Встреча в доме сумасшедших

      Выходные сумбурны, как обычно. Лань Ванцзи старается изо всех сил, чтобы не уехать с семейного ужина, проводимого в субботу, раньше положенного, но дядя, похоже, делает всё для того, чтобы мужчина это сделал.       Врач не считает, что у него проблемы в семье. С Лань Цижэнем просто сложно сладить. Дядя предпочитает старинный образ жизни, традиционный, уважает жёсткие правила, которых старательно избегает Сичэнь и которым скорее по привычке следует Лань Ванцзи. С тех пор, как мужчина достиг возраста двадцати лет, брат отца старательно пытается найти ему невесту; брат страдает этой проблемой на четыре года больше. Иногда им удаётся увернуться от поездки к дяде и от разговоров о женитьбе, но временами, как случается в редкие месяцы, они обязаны приехать.       За столом сохраняется мёртвое молчание только во время еды. Как только им подали напитки, дядя начал свою шарманку, иногда прерываемый разговором с братом или его женой. Лань Ванцзи старается коротко и ясно, как обычно, дать понять дяде, что ему не интересны отношения — во всяком случае, сейчас точно. У него в планах работа, докторская, которую мужчина планирует начать в следующем году. У Лань Сичэня в голове только бизнес, он слишком занят принятием дел фирмы, чтобы даже стояще ответить дяде отказом.       — Сичэнь, семья Яньлинь давно является партнёрами по бизнесу. Девушка хороша собой, образована, я уверен, что вы сможете поладить!       — Дядя, — выдыхает в ответ наследник семьи, — я уже говорил тебе, что не хочу жениться.       Преклонных лет мужчина смотрит на племянника одним из своих грозных взглядов, собирается настоять на своём — Лань Ванцзи видит это в глазах родственника — но в разговор встревает Лань Сюин, мягко положив свою руку на плечо брата мужа.       — Цижэнь, давай я пока покажу тебе картины с выставки? Тебе должно понравиться! Выполнены на манер эпохи Мин, довольно умело, стоит сказать... — уводя дядю детей, женщина подмигивает им из-за угла.       Лань Ванцзи покидает застолье первым. Сичэнь тяжело вздыхает, поднимаясь следом за братом.       — Уж простите его, — извиняется за брата отец, — сами знаете: личная жизнь не сложилась, так вашу хоть устроить ему надо.       Лань Ванцзи понимающе кивает.       В отличии от старшего брата, Лань Цижэнь так и не смог создать с кем-то семью. Дядя не любит говорить на эту тему, вечно отмахиваясь, если ему задать вопрос про отношения, или даже злится, будто в прошлом его постигло великое горе, которое не хочется вспоминать. Быть может, если бы у него была своя семья, Лань Ванцзи и Сичэнь выросли немного другими людьми, не скованными правилами и проведённым в обучении детством.       Братья были маленькими, когда их отец принял на себя заботу о семейном деле, их мать помогала мужу в начинаниях, из-за чего вместо няни за Лань Ванцзи и Сичэнем наблюдал их дядя в силу наличия свободного времени для чего-то подобного. В племянниках дядя видел скорее собственных детей, настолько он их опекал.       — Всё в порядке, отец.       Одним взглядом Лань Цинхэн благодарит сына за понимание. Он мало чем может помочь сыновьям, потому что приструнить брата сложно даже ему, зато у жены получается на удивление легко уводить Цижэня из беседы.       Сичэнь подходит к ним тихим шагом, поглядывая в сторону, куда ушли родственники.       — Если ты не против, мы поедем, пока дядя не вернулся, — скорее сообщает, чем просит старший сын.       — Конечно, — соглашается мужчина.       Вместе с братом Лань Ванцзи прощается с отцом и просит передать те же слова матушке, после чего спешат покинуть особняк до того, как их пропажу заметят.       