Призрак точно имя

      Стоять и смотреть на самого себя оказывается чем-то слишком странным. Вэй Усянь не сразу осознаёт происходящее, как-то глупо наблюдая за тем, как его вялое и лишённое души тело аккуратно усаживают на каменное подобие кровати. Заклинатель, помогающий его телу, не видит Вэй Ина — его душу, призраком стоящую позади мужчины в белых одеяниях.       — Это бесполезно, Лань Чжань, — шепчет Старейшина Илина, в бессилии поджимая губы.       На его голос не реагируют.       Лань Ванцзи что-то говорит его телу, но то ли он сейчас слаб, то ли так оно и должно быть, то ли тут замешаны высшие силы, в которые тёмный заклинатель давно не верит, — в любом случае, какой бы ни была причина, Вэй Усянь не может слышать ничего из слов, которые говорит ему Второй Нефрит. В голове мелькает мысль, что, вероятно, затем и нужны музыкальные техники ордена Лань, способные помочь в общении с призраками. Тогда Старейшина Илина решается на глупую затею: дотронуться до струн Ванцзи — но гуцинь слишком плотно укутан в ткань. Никакие предметы не даются призраку, и он, чертыхаясь, обессиленно присаживается подле Лань Чжаня. Пара попыток коснуться старого... знакомого? друга? Вэй Ин не знает, кем ему следует считать бывшего соученика — все попытки проваливаются. Собственная рука проходит сквозь чужую легко. Следом призрак решается на попытки вернуться в своё тело, но Вэй Усянь вновь и вновь проходит сквозь самого себя.       Проходят дни. Вэй Ин может только наблюдать, думать и болтать с самим собой и в одну сторону с Лань Чжанем, прекрасно понимая, что заклинатель его не слышит.       — Иди в Гусу, Лань Чжань, — в который раз вздыхает мужчина, качая головой и цокая. — Уходи. Застрял тут со мной, почти не ешь и не пьёшь, не спишь. Ну что ты, в самом деле? Так хочется меня казнить?..       Вэй Ин закусывает губу. Он понимает, что, вероятно, говорит глупость. Ради какой такой казни стал бы Лань Ванцзи просто так сидеть перед ним и ухаживать за бездушным телом, в котором едва теплится жизнь? Эта мысль крепче и крепче охватывает голову, не давая покоя и заставляя теряться в вихре эмоций. Злобы не было с самого начала, только сожаления, и, кажется, с каждым мгновением, которое он наблюдает за заклинателем, их становится только больше. Стоило поговорить с Ванцзи, когда была возможность — а их было более чем достаточно, но Усянь слишком боялся, — стоило наладить отношения с ним, действительно попытаться стать друзьями и узнать, правда ли Лань Чжань ненавидел Вэй Ина.       — Лань Чжань, Лань Чжань, — качая головой, Старейшина Илин твердит имя заклинателя снова и снова, будто мантру или молитву, — прошу, уходи. Иди домой, Лань Чжань.       Вэй Усянь замечает, как заклинатель вздрагивает и смотрит на тело перед собой, поджимает губы и что-то говорит. Такая сцена была не раз и не два, и Вэй Ин привык к ней настолько, что только цокает и, отвернувшись, смотрит на вход в пещеру, которую не может покинуть. Предел расстояния, допустимого для Вэй Усяня, около шести чжаней*. Старейшина Илина даже не уверен, от чего или кого именно не может отойти: своего тела или Лань Ванцзи, и пусть последнее кажется глупым предположением, мужчина почему-то думает, что именно оно будет верным. К сожалению или счастью, проверить реальность догадок пока не получается.       С каждым днём Старейшина Илин чётче видит потоки энергии в воздухе, теле Лань Ванцзи и… Разумеется, в его теле плещется только тёмная ци, будто пожирая тело и желая захватить его. Быть может, разрушение печати так сказалось на нём или слишком большое количество тёмной ци, что он стал духом, но, так или иначе, в собственном теле нет места для ещё одной души, пусть и собственной. Вэй Усянь только усмехается и упрекает духов, шествующих за ним с того момента, когда Вэнь Чао сбросил его на Луаньцзан.       — У меня нет золотого ядра, — в очередной раз говорит Вэй Ин, лениво подперев голову рукой — хотя бы себя он может касаться, — и столько же лениво наблюдает, как Лань Ванцзи передаёт его телу светлую энергию. Усянь не уверен, понимает ли бесполезность этого дела господин Лань, но он продолжает это делать каждый день, словно ему самому она не нужна. — Оставь себе, Лань Чжань, этому телу она уже ни к чему.       Слова о потере ядра впервые даются так легко с того момента, когда он отдал его названному брату. Зная, что Лань Ванцзи его не слышит, Вэй Ин спокойно рассказывает об этом, вслух вспоминает прошлое, что-то спрашивает у заклинателя в белом и сам же отвечает на вопрос. Порой мужчина замолкает на какое-то время, осматривает пещеру и вновь принимается за разговоры, болтая ни о чём. Ему не нужно спать, есть или делать что-либо из того, что необходимо людям, и Вэй Усянь рассказывает живому заклинателю об этом, множество раз замечая, что смерть поистине отвратна.       Быть призраком ужасно. Старейшина Илина смело предполагает, что это его проклятие за совершённое при жизни зло. О, он правда заслужил такую жизнь, Вэй Ин уверен в этом. Оглядываясь на прошлое, мужчина замечает то, за что его можно было бы похвалить, когда он делал добрые дела, но решения, принятые им и воплощённые в реальность за последние три года перевешивают чашу весов в пользу зла. Вэй Усяню уготовано самое худшее, он понимал это тогда, когда началась война, и жизнь призрака, пожалуй, более чем подходит под этот Ад.       Когда в пещеру врываются старейшины клана Лань, Вэй Ина пробирает вязкий холод.       — Опусти меч, Лань Чжань! Прошу, хватит!       Конечно, его не слышат. Усянь со страхом и замирающим сердцем (будто у призрака оно есть) наблюдает за тем, как Лань Ванцзи без оглядки ранит каждого пришедшего, идёт против клана, ордена и семьи, защищая тело без души, будто оно того стоит. Голос срывается (такое возможно для призрака?), глаза застилает тёмная пелена. Ощущения, которые Вэй Ин испытывает, наблюдая за происходящим, очень напоминают момент смерти — он помнит те чувства, когда душа покидает тело.       Старейшины что-то говорят, Лань Цижэнь, плюясь кровью, кричит, на лице брата Лань Ванцзи непонятное выражение скорби, сожаления и обречённости. Лань Сичэню удаётся одним только чудом одолеть брата, сбросив того в пучины нажатием на акупунктурные точки. Вэй Ин ничего не слышит, только видит, и он уверен, что эти действия стоили Лань Хуаню много.       Первыми пещеру покидают раненые старейшины. Лань Цижэнь, сжимая раненую руку, болезненно морщится и о чём-то беседует со старшим племянником, пока адепты, присланные на помощь, помогают раненному Второму Нефриту. Тело Вэй Усяня будто упорно не замечают до последнего момента. Обращённые несколько взглядов в сторону Вэй Ина красноречиво говорят о том, что его казнят — кто будет, где — Старейшина Илина уже не сможет узнать.       Что-то внутри натягивается, будто струна, и упрямо тянет прочь из пещеры. В этот момент, лукаво улыбаясь и качая головой, Вэй Ин понимает, что его душа привязалась к Лань Чжаню, кажется, окончательно потеряв связь с телом. Окидывая стены пещеры в, возможно, последний раз, Вэй Усянь прощается и уходит, пока ощущения не стали слишком болезненными.       Уже в Облачных Глубинах Вэй Ин может только разве что сидеть в цзинши Лань Чжаня и наблюдать за ним. Бывший товарищ лежит какое-то время в бессознательном состоянии, три ночи и два дня, утомлённый почти полным отсутствием сна, нормальной еды, духовных сил и отдыха.       Проснувшись, Лань Ванцзи пару раз порывается покинуть и цзинши, и Облачные Глубины в целом, пока его не запирают на несколько сильных заклинаний и не приставляют стражу. Порывы сломать барьер рушатся спустя пару часов безуспешных попыток, за которые духовные силы господина Ланя уменьшаются достаточно сильно. Сейчас Старейшина Илин может чётко видеть и объёмы светлой ци в телах заклинателей, и барьеры, и наполненные энергией артефакты; черты реального мира со временем расплываются за этими потоками. Вэй Ин пытается это контролировать, но пока что выходит из рук вон плохо.       Мужчина оглядывается на Ханьгуан-цзюня. Тот сидит ровно, как подобает прилежному ученику ордена, пальцами крепко держит кисть, но он не выводит иероглифов, будто задумавшись над чем-то; чернила неминуемо портят бумагу, скатываясь с кончика кисти.       — Надо было слушать меня, когда я говорил тебе уйти, — твердит ему Вэй Усянь. Он заинтересованно приближается к полкам, рассматривая убранство цзинши. — Одни трактаты о благочестивости, правила ордена, учения Будды… О, стихи! Ты читаешь стихи, Лань Чжань! Я приятно удивлён!       Вэй Ин узнаёт немало нового для себя, с сожалением думая, что стоило прокрасться сюда раньше. Призрака терзает желание прикоснуться к сборникам и прочитать их, лишь бы занять себя чем-то. Иногда Вэй Усянь ведёт себя в высшей степени бесстыже, со спины Лань Ванцзи заглядывая в то, что он пишет, и кривится, узнавая строчки знакомых правил, которые он сам переписывал в молодости.       