I see the Fire in your Ice

И наступила тьма. (Из «Легенд о юности богов», рукопись из архива Великого Дома Тихой Песни)

Несмотря на то, что в Дом они приехали уже глубокой ночью, проснулась Линед рано — первые солнечные лучи только-только гладили крыши пристроек. Было тихо, слегка побаливала спина, но на это Линед легко умела не обращать внимания. Наскоро умывшись и привычно уже обработав руку, она тихонько спустилась на кухню — раздобыть чашку чая и чего-нибудь на завтрак — и замерла в дверях, глядя на Тегана, говорившего с одной из служанок. К стыду своему, Лина её совсем не помнила. — Вы простите, лорд д’Энспор… — сбивчиво частила женщина. Теган её перебил: — По имени, Ланвен, я же просил! Выкладывай, не дразни время. Та, казалось, растерялась ещё больше, но всё же заговорила — ещё быстрее, чем раньше: — Сынок у меня прихворал, лорд д… лорд Теган. Горячий весь, глазки слезятся… Я прибежала, чтоб сказать, я ж должна была сегодня… — Ты должна была, — тихо ответил Теган, — не бежать, а послать кого из соседей, чтоб передали. Можешь до выходных не приходить, лечи сына. И в следующий раз не спрашивай. Ланвен уставилась на него с таким изумлением, что Лине стало не по себе. Почему?.. — Благословят вас боги, лорд Теган, — прошептала Ланвен. — Как же вы… как же… я ж полдекады всего у вас проработала, я думала, просить не смею, а вы… — Да хоть день бы ты проработала… — Раздражение в голосе Тегана так явно походило на вечное ворчание гранда, что Линед едва не хихикнула. Теган тем временем полез в карман. — И на, возьми. На травы или еду… В счёт жалованья, если хочешь. А не хочешь — так просто так. Монеты тускло блеснули в утреннем свете, когда он передавал их Ланвен. Та поколебалась, но всё же приняла их, благодарно кланяясь, на что Теган только вздохнул. — Подожди ещё. — Он отошёл к угловому шкафчику, закрытому на ключ, отпер дверцу, вытащил какие-то флаконы… — Вот. Мой неугомонный младший, ты его ещё не видела, говорит, что это помогает от простуды. Я тут на всякий случай храню. Сам пил, правда помогает. Возьми тоже. Ребёнку… сколько ему там? — Три. — Ланвен поплотнее запахнула платок. — Года. — Значит, пять капель на кружку воды, — наставлял её Теган. — На вот такую кружку, — он приподнял одну из них, дождался кивка Ланвен и поставил на место. — Сейчас дашь, после полудня и перед сном. Не бойся, тут те же травы, и сам я его пил, и другие. Не отравим. Ну или просто возьми, Натаниэль вернётся — ещё сварит, не обеднеем. Иди себе спокойно, и если что — обращайся. Та, продолжая благодарить, боком направилась к двери, и Лина поспешно отступила, чтобы не мешать. Ланвен поклонилась и ей, но Линед даже не успела отреагировать — служанка быстро пересекла холл и исчезла за дверью. Теган уселся, вольготно облокотившись о спинку, и покачал головой: — Хоть бы спросила других, как тут у нас принято… Ладно. Растерялась, бывает. Тебе кофе? — Чаю. — Лина прошла, наконец, в кухню и тоже села за стол. — Если можно. Что, ещё никого нет?.. — Так петухи едва кричали. — Теган подвинул к ней поднос с чайником и чашками. — Келигу с женой ещё дочку кормить, Майре с Блейтом вообще позже всех спускаются… А ты просто птаха ранняя, или?.. В этом «или» Линед послышалось осторожное участие, и она улыбнулась: — Не знаю. После дороги долго спать не могла никогда. — Ну совсем как Нейт, — буркнул Теган, тоже улыбаясь. — Ты, кстати, знаешь, куда его понесло? У отца я вчера спрашивать не стал… Наверное, за этим что-то крылось — словно бы Натаниэль мог уехать в такое место, какое гранд и Теган бы не одобрили. Но… раз уж знала Лина, то тайны в этом явно не было — во всяком случае, точно не от Дома. — В Дом Тихой Песни. — Она почему-то отозвалась об этом с капелькой гордости, словно это её туда позвали. Теган присвистнул: — Мальчик вырос, н-да… Учиться? — Ну да, — удивилась Лина. — Книги читать. Там точно что-то полезное будет. Теган качнул головой, взялся вдруг за чайник и плеснул ей в кружку, потянувшись через стол: — Ты же просила. Пей. Хлеб поспел, ветчина есть, сыр, яйца… Яблоки. Жаль, огурцы пока хилые… — Теган. — Она уткнулась в кружку. — Спасибо. Я по утрам плохо ем, но… — Значит, сыр. — Он поднялся. — Пару кусков. Рассольный, самое то. Перед ней шмякнулась тарелка. Куски были каждый размером с половину её ладони и выглядели настолько аппетитно, что вдруг очень захотелось есть. Терпкий смородиновый чай приятно кислил, огонь весело трещал, пахло кофе и хлебом… Это место действительно казалось домом. — О, Эсквинн. — Теган радостно улыбнулся, поднимая один из конвертов — стол перед ним был ими почти завален. — Помнишь Эсквинн? Вы, кажется, вместе в турнирах не участвовали, но слышать ты о ней наверняка слышала. — Слышала. — Линед ответила после небольшой паузы: нужно было прожевать. — Кавалеза… как Сирша — принцесса, да? И на том же Турнире? — Ага. Закончила с турнирами и теперь тут живёт недалеко, в городе, — пояснил Теган, вскрывая конверт. — Герб Дома всегда на груди… о. Хочет нас навестить. Говорит, надо. В конце декады собирается, это хорошо очень… Соскучился я по ней. А уж если она говорит, что увидеться необходимо… Линед напрягла память и сознание, пытаясь понять, что бы это могло значить, но не преуспела. Теган дёрнул плечом, явно оценив замешательство на её лице: — Она же пророчица. Так что… Это всегда важно, я с юности знаю. Надо отцу сказать. Так… это про муку, это про рыбу… Он разбирал письма с какой-то невероятной скоростью, словно сам владел капелькой волшебства. Лина даже невольно засмотрелась. — Ты всегда всё на кухне делаешь? — поинтересовалась она, когда конверты были с необычайной аккуратностью