В машине теплее, чем на улице, но прохладнее, чем в доме. Лань Ванцзи такая температура даже по нраву. За окном мелькают дома, идёт мелкий снег, напоминая о приближающемся празднике нового года. Некоторые дома уже украшены цветными огнями; свой дом дядя уже украсил, отец и мать, должно быть, тоже, но братья Лань, слишком занятые работой, не прикупили украшений и даже не достали старых, чтобы принарядить их квартиру.       — Украсим дом завтра?       Лань Ванцзи оборачивается к брату. Тот смотрит краем глаза на младшего, чего он не любит, прекрасно зная, какие последствия могут быть. Сичэнь улыбается уголком губ, догадываясь о мыслях Ванцзи, но даже не думает о том, чтобы иногда не поглядывать на пассажира.       Мужчина отворачивается, задумываясь. Завтра у него законный выходной, который Лань Ванцзи думал потратить на изучение материала по делу пациента, разработку плана их встречи в понедельник и, быть может, поиск информации о препаратах, которые могли прописать парню. К тому же, если Вэй Усяню снятся кошмары настолько часто, что это может вызывать у него проблемы со здоровьем или памятью, стоит проработать и этот момент. Однако мысль провести пару часов с братом за украшением квартиры кажется более чем заманчивой, чтобы ненадолго оставить работу особенно в выходной день.       Возвращая свой взгляд к брату, Ванцзи вдруг понимает, что они будто начали отдаляться. Брат всегда был для него самым близким человеком, но в последние пару лет все мысли мужчины заняты только работой, как и у его брата. Они видятся только за ужином, когда у Лань Ванцзи нет ночных смен, что редкость, смотрят вместе какой-нибудь из любимых сериалов Лань Сичэня и отправляются ко сну, время от времени (всё из-за тех же ночных смен) встречаясь и утром за завтраком. Работа с единственным на данный момент пациентом не требует много времени, и благодаря этому и отпуску, взятому в больнице, у мужчины внезапно освободилось много времени.       — Хорошо, — улыбается ему Лань Ванцзи.       В понедельник Лань Ванцзи приходит в кабинет ранним утром с внушительной коробкой в руках. Медработник, застенчивый юноша, помогает занести внутрь ёлку. Она небольшая, средних размеров и искусственная, но её будет приятно украшать. Юноша — Лань Ванцзи мельком смотрит на его бейджик, на котором видно «Вэнь Цюнлинь» — оставляет свою ношу у книжных полок справа.       — Спасибо за помощь, Вэнь Цюнлинь, — кивает ему Лань Ванцзи.       — Н-не стоит, — машет тот руками, краснея. — Г-говорит-те, ес-если нужна помощь.       Лань Ванцзи только кивает. Юноша ещё недолго топчется у входа, но, опомнившись, кланяется и спешно покидает помещение под внимательным взглядом врача.       Застенчивое поведение Вэнь Цюнлиня кажется странным для медицинского работника, который обязан быть куда смелее и собраннее; во всяком случае, как узнал, пока искал себе помощника в этом деле Лань Ванцзи, юноша довольно молод для работы в больнице и скорее является мальчиком на побегушках, чем полноценным работником. По мнению врача, этому молодому человеку подошла бы совершенно другая работа, связанная с цветами или, быть может, творчеством. Это мысли только с первого взгляда, не более, Лань Ванцзи не знает этого человека, чтобы утверждать что-то подобное наверняка.       За украшением кабинета врач проводит долгое время. Пока Лань Ванцзи вешает гирлянды на окна, чтобы скрыть хотя бы ими ужасные железные решётки, мыслями мужчина возвращается в прошлый вечер, который был свободным у обоих братьев и оставленный на украшение их квартиры. Они справились быстрее, чем Лань Ванцзи сейчас, и говорили очень много. В основном рассказывал о чём-то брат, младший пытался кое-как поддержать разговор, иногда выдавая свои эмоции простым выражением лица. Сичэнь много смеялся, сетовал на нелюбовь Ванцзи к мишуре и большому скоплению ярких цветов, будто нарочно украсив красным всю его комнату и прихожую, добавив в последнюю синих и зелёных цветов для разнообразия. На белом фоне квартиры гирлянды и шары кричали о себе, и Лань Ванцзи уверен, что, вернувшись сегодня домой, не сразу поймёт, в правильную дверь ли он зашёл.       