Оказывается, Лань Чжань любит стихи, хранит у себя нарисованный Вэй Ином портрет, читает разного рода рассказы, а не только свои трактаты о благочестии; случилось пару дней назад, Вэй Усянь узнал, что Лань Ванцзи пытался написать ему письма во времена войны, но так и не отослал. Письма самые что ни на есть короткие, в стиле Второго Нефрита, написанные чётко и по делу, и лишь в одном сквозило желание увидеть тёмного заклинателя.       В один вечер Лань Ванцзи навещает Сичэнь. Старший брат присаживается напротив младшего, и Вэй Ин в очередной раз поражается тому, как они похожи друг на друга. Заклинатель засматривается на них, не сразу понимая, что слышит их голоса.       — Прошу, брат, — склоняет голову Лань Чжань.       Лань Сичэнь впервые не улыбается. Он выглядит устало, немного подавленно. Старейшина Илина уверен, что после всего у главы ордена Лань достаточно много дел, и лёгкая тень под глазами буквально кричит об этом.       — Тебя хотят наказать тридцатью тремя ударами кнута, Ванцзи, — в голосе Лань Сичэня проскальзывает горечь, и он поджимает губы. — Если об этом прознают… Я не смогу тебя защитить, ты понимаешь?       Вэй Усянь почти задыхается, понимая, какое наказание понесёт второй Нефрит. Что-то внутри холодеет, обрывается; мужчине хочется кричать на глупого, глупого Лань Чжаня, хочется сказать, что ему не следовало поступать настолько глупо и опрометчиво. Что слова, если его не услышат? Вэй Ин склоняет голову к коленям, горбится, прижимает руки к груди и не понимает своих же чувств. От осознания, что натворил второй Нефрит, ради кого и… Нет, он не знает, почему второй господин Лань это сделал, но даже без этого что-то теплится там, где должно быть сердце, и оно бы непременно билось сильно-сильно, будь у призрака сердце. Слёз нет, но Вэй Усянь будто чувствует влагу на щёках и привкус соли на губах.       — Не прознают, — уверяет его между тем второй Нефрит, поднимая на брата взгляд золотых глаз.       Наверное, Вэй Ин впервые может правильно истолковать чувства, скрытые за каменной маской. Заклинатель смотрит уверенно, без страха быть наказанным ещё больше, и от этого становится ещё хуже.       Старейшина Илина задыхается от осознания, что Лань Чжань не раскаивается за содеянное и намеревается нарушить ещё правила ради чего-то.       В цзинши воцаряется тишина. Младший брат упрямо смотрит на старшего. Сичэнь прикрывает глаза, раздумывая, а Лань Ванцзи ожидает решения, будто приговора. Хочется задать вопрос, узнать, что собирается сделать мужчина, но все слова канут в тишине.       — Хорошо, — наконец произносит Лань Сичэнь. Его голос полон обречённости, взгляд — боли. — День. Я даю тебе день, Ванцзи.       — Благодарю, брат.       Лань Чжань поднимается со своего места, берёт в руки Бичэнь и под кивок покидает цзинши. Вэй Ин совершенно ничего не понимает, только следует за задумавшим что-то немыслимо опасное мужчиной. Снаружи нет охраны, барьер снят. Догадаться, чьих рук дело, не трудно, припоминая только что случившийся разговор. Небо затянуто облаками, погода больше напоминает позднюю осень.       Лететь по воздуху странно. Под ногами только лёгкая пелена тьмы, которая напоминает неясной формы облако, в то время как Лань Ванцзи летит на своём мече, упрямо смотря вперёд. Сейчас ночь, и она становится глубже, а Ханьгуан-цзюню всё равно на нарушенный режим сна Облачных Глубин, на пару сотен правил, которые тот нагло переступил, мчась по воздуху с небывалой скоростью, словно заклинатель боится опоздать.       Когда перед глазами предстаёт Луаньцзан, в груди всё сжимается. Они вместе посещают пещеру и ту часть горы, где было поселение беженцев Вэнь. Пустота, ни намёка на живых или мёртвых. Палатки, служащие домом для спасённых Вэй Ином Вэней, пустуют, казалось бы, давно. Оглядывая пространство вокруг, Вэй Усянь только закусывает губу и спрашивает, что они тут делают; Лань Ванцзи ожидаемо молчит и бродит по округе, не догадываясь, что за ним идёт призрак. Когда близится час рассвета, Лань Чжань собирается встать на меч и, вероятно, вернуться в Облачные Глубины, и Вэй Ин намеревается лететь следом за ним, когда тишину леса, куда Нефрит забрёл в поисках, разрывает плач.       В дереве, в достаточно широком для ребёнка дупле, они находят Вэнь Юаня. Если бы Вэй Усянь мог плакать, он бы это сделал; сумей Лань Ванцзи его услышать, мужчина от души сказал бы ему множество слов благодарности, склонившись к земле, что он и делает, и пусть его не видят. А-Юань болен, Вэй Ин видит это, но это пустяк — он жив, Лань Ванцзи ему поможет, и в этом Старейшина Илина не сомневается. Тёмный заклинатель не может в этом сомневаться, потому что уже в следующую секунду обеспокоенный господин Лань, крепко прижимая к себе страдающего лихорадкой ребёнка, встаёт на меч и мчится в этот раз, кажется, действительно быстрее, чем это возможно. Вэй Усянь поспевает за ним легко, поглядывает на Лань Ванцзи и А-Юаня, молясь всем богам, чтобы всё было хорошо.       Уже в Облачных Глубинах Лань Чжань рассказывает всё брату и снова просит о помощи. Старший брат кивает и торопится к лекарям вместе с ребёнком; Лань Ванцзи, всё ещё выглядящий крайне беспокойно, скрывается в цзинши.       Время наказания приходит неожиданно, и, слава всем Богам, никто из Ланей не прознал об отлучке второго Нефрита; легенда о том, что найденный ребёнок был приведён в Облачные Глубины главой Лань, удивительно легко ложится на уста каждого старейшины. Наказание, тридцать три удара кнутом, Лань Ванцзи едва выдерживает, на последнем падая наземь. Вэй Ин, гневно сжимая кулаки, клянётся, что если он однажды вернётся к жизни, или у его призрачной души появятся силы, он отомстит каждому, кто был виновен в наказании Лань Чжаня.       На залитую кровью спину Вэй Ин смотрит и не представляет, сколько боли пришлось испытать Лань Ванцзи. На глазах Лань Сичэня слёзы, когда он помогает пребывающему в бессознательном состоянии брату. Вэй Усянь тоже хочет помочь, хотя бы чуть-чуть облегчить боль, но что может сделать призрак?       Кое-что, оказывается, возможно. Поверхностно касаясь спины, призрак проводит удачный эксперимент, направляя потоки светлой энергии в тело заклинателя. Этих крох, которые содержатся в воздухе, мало, но это единственное, что способен сделать Старейшина Илина.       — Ты такой дурак, Лань Чжань, — шепчет мужчина, качая головой, — дурак, дурак, дурак…       Лань Ванцзи не приходит в себя ещё несколько месяцев. Вэй Ин наблюдает за мужчиной каждый день, не имея возможности делать что-то ещё. Выходить за пределы дома — маленькая возможность, которую иногда позволяет себе призрак. Ещё Вэй Усянь научился касаться предметов, может скинуть на пол что-то лёгкое, вроде цветка, или вполне себе может коснуться колокольчика, что оставили лекари у входа в цзинши на экстренный случай. Наблюдать за Нефритом удивительно легко. Вэй Ин время от времени говорит с ним, как обычно, рассказывает об увиденном снаружи: адепты Гусу не настолько правильные, как себе могут подумать два Нефрита и даже старик Цижэнь; юные дарования любят шептаться, скрывшись под раскидистыми ветвями деревьев, иногда срываются на бег, играются сухими ветками, будто мечами, и даже наигрывают мелодии в запрещённое время, но едва ли в отдалённых уголках Облачных Глубин кто-то слышит струны.       В какой-то день, когда Лань Чжань всё ещё не проснулся, Вэй Усянь чувствует что-то странное. Какая-то нить, привязывающая его к этому миру, разрывается. Вэй Ин долго хмурится, ходит кругами по цзинши или обходит строение вокруг, пытаясь понять это странное чувство тоски и боли, зарывшееся в груди. Мысли не сходятся к какому-либо единому мнению.       После пробуждения Лань Ванцзи не может встать с постели, и это вполне себе очевидно. Призрак днями наблюдает за ним, поджав губы, но исправно передаёт ему энергию, надеясь, что это действительно немного, но поможет. Каждый день к брату заглядывает глава ордена Лань, за полчаса до звона колокола — старик Цижэнь. Мужчина почти ни с кем не говорит, пытается идти наперекор рекомендаций врачей, силясь хотя бы сесть на кровати. Когда заклинатель в своих попытках падает на пол, Вэй Ин по инерции подбегает и пытается его поймать, но живое тело проходит сквозь руки, с хлопком приземляясь на дерево.       — Хватит себя истязать, — задыхаясь от возмущения, кричит призрак, — дурак!       Старейшина Илина действует иначе: стремительно подходит ко входу в цзинши легко толкает колокольчик, висящий на деревяшке. Звон эхом раздаётся в комнате, заставляет Лань Ванцзи вздрогнуть и поднять голову. Замешательство заклинателя проходит быстро, и он пытается подняться на дрожащих руках. Вэй Усянь не смотрит, отвернувшись; ему не стоит видеть такую картинку. Он чужой для второго Нефрита человек, вообще не должен находиться в доме Лань Чжаня и видеть его настолько сокрушённым и уязвимым.       