разложены по стопкам. Теган снова пожал плечами: — Часто. Мало ли, кому что понадобится, особенно утром. Вот Ланвен, например. Да и сейчас Берта с Клерви спустятся, надо им быстренько сказать, что вы с отцом вернулись, опять же, разобраться, что подавать… За стол со всеми сядешь? Хоть вторую чашку выпьешь, если уж без завтрака… Он спрашивал всё ещё осторожно, но Лина этому не удивлялась — в конце концов, всё то время, что она провела в Доме перед отъездом на север, есть она предпочитала на кухне. Но точно не теперь. — Сяду обязательно. — Она кивнула. — Спасибо. — Да что ты всё «спасибо» да «спасибо»… — Он необидно фыркнул. — Не за что тебе меня благодарить. Не за что, понимаешь? — Нет. — Она допила чай. — Если я благодарна, то поблагодарю. Послушай, а… можно тебя попросить? — Ты сначала попроси, — Теган отхлебнул из своей чашки, — а потом посмотрим. То есть, да. Попросить — можно. Он опять улыбнулся — он вообще часто ей улыбался. Как она заметила, чаще чем Нейту, хотя между собой они были явно очень дружны. — Я так и не дала присягу гранду, — созналась она, сжимая чашку ладонями. Узор на правой был уже совсем бледен. — Сначала было не до этого, потом мы ехали вдвоём, свидетеля бы не нашли. Вот… Теган отставил чашку, смерил Линед взглядом и медленно кивнул: — Могла бы не спрашивать, позвали бы просто. И… Всему своё время, конечно, но «не до этого»? — Не до этого, — повторила Линед, уставившись в чашку. — Сначала дорога, потом — Север, Совет… А потом… ну я уже сказала… Теган вздёрнул брови, покивал, подпёр кулаком подбородок. — Совет, говоришь… Значит, это был Совет… Линед, я тебя тоже спрошу. Учти, отвечать ты не обязана. На Совете что было? Она зажмурилась. Похоже, гранд ночью не сказал Тегану ни слова, а раз так — имела ли она право ему хоть что-то рассказывать? — Кто, — поправила она. — Кто был на Совете. Все, кроме… двух Домов. — Ага-а-а, — протянул Теган. — Ладно, давай сделаем так, чтобы не ты мне рассказала, а я сам догадался. Призмы не было? И Скрытых Истин, наверное? Лина тихо вздохнула. В самом деле, он и правда… сам догадается. Рано или поздно. «Не прямо сейчас, но войны не миновать, — зазвучал в ушах голос гранда. — Кстати, и сами понять бы могли». И сами понять бы могли… Теган умён. Теган наверняка поймёт. И то, что знали они с Нейтом, но не старший сын Дома… Лине вдруг показалось это вопиюще нечестным. — Да, — выдохнула она, решившись. — Их не было. И не должно было быть. Особенно Призмы. Теган нахмурился. Одним глотком осушил чашку, поднялся, подошёл к Лине поближе, опустил руки ей на плечи. — Я не стану тебя допрашивать, — тихо проговорил он, глядя ей в глаза. — Но просто так д’Армаэль такой Совет собирать бы не стал. Я прав? — Прав. — Она на миг зажмурилась. — Это было не просто так. — Теган, — донеслось вдруг от двери, — оставь ты, ради Эндро, девчонку в покое. Да, мечом ещё помашешь… или там кухню полевую будешь обеспечивать, уж что сердцу ближе. Хотел за завтраком объявить, да что-то мы его никак не дождёмся. Так что налей мне кофе и иди займись делами, договорились? Теган, сначала чуть побледневший, быстро с собой справился и кивнул, выпрямляясь. — Извини, — бросил он Лине — она откровенно не поняла, за что. — Отец, — его руки быстро наполняли чашку, — Эска пишет. Собирается в гости. Тоже поэтому, да? — А ты как думаешь, светлая голова? — пробурчал гранд, входя в кухню. — Уж она-то сообразила наверняка, чем дело пахнет. Давай собирай всех, у Келига за дверью уже дитя орёт, так что скоро… Теган деловито протянул ему чашку и шагнул к выходу — и вовремя: Лина уже слышала шаги слуг с чёрной лестницы. На пороге он обернулся: — Присяга… — Позже, торопыга, — обругал его гранд. — Сказано тебе, сейчас завтрак, значит — сейчас завтрак. Иди давай. Теган почему-то улыбнулся и вышел, притворив за собой дверь. Гранд медленно прихлёбывал кофе. — С добрым утром, Линед, — буркнул он через минуту. — С добрым утром в этом Доме. Лина не сдержала улыбки — и едва уняла бешеную радость, увидев ответную. *** Серое небо давило на голову и на мысли, ветер безжалостно трепал волосы, плащи и гривы коней, и конечно же, казалось, что такая погода просто не может быть предвестницей чего-то хорошего. В землях Дома было спокойно, поместье издали выглядело так же, как и всегда, но всё это ровным счётом ничего не значило, ни о чём не говорило. Аркуэр, явно чувствуя тревогу Юзуру, сам шёл быстро, но тот всё равно едва сдерживался, чтобы не пустить его в галоп, оставляя позади гранда и Артизар. И если её он бы оставил сейчас без малейших угрызений совести, то бежать впереди Бриана права у него не было. Тот точно тревожился не меньше, однако же держал себя в руках. А значит, нельзя. Поэтому Юзуру просто поравнялся с ним, сокращая расстояние, и глянул исподлобья. Чтобы ощутить ответный взгляд, чтобы увидеть короткий кивок, чтобы его судорожный выдох поняли. — Трубку? — Бриан говорил тихо, за очередным порывом ветра Юзу еле его расслышал. Он мотнул головой: — Аркуэру это не понравится, вы же сами понимаете. И… простите, но то, что вы курите в последний год, вызывает у меня тошноту. Играть словами он на этот раз не хотел. Не мог. До дома оставалась какая-то жалкая четверть часа пути, а там… Бриан только улыбнулся, коротко и печально, и Юзуру отвёл взгляд. Да-да, в последний год, с тех пор как Дерри получил свой кавалерский обруч, и причин… прекратить свои поиски у него стало ещё на одну меньше. Руку свело судорогой, он вцепился в повод, склонился к шее и сжал челюсти до дрожи в затылке. Четверть часа, остаётся пережить только четверть часа неопределённости, а дальше в любом случае станет… не