Кабинет, предоставленный ему больницей, небольшой и украшать его даже легче, чем собственную квартиру. К стеллажам с книгами легко приклеить гирлянды — их мужчина взял про запас так много, что несколько мотков ещё останется, — кое-где имеется возможным прикрыть совсем ужасные даже по мнению врача книги гирляндами из монет и красными фонариками, что смотрится очень неплохо.       Когда Вэй Усянь приходит в кабинет — за час до начала их встречи, — Лань Ванцзи только приступает к украшению ёлки. Рядом с деревом мужчина поставил коробку, принесённую из машины, чтобы было удобно брать украшения.       — Лань Чжань, вот это да! Ты готовишь это место к новому году! На самом деле, признаться, я был не уверен, что кто-то вообще будет украшать кабинет.       Пациент с восторгом рассматривает помещение, подбегая то к стеллажам, то диванам, на которых остались неиспользованные украшения, то к окну, увешанному гирляндой и фонариками.       Лань Ванцзи чувствует, как краснеют его уши. Он планировал успеть до прихода Вэй Усяня, но, похоже, судьба решила за него, впустив бушующий ураган раньше положенного. Впрочем, ему стоило догадаться об этом, потому что два дня подряд он наблюдал юношу в кабинете, когда приходил.       В конце концов, вдоволь насмотревшись, Вэй Усянь подходит к врачу и без спроса берёт пару игрушек из коробки, принимаясь развешивать. Лань Ванцзи, так и не повесив игрушку, замирает с вытянутой к ветке рукой и пронзает пациента недовольным взглядом, но в мыслях почему-то нет острого недовольства.       — Ты же не будешь против, если я немного помогу? — подмигивает пациент, чуть развернувшись к мужчине.       Выдохнув, Лань Ванцзи сдаётся и разрешает ему украшать ёлку.       Парень приободряется больше прежнего и принимается за дело так активно, что мужчина боится, как бы новоявленный помощник не разбил хрупкие украшения от резких и беспорядочных движений.       — Ты всегда приходишь так рано? — между делом спрашивает Лань Ванцзи.       — Ага, — задорно отвечает Вэй Усянь. — У меня есть разрешение на посещение этого места, как библиотеки. Книжки, конечно, не интересные, но что ещё делать в этом скучном месте, кроме как читать? Если буду сидеть совсем без дела, то скорее устрою целую разруху! — он громко смеётся, от его движений шарики на ёлке слегка покачиваются.       Лань Ванцзи наблюдает за ним, аккуратно вешая шар на одну из верхних веток.       — Я думал, что ты и так это делаешь, — слегка хмурится мужчина.       — То есть? — задумывается пациент.       — Слышал, как о тебе отзываются работники.       Сначала парень глупо хлопает глазами, во все глаза уставившись на Лань Ванцзи, а следом раздаётся его громкий смех. Вэй Усянь хватается за живот и немного сгибается, в одной руке крепко удерживая ёлочную игрушку.       — Лань Чжань верит слухам! — прерывается с хохота на фразы парень, снова разрываясь приступом смеха. — О, Небеса, что бы сказал на это дядя? Думаю, он бы поворчал и заставил бы переписывать все эти четыре тысячи правил, ах-ха-ха!       Всё больше и больше мужчина хмурится и в голове прикидывает, откуда бы такая информация была известна Вэй Усяню, или же он угадал, основываясь на сказанном врачом в пятницу?       В их семье не четыре, а три тысячи правил, которым следует дядя; отец из-за этого находится с братом в ссоре, они почти не говорят, но это не мешает семейным встречам; матушка, вошедшая в их семью, плохо знакома с ними и следует только паре десятков в обществе фуди. Сичэнь, ясное дело, избегает правил, а вот Лань Ванцзи старается их придерживаться, хотя бы большей части, но помнит каждое. В детстве, во всяком случае, дядя заставлял переписывать свод правил по нескольку раз, если Лань Ванцзи или Сичэнь нарушали хотя бы одно.       «Запрещено верить в сплетни», «Запрещено подслушивать» — это то, чему должен был следовать Лань Ванцзи, но он просто не мог пройти мимо, когда услышал, как медработники говорили о Вэй Усяне, жалуясь на его выходки и отказы в еде. Первым порывом было, разумеется, уйти, но вдруг среди сплетен была бы нужная информация?       — Ох, — приводит дыхание в порядок парень, — насмешил меня, Лань Чжань! И отвечая на твой вопрос: нет, я не устраиваю разруху. Не думаю, что паука в волосах и записки с надписью «пни меня» можно принимать за разрушения. Ой, не смотри так, ладно. Это, конечно, не единственные шалости, но иногда меня начинает буквально, без шуток, выворачивать от этой еды, так что почему бы её не приклеить к потолку, а не желудку? На моём этаже полно более или менее вменяемых, а на верхних прямо буйные, но знаешь, с ними весело говорить!       Вэй Ин, не оглядываясь на недовольное лицо Лань Ванцзи, который всё же слушает рассказ дальше, болтает и болтает, иногда принимаясь активно жестикулировать. Игрушки на ёлке и в руках трясутся от каждого движения, пару раз парень чуть не роняет дерево, принимаясь извинятся, но не проходит и минуты, как он возвращается к увлекательным историям, случившимся с ним за все те полгода, что торчит в этой больнице. Вспоминая данные из карточки, врач замечает, что Вэй Усянь не говорит ничего о жизни и лечении в другой больнице, из которой его перевели в эту (впрочем, у Лань Ванцзи мало информации на этот счёт).       Мужчина за полчаса узнаёт множество разных проделок, о которых не мог и подумать раньше. К примеру, Вэй Ин часто шутил над посетителями, которых на самом деле очень мало даже на его этаже, создавая громкие звуки чем-то тупым и найденным в комнате, вызывая общее мнение о «каком-то звере за той стеной»; парочка медсестёр были застигнуты врасплох в подсобке, когда Вэй Усянь резко выпрыгивал из кучи одежды (откуда он их взял, парень отказался говорить). Сказ о живом мертвеце, со слов Вэй Ина, до сих пор гуляет по больнице, заставляя врачей выть, новеньких трястись, а больных... а для них такое не самое странное, что случилось в их жизнях: парень целую неделю красился пудрой и белой краской (откуда были взяты эти вещи, Вэй Ин тоже не говорит) и выходил ночью в коридоры, пугая всех, даже охрану, которая не могла его потом ни догнать, ни найти — Вэй Усянь настолько хорошо бегал и прятался; постепенно его начали принимать за живой труп или призрака, который завывает по ночам, издаёт какой-то вещью жуткую мелодию (со слов парня, он просто сорвал травинку и пытался играть на ней) и пугает каждого, кто ходит по больнице ночью. В итоге его поймали и заперли в изоляции на ту же неделю, но шутка стоила свеч, как говорит, смеясь, Вэй Ин.       — Знаешь, мне кажется, что после этого Вэнь Нин и стал заикой. Нет, мне его жалко, конечно, но, о Небеса, его реакция была такой милой, что я, кажется, чутка переборщил. Он прямо там в коридоре и грохнулся в обморок! Правда, потому меня и поймали, но чёрт, это было действительно весело, — смеётся, то качая головой, то аккуратно вешая на толстую ветку игрушку, от усердия высунув язык, Вэй Усянь. — Хорошо, что Вэнь Нин меня простил. Если бы он на меня злился, я бы этого не пережил!       Лань Ванцзи хмурится, пытаясь вспомнить работников с фамилией Вэнь, но на ум приходит только паренёк, который помогал ему утром. Мужчина не знает каждого и не может, потому что ни с кем не знакомился и не видит в этом смысла, так как устроился сюда на определённый срок, но среди тех, кого ему же доводилось видеть, никого похожего он не встречал.       — Вэнь Нин?       Вэй Усянь оборачивается к нему, внезапно хитро улыбается и подходит вплотную. Лань Ванцзи отходит на шаг чисто рефлекторно, но парень делает то же самое навстречу врачу.       — Ты ревнуешь, Лань Чжань! — восклицает тот с хитрым прищуром и резко отскакивает. — Поверь, оно того не стоит!       Лань Ванцзи почти замахивается игрушкой, вовремя вспоминая, что держит хрупкую вещь в руках. Грудь высоко вздымается и опускается от сильного возмущения, и мужчина не уверен, от чего именно его испытывает: от того, что пациент подошёл к нему непозволительно близко, или от его слов, будто Лань Ванцзи есть почему ревновать.       — Вэй Ин!       Парень только смеётся на это и оббегает ёлку, опасаясь кары.       — Что? Я серьёзно, Лань Чжань! — продолжает улыбаться Вэй Усянь, выглядывая из-за дерева. — Не стоит ревновать! Вэнь Нин интересный парень, прямо милашка, но он не в моём вкусе!       Всё же Лань Ванцзи не выдерживает и кидает в парня мишурой, которая была неподалёку. Убегая от разгневанного мужчины, пациент только громко смеётся, повторяя слова снова и снова, пока ему не становится трудно дышать от хохота.       Украшать ёлку они всё же заканчивают. Лань Ванцзи оставляет гирлянды гореть, убирает к двери коробки, чтобы после забрать их с собой, и присаживается на своё кресло. Всё, что необходимо для сеанса, он разложил заранее на столе или убрал в ящики; в кармане пиджака всегда лежит блокнот и ручка, которые мужчина достаёт. Диктофон оказывается на том же месте, на часах установлен таймер, телефон поставлен на беззвучный. Вэй Ин в этот раз разваливается на диване, показывая врачу свою широкую улыбку, напоминая довольного жизнью кота.       В этот раз Лань Ванцзи начинает с вопросов о кошмарах, и счастливая атмосфера неохотно разрушается под градом тяжёлых слов. Большую часть Вэй Усянь не помнит, иногда он просто просыпается в поту. Нехотя, парень рассказывает о том, что после сна, в котором ему приснилась смерть шицзе, он едва не задохнулся — каким-то чудом успел нажать кнопку вызова; но этот случай был давно, после... Вэй Ин говорит, что прошлое для него размыто, и ему трудно ответить, почему он в один день просто очнулся в палате, частично закованный в гипс, но в первые дни, как он вспомнил своё прошлое (или он помнил его всегда? Пациенту трудно ответить и на этот вопрос), ему снились смерти родных людей особенно часто.       Пока что Лань Ванцзи не решается напирать на пациента, всё ещё оценивая его состояние, потому, просто записав всё необходимое в бланках, переводит тему.       — Расскажи о своей семье.       На этом вопросе Вэй Усянь подскакивает и широко улыбается, принимаясь безостановочно нахваливать и обожествлять свою сестру Яньли, которая родилась с золотыми руками: она хорошо готовит, заботливая настолько, что Вэй Ин в детстве назвал её мамой (у них разница, если Лань Ванцзи правильно помнит, в пять лет), умеет успокоить если не одним словом, так фразой точно — в целом, парень считает её самой идеальной старшей сестрой, которая только может существовать. До того, как перейти к другому члену семьи, он начинает бормотать о её смерти, вдруг вздрагивая и вспоминая, что она жива, шепчет что-то о Пристани Лотоса, уже громче вспоминает случаи, когда Яньли спасала младшего брата, залезшего на дерево подальше от собак (Лань Ванцзи делает пометку спросить об этом позже), говорит о том, как помогала согреться братьям после их ночных вылазок в речки Юньмэна.       Заглядывая в данные, врач замечает несостыковки. Семья Цзян никогда не жила близ каких-либо рек, всю жизнь проведя в Ухане, в своём особняке. Большой дом семьи вообще почти не упоминается, только два раза, и это немного заставляет напрячься, будто Вэй Усянь говорит о той прошлой жизни — пока что Лань Ванцзи будет называть это так — а не об этой.       