Всякий раз, когда он смотрит на такого Лань Ванцзи, сердце Вэй Ина болезненно сжимается (и плевать, что он призрак и у него нет сердца). Бессилие заставляет гневно сжимать кулаки. Будь Вэй Усянь жив, костяшки пальцев непременно побелели, а из ладоней начала сочиться кровь из-за впившихся в кожу ногтей.       Когда седьмой месяц в году наступает, Вэй Ин чувствует себя как не в своей тарелке. Ему постоянно чудятся шорохи, голоса, бледные, едва видные даже под лучами полуденного солнца лица; больнее всего становится тогда, когда ему слышится голос сестры, приёмных родителей и звонкий смех матери, который память ещё не забрала.       Лань Ванцзи становится лучше с каждым днём. Теперь его навещает не только дядя, всё ещё чем-то недовольный (Вэй Ин не подслушивает разговоры с семьёй) и старший брат, но и маленький Вэнь — ныне Лань — Юань, довольно рано получивший своё второе имя от приёмного отца, коим значится Лань Чжань, и теперь в быту мальчик зовётся гордым Сычжуй. Вэй Усянь просто не мог не присутствовать на церемонии, когда мальчику дали имя и выдали лобную ленту клана, частью которого А-Юань теперь является. Сердце щемило и тогда, и сейчас, и каждый раз, когда Старейшина Илина видит ребёнка в гостях у Лань Ванцзи.       Белая лента обрела свой смысл. Болтливый Вэй Ин часто извиняется перед заклинателем за то, что однажды сорвал его ленту, не зная её значения, шутил и норовил лишний раз потрогать; мужчина извиняется и за то, что ранее видел Лань Чжаня без неё, пока тот не пришёл в себя после наказания или когда спал, не подозревая, что помимо него в цзинши находится призрак бывшего соученика.       Это сложно, но Вэй Усянь старается придерживаться хотя бы каких-то правил приличия: во время посещений Лань Ванцзи родственниками выходит наружу, бегая вокруг цзинши и порой заглядывая в окна, проверяя, можно ли ему вернуться; ночами сидит на ветке дерева и напевает себе под нос мелодию, когда-то сыгранную Лань Чжанем; во время омовения также находится снаружи, из-за чего цзинши стало для него местом, куда призрак заглядывает с часа коня до начала первой стражи.       Несмотря на все улучшения и возможность вставать с кровати, что даётся Лань Ванцзи с видимым трудом, заклинатель всё ещё не восстановился полностью. На счастье всех родных и самого Вэй Усяня, духовные каналы не были задеты, раны успешно заживают, руки и ноги почти нормально функционируют — пальцы всё ещё подрагивают, долго стоять Лань Чжань не может, равно как и держать ровной спину дольше, чем то время, за которое сгорает палочка благовоний. Мужчине предстоит долгое лечение даже с уровнем его сил, но куда более быстрое, чем предполагали лекари.       Порой Лань Ванцзи пытается взяться за гуцинь. Мелодия выходит из-под его пальцев немного фальшивая, очень тихая, дрожащая. Заклинатель играет «Расспрос» и «Призыв» каждый вечер, но у него выходит делать это настолько неправильно, что ни одна мёртвая душа не отзывается. Вэй Ин качает головой, впервые легко для себя догадываясь, что пытается сделать Лань Чжань. Как только мужчине станет лучше, он поправится и сможет твёрдо стоять на своих ногах, Вэй Усянь ответит на его зов, но сначала заклинателю нужно окрепнуть.       Вэй Ину тяжело следить за временем. Как призрак, он почти не спит, необходимость помнить, какая сегодня дата, отпадает. По солнцу определить час не трудно, но день — уже сложнее. Лань Ванцзи нигде не подписывает число, будто ему это тоже не нужно, и Вэй Усянь только досадливо цокает.       Этот день особенный, почему-то Старейшина Илина в этом уверен прочно. Он привычно сидит у входа в цзинши, навалившись спиной на дерево, и слушает лёгкий перезвон колокольчиков. Ветер сегодня на редкость шумный, он безустанно качает ветви дерева и склоняет траву к земле.       Будучи бестелесной нечистью, Вэй Ин не должен ощущать ветра, холода или жары, но есть какое-то эфемерное чувство, словно взято из памяти, благодаря чему иногда — очень редко — мужчина улавливает запах свежей травы, чувствует покалывание кожи (словно она у него есть) и может коснуться упавшего с ветви дерева листка, ощутив его пальцами, из которых почти сразу выпадает.       — Вэй… Усянь?       Чужая энергия ощущается враждебной и одновременно озадаченной. Знакомый голос не сразу достигает ушей призрака, потому он открывает глаза не сразу. Постепенно до Старейшины Илина доходит, что его имя звучит во второй раз из чужих уст, и он в испуге раскрывает глаза.       Лань Сичэнь стоит перед ним, застыв с бурей чувств в глазах. Поднос с едой и медикаментами норовит вот-вот упасть.       — Цзэу-цзюнь? Вы меня видите?       Вэй Ин вскакивает с земли и опасливо делает шаг назад. Первый Нефрит хмурится, возвращая себе строгий вид главы ордена и крепко хватается за поднос.       — Я вас не слышу, — произносит Лань Сичэнь. — Что это всё значит?       Тёмный заклинатель шумно выдыхает и встряхивает головой. Разговора у них не получится, но кое-что Вэй Усянь может сделать. Призрак даже не задумывается, просто проводит рукой сквозь дерево, наглядно показывая, кто он такой и что опасаться его не стоит.       — Вы призрак, — констатирует факт заклинатель, хмурясь ещё больше. — Мы можем поговорить посредством гуциня?       Вэй Ин мнётся с ответом. Он не проверял, может ли касаться струн, но, впрочем, Вэй Усянь способен касаться более тяжёлых предметов и даже удерживать в руках маленькие какое-то время; вряд ли струны станут проблемой. За время обучения в Облачных Глубинах Старейшина Илина успел освоить базовые знания игры на гуцине, в частности — мелодию «Расспроса», к тому же он — призрак, который должен понимать это по наитию. Единственная заминка, которая может быть, это находящийся рядом Лань Ванцзи. Разумеется, мужчина ещё спит — господин Лань в принципе нарушает режим сна из-за своих ран, отсыпаясь больше положенного, — и вряд ли услышит мелодию, если она будет играться за стенами цзинши.       Вэй Усянь пытается с помощью простых знаков показать Лань Сичэню некоторые трудности, стоящие перед ними: ограничение расстояния и домик со спящим внутри Лань Ванцзи. Адепты не ходят в этой части Облачных Глубин, про них можно смело забыть.       — Я могу принести гуцинь сюда, — задумчиво произносит глава ордена Лань спустя время, потраченное на расшифровку знаков призрака, — и поставить барьер, чтобы никто не слышал.       Возразить нечем. Вэй Ин соглашается и провожает Первого Нефрита взглядом, ожидая его возвращения.       В цзинши Лань Сичэнь проводит не более того времени, которое потребовалось бы, чтобы сгореть палочке благовоний. Вэй Усянь успевает за это время вспомнить, сколько дней прошло с начала месяца и понимает, какое сегодня число и праздник. День Духов, когда по легендам призраки умерших возвращаются в мир живых, всегда празднуется в мире заклинателей. Обычно в такие дни Ночные Охоты выдаются самыми продуктивными: нечисть активизируется, становится немного сильнее, из-за чего Охоты выдаются сложнее, но не менее интереснее, и всякой дряни в принципе становится больше. Никаких призраков в день Духов Вэй Ин в жизни не видел, посему не верил, что эта часть легенды правдива; ситуация, в которую, будучи призраком, попал Вэй Усянь, разбивает его сомнения на осколки.       Голоса и лица умерших обретают смысл. Возможно, будь у Старейшины Илина возможность покидать общество Лань Ванцзи, он бы ненадолго посетил Пристань Лотоса в надежде увидеть там души мадам Юй, дяди Цзяна и шицзе. Вэй Ин непременно извинился бы перед ними, низко склонив голову.       Глава ордена Лань покидает дом Лань Чжаня с гуцинем брата в руках. Тёмный заклинатель сомневается, что на Стене Послушаний нет подобных правил, но молчит. Лань Сичэнь ставит возле них барьер и устраивается у дерева неподалёку от Вэй Усяня, уложив музыкальный инструмент между ними. Оба скрыты от чужих глаз и ушей достаточно хорошо.       Прежде, чем первый Нефрит начинает очевидно играть «Расспрос», Вэй Ин невесомо касается струн и пытается сыграть фразу.       — Приветствую, Цзэу-цзюнь, — играет мужчина, коротко улыбнувшись своим возможностям. Страхи улетают. — Вы можете говорить вслух, а я буду играть вам ответы. Так проще, Вы согласны?       За исключением того, что так Вэй Усянь может и соврать, этот вариант не кажется таким уж и плохим.       — Пожалуй, — соглашается Нефрит, поднимая на призрака взгляд. — Как давно вы тут?       Старейшина Илина самую малость сомневается с ответом.       — С тех пор, как вы привели сюда Лань Чжаня, — он медленно дёргает струны, попутно раздумывая над ответом. — Опережая вопросы, я умер ещё в Безночном городе… Хотя, это тяжело назвать смертью, потому что моё тело было ещё живо какое-то время, верно? В любом случае, такой я именно с тех пор, как уничтожил печать.       Лань Сичэнь задумывается над сказанным, Вэй Ин тоже погружается в неглубокие размышления.       