет. Чай, не разболтаете. Мы говорили о Хрустальной Призме. В горле заледенело, и Сирша дрожащей рукой потянулась к кружке с отваром. Ручка вывернулась из ослабевших пальцев, и под грохот, разорвавший тишину, тёмная травяная влага хлынула на стол. — Простите, — тихо выдавила Сирша. — Да не бери в голову, — махнула рукой Эффламена. — Кор, подлей принцессе ещё, за тряпкой потом сбегаешь. Тянуться снова Сирша не рискнула. — Так вот. Договорились мы о том, что всем Хрустальная Призма поперёк горла. Всем из-за разного, но допекло основательно. Гранд д’Армаэль предложил собрать союз, а там... посмотреть, что можно сделать. Вот и всё, никаких особых тайн. Любой бы догадался. — И грандеза де Мадарх? — тихо спросила Сирша. — Ну, её-то не позвали, так что думать и гадать она может столько, сколько ей угодно, кто ж докажет. Здесь доносчиков нет, верно? — Обижаете, матушка, — улыбнулся Аластар, и остальные закивали. — Пока я ничего им не обещала. Как и Латные Рукавицы. Если война начнётся — посидим, поможем, чем можем, а не то чтобы много чем могли, что с нас взять-то, разве что дубы. Над столом пролетели смешки, и Сирша смогла выдавить слабую улыбку. Громкий стук в ворота прервал беседу, разорвал соткавшееся было тёплое полотно. — Кор, сбегай-ка. Корантен послушно поднялся с места. Вернулся он спустя каких-то несколько минут, притихший, судорожно сжимая в руке конверт. — Гонец... попросил передать. Одежда без гербов. Объяснять и говорить не захотел, уехал сразу, на юг. — Давай-ка сюда. Эффламена вскрыла конверт столовым ножом и развернула вложенный лист бумаги. Кор смотрел испуганно, чародейки тянули шеи, только Аластар ждал внешне спокойно, но глаза поблескивали настороженностью. То, что дело плохо, Сирша поняла по ставшему до неузнаваемости спокойным лицу Эффламены. Та подняла глаза, обвела всех тяжёлым взглядом и молча показала им печать на протянутой ладони. Алый воск, и на нём — недремлющее золотое с белым око. — Грандеза Серен де Мадарх требует... — на последнем слове в голосе Эффламены прозвучала плохо сдерживаемая ярость, — требует выдать Великому Дому Хрустальной Призмы принцессу Сиршу де Руанед. На размышление — три дня. Дальше... Не было смысла продолжать. — Она не отступится, — услышала Сирша свой голос как со стороны. — Ей нужно отомстить. — Ей нужна принцесса. С тех пор, как Эйлинед де Паул сбежала от неё в Лесные Озёра. В другое время эта новость прозвучала бы радостным трезвоном колоколов, теперь — смертельным ударом палаческого топора. — Тогда тем более не отступится. Я... я пойду соберусь... спасибо вам... — Ты куда это? — раздался резкий голос Эффламены. — Думаешь, мы тебя выдадим? — Я... нет, я знаю, просто... — Мы дали слово — принцу де Дункеллу и тебе. Он вот через пару дней после нас должен был выехать, и что мы ему скажем? — Он поймёт. Он поймёт, что... силы были неравны. Эффламена скрипнула зубами: — Да, мы на один зуб Хрустальной Призме, думаешь, я не знаю? Если она привела сюда хоть половину своих сил, они нас в щепки разнесут. У меня есть двое рыцарей и две колдуньи-ученицы, а у неё их целое войско. Но пусть каждый в этом зале, — она, вскакивая, резко обвела стол рукой, — пусть каждый, кто не готов за мной пойти, встанет и выйдет, я осуждать не буду. А я сама останусь здесь, и проклятая Серен войдёт в моё поместье только через мой труп! Никто не пошевелился. Сирша замерла, растерянная, не зная, что сказать. Эффламена медленно подошла к ней и положила тяжёлую ладонь ей на плечо. — У нас нет ничего, кроме наших дубов, — тихо сказала она. — Кроме дубов — и нашей чести. И за это мы будем сражаться до тех пор, пока не умрёт последний из нас. — Нас ветер не сломит. — Аластар произнёс девиз их Дома негромко, но так весомо, что, казалось, всем стало чуть спокойнее. — Пошлите соколов, — отрывисто бросила Эффламена после мгновения тишины. — В Звёздный Лёд. А что до Рукавиц… — Я поеду, — тихо отозвался Кор и поднял голову, встречаясь взглядом со своей леди. Та кивнула: — А мы… мы будем готовиться. И ждать. Что бы ни случилось — мы станем сражаться.