легче, но проще, потому что наступит хотя бы какая-то ясность. — Что с тобой? Их догнала Артизар. В её голосе слышалось… участие, тревога, и возможно, она даже говорила искренне, но этот банальный вопрос не вызывал ничего, кроме глухой тоскливой ярости. И неважно, кто его задал — Юзу, наверное, разозлился бы за него даже на Нейта. Не сейчас. И никогда, потому что объяснять он не мог и не имел права. — Всё в порядке. — Он выпрямил спину, стараясь успокоить себя необходимостью держать лицо. — Меня раздражает долгая дорога и эта погода. Домой хочется. Краем глаза он заметил, как снова улыбнулся Бриан. Да, гранд, потом меня похвалите, хотя не нужно. Артизар понимающе кивнула: — Мне тоже. Не люблю ветер. Юзуру промолчал. И чуть сжал колени — вслед за устремившимся вперёд грандом, ощущая слабую благодарность. Ворота перед ними распахнулись ещё тогда, когда они не успели доскакать до них. Не спешиваясь, даже не оглядываясь, Юзуру довёл Аркуэра до конюшни, глубоко вдохнул — и замер, ощутив, как из-за угла повеяло табаком. Он оказался на земле в долю мгновения, за угол завернул ещё быстрее и даже сам не успел осознать, как скоро вцепился в рукав Дерри, опускавшего руку с трубкой. Вцепился в рукав — и сгрёб в объятия, втираясь лицом в его плечо, до боли кусая изнутри щёки, бросая все остатки сил на то, чтобы не дрожать, не пугать его. Хотелось и смеяться, и плакать, и всё это по одной и той же причине: Дерри был здесь, Дерри был живой. — Устал? — Дерри ласково взъерошил ему волосы, и Юзуру зажмурился до чудовищной боли под веками. Весь он был в этом: всегда спросит, как ты, всегда вызовется помочь, а чтобы задуматься о себе… Хотя лучше бы ему и впрямь было о себе не задумываться. Кто знает, к чему бы это привело. Краем уха Юзуру услышал шаги Бриана и чуть крепче сжал пальцы на плече Дерри, зная, что гранд и увидит этот жест, и значение его поймёт. Пусть он посмотрит, правда, он же тоже переживал… — Не очень, — отозвался он как мог спокойно. — Мы не один раз на ночлег останавливались. А вы тут… как? Не дожидаясь ответа, он чуть отстранился, хотя и не убрал руку с плеча Дерри, и с напускной наглостью выдернул трубку из его руки. Затянулся, вернул, глядя в глаза, с безнадёжной радостью находя там какие-то искренние смешинки. Он мог, он всё ещё мог… — Спокойно, — мягко ответил Дерри, в свою очередь затягиваясь. Они редко курили вместе, и если это случалось, то… нет, не надо, не сейчас. — Хотя утром сокол прилетел, и теперь Трэсах с Рейзаном куда-то собираются… Юзу напряг память. Да, кажется, на последнем постоялом дворе гранд что-то наспех написал и отправил, но он не вникал. Надо будет спросить, но чуть позже. — Ну и пусть собираются. — Он снова уткнулся в плечо Дерри. — Ты бы знал, как я рад тебя видеть. Он чувствовал, что Дерри улыбается. Улыбается нормально, по-настоящему, а не так, как всегда и всем. Знал ли он, задумывался ли о том, что каждый раз, когда они расставались, Юзуру прощался с ним навсегда? Он надеялся, что нет. Не задумывался. — О боги, — раздался весёлый голос Артизар. — У вас есть своя комната. Юзуру дёрнулся, словно его ударили. Как… как она… как у неё язык… — У тебя тоже. — Себя он услышал как со стороны и даже не испугался того, сколько льда оказалось в его интонациях. — И… — Пойдём, Артизар. — Бриан, разумеется, немедленно и неумолимо взял её под руку. — Думаю, нам всем стоит отдохнуть с дороги. Он увёл её так быстро, что она даже возразить ничего не успела, а Юзу — хотя бы что-то рявкнуть ей вслед. Дерри снова взъерошил ему волосы: — И что ты реагируешь до сих пор? Не привык? Юзуру закрыл глаза. О них с Дерри, особенно тогда, когда на Турниры они выходили вместе, не распускал слухи только ленивый, иногда даже кто-то из Судейской Ложи смотрел с подозрением — кстати, что его изумляло, на него и Натаниэля так не смотрели никогда. И в конце концов с этими шуточками Юзу и правда… почти смирился: всем рот не заткнёшь, а объяснять, почему это омерзительно, он не имел права. Но слышать такое из уст того, кто носил на груди герб их Дома… Дерри обнял его поперёк лопаток, и только тогда Юзуру понял, что его трясёт. Проклятье. Не сдержался, не сумел… — Прости, — прошептал он, сжимая кулак — ещё немного, и ткань порвётся. — Всё хорошо. Лучше он вот так соврёт, чем… Ладно. — В самом деле, пойдём, — предложил он, наконец отстранившись. — Я устал, признаться. Дерри улыбнулся — снова нормально — и кивнул. На пути от конюшни им встретился Рейзан — с сумками наперевес. Сумки он опустил на землю, хлопнул Юзуру по плечу. Весёлый, улыбчивый — возможно, он действительно мог стать настоящим сыном Солнечного Света, с полным пониманием девиза, но если Юзуру хоть что-то понимал в этом, то гранд на Рейзана так никогда не смотрел. — Вы куда? — Юзу заговорил первым и довольно нетерпеливо, словно бы пытаясь показать: долгих бесед не нужно. Рейзан округлил глаза: — А ты не знаешь? В Школу. Гранд написал, надо Мазе и Катель забрать, всё равно до лета всего ничего осталось… Странно как-то. Не знаешь, зачем? Юзуру знал. — Не знаю, — мягко отозвался он. — Наверное, он всем нам за обедом скажет. Вы же не прямо сейчас? Ещё утро… — Нет, не сейчас. — Рейзан рассмеялся. — Трэсах просто меня попросила заранее сумки в конюшню отнести, а ей-то виднее. Юзу кивнул. Магия Трэсах была довольно слаба, он даже не очень хорошо помнил, какой именно она владела, но зато она была для их Дома замечательной шателин — с ней не приходилось беспокоиться ни о каких бытовых вопросах. Наверняка и сейчас постели Юзу в их с Дерри комнате были перестелены и пахли слегка лавандой, да и обед их ждал замечательный… С Рейзаном