Само его состояние сложно назвать как-то точно. Призраки либо имеют силу с самого начала, либо не имеют; умерший может либо стать злобным призраком, либо уйти на покой без сожалений в случае, если у него не осталось связи с живым миром, либо он будет скитающимся призраком, с которыми всегда проще всего разобраться. Вэй Усянь приписал бы себя к последнему, но разве у него остались дела в этом мире? Мужчина с радостью пошёл бы в Ад, где его наверняка ожидают с большим нетерпением, однако же его что-то — точнее будет сказать кто-то — не пускает.       Заклинатель тяжело вздыхает и смотрит на окна цзинши. Привязать к себе призрака нельзя, как ни пытайся, а если бы это было возможно, Лань Ванцзи ни за что не стал бы идти на подобное… Впрочем, припомнив последние события, Вэй Ин уже сомневается в этом.       — Значит, вы были в пещере и всё видели. И наказание…       — Можете не продолжать, глава ордена Лань, — играют резко струны, дребезжа. Вэй Усянь тут же извиняется перед инструментом, ласково проведя рукой по деке. — Я был там. Не слышал, конечно, но видел. Я не знаю, почему Лань Чжань так делал, но, поверьте, будь у меня возможность, я бы заставил его уйти и прекратить это. Серьёзно, пойти против клана! — струны замолкают. Вэй Ин не поднимает глаза. — Дурак… Стоило ли так поступать? Зачем?       Вэй Усянь убирает руки от гуциня, переводит дыхание (будто оно у него есть) и низко склоняет голову, будто надеясь на прощение. Нет, оно ему не нужно, это просто жест вежливости, единственное, что может сделать призрак.       Лань Сичэнь горестно вздыхает.       — Вам стоит спросить это у него.       Слова заклинателя заставляют сначала вздрогнуть, а после поднять глаза. В лице напротив Вэй Ин видит печаль, какая преследовала главу ордена с момента, как тот увидел брата ещё там, в пещере; видит какую-то странную эмоцию, похожую на одобрение — Вэй Усяню это кажется. Совершенно точно кажется.       Нужно что-то ответить. Хочется сказать, что от этого станет только хуже, что Лань Чжань наверняка не обрадуется, заговори с ним Вэй Ин; мысли смывают водой воспоминания. Лань Ванцзи каждый день пытался играть на гуцине мелодии, способные призвать умершего для разговора.       — Вы сказали, что не слышали. Что это значит?       Старейшина Илина коротко улыбается, благодаря за смену темы.       — Я не знаю, почему, но моё состояние какое-то неоднозначное… Я, конечно, слыл шутом и прогульщиком, но дураком не был. Вспоминая всё, что известно про призраков, я сам себя не могу опознать. К примеру, я привязан не к месту, а к человеку; моё тело умерло позже, чем душа покинула его; в первое время я не мог слышать звуки, только видел происходящее. Со временем я научился видеть энергию во всём, что нас окружает, и это, признаться, странно; когда Лань Чжань решил до наказания рвануть в Илин, — струны дребезжат, когда Вэй Ин цепляется за них резким движением, — я наконец стал различать звуки. — Гуцинь замолкает, но лишь на время, потому что трудно вспомнить все нюансы сразу. Лань Сичэнь видит эмоции призрака и даёт ему минуты на раздумья. — Раньше я не мог касаться вещей, со временем мне стали поддаваться более тяжёлые предметы. Сейчас я могу удержать даже колокольчик на протяжении получаса. К тому же я как-то смог пройти за барьер Облачных Глубин, и никто ничего не узнал. Это то, чему я попросту не могу найти объяснения.       Вроде, он сказал всё, что смог вспомнить. Убрав руки от струн, Вэй Усянь возвращается в своё прежнее положение: немного опирается о дерево и задумчиво трёт подбородок. Стоило озвучить всё, что с ним происходит, и мысли путаются ещё больше. Своё состояние Старейшина Илин находит в меру интересным и на равных опасным. Если однажды его смогут увидеть не в день Духов и рядом с Лань Чжанем, это может стать проблемой во многом.       Вэй Ин переводит своё внимание на Лань Сичэня. Первый Нефрит славится не только безупречными навыками и манерами, но и умом. Мужчина по праву занимает почитаемую должность главы ордена. Лани, которым должно быть известно о призраках больше, чем кому-либо, могут хранить у себя и малоизвестные источники информации. Возможно, Вэй Усянь надеется, среди них может быть что-то, что объяснило бы положение призрака.       — Это, действительно, странно, — произносит наконец Лань Сичэнь. — Вы пользовались тёмной энергией очень долго, господин Вэй, и это могло повлиять на вас. Признаться, все опасаются, что вы стали ожесточённым призраком, а на деле даже близко не напоминаете такового. — Глава ордена замолкает, немного хмурится и качает головой сам себе. — Я могу поискать информацию, но не могу гарантировать, что найду ответ.       Старейшина Илина печально кивает головой, с помощью гуциня передавая благодарность. Даже если глава ордена Лань ничего не найдёт, это не страшно. Вэй Ину не впервой разбираться в произошедшем с ним: выжил же мужчина три месяца на Могильниках, разобрался сам с тёмной энергией и насилу выбранным им путём самосовершенствования. Его состояние, как призрака, дополняет и тот факт, что он стал таким после разрушения печати, что до него никто не делал, и слова Лань Сичэня имеют свой вес: тёмная энергия из-за длительного использования могла повлиять на его душу. Мужчина усмехается, припоминая все те слова Лань Чжаня, которые тот твердил при каждой их встрече.       Право, надеяться на то, что помимо него в мире существовал хотя бы кто-то с ситуацией, похожей на его, безмерно глупо и безнадёжно.       — Вам стоит поговорить с братом. Он будет рад узнать, что с вами… — Сичэнь замолкает, лукаво улыбнувшись.       — Думаю, для призрака я более чем в порядке, Цзэу-цзюнь, — смеются струны под ловкими пальцами. Лицо Вэй Ина озаряет печальная улыбка, и он склоняется над инструментом, касаясь его материала очень осторожно. — Я чувствую себя виноватым за то, что случилось с Лань Чжанем. Я хочу ответить, но действительно ли он будет рад? Наверняка захочет накричать на меня.       Призрак усмехается, представляя обычно холодного Нефрита злым, со складкой на лбу и гневным взглядом янтаря, от которого мужчину хочется только больше дразнить. Мысль о том, что на него действительно будут кричать за… А за что? Вэй Ин хмурится, в действительности задумываясь над этим вопросом. Лань Ванцзи дотащил его уже бездушное тело до пещеры на Луанцзань, передавал духовные силы, сторожил дни и ночи и что-то даже говорил с таким печальным выражением лица, что сердце (будь оно у призрака) сжималось. Не будет же второй Нефрит рад увидеть, хоть и мёртвого, Вэй Ина? Мужчине хотелось бы, чтобы так оно и было.       — Поверьте, он будет рад, — в присущей только ему одному манере улыбается глава ордена Лань, даря призраку надежду и веру в правдивость слов.       Вэй Усянь выдыхает, обещает себе подумать над этим, а после озаряется пониманием того, насколько ужасна его ситуация.       Цзинши Лань Чжаня посещает только его старший брат и дядя, временами (точно не сегодня) А-Юань. Старик Лань, по прикидкам Вэй Ина, тоже не должен сегодня появляться, но кто же знает старого перечника! Помимо этого некоторые адепты время от времени гуляют неподалёку, проходят мимо, нередко то делают и Старейшины Лань — так уж расположено строение. Шанс остаться незамеченным, если Вэй Усянь пробудет весь день снаружи, мал.       Призрак медленно начинает приходить к пониманию: не встретиться сегодня с Лань Чжанем попросту не выйдет при всём желании. Вэй Ин не может отходить далеко от Нефрита, он никогда это не забывал, но именно сейчас эта деталь то и дело вылетает из головы.       — Сегодня же день Духов, — звучат струны. Лань Сичэнь вопросительно смотрит на Вэй Ина. — Смею полагать, что не вы один меня можете видеть.       Глава ордена согласно кивает, понимая, к чему ведёт Старейшина Илина.       — Значит, такова воля Небес.       Вэй Усянь издаёт недовольный звук, который Лань не слышит, и думает, что хороши Небеса, сделавшие из мужчины такого странного призрака и будто специально прикрепившие его душу к Лань Ванцзи, словно Вэй Ин доставил ему мало хлопот.       Разговор кончается тем, что глава ордена Лань ещё раз обещает найти информацию и в случае необходимости свяжется с Вэй Усянем посредством гуциня. Сам Старейшина Илин может только снова поблагодарить Ланя и попросить его оставить музыкальный инструмент на столе, чтобы, когда Лань Чжань проснётся, он смог с ним поговорить.       Разумеется, если увидит.       Призрак отдалённо надеется, что второй Нефрит его не увидит, но это настолько призрачная надежда, что Вэй Ин режет её на корню и, стоит Лань Сичэню покинуть цзинши брата и уйти достаточно далеко, заходит в помещение. Мужчина присаживается за столик и мысленно просит прощения у Нефрита за нарушение правил, которые Вэй Усянь сам же и установил. Призрак обещал себе не наблюдать за спящим, что делает прямо сейчас, не нарушать личное пространство и не видеть мужчину без лобной ленты, аккуратно сложенной на низком столике возле кровати.       