Цзян Чэн — Вэй Ин не то хмурится, не то фыркает, не то смешно морщится, говоря о нём, — младше парня на год, но считает себя старшим и иногда чрезмерно опекает Вэй Усяня, хотя всегда грозится переломать ноги или говорит что-то чрезмерно резкое, скрывая заботу. Если Яньли казалась в течение всего рассказа ангелом, то Цзян Ваньиня Лань Ванцзи принимает за заботливого (если он правда таковой) демона. Потом слышится бормотание про то, что он отдал ему своё золотое ядро, что шиди стал злее с возрастом, но всё ещё заботился о нём. В какой-то момент пациент прерывает свой рассказ, застыв в сгорбленной позе, хмурится и смотрит в спинку дивана, отвернувшись от мужчины так, что лица почти не видно.       Молчание затягивается. Лань Ванцзи отмеряет пять минут, заподозрив что-то неладное.       — Вэй Ин?       Парень дёргается, наконец смотрит на врача и снова опускает взгляд, но не отворачивается. Вэй Усянь закусывает губу, прежде чем начать говорить.       — Мы с Цзян Чэном вроде были в ссоре, но когда я очнулся, он казался мне будто другим человеком. И сейчас он мне кажется другим, — парень пожёвывает губу, и Лань Ванцзи говорит ему прекратить это, пока не пошла кровь. — Прости. Просто это странно. В моих последних воспоминаниях он был взрослым ворчливым стариком, который грозился переломать ноги каждому, я даже к нему в орден боялся заглядывать, а тут... Двояко, понимаешь? Будто он более заботливый брат, каким был в нашу молодость. Это странно.       Лань Ванцзи записывает это всё в бланки, чуть хмурится, подозревая что-то такое и раньше. Сами по себе редкие фразы Вэй Усяня говорят о том, что он каждого человека знает дважды — из прошлого (если оно действительно было) и настоящего. Иногда, как сейчас, парень говорит об окружающих и себе, как старике с многолетним стажем, хотя на самом деле Вэй Ину всего двадцать один.       — Твои приёмные родители?       Он снова переводит тему. Вэй Усянь смотрит на него с толикой благодарности и начинает неспешно рассказывать, в куда менее бодрой форме, про Цзян Фэньмяня и Юй Цзыюань.       Дядя Цзян — как привык называть приёмного отца Вэй Ин — добрейший души человек. Пациент говорит, что он часто защищал его от гнева жены, а она, в свою очередь, вспыльчивый человек. Смеясь, Вэй Усянь говорит, что шицзе пошла в отца, когда шиди — в мать. Мадам Юй, как «ласково», при этом с улыбкой поморщившись, называет женщину парень, в детстве часто била его за промахи Цзыдянем. Лань Ванцзи не привык перебивать людей, но он не может не задать вопрос о домашнем насилии и странном названии хлыста. Вэй Ин, громко засмеявшись, качает головой и машет руками, отрицая это и говоря, что всё было заслуженно: он срывал встречи, порой пропадал из дома в годы, когда его только приняли в семью, вёл себя неподобающим образом и — Вэй Усянь хмурится, говорит это очень неуверенно — проказничал в школе, из-за чего приёмных родителей часто вызывал директор. Разумеется, его давно не били, это было в прошлом. Пациент также отмечает, что мадам Юй ненавидит его за то, как к нему относится Цзян Фэньмянь; глава семейства же принимает Вэй Ина как родного сына, и парень иногда сам считал, что к нему относятся даже благосклоннее.       Время их встречи подходит к концу, потому, чтобы не оставлять горький осадок на душе, Лань Ванцзи напоминает Вэй Ину про рисунок. Парень тут же мчится к столу, очень шустро, чтобы врач не увидел творение рук пациента, достаёт лист бумаги и карандаш и с той же скоростью возвращается на место.       — Думаю, закончу я в любом случае только завтра, — Вэй Усянь вскидывает голову. — Сколько осталось времени?       — Тридцать минут.       