они и правда разошлись быстро — тому было недосуг. Постель действительно пахла лавандой, ветер с моря шевелил занавески, тишина вокруг наступила приятная, тёплая. — Спать хочешь? — Дерри всегда неплохо его чувствовал. Как умудрялся — Юзуру понятия не имел. Он измученно улыбнулся. Они остались наедине, и корчить из себя невесть что уже не имело смысла. И просто было нельзя: — Подремал бы до обеда. Я почти не спал последние ночи. — Я тоже, — тихо отозвался Дерри, и Юзуру закусил губу. — Прости, — повторил он — тоже почти шёпотом. — Но поездка была важной, я не мог отказать Бриану. Дерри удивлённо поднял брови: — Я ни в чём тебя не виню, о чём ты? Ты же не можешь каждый раз меня убаюкивать. Он почти смеялся. Почти. Юзуру зажмурился. Накрепко. Не помогло. — Но могу сейчас. — Он снова слабо улыбнулся. — Иди сюда?.. Он всегда спрашивал. Всегда. Дерри лёг рядом, ткнулся в плечо. Юзу набросил на них покрывало — забираться в постель не имело смысла. Он хорошо помнил, как пять лет назад они создали эту свою маленькую традицию. Почти случайно… На Юзуру обратило внимание сразу два Дома — большинство его сверстников, даже Натаниэль, похвастаться этим не могли. Представитель Скрытых Истин смотрел жёстко, оценивающе и обезличенно, и это, наверное, было правильно, но внутреннее чутьё кричало: не надо. Не надо! К тому же столица не вызывала у него приятных воспоминаний и ассоциаций, и пусть мама была похоронена в этих землях, оставаться рядом он не хотел. Или не мог. Поэтому в свои двенадцать выбрал Дом добродушного и улыбчивого Бриана де Гвенарганта, хотя понимал: им друг с другом, скорее всего, будет сложно, слишком они были разными. Но… Он мог бы выбрать столицу, потому что знал: туда уехал Дерри. Его вообще заметили поздно, в тринадцать, и тоже смотрели оценивающе, и Юзуру это смутно не нравилось. Но делать было нечего. Поэтому, в свои шестнадцать прибыв в Дом Солнечного Света и увидев там Деррьена, Юзу не сдержался — рот открыл и несколько секунд стоял в ступоре, прежде чем отмереть и рвануться обнимать его, наплевав на приличия. Не тот человек был для него Дерри, чтобы соблюдать с ним какой-то там этикет. Жили они вместе, и вдвоём было куда лучше, чем в общей школьной спальне, хотя по ней — и по кое-кому из тех, кого в ней оставил — Юзуру, бывало, скучал. Хотя тоска эта не занимала более, чем пару минут в неделю, да и быстро прошла. В основном прошла за подготовкой к Турниру и растворилась… в тревоге. И если бы Юзу тревожил Турнир, всё было бы проще, но он мало на что там рассчитывал, зная об участии и принца де Бэалаха, и принца де Лоика... Нет. Дерри… изменился. Юзу не мог бы ответить, в чём именно, даже если бы его пытали; он не знал, он не мог объяснить свои ощущения, но он знал Дерри. По крайней мере, он знал его достаточно, чтобы утверждать: с ним что-то не так, с ним что-то случилось в Скрытых Истинах, и что-то такое, что заставило его бросить этот Дом. — Как он здесь оказался? — К гранду Бриану Юзуру пристал спустя три дня. Деррьен в это время упражнялся с манекеном, и неловко мазнув по нему, перехватил вдруг оружие с какой-то небывалой, почти нечеловеческой грацией, коей у него… приходилось быть честным — никогда не наблюдалось. Гранд только плечами пожал, хотя лицо его застыло: — Как тебе сказать… Пришёл и постучал в ворота. Я не стал ни отказывать, ни задавать вопросов. Почему ты спрашиваешь? Юзу обхватил себя за плечи — на площадке вдруг стало ветрено. — Уходят ли просто так из Дома Скрытых Истин, гранд Бриан? Тот вздохнул — тяжело и почти внушительно, но отступать Юзуру, естественно, и не думал. — Не вороши ты это, мой тебе совет. Даже если он твой друг. Пожалуй, тем более, что он твой друг — не вороши. Не расспрашивай. Я не расспрашивал. Юзуру скрипнул зубами и склонил голову — Бриан всё-таки был прав. Он бы, возможно, и правда успокоился после этого разговора, и как и все остальные в Доме принял одно: Деррьен пришёл в Дом Солнечного Света, остался и, судя по всему, прекрасно себя здесь чувствует. Возможно. Если бы не знал Дерри раньше. И если бы не одна вскоре последовавшая ночь. Юзу довольно часто спал плохо — сколько себя помнил, нет-нет, да маялся: лежал с закрытыми глазами, не шевелился, успокаивал себя, считал змеек, птиц и котов, но это не работало, и он часами смотрел в потолок или в затылок спящего на соседней кровати товарища, пока не забывался. Вот и в ту ночь — ничего не помогало, и он бы почитал даже, но зажигать свечи не хотел: Дерри спал, Юзуру мог бы случайно его разбудить… Лучше бы разбудил. Дерри дышал хрипло, дёргался, бормотал что-то — Юзуру не мог разобрать, что. Очевидно было, что оставлять его так… нельзя, попросту нельзя, без каких-то других причин. Юзу сел на его кровать. Позвал его — сначала тихо, потом чуть громче, потом почти в полный голос. Трясти его за плечо он не стал: помнил ещё, как однажды в Школе попытался разбудить так Натаниэля, и тот… в общем, если бы не реакция Юзуру, они бы наверняка подрались. Неважно. Просто Юзуру знал: выдёргивать людей из кошмарных снов за плечо опасно. Чтобы Дерри подкинуло на кровати, чтобы он судорожно сжал рукой одеяло, пришлось прикрикнуть — Юзу только надеялся, что у него это получилось… мягко. Но своего он добился — Дерри больше не спал. Секунды две он смотрел на Юзуру совершенно дикими глазами, но после — невероятно — улыбнулся: — Чего кричишь? Юзуру зажмурился: — Прекрати. — Что прекратить? — Через удивление в его голосе отчётливо прорывалась дрожь. — Улыбаться. Тебе не хочется. А мне не нужно. Зашуршала ткань, скрипнула кровать… Юзуру открыл глаза — Дерри сел с ним рядом, подтянув к груди колени