Лань Ванцзи спит на животе, потому что ему нельзя тревожить раны. Глава ордена Лань, перевязавший брата, пока тот спит, оставил лекарства на подносе; там же стоит миска с рисом. Вэй Ин краем глаза не единожды видел эту картину, и каждый раз от этого становится не по себе. В груди неприятно колет. Мужчина решает не смотреть на Нефрита, потому что если продолжит, призрак забьёт себе голову непонятно чем и решит не показываться Лань Ванцзи на глаза в течение если не этого дня, то всего месяца точно.       Вэй Ин от скуки сумел достать с полок книгу, еле удержав её в руках, и теперь чинно сидит за столиком, лениво листая страницы трактата. Перед ним история про призрака (когда мужчина начал читать, он не удержался от лукавого смешка), про его жизнь и путешествия. Кажется, в детстве Вэй Ин её где-то слышал. История самая обычная, какая только может быть, к середине повествования призрак начинает понимать, что ему мало осталось — и Старейшина Илина задумывается, сколько лет отведено ему прожить духом. Обычный призрак может существовать бесконечно долго, но в среднем не более десяти лет — либо заблудившуюся душу находят заклинатели и помогают упокоиться, либо душа сама находит себе путь. На последнее может уйти больше десяти лет, но любой умерший рано или поздно уходит в круг перерождений; в редких случаях душа может расколоться от ожидания, и тогда она отправится в небытие. Что-то вроде этого для себя и ожидал Вэй Ин, но судьба решила поступить с его душой даже благосклонно, если так подумать.       Мужчина вздыхает и перелистывает страницу, и когда он это делает, напротив слышится тихий вздох, шуршание. Призрак тут же поднимает голову. Лань Чжань неспешно просыпается, садится на постели, морщась от боли. Пока его не заметили, Вэй Усянь хочет сбежать. Приходится потратить все свои силы и уверенность, чтобы подавить это желание и беззаботно улыбнуться, когда взгляд второго Нефрита останавливается на нём.       — Вэй Ин? — звучит собственное имя из уст заклинателя. — Это ты?       Лань Ванцзи пытается спешно встать, будто забыв о растерзанной и ещё не зажившей спине. Вэй Усянь играет быстрое и взволнованное «Не спеши, я не исчезну» на гуцине, а после спешит подняться. На рефлексах мужчина пытается помочь Лань Чжаню, желая придержать его рукой, но едва ли он может в полную меру, будучи призраком, помочь заклинателю. Тот послушно замедляется, будто не видящим ничего другого взглядом смотрит на Старейшину Илин и пытается дотронуться до него. Вэй Ин отступает, печально качает головой.       — Лань Чжань, я призрак, — говорит он вслух, прекрасно понимая, что слова не будут услышаны. — Ты не сможешь меня коснуться.       Лань Ванцзи хмурится.       — Я не слышу.       Призрак горестно вздыхает. Он и так понимал это, ещё после встречи с Сичэнем, но почему-то осознавать, что и Лань Чжань не может его слышать, отчего-то до колкого больно.       Вэй Ин подходит к разложенному на столе гуциню и легко касается струн. Он повторяет сказанные им ранее слова о том, что призрак, что Лань Ванцзи не может коснуться его. Вэй Усянь внимательно следит за эмоциями на лице заклинателя всё время, что играет фразы, стараясь не бегать по струнам слишком быстро. Каменное лицо Нефрита не выражает ничего, как обычно, но в глазах мелькают эмоции, которые Вэй Ин не может распознать.       Лань Чжань всё же передвигается к столу, по пути накинув мантию, чему Вэй Усянь благодарен. Мужчина сам себя едва ли понимает, ведь в прошлом он купался с этим человеком в одном холодном источнике, даже ни о чём не задумываясь, а сейчас готов покрыться краской от смущения при виде голого тела Лань Ванцзи. Про лобную ленту заклинатель забывает, но не Вэй Ин, готовый задохнуться от этого понимания. Старейшина Илина одёргивает себя мыслями о том, что Нефрит просто забыл про эту деталь, невероятно важную для его клана деталь, в сложившейся ситуации.       Заклинатель хочет коснуться струн, но призрак опережает его и первым играет несколько фраз.       — Можешь говорить вслух. Я слышу тебя, но не ты — меня, — через мелодию поясняет Вэй Ин. Лань Чжань напротив кивает, чуть хмурится, молчит. Тогда призрак решает играть дальше, потому что таков он — холодный, неприступный, молчаливый, — Вэй Усянь немного выучил этого человека за время их совместного обучения и знает, тот никогда не начнёт разговор первым несмотря на ситуацию. — Можешь задать любой вопрос, Лань Чжань. Отвечу честно, обещаю, — струны будто смеются вместе с исполняющим.       Призрак убирает руку от музыкального инструмента и мягко улыбается Нефриту, застывшему в нерешительности.       — Как долго ты..?       Вэй Ин видит, как Лань Чжань сжимает ткань мантии в руках, чуть больше хмурится, а в его взгляде мелькает вполне различимое волнение.       — С Безночного города, — отвечает ему Вэй Ин и продолжает, понимая, какие вопросы ему решит и не решит задать Нефрит.       Усянь играет Лань Ванцзи свой рассказ, какой он поведал недавно Лань Сичэню, совершенно ничего не скрывая. Вэй Ин делится и своими мыслями в потоке длинной мелодии ответа, и догадками, и не раз называет заклинателя дураком за его действия. Нефрит молчит на протяжении всего рассказа, только хмурится, а в глазах мелькает эмоция за эмоцией. Усянь сожалеет, что не умеет читать Лань Ванцзи так, как это делает его старший брат, и обещает себе, что однажды (если оно у него будет) научится этому искусству не хуже первого Нефрита.       Рука замирает над струнами. Все слова, которые он хотел сказать, сказаны, кроме одного, волнующего его душу. Мужчина неуверенно касается инструмента и медленно перебирает струны, озвучивая вопрос:       — Почему ты решил спасти меня, Лань Чжань? Это было так глупо, пойти против своего ордена, семьи, в конце концов! — он едва злится, из-за чего под пальцами сгущается тёмная энергия, едва заметная даже глазу призрака. Вэй Ин давит в себе эти эмоции, недовольно качает головой, снова прокручивая в памяти тот момент, когда лучший ученик Гусу Лань обратил свой меч против Старейшин, дяди и брата. — Ты такой дурак… Тебе следовало уйти оттуда. Моя душа всё равно покинула тело, это было бесполезно…       Вэй Ин замечает, как вздрагивает на его словах Лань Чжань, закусывает губу и отворачивается. Усянь успевает заметить недовольство в глазах заклинателя.       — Разве ты не слышал?       Призрак вздыхает. Кажется, часть его рассказа протекла мимо Нефрита, или же Вэй Ин, не заметив, не упомянул этой детали — в любом случае, он повторяет (или говорит заново):       — Лань Чжань, я смог слышать звуки только когда ты решил сдуру рвануть на Луанцзань перед наказанием, — играет мужчина, а потом замирает. Точно, он забыл сказать самое главное. — Спасибо, что спас А-Юаня, Лань Чжань. Правда, спасибо. Ты не представляешь, как сильно я благодарен.       Вэй Ин склоняет голову, выражая благодарность не только на словах. Этого мало, чтобы выразить «спасибо» в полной мере перед этим человеком, который должен бы его ненавидеть, но не делает этого. Будь Старейшина Илина жив, он всё равно бы не смог придумать ничего стоящего, чтобы отблагодарить заклинателя — не хватит денег, цветов и даров этого мира, чтобы выразить эмоции, переполняющие призрака.       — Не надо, — звучит холодное и твёрдое из уст заклинателя. Мужчина поднимает голову, не совсем понимая, о чём он. — «Спасибо» и «прости». Их не должно быть между нами.       Вэй Ин смеётся и согласно кивает.       — Если ты этого хочешь, Лань Чжань, — смеются струны вместе с исполнителем.       Лань Ванцзи смотрит на призрака, наконец перестав хмуриться так сильно, что между бровей залегла внушительная складка.       — Ты не можешь покинуть меня?       Призрак чешет крылья носа, чуть отводя взгляд в сторону. Отчего-то Вэй Ин чувствует себя нашкодившим ребёнком, пойманным с поличным.       — Что же, это так, — он неловко смеётся в такт струнам. — Я не подглядывал, важного ничего не трогал, разговоры не подслушивал! Честно! — играет Вэй Ин, а после машет руками перед лицом.       Лань Ванцзи вздыхает и — кажется, точно кажется! — улыбается краешком губ. Это кажется точно видением. Призрак часто-часто моргает. Ах, нет, показалось: Нефрит сидит с каменным лицом, свойственным ему, как обычно.       — Это странно.       Вэй Ин кивает.       — Твой брат сказал то же самое, — усмехается Вэй Ин. Лань Чжань резко смотрит на него. — Ах, я с ним виделся до того, как ты проснулся. И тебе, и мне лучше сегодня пересидеть в цзинши.       В какой-то мере это делать надо только Лань Ванцзи, потому что Вэй Усянь вынужденно следует за заклинателем, куда бы он ни пошёл.       Нефрит возвращает себе хмурое выражение лица.       — День Духов, — произносит мужчина, и призрак кивает. — Как отреагировал брат?       