Парень присвистывает, а потом внезапно хитро улыбается.       — В прошлый раз мы пробыли тут два часа, да? Сейчас три. И не ври — там стемнело!       Лань Ванцзи оборачивается к окну, замечая за огоньками гирлянды только темнеющее небо и падающий снег. Ветер за окном не сильный, но заметно, как он поддувает снежинки.       — Рисуй.       Вэй Усянь смеётся, но послушно возвращается к своему творению. Через пятнадцать минут парень разрешает мужчине двигаться, что означает, что ему остались только детали.       Лань Ванцзи решает заняться бланками. В этот раз он использовал три листа, когда в прошлый — всего один. За этот день мужчина собрал достаточно много информации.       У Вэй Усяня большая проблема с памятью. В начале мужчина считал, что у него могут быть небольшие проблемы, свойственные множеству человек в мире, или хотя бы такие, которые могут быть объяснены травмами после аварии — но с неё прошло полтора года. Не может не заметить врач и то, что сегодня пациент неожиданно больше путается в воспоминаниях, будто они наслаиваются друг на друга, что тоже вызывает смутные подозрения.       В карточке Вэй Ина указаны некоторые препараты, которые ему должны давать и сейчас: витамины, для улучшения внимания (Лань Ванцзи хмурится, но не решает пока спорить с сотрудниками), от стресса. Мужчина зачёркивает одни, добавляет в список свои — безобидные таблетки, которые помогают улучшить память и к которым противопоказаний у Вэй Усяня быть не должно. Врач сообщает об этом парню, а тот, ненадолго призадумавшись, пожимает плечами и нехотя соглашается.       Ещё странность, которая не покидает головы и о которой Лань Ванцзи спросит в следующий раз — в среду, — связана с аварией, о которой парень почему-то умалчивает, и тем годом, который Вэй Усянь по данным медкарты провёл в другой больнице. Странным мужчина считает и то, что в документе нет ни названия той организации, ни данных, которые вообще-то должны быть, ни результатов обследований или лечения, кроме всё тех же скупых слов о «со слов родных пациента...».       Таймер оповещает об окончании их встречи. Лань Ванцзи аккуратно собирает вещи, отключает диктофон, проверяет телефон на наличие сообщений или звонков — есть смс от брата о том, что он закончит сегодня раньше. Вэй Усянь же, разминая мышцы, быстро убирает лист с рисунком.       В этот раз первым уходит Вэй Ин. За ним заходит строгий на вид медработник, который словами поторапливает пациента, а действиями выглядит напуганной кошкой, будто Вэй Усянь — кровожадный зверь. Парень машет рукой врачу, желает удачного вторника и стремительно уходит.       Как он и предполагал, заходить домой непривычно до той степени, что мозг ненадолго отключается, принимая родные стены за чужие. С кухни доносится дивный запах и шум песни, слова которой звучат на английском. Прислушиваясь, Лань Ванцзи узнаёт в музыке именно ту, которую не любит больше всего, потому что она режет слух, и которую Сичэнь слушает в отсутствие брата.       Брат редко готовит, потому что для него это утомительный процесс, к тому же Лань Ванцзи приходит раньше, если не на ночных сменах. В случаях, когда младшего нет дома, Сичэнь скорее заказывает что-то на дом.       — Я подумал, что давно не баловал тебя своей стряпнёй.       Лань Сичэнь мягко улыбается брату, и тот не может не сделать этого в ответ.       Прежде, чем сесть за стол, Лань Ванцзи переодевается в домашнее, моет руки, распускает длинные волосы из хвоста и только потом возвращается на кухню. Старший брат уже накрывает на стол, не позволяя младшему помогать.       Сдержать озадаченный взгляд, когда мужчина послушно садится за стол, не выходит.       — Брат, что случилось?       