и уткнувшись в них подбородком. Улыбаться он действительно прекратил, и теперь просто дышал — довольно часто, но уже не хрипло. — Не спрашивай, — тихо проговорил он. — Не надо. Прошу тебя. Юзу, конечно, не выдержал — подвинулся ближе, осторожно взял за руку. Дерри её не отдёрнул, но и в ответ не сжал, и Юзу, ведомый каким-то непонятным ему чувством, отодвинулся ненамного. Казалось, что это было правильно. — Я и не собирался. Ну что ты. Тот опустил голову, и вовсе пряча лицо в коленях. Хотелось кричать. Точнее, выкрикнуть негромко: «Кто тебя до этого довёл?» — и, получив ответ, выйти за ворота с мечом. Но ответа Юзу бы не получил, и вопросы задавать было нельзя, да и с «тем, кто довёл» имело смысл рассчитаться… другим способом. Менее быстрым и более законным. Юзуру прикрыл глаза. Говорить что-то не имело смысла. Имело — быть рядом. Просто быть рядом. — Ляжем? — тихо предложил Юзуру, когда колени и спина затекли уже невыносимо. — Я не уйду, учти это. — Ляжем, — эхом отозвался Дерри. Юзу отчётливо понял, как выглядит «всё равно». Он лёг первым и осторожно устроил голову Дерри у себя на плече. В детстве они иногда спали наоборот, но это было в детстве, а сейчас… — Чего ты?.. — Не надо? — Юзуру чуть напрягся, пытаясь обозначить: только скажи, и я уберу руку, отодвинусь, что угодно… Но Дерри только мотнул головой: — Надо. Просто удивляюсь. — Не удивляйся, — посоветовал Юзуру. — Я просто… сам подумал, что надо. Давай поспим? Он не сразу понял, что раздавшийся слева клёкот — смех Дерри: — Что, как в сказках? Если я буду не один, мои кошмары не придут? Юзу… ты не страшный. Они тебя не испугаются. — Нет, — бездумно отозвался Юзуру. — Я не пугать кого-то пришёл. Я просто буду рядом. Дерри выдохнул — медленно, протяжно, словно вспоминая, как вообще дышат. Юзу крепче сжал руку. — Я всё равно не усну, — безвольно прошептал Дерри. — Не смогу. Не будешь же ты мне колыбельную петь. Юзуру закрыл глаза. В голове будто стукнулась безумная мысль. Слов он не помнил — только пару строчек, и тянул их подряд, а если они не ложились в мотив, просто замолкал и напевал без слов — музыка как раз запомнилась неплохо. Воспоминания чуть сжимали сердце, но Аргу бы с ними — сердце его сегодня ночью сжималось не единожды и гораздо сильнее. — Это… что? — шепнул Дерри, когда он замолчал. — Не знаю. — У Юзуру тоже получалось только шептать. — Мама мне её пела. Мы… обычно говорили на местном, я островной язык не знаю и не помню. Только… вот. Там… что-то о каких-то традициях, кажется, или… о защите… она мне говорила, но я… Он коротко вздохнул, прогоняя некстати налетевшее чувство. Прошло десять лет, и конечно, сейчас он думал: знал бы, чем всё кончится — впитывал бы каждый звук, как земля воду в знойный день, но… Возможно, его память ещё обрисует ему смутную сейчас картину. Бывает же так? Шорох ткани — и Дерри перекинул руку через его грудь, устраиваясь поудобнее. Юзуру дёрнул ногой, поправляя сбившееся внизу одеяло и, не сдержавшись, зевнул. И даже удивился — кажется, островная колыбельная убаюкала его самого. — Я не знаю, получится или нет, — пробормотал Дерри, — но я попробую. — И я попробую, — отозвался Юзуру. — Вдруг и правда получится? ...Разбуженный через какое-то время солнечным лучом и увидев тихо спящего рядом Дерри, он понял — получилось. *** С губ Юранва срывалась пена, и Кор, до судорог в ладонях вцепившись в поводья, только сбивчиво шептал «прости» да молился то Эндро, то Лаваренну, то почему-то Брезелю, то всем сразу, включая Аргу и даже Смерть — его он, конечно, просил подождать чуть-чуть. Тревога — да что там, паника — гналась за ним, и он не мог бы убежать от неё даже галопом, поэтому натянул поводья, переходя на рысь, а потом — и на шаг. Нельзя было резко останавливать Юранва после такого аллюра. Да и поместье Латных Рукавиц уже приближалось. Оказавшись перед ним, из седла Кор попросту выпрыгнул, и даже не потрудившись погладить коня по шее, сдался страху и отчаянно заколотил в ворота. Пожалуйста, быстрее, пожалуйста, быстрее, пожалуйста… Ему открыла Элиш — как всегда жизнерадостная, как всегда с широкой улыбкой — но тут же посерьёзнела, едва Кор, вместо предложенных объятий наскоро сжав её руку, устремился во двор, к тренировочной площадке, с которой, несмотря на сгущавшиеся сумерки, доносился лязг мечей. — Что произошло? — крикнула Элиш ему вслед. Судя по звукам, она заводила Юранва внутрь и спешно запирала ворота. — Кор! Что происходит? Он не ответил — времени не было, да и она, наскоро привязав его коня, уже догоняла. К площадке они подбежали вместе, и фехтовавшие там Иньо и Карел разом опустили оружие, а сидевший на скамье лорд Овейн быстро поднялся с места, очевидно сходу оценив ситуацию. Кор понял, что задыхается, сглотнул, мотнул головой и благодарно кивнул, когда в руки ему настойчиво ткнулась фляга с водой. Выхлебав сколько-то, он ощутил в себе силы говорить, вцепился в первую попавшуюся руку — даже не очень понимая, чью — и выдохнул: — На нас… напала… Хрустальная Призма. Вчера утром… три дня на размышления… мы… Кто-то с силой тряхнул его за плечо, и он вскинул голову. Перед ним, оказывается, стоял Иньо, и из фляги в его руке текла на землю вода. Карел, едва обменявшись с лордом Овейном взглядами и кивками, сломя голову побежал в дом, даже не убрав меч на оружейную стойку. Элиш, стиснув ладони, с непривычной, даже пугавшей, мрачностью смотрела в песок. — Едем? — тихо спросила она, не поднимая головы. — Сейчас? — Да, — столь же негромко отозвался лорд Овейн. — Иди собирайся. И скажи Мариот, что она остаётся за старшую. — А леди Касвин? — Элиш округлила глаза, да и Кор краешком пылающего