Вэй Ин кусает губу и задумывается с ответом. Он играет о том, что глава ордена Лань ему пообещал помочь в поисках информации и посоветовал показаться и наконец ответить Лань Чжаню. Призрак хочет сыграть извинения, но вовремя останавливает себя, вместо этого выдавая через струны другие фразы:       — Я хотел подождать, пока ты не поправишься, — Вэй Ин вздыхает и ярко улыбается, задумав невинную шутку. — Ах, Лань-эр-гэгэ, твой «Призыв» звучал так грустно и нежно, что я правда порывался ответить пару раз. Ты мою душу буквально выбиваешь на ответы!       Призрак замечает заалевшие мочки ушей и восторженно ликует, радуясь, что Нефрит не может его слышать. Пусть видит его эмоции, главное, он не слышит!       — Лань Чжань, какой же ты милый! Серьёзно, ты так мило краснеешь! — вслух произносит Вэй Ин, посмеиваясь над реакцией Лань Ванцзи и твёрдо удерживая руки над гуцинем, чтобы не попытаться лишний раз воплотить мечты в реальность.       Впрочем, сделать это у Старейшины Илина так или иначе не получится. Руки призрака всё ещё проходят сквозь людей.       На самом деле, Вэй Ин пытался несколько раз захватить тело пришедшего адепта или лекаря, но каждый раз мужчина проходил сквозь их тела, чувствуя только неприятную тяжесть и будто бы мурашки. Для тех людей это казалось дуновением ветра, из-за чего они поднимали головы и осматривали помещения, недоумевая, откуда бы ему взяться.       — В пещере. Ты меня не слышал.       Призрак согласно кивает. Он тогда и осознавал ситуацию не настолько чётко, чтобы зацикливаться на чём-то одном.       — Так почему ты пытался мне помочь, Лань Чжань? Мне всегда казалось, что ты меня ненавидишь.       Вэй Ин старается играть плавно и ровно, надеясь не выдать своих эмоций, но получается гадко. Призрак сам слышит, насколько грустно поют струны под его пальцами. Лань Ванцзи это замечает, чуть хмурится и следом награждает бывшего товарища пронзительным взглядом, от которого у большинства адептов Лань и других кланом кровь застывает в жилах.       — Никогда.       Вэй Ин застывает и ожидает продолжения, не совсем понимая, но Лань Чжань упрямо молчит, будто он сказал всё, что необходимо.       — Никогда что? — играют струны.       — Никогда не ненавидел тебя.       Призрак широко раскрывает глаза, замирает, а после закрывает лицо руками, чувствуя, как краснеет (если бы он мог краснеть…). Мужчина смеётся, громко, от души, как ему не доводилось давно.       — Верю тебе, Лань Чжань! — смеются с призраком струны.       Вэй Ин решает, что пока оставит этот вопрос. Нефрит не хочет отвечать, пусть так и будет. Рано или поздно призрак узнает, и для этого у него впереди достаточно времени и возможностей.       Ближе к вечеру Лань Сичэнь навещает младшего брата. Он аккуратно стучит в дверь и заходит после до странного громкого приглашения. Глава ордена застывает на пороге, едва закрыв за собой дверь.       Вэй Ин грозно нависает над Лань Ванцзи, простреливая его взглядом; второй Нефрит смотрит на призрака с тем же вызовом. Никто из них не оборачивается на вошедшего человека, продолжая безмолвную борьбу. Гуцинь лежит на столе в чуть повёрнутом состоянии, будто его нечаянно задели, на полу валяется открытая книга.       — Ванцзи, молодой господин Вэй, — зовёт обоих Лань Сичэнь, призывая посмотреть на него.       Вэй Усянь первым разрывает зрительный контакт и смотрит с тем же вызовом на главу ордена, переводит взгляд на Лань Чжаня и довольно резко садится напротив мужчины, знаками призывая Лань Сичэня присесть рядом с братом. Лань Ванцзи с присущим ему холодом смотрит на гостя, поджав губы.       — Что произошло? — ободряюще улыбается Лань Сичэнь, переводя взгляд с призрака на брата.       — Он хочет найти способ вернуть меня к жизни! — недовольно играет Вэй Усянь. — Цзэу-цзюнь, прошу, приведите вашего брата в чувство! Или нет, знаете, лучше позвать лекарей, потому что мне кажется, что Лань Чжань успел повредить голову!       Призрак откидывается назад, хмурясь ещё больше. В глазах мелькают алые искры, присущие Старейшине Илин.       Лань Сичэнь переводит недоумевающий взгляд на брата.       — Ванцзи?       Заклинатель не отвечает, только отводит взгляд в сторону.       — Я не хочу возвращаться к жизни, Лань Чжань! — всё также раздражённо играет Вэй Ин, вызывая разную реакцию братьев: Лань Ванцзи награждает призрака гневным взглядом; Лань Сичэнь смотрит на Вэй Усяня печально, переводит внимание на брата и тихо вздыхает, качая головой. Второй Нефрит открывает рот, собираясь высказаться, как его останавливает дребезжание струн, от которого хочется прикрыть уши. — Я умер, ясно?! Моя душа не ушла на перерождение, и пусть! Пусть я останусь призраком. Для меня это стоящее наказание. Не хочется, чтобы я следовал за тобой — проведи ритуал очищения, сыграй мелодию упокоения — вперёд! Но даже не смей пытаться — слышишь!? — не смей пытаться вернуть меня! Это тёмные техники! — призрак вскидывает руку, сжимает её пару раз в кулак, и продолжает уже более спокойно: — В этом мире не найдётся человека, который будет рад мне. Зачем и куда мне возвращаться?       Вэй Ин переводит дыхание, будто он говорил много и часто. В голове бьёт тысяча колоколов подобных тем, что звучат в Облачных Глубинах по утрам, знаменуя о начале нового дня. Из-под пальцев клубится тёмная энергия, которую трудно сдержать в охватившем мужчину гневе. Сейчас Старейшина Илина как никогда близок к тому, чтобы стать ожесточённым призраком, каким его наверняка видит вся Поднебесная.       Мужчина поднимает взгляд, впиваясь им в Лань Ванцзи. Тот впервые за долгое время не сдерживает эмоций, выставляя их напоказ: кулаки гневно сжимают ткань мантии, брови сведены к переносице, на лбу выступают вены, как и на руках от сильного напряжения; заклинатель тяжело дышит, явно сдерживая себя. Лань Сичэнь кладёт руку на плечо брата, пытаясь хотя бы так остудить его пыл, и мужчина действительно следует немому приказу старшего.       — Диди, этого не стоит делать, — всё же произносит глава ордена, стараясь игнорировать злобный взгляд янтарных глаз, — это опасно. Господин Вэй прав, это тёмные техники. Чтобы вернуть одного к жизни, надо пожертвовать другим, — мужчина смотрит на Вэй Усяня, благодарно кивнувшего. — К тому же, господин Вэй не желает этого.       Поджав губы, Лань Ванцзи молчит. Сичэнь читает брата лучше, потому вздыхает, снова качает головой и одним своим видом даёт понять, что второй Нефрит не отступится от своих решений.       Тема, во всяком случае, закрывается. Старший брат интересуется состоянием здоровья младшего, тот честно отвечает на все вопросы. Вэй Ин, не решаясь вмешиваться, думает отойти, но его останавливает строгий взгляд цвета янтаря. Призрак, немного опустив голову, остаётся на месте и старается не вникать в разговор, не считая, что должен вообще сейчас находиться в цзинши.       — Ты поправляешься на удивление быстро, Ванцзи, — улыбается Сичэнь.       Тот, расправив плечи, кивает, не выразив и признака испытываемой боли — Вэй Ин уверен, что тот её чувствует в любом движении, и поражается тому, как стойко второй Нефрит выдерживает её, словно бы тридцать три шрама всё равно, что тридцать три царапины.       — Ядро питается энергией.       Тут же стремительно отводя взгляд, Вэй Усянь закусывает губу и думает, что, быть может, он помог Лань Чжаню больше, чем думал прежде.       Вообще-то он наполнял тело Лань Ванцзи энергией каждый день, не позволяя ядру истощиться слишком сильно, но этих потоков всё равно слишком мало, чтобы наполнить резервуар хотя бы наполовину и, как следствие, быстро заживить раны.       Кинув быстрый взгляд на Вэй Усяня, Лань Сичэнь прикрывает лицо рукавом.       В том, что глава ордена Лань что-то понял — и что конкретно он понял — призрак не сомневается. Оба нефрита всегда были такие, умные и смышлёные достаточно, чтобы понимать все без слов или подсказок, знать наперёд то, что почти невозможно предугадать. Двух господ Лань прозвали «Нефритами» вовсе не за красивую внешность и принадлежность высокому роду.       — Это хорошие новости, — сдержанно улыбается старший из мужчин, — ты быстро поправишься, Ванцзи. Надеюсь, — первый Нефрит бросает короткий взгляд на призрака, — господин Вэй поспособствует этому.       Возмущение губят в корне — обезоруживающая улыбка Лань Сичэня и пронзительный взгляд Лань Ванцзи, очевидно, также догадавшегося, не оставляют выбора. Объясняться, однако, Вэй Усянь не собирается, рассказывать и делиться тем, что в принципе так может, тоже — пусть это будет их прозрачной догадкой.       Атмосфера, несмотря на общее положительное настроение, меняется совсем неуловимо. Как призрак, Вэй Ин чувствует это прежде, чем что-то происходит: воздух наполняется лёгким напряжением, сгущается и будто потрескивает, как поленья в огне.       — Надеюсь, к тому времени, когда это случится, господина Вэя никто не будет видеть.       — Брат.       — Неизвестно, что произойдёт, если его кто-то увидит, Ванцзи. Представь, какой может подняться переполох в мире заклинателей.       Сказанная ради безопасности ордена Лань, фраза все равно звучит двусмысленно — и Вэй Ин не решается вмешиваться, догадываясь, как тяжело может быть сейчас Лань Чжаню. Призрак до сих пор не понимает, по какой именно причине этот мужчина так заботится и печётся о нем, кто отрёкся от всех и встал на ужаснейший из путей, погубил несколько орденов и убил множество заклинателей, создал мощнейший и опаснейший из артефактов за последние столетия. Возможно, он никогда не сможет понять праведного Ханьгуан-цзюня.       В конце концов, заклинатели смогут видеть его еще пару дней — праздник длится недолго, и грань миров должна была открыться примерно в то же время. Впрочем, в этот раз у него не выйдет сидеть где-то в стороне и наблюдать, раз Лань Ванцзи знает, что он «жив», пусть и в своей призрачной форме.       К прочему, возможности Вэй Усяня растут с каждым днем, и как далеко это может зайти, не знает даже он сам. Ни один заклинатель не становился призраком ради того, чтобы поделиться с миром знаниями, следовательно, неизвестно, надолго ли вообще Вэй Ин в этом мире, насколько могут стать велики его возможности, как призрака, и не станет ли он вскоре исчезать даже без возможности уйти на круг перерождений. Никому неведомо, что происходит с человеком после смерти и после того, как он становится духом — эти знания закрыты от живых, и так должно быть всегда.       — Он прав, Лань Чжань, — играет Вэй Ин, — мертвому не место в мире живых. Тем более мне, Старейшине Илина. На меня ведётся охота, ты не забыл?       Несмотря на очевидное несогласие, которое видит даже Вэй Усянь в нахмуренных бровях, Лань Ванцзи кивает.       Их разговор длится еще некоторое время, недолгое, но достаточное, чтобы обсудить пару других тем. Пристроившись за цинем и едва касаясь струн, Вэй Усянь даже не пытается вслушаться в разговор братьев. Мужчина больше не пытается уйти, хоть и ему некомфортно в обществе двух братьев; двое Нефритов, в свою очередь, не высказывают возражений против еще одного человека в помещении и свободно беседуют.       Ближе к часу, когда звучит колокол, Лань Сичэнь покидает цзинши, и мужчины остаются одни. Вэй Ин, пребывая в некотором помутнении, продолжает исследовать струны пальцами и размышлять. Его голова полна мыслей: о прошлом, настоящем и будущем. Так много теорий, догадок и предположений, что сложно уложить в одну картину, и так мало, чтобы приблизиться к пониманию.       Раз мысли уходят в далёкое прошлое, в его детство, и Вэй Ин почти погружается в воспоминания с головой, позабыв и о том, где он находится, и кто такой, и почему он здесь — мелодия циня, не наполненная духовной энергией, плавно возвращает его к реальности. Подняв голову, мужчина замечает, как Лань Ванцзи, чуть откинув верхний слой халата назад, играет на музыкальном инструменте, перебирая струны очень близко к призрачным пальцам Вэй Усяня. Действуя под влиянием чего-то неясного, призрак пытается коснуться пальцев заклинателя — но те проходят насквозь, а Лань Чжань вздрагивает, но не пытается убрать руку.       — Ты не отвечал.       — Прости, — играет ответ мужчина, — задумался.       Решивший понаблюдать за заклинателем, как делал также, пока тот спал, замечает хмурость.       — Это нехорошо, — наконец произносит заклинатель. — Ты можешь исчезнуть.       — Ты не отделаешься от меня так просто, Лань Чжань!       Проходит ночь, и Вэй Ин понимает, что Лань Ванцзи был прав в своей догадке. Наличие колокольчика в цзинши, открытые ставни и непогода не позволяли мужчине надолго уйти в себя, но это так или иначе случилось. Иногда призрак задумывался о далёком прошлом, иногда о грядущем, иногда размышлял о том, кто он есть такой — и в этих мыслях мужчина забывался, как забывался когда-то в своих изобретениях. Мысли путаются, как после очень хорошего вина, а картины воспоминаний так ярки и привлекательны, что хочется остаться в них навсегда.       Снова и снова — возможно, потому, что его состояние нестабильно. Впрочем, таков любой призрак. Не хочется думать, что каждая ушедшая из жизни душа проходит этот нелёгкий путь, потому что шицзе умерла — и умерла болезненно. Как не хотелось бы, чтобы такое испытали дядя Цзян или мадам Юй — все они заслуживали спокойной смерти и шанса сразу уйти на круг перерождений.       Шелест листвы доносит гул толпы — и Вэй Ин, радостно отбросив очередные мысли, прячется в листве. Как призрак, он не летает, а ходит, но он более чем способен запрыгнуть на дерево, если постараться. Так мужчина и делает: с некоторым усилием взбирается на дерево и сидит там, наблюдая издалека за группой адептов, беседующих о чём-то слишком громко для правильных учеников. Немного позже шум замолкает, и в сторону цзинши направляется Лань Цижэнь.       Мурашки проходят по призрачному телу мужчины, и он испуганно замирает, не смея сделать ни одного движения, пока старый перечник не скроется в здании. Заходить туда, пока учитель Лань здесь, Вэй Усянь не планирует, как, впрочем, не делал этого и раньше, не вмешиваясь в дела чужой семьи. За ним, словно проклятье, навещают Лань Ванцзи и лекари ордена, и кого-то призрак знает с войны, кого-то с обучения, а кто-то известен ему только из-за того, что часто приходит проверить состояние второго Нефрита.       Несмотря на тяжелейшее из наказаний, к Лань Ванцзи приставили лекарей: Лань Сичэнь постарался, уговаривая о хотя бы какой-то милости старейшин и дядю.       На выходе из цзинши лекари тихо переговариваются, обсуждая удивительно быстрое исцеление Ханьгуан-цзюня. Вэй Ин хмыкает, а пожилые заклинатели и не догадываются, что в некотором роде это заслуга призрака Старейшины Илина. Узнай кто-то из них о подобном, всех хватит удар!       Вскоре, будто позабыв о своём ужасном состоянии, из дверей выходит Лань Ванцзи — и смотрит точно туда, где прячется призрак.       — Вэй Ин.       Вздохнув, мужчина спускается с дерева в один прыжок. Уже по привычке он думает отряхнуться, как понимает, что его одежда — вроде призрачная, а вроде чёрная, будто ночь, — не может испачкаться.       — Совершенно себя не жалеешь, — вслух бурчит призрак, — дурак.       Не замечая боли, будто не чувствует её вовсе, Лань Ванцзи продолжает стоять все на том же месте.       — Да иду, иду, — продолжает выражать недовольство мужчина.       Пусть в этом нет нужды, заклинатель отходит в сторону, впуская призрака в дом, и Вэй Усянь почти смеётся от того, насколько абсурдна ситуация. Человек, чья жизнь стоит на том, чтобы убивать нечисть, впускает одну такую, что приклеилась к нему, будто рис, в собственный дом. Учитель Лань, увидев такое, свалился бы с искажением ци прямо на пороге, и поделом ему.       Так, постоянно находясь в цзинши, когда нет гостей, кроме Лань Сичэня, и проходит несколько дней Вэй Усяня, когда его могут видеть.       Вслед за праздником Духов чередой шли тихие дни, недели и месяцы — пока Лань Ванцзи не восстановился достаточно, чтобы раны его затянулись, а каналы могли гнать поток духовной энергии, как раньше. Прежде считалось, что должно уйти не менее пары лет — но второй Нефрит переубедил всех тем, что смог излечиться чуть меньше чем за год.       Силы его стали прежние, рвение — сильнее. Сначала Лань Ванцзи много тренировался, возвращая прежние навыки и хватку, затем ходил на малозначительные, но полезные ему для полного выздоровления охоты. Вэй Ин, все ещё являясь призраком, тенью следовал за заклинателем, наблюдал и иногда помогал, шутил и мешал одновременно. Его, призрачную и неприкаянную душу, видят животные и нечисть — и он вдоволь пользуется этим, то приманивая мелкого гуя, то призрака, как он сам, то наоборот, распугивая любую тварь в округе и наблюдая, как Ханьгуан-цзюнь пытается найти хоть одну добычу.       Довольно часто в любой момент — потому что Вэй Ин не может покидать общество Лань Ванцзи слишком далеко — призрак замечает, как Ханьгуан-цзюнь смотрит на него, будто может видеть. Однажды мужчина признался: он не видит, но в своей форме чувствует то, где находится Вэй Усянь. Отчасти Старейшина Илина скидывает это на то, что Лань Ванцзи сильный заклинатель, убивший за свою жизнь достаточно много разной нечисти, и за его плечами огромный опыт; с другой стороны, это пугает, потому что неизвестно, может ли это быть влиянием призрака, привязавшегося к мужчине.       Любая нечисть рано или поздно может стать озлобленной, напитавшись сожалений и ненависти, оставшихся с жизни. Нет в мире ни одного призрака, что мог бы поведать о своём пути от смерти до того, как стал мстительным призраком или ушел на круг перерождений. Эти знания неведомы живым, как неведомы и Вэй Усяню. Будущее слишком туманно, чтобы строить догадки, потому что уже сейчас всякие каноны его пребывания в мире рушатся одно за другим.       