Лань Сичэнь выдыхает, улыбается той улыбкой, которая означает, что его раскрыли, отключает плиту и садится напротив брата, складывая руки замком. Глаза Хуаня сияют счастьем, в движениях присутствует небольшое волнение, губы подрагивают в желании сказать, но Сичэнь сначала собирается с мыслями.       — Очень скоро к нам приедет семья одного человека, — мужчина улыбается так, как никогда, и это немного обескураживает Лань Ванцзи, — очень дорогого для меня человека. Мы собираемся обсуждать по большей части бизнес, но, в конце концов, он собирается остаться у нас в городе, и... — Сичэнь застывает, но не прекращает улыбаться совсем уж счастливо. — В общем, мы планируем жить вместе после нового года.       Лань Ванцзи чувствует радость за брата. Мужчина улыбается родному человеку, показывая своё одобрение на всё, что он скажет и задумывает. Лань Чжань примет любой выбор Сичэня, лишь бы брат был счастлив.       Лань Хуань всё видит на лице брата, потому подходит и немного неуверенно обнимает его, и Лань Ванцзи делает то же самое в ответ.       — Спасибо, что сказал.       Сичэнь не удерживается неловкого смешка. Он отстраняется и в этот раз садится на стул рядом, как они сидели только в детстве.       — Прости, ты редко был дома, или же момента не было подходящего, чтобы сказать.       Ванцзи, видя абсолютно виноватое лицо брата, только качает головой.       — Всё хорошо, — успокаивает его мужчина. — Как долго вы вместе?       Старший брат отводит взгляд, неловко улыбается и шепчет тихое «год».       За ужином Лань Сичэнь рассказывает о своём парне — Ванцзи с самого начала догадался, что возлюбленный брата не девушка — и отвечает на все вопросы, почти не называя имён. Они познакомились на одном мероприятии бизнесменов, куда будущий директор «Гусу Лань» был приглашён вместо отца, а парень Сичэня был взят отцом. Вспоминая их встречу, мужчина говорит о том, насколько злым тогда был юноша и с каким желанием рвался поскорее покинуть мероприятие. В следующий раз они встретились в одном отеле через два дня и провели вместе ужин, и что-то у них закрутилось всё так, что уже через месяц они начали встречаться.       Небольшой проблемой, на взгляд Лань Ванцзи, является разница в десять лет, но, похоже, ни одного из них это не смущает. Мужчина старается не заострять на том внимания, как делает это Сичэнь.       — А-Чэн милый, на самом деле, но с характером, — делится Сичэнь, цепляя палочками кальмара. Лань Ванцзи, предпочитающий еду растительного происхождения, иногда уступает брату и ест его восхитительно приготовленные морепродукты и очень редко мясо — совсем-совсем редко, раз в год. — Знаешь, я рад, что мне не пришлось уговаривать его пять лет на то, чтобы жить вместе, — фыркает мужчина. — Впрочем, если бы он вырос таким же, то пришлось, — шепчет Сичэнь, невольно сгорбившись. — О, да, ты можешь не волноваться насчёт квартиры. Мы переедем в отдельную, будем обставлять с нуля.       Лань Ванцзи, замешкавшись на пару долгих секунд, кивает.       — Его родители?       Старший брат мычит, пережёвывая еду.       — А-Чэн говорил, что они сначала злились, но сейчас вроде как смирились с этим, — мужчина пожимает плечами. — Я больше волнуюсь за дядю. Матушка будет рада, а вот отец... Как думаешь, Ванцзи?       В самом деле, вопрос имеет свою сложность. Как и дядя, и они сами, отец был воспитан традиционно, потому может иметь отрицательное мнение об однополых отношениях, но вместе с тем Лань Циучэн не является тем человеком, который стал бы кричать на сына и заставлять его отказаться от подобной связи, особенно как наследника фирмы и семьи.       — Посмотрим.       Сичэнь только вздыхает, но соглашается. Прямо сейчас гадать о реакции бесполезно. Перекусив кальмарами и рисом, братья отправляются к телевизору, который смотрят до поздней ночи.       Странные слова «таким же» не покидают головы до утра.