разума удивился: лорд Овейн правда собирается оставить Дом не на его шателин, а на одну из чародеек? Лорд Овейн качнул головой: — Вместе с леди Касвин, конечно же. Иди. Элиш кивнула — снова с улыбкой — и убежала. Кор, только сейчас кое-как отдышавшись, привалился к Иньо — его ноги не держали. — Да сядь ты. — Тот надавил ему на плечи, и Кор послушно опустился на скамейку. — Толку от того, что ты будешь стоя трястись… — Ты сам-то собираться думаешь? — Лорд Овейн попытался изобразить строгость, но Иньо только улыбнулся в ответ: — А что мне собирать. Оружие при мне, доспехи близко, а бельё там… Ну, либо Кариг сейчас моё прихватит, либо у Ала одолжу, великое дело… Не волнуйтесь. Я вон лучше с младшим посижу, хоть успокоится. «Не успокоюсь», — подумалось Кору, но он промолчал. Потому что на самом деле был благодарен. И не хотелось даже огрызаться на «младшего» — Иньо частенько его так называл, хотя в своём Доме младшим был сам. Но… Кто-то однажды сказал: Дубрава и Рукавицы только вид делают, что они — два разных Дома. И Кор частенько думал, что это похоже на правду. А раз так… ну, что поделать, раз так, то младшим в этом их общем большом Доме действительно был он, а не Иньо. Если оруженосцев не считать. И вообще — сейчас он был не против хотя бы несколько минут побыть младшим. Вот так прижаться к плечу старшего, закрыть глаза и подумать: наверное, прямо сейчас я сделал что мог. — Вчера утром, говоришь? — тихонько спросил Иньо. Кор приоткрыл глаза — лорд Овейн уже ушёл: видимо, вспомнил, что и самому надо собраться. Сумерки сгущались всё быстрее. — И ты скакал без продыху? — Если бы без продыху, Юранва бы загнал, — вяло отозвался Кор. — Остановился в прошлую ночь. Чтоб он отдохнул. — А сам не отдохнул, — хмыкнул Иньо. — Что, с нас решил брать пример? Кор подавил улыбку, рвавшуся на губы почти против воли. То, как сыновья Дома Латных Рукавиц на Турнирах выдыхались к середине полосы препятствий, давно уже стало даже не объектом всеобщих шуток, а поводом для беспокойства. — Ага, ага, — он всё-таки улыбнулся. — Как это там… Вам давно девиз менять пора. Ну, что-то там вроде «А можно нам полегче доспехи?»… — Главное — подача. — Иньо фыркнул, проговаривая верный девиз. — Ну что поделать, подаёмся… Ох, ладно. Слушай, а на кой вы Призме-то сдались? Прости уж, но чтобы нападать… и о чём вам там размышлять-то три дня? Кор неловко повёл плечами: — Мадарх у нас принцессу нашла. Думает, что свою, а на самом деле давно уже — дочь Перьев. А леди Эффламена… — Не выдаст, — кивнул Иньо. — Ну правильно ты к нам прискакал. Сейчас поедем, утром на ночлег встанем быстренько, там, глядишь, через сутки как раз поспеем, ты не дёргайся, ты всё сделал хорошо, ага? — Ага. — Кор снова ткнулся ему в плечо. В глазах щипало. — Иди седлайся, правда. А то… Вдруг не успеем. А я должен быть там. Иньо молча взъерошил ему волосы — это даже не взбесило — и поднялся. Кор запрокинул голову, глядя в потемневшее небо. Звёзды холодно уставились в ответ, и он в который раз за вечер зажмурился. Ал бы, наверное, так не раскис. Он бы сцепил зубы и, возможно, до конца бы улыбался, принеся союзникам такую весть и прося их о помощи. Но от Кора никто не требовал быть ни Алом, ни даже похожим на Ала, и он шмыгнул носом в темноту, твёрдо зная — не осудят. И не осудили бы. На плечо легла тёплая и тяжёлая ладонь лорда Овейна, и Кор понятливо встал. Больше не трясло, вместе с темнотой пришла прохладная ясность — надо действовать. Пора. — Пора, — эхом на его мысли произнёс лорд Овейн. — Юранва Элиш напоить успела. — Спасибо. — Она стояла за плечом своего лорда, и Кор смог ей улыбнуться. — Едем. *** В воздухе был разлит страх. Никто не показывал его въяве, но он чувствовался, как едва уловимый смрад разложения. В голосе Эффламены, коротко, почти зло отдававшей приказы ополченцам, наспех созванным из окрестных деревень; в том, как нервно жались друг к другу Айла и Ина; в том, как застыло и без того спокойное лицо Аластара… Сирша забилась подальше в тёмный угол. Чем она могла помочь? Без магии. Еле стоявшая на ногах даже сейчас. Бесполезная. Как обычно. Иногда — почти всегда — ей было стыдно за то, что она спаслась. Её спасли. Ворон, взваливший на себя бесполезный груз, пусть он и отшучивался, что просто хотел позлить свою бывшую грандезу посильнее. Принц Танет, который ввязался в смертельно опасное дело просто потому, что был достойным человеком. И сейчас — за неё встал весь Дом Соколиной Дубравы. Сражаться. Умирать, если понадобится — за бесполезный мешок с костями, в недобрый час приобретший венец принцессы. Зачем она грандезе де Мадарх? Потешить самолюбие? Поглумиться? Магия не вернётся, не там, не в Хрустальной Призме. Не так. Если вернётся вообще. Сирша всё ещё в глубине души немного изумлялась тому, как странно распорядились боги. Магии не осталось у неё — но она была у принца Танета. Тогда, два с лишним года назад, наёмники Призмы догнали их, и Сирше казалось, что это конец. Откуда-то она уже тогда знала, что принц не отступит живым, но что мог он сделать, калека — против пятерых конных? Он соскочил с козел их повозки, выпрямился почти по-королевски, встретив молчанием призывы сдаться. — Ну, не хочешь по-хорошему... — усмехнулся главный, — будет худо. Послышался лязг меча, доставаемого из ножен и тяжёлый звук, с которым спешивались всадники, окружая их обоих. Меча у принца не было, только кинжал, тот, что получает каждый рыцарь, оканчивая школу — бесполезная игрушка. Сирша закуталась в одеяло, пряча глаза, когда принц медленно двинулся навстречу одному из наёмников, казалось — на верную смерть, и не сразу поняла, что жуткий, долгий крик боли принадлежал кому-то из противников. Принц двигался быстро — когда Сирша, наконец, осмелилась выглянуть из глубины повозки, один из наёмников лежал недвижимо. Остальные застыли в священном почти ужасе и не двинулись даже, когда в одного из них угодил шар пламени. Принц перерезал третьему горло левой рукой — немного неловко с непривычки, но двигался он быстро и мягко, почти беззвучно, хотя дорогу порядком развезло. Кинжал полетел в четвёртого, едва тот думал отступить — неудачно, только оцарапав плечо, но огненный поток довершил дело. Оставшийся наёмник сделал было несколько неверных шагов к лошадям, но споткнулся и неловко повалился наземь. Потеряв вовсе голову от страха, он пополз, смешно дёргая ногами, и принц не торопился. Свидетелей было оставлять нельзя — Сирша понимала это, но глядя, как принц рывком приподнимает за грудки последнего противника и впечатывает вспыхнувшую дикими языками руку в его лицо под душераздирающий крик, почти жалела об этом. Принц сжёг ему лицо дотла, уже мёртвое, давно мёртвое — и только после этого повернулся к ней. На щеке у него остались брызги чужой крови. «Вы — чародей?». Сирша с трудом сдержала рвущийся наружу дурацкий вопрос. «Он только что убил пятерых противников, вряд ли тебе это померещилось». Взгляд принца Танета постепенно становился осмысленным, из него уходила почти нечеловеческая, холодная ярость, что-то тёмное, отблески Бездны. На смену ему пришла... почти растерянность — Больше они не смогут никому причинить вреда, — медленно, будто пытаясь добавить себе уверенности, произнёс принц и нетвёрдым немного, усталым шагом вернулся к повозке. До самого привала они не проронили ни слова, остановившись только тогда, когда лошади совсем выбились из сил. Уже не скрываясь, принц поджёг кучку сырого валежника, разводя костёр. Языки пламени плясали под порывами злого холодного ветра, отблески скользили по его застывшему лицу. — Здесь негде переночевать? — спросила Сирша как можно более невозмутимо, кутаясь в одеяло — ей постоянно было холодно. Принц покачал головой. — Прежде это были земли Великого Дома Алых Ягод, — ответил он тихо. — Знаете, что с ними стало? Сирша прикрыла глаза: — Меня забрали из школы ещё до того, как там начали преподавать историю. А грандеза де Мадарх не считала, будто нам это нужно. Лицо принца на мгновение будто свело судорогой. — Это некогда был славный Дом, подаривший миру не одну принцессу. Мне говорили, что давным-давно они стали наследниками Древнего Юга, одного из осколков Древнего Королевства... впрочем, вряд ли это играло какую-то роль в те годы, когда на Турнире Зимы в один год со мной их колдунья стала принцессой. Для них это был последний Турнир Зимы — несколько лет спустя их земли поразил дурной огонь. Сирша поёжилась. Дурной огонь — ужасная болезнь, от которой нет лекарства, и если ты занемог — спасения нет. — И что же они сделали для того, чтобы болезнь не пошла дальше? Речь принца сделалась глухой. — Они послали своих колдуний во все поселения, чтобы сжечь их дотла. И больных, и здоровых. Под конец осталось только их поместье, и грандеза сожгла его сама, и сгорела в нём заживо. Сирша, не сдержавшись, вздрогнула. — Откуда об этом узнали, если никто не уцелел? — Говорят, одна телепатка при дворе королевы получила послание. Не знаю, правда это или нет, но земли их с тех пор были пустынны. С десяток лет прошло, прежде чем сюда вновь потянулись люди — человеку свойственно искать удачи, спасаться от бедности, пусть и в таком тёмном месте. А потом, когда я основал свой Дом, мне достались от королевы эти земли. — Вам не было страшно? — вырвалось у Сирши прежде, чем она успела себя одёрнуть. Принц пожал плечами и тихо вздохнул, чему-то горько улыбаясь. — Нам обоим известно, принцесса, что нет ничего страшнее живых людей из плоти и крови, никак не мертвецов. Какую бы жуткую память ни хранила эта земля — я могу, должно быть, принести свою. Добрую — или не очень. Но иную. Повисло молчание. Сирша нервно вцепилась ногтями в правую ладонь — там, где красовался знак Призмы. Внезапно стало невыносимо видеть его. — Есть ли память, которую следует уничтожить? — медленно проговорила она. — Меня учили, что всякая память заслуживает жизни. — Я так не думаю. Принц обернулся к ней, чуть сощурившись. — Какую память вы бы хотели стереть, принцесса? Она протянула ему руку. — Вы... вы можете её сжечь. Даже больше, чем просто стереть. Впервые она видела его растерянным, он даже чуть подался назад. — Знак Призмы... — Сожгите его, принц, — твёрдо повторила Сирша. — Это та память, которую я хочу стереть с себя. Она останется — но этот знак я не желаю больше носить. — Быть может, его можно вывести зельями... Из её глаз брызнули слёзы: — В Бездну это всё, туда, откуда пришло! — Вам будет больно. — Да. Но оно того стоит. Искалеченную руку принца больше не прикрывала перчатка, и он протянул её навстречу, осторожно взял ладонь Сирши в собственную. Было странно касаться искорёженных, обожжённых пальцев, но в следующее мгновение эта мысль исчезла, смытая волной боли. Она привыкла к боли. Её магия строилась на ней, но казалось, что прежде она не знала, что такое настоящая боль. Сирша закричала, но мысль оставалась только одна — лучше её руке сгореть дотла, чем носить на себе клеймо. Боль прекратилась в тот момент, когда Сирше казалось, что сейчас она лишится чувств. Она пошатнулась, и чужие руки подхватили её, сжимая в объятиях. — Всё. Всё... Сирша, всё закончилось. В глазах было мутно, но она всё же смогла разглядеть на месте знака Призмы огромный ожог. Не было больше кожи — только горелая плоть, будто проткнутая тысячью иголок, но это было вовсе не важно. Глаза принца Танета были полны беспокойства, и Сирша, не в силах объясниться, просто вцепилась в него, прижимаясь крепче, и, чувствуя ответные сильные, но осторожные объятия, просто тихо шепнула хриплым голосом: — Спасибо... Воспоминания два года спустя были живы, будто всё это случилось вчера. Другие... тоже — от них Сирша чуть покраснела, но сейчас не время было обращаться к ним. В причёске по-прежнему торчал крохотный острый кинжал — оружие колдуньи, повелевающей кровью. Странная магия, могущество в обмен на боль. Поверх старых порезов лёг новый. Прежде она пыталась, и не однажды — всё заканчивалось слезами, а принц Танет баюкал её, как ребёнка, успокаивая, вытирал лицо, крепко и осторожно прижимал к себе, пока она не прекращала глупо и беспомощно рыдать. Сейчас не было времени для слёз. Она потянулась к чему-то внутри, в груди, где прежде жил источник. Удушливый страх вызывал дрожь, но Сирша отталкивала его, стремясь вновь прикоснуться к ушедшей силе. Какая-то искорка мелькнула в глубине, и она будто мысленно подцепила её. Кровь на месте пореза неестественно потянулась вверх, в воздух. «Получилось!» Затаив дыхание, Сирша приказала крови обратиться в лезвие, потом — в длинную, тонкую струну, затем, когда вытекло побольше, удалось создать что-то вроде осьминожьего щупальца, обвившего руку, словно браслет. Кровь билась внутри него, это была новая часть тела, способная ощущать всё, как собственная рука. Если щупальце перерубят — будет боль, как от отрубленной руки. Магия едва не рассеялась, но Сирша смогла её удержать. Разве это не случалось уже десятки, если не сотни, раз? Тогда это были турниры или учебные поединки, бывшие едва ли не более жестокими. Теперь предстояла смертельная битва. Ноги немного дрожали, когда она поднялась, выискивая глазами Эффламену — и не находя. — Ина, ты не видела свою леди? — обратилась Сирша к пробегавшей мимо юной колдунье. Та обернулась и не сразу ответила, завороженная видом пробудившейся магии, её светлые глаза в обрамлении белёсых ресниц расширились. — Она... в поместье. Нужно посоветоваться. — Спасибо. — Сирша ободряюще кивнула. Девочка боялась, как и все они, но Сирша чувствовала себя сильнее, взрослее ученицы. — Не бойся, — добавила она, попытавшись улыбнуться. Ина выпрямилась. — Я из Дома Соколиной Дубравы, — храбро выпалила она. — Нас ветер не сломит! И нам не пристало бояться! В глазах Ины поселилась отвага, воодушевившая исподволь и Сиршу. «Мы сможем сразиться». С улыбкой склонив голову, прощаясь с Иной, Сирша поспешила к поместью. Эффламену она нашла в главном зале, над грубой картой окрестностей. Рядом с ней вытянулся Аластар, чуть поодаль стоял старший в ополчении — Сирша не знала его имени. — Леди Эффламена... Кажется, я могла бы вам помочь в сражении. Та вскинула голову, упираясь взглядом в запястье Сирши. Повинуясь мысли, щупальце распрямилось, истончаясь, потянулось к столу и прижало карту, едва не слетевшую под порывом ветра из настежь распахнутой двери. Леди широко, искренне улыбнулась: — Рада слышать это, принцесса! Магии нам недостаёт больше всего — только Айла с Иной. Моя... ушла когда-то. И не вернулась. Такое случалось и до Сирши. Сильное потрясение могло даровать силы мужчине, забрать их — у женщины. Что пережила эта леди с жёстким, рано постаревшим лицом, не снимающая с пояса меча? Не время было спрашивать. — Я вряд ли смогу расставить ловушки, но когда нападут — мои кровяные нити помогут задержать нападавших. Если будут атаковать магией — смогу какое-то время удерживать над нами щит. Не над всем поместьем, конечно... — Этого и не потребуется! — живо откликнулась Эффламена. — За прошедшее время мы успели построить стены из запасов дерева на продажу — они защитят поместье с тыла и флангов. Если построить баррикады с фронта, узкий проём — тогда Хрустальная Призма сможет атаковать только там. — А они не смогут сделать что-то со стенами? Леди довольно улыбнулась: — Там вековые дубы. И Айла с Иной, как могли, заговорили их. Всё может быть, но Мадарх пришлось бы взять всех своих колдуний, чтобы сокрушить стены. А Ал уже разведал — с ней, кроме неё самой, только двое — Геневер де Буа и Лита де Лонарган. Справимся. Сирша неуверенно улыбнулась, но Эффламена уже помрачнела: — Осталась одна забота — дерева не хватает на баррикады. И рубить дальние леса уже не успеем. Надо бы глянуть, что осталось. Пойдёшь с нами? Сирша кивнула, и все четверо двинулись к выходу. Пришлось пройти совсем немного, чтобы выйти на косогор, с которого открывался вид на окрестности — голые вспаханные поля, пни срубленных деревьев чуть в стороне, а напротив — роща вековых дубов. — Осталась только священная роща, — тихо заметил Аластар. — Больше ничего. Эффламена молча смотрела куда-то в сторону дубравы, но Сирше показалось, будто деревьев она не замечала. — Пойдёмте, — наконец тихо сказала она, и они медленно двинулись к вековой роще. Тропа вела к самому её сердцу, к статуе Эндро — удивительно старой для молодого Дома. Аластар и предводитель ополчения склонили головы, Сирша последовала их примеру. Эндро она никогда не почитала особо, но чувствовала внезапную необходимость обратить к ней свои молитвы. «Чтобы только все остались живы». Эффламена преклонила колено, опустив голову так, что пряди сбившегося парика скрыли её лицо. О чём она молилась — Сирша не знала, но ей показалось, что плечи леди мелко вздрогнули. Когда она поднялась, лицо её было до странности пустым. — Нам нужны баррикады, — тихо сказала Эффламена. — Без них нам нет спасения. И, обернувшись к спутникам, приказала тихо, задушенно и страшно: — Рубите дубы!