Вэй Усянь боится, что рано или поздно его пребывание навредит Лань Ванцзи.       Своих попыток помочь Вэй Усяню, сколько бы тот не играл его просьб и жёстких приказов остановиться, Лань Ванцзи не оставил. Сразу, как только полностью восстановился, мужчина направился прежде всего в библиотеку Обычных Глубин, затем — в Цинхэ, в Юньмэн и Ланьлин. Успехов, к сожалению или счастью, это дело не достигло. Информации о призраках больше, чем в любом другом месте, можно было узнать в Гусу, и если это еще в начале не дало плодов — то и библиотеки других орденов новому не научат.       На пятый год что-то стало меняться. Вэй Усянь не может понять, что именно, но его призрачная душа волнуется из раза в раз. Прежде он решил заниматься медитацией, чтобы наверняка не пасть во власть мести и сожалений и не стать озлобленным призраком, но и это не давало покоя.       Ни за что на свете Вэй Усянь не хочет причинить боль Лань Ванцзи, и ни по какой причине не хочет стать кем-то, кто будет вытягивать жизнь из этого благородного и прекрасного мужчины. Он не желает этого не столько потому, что они были товарищами при жизни, но и потому, что Вэй Ин всегда любил Лань Чжаня, сколько бы ни пытался отрицать это — в посмертии многое, на самом деле, открывается с иной стороны. Призрак замечал за собой, как часто наблюдает за заклинателем, как стремится помочь, пусть и не живой, и как сожалеет, что не жив и не может коснуться мужчины. Тем сильнее Старейшина Илин хочет оградить Ханьгуан-цзюня от опасности в его лице.       Однажды вечером, пока Лань Ванцзи зажигает свечи, призрак играет:       — Уничтожь меня, Лань Чжань.       Хоть и не живой, Вэй Ин словно чувствует объявший всю его суть холод, что-то склизкое и неприятное в душе — настолько, что забыл бы, как дышать, умей он это делать. Лань Ванцзи пристально смотрит на него, будто видит, и взгляд его горит неясным Вэй Усяню огнём.       — Ни за что.       Почти — всего на мгновение — Старейшина Илина забывает и слова, и знание струн — настолько его обжигает взгляд мужчины перед ним.       Понимать Лань Ванцзи — тонкое и хрупкое искусство, которое дано понять не каждому. Вэй Ин наблюдает за мужчиной каждый день, внимательно следит за его движениями и мимикой, и в определённой мере он стал понимать бывшего товарища больше.       Тонкая складка между бровей — озадачен и злится; чуть сжатые в кулак пальцы — тихий и пока нарастающий гнев; пристальный взгляд, направленный точно на него — неодобрение.       — Я могу стать мстительным призраком, и тебе придётся меня уничтожить Лань Чжань. Лучше сейчас, когда…       Закончить фразу ему не позволяют, и Вэй Ин слышит клокочущий гнев в голосе обычно сдержанного мужчины:       — Нет!       Они не говорят два дня, хотя гуцинь остаётся на своём законном месте на столике. Огорчённый и виноватый, Вэй Усянь находится все это время за пределами цзинши, а Лань Ванцзи не покидает своего дома, будто запрятавшись от всех.       Ссора с призраком — на третий день Вэй Ин смеётся от того, насколько абсурдна эта ситуация, и его пробирает настолько, что ему кажется, будто еще немного — и он сойдёт с ума. Вся эта ситуация до нелепости смешна, и каждый день призрак спрашивает себя о том, почему он всё ещё существует в этом обличьи духа, не может покинуть Лань Ванцзи и почему его душа настолько цела, что ему становится страшно.       Такой, как он, умерший страшной смертью, с вероятностью в сто процентов становится мстительным духом, или его душа исчезает из этого мира, как умирает для живых человек. И вот он — последователь пути Тьмы, покинувший всех и восставший против мира заклинателей человек — ссорится с Лань Ванцзи, чья задача убивать подобных ему.       На четвертый день ссоры Лань Сичэнь навещает брата, как делает довольно редко, поскольку Лань Ванцзи первым приходит к нему с тех пор, как его раны зажили. Вэй Усянь думает, что сможет спокойно подумать о чем-то и этот день, как из цзинши льётся тихая мелодия сяо главы ордена Лань.       Издав подобие вздоха, призрак все же заявляется в дом второго Нефрита. Он видит Лань Сичэня, сидящего возле стола и играющего «Призыв», на который душа Вэй Ина не реагирует, и видит Лань Ванцзи, что сразу поднимает голову по его приходу.       По удивлению, что мелькает слишком отчетливо на лице мужчины, Вэй Усянь понимает, что что-то не так.       — Сегодня не день Духов.       Отложив Лебин, Лань Сичэнь оборачивается в ту же сторону, куда смотрит его брат, но тут же возвращает взгляд на другого мужчину.       — Ты видишь господина Вэя?       С того дня Лань Ванцзи стал видеть Вэй Усяня несмотря на то, что были обычные дни. Больше призрак не мог наблюдать за мужчиной, как раньше, но не утратил веселья на охотах и во время встреч, наоборот, довольствуясь тем, что его видят. Не раз и не два Вэй Ин улавливал возможность и изображал что-то за спиной учеников Лань или учителя Цижэня.       Они путешествуют много: везде и нигде одновременно. Довольно часто заклинатель и его спутник-призрак проводят время на свежем воздухе, где нет иных существ или людей, кроме них самих. Временами Лань Ванцзи просто играет на гуцине, иногда — Вэй Ин, без умолку рассказывая что-то из прошлого — зачастую их общего.       Со временем это становится привычно и приятно — и Вэй Усянь думает, что хотел бы путешествовать так взаправду, будучи живым, но эту мысль приходится посадить в кандалы. Пусть они не поднимают эту тему, Вэй Ин уверен: Лань Ванцзи все ещё желает вернуть его.       — Почему ты заступился за меня тогда, Лань Чжань? — однажды вечером спрашивает призрак.       Далеко не сразу ему отвечают. Лань Ванцзи подбрасывает прутья в огонь, поддерживая его, и с особым вниманием следит за приготовлением пищи.       — Как ты думаешь?       Задумавшись, Вэй Усянь привычно наигрывает что-то на струнах.       — Не знаю, — честно отвечает призрак, — я всю жизнь был уверен, что ты ненавидишь меня.       — Никогда.       — Ты уже говорил это, Лань Чжань, — лукаво играет Вэй Усянь, — так что ты говорил мне в пещере? Почему ты защищал меня?       Ответ приходит очень не скоро, уже ближе к моменту, когда Лань Ванцзи ложится спать, и слова его звучат так тихо, что не будь Вэй Ин призраком, он бы не услышал их:       — Люблю.       С той ночи Вэй Усянь делает вид, что ничего не слышал, хотя в мечтах грезит о том, чтобы иметь силы и возможность ответить мужчине; и ровно также они более не говорят об этом, будто тема стала не столь важной.       Шестая весна с момента его смерти встречает Вэй Усяня, как встречает любого призрака: ни ощущения ветра, ни осязания растущей травы и мокрой после снега земли.       Всю охоту Вэй Ин, как обычно, следует за Лань Ванцзи. Мужчина то бежит за ним, пытаясь угнаться, то бродит по округе, внимательно оглядываясь.       Заведомо зная, что его не слышит, призрак болеет себе о чем-нибудь под нос.       — Знаешь, Лань Чжань, хотел бы я снова попробовать мясо. Я уже и забыл, какое оно на вкус.       Лань Ванцзи перед ним резко останавливается и оборачивается. Не понимая, Вэй Ин оглядывается, но позади только деревья и кусты. Призрак отходит в сторону, всё ещё озадаченный, и смотрит на мужчину: тот пристально смотрит только на него.       Не то чтобы его услышат, но Вэй Усянь все равно произносит:              — Лань Чжань?       Вздрогнув, мужчина подходит к призраку.       — Повтори.       Глупо моргнув, Вэй Ин открывает рот, но, догадавшись, не может вымолвить ни одного, будто на нем лежит заклятие молчания клана Лань.       — Ты… слышишь меня? — неуверенно спрашивает призрак, замерев.       Вместо ответа Лань Ванцзи кивает, а затем, словно надеясь на что-то ещё, тянет руку к Вэй Ину — но та проходит насквозь, как и должно быть.       На лице мужчины выступает легкое разочарование, которое он тут же скрывает, а Вэй Усянь, огорчившись не так сильно, отводит взгляд, давая мужчине время собраться с собой.       Всё ещё никто, кроме Лань Ванцзи, не видит его: и Вэй Ин пугается этому настолько сильно, что идёт на рискованный, но необходимый шаг.       В день Духов, когда его могут видеть все, Вэй Усянь хватается за возможность и решается на разговор с Лань Сичэнем. Ночью, когда Лань Ванцзи уже спит, они сидят в скрывающим звуки барьере.       — Глава ордена Лань, я хочу попросить вас об услуге.       — Какой, господин Вэй?       — Уничтожьте меня.       Лань Сичэнь соглашается не сразу — спустя день, когда праздник кончается, мужчина говорит, что сделает это — но через год. Они уславливаются, что Вэй Ин исчезнет так, что Лань Ванцзи не поймёт, как именно это случилось и почему.       Глава ордена Лань дорожит братом, и он не хочет, чтобы брат страдал после смерти Вэй Усяня ещё больше, но они оба понимают, что это необходимость.       Так, Вэй Ин тратит год на то, чтобы и отдалиться, и сблизиться с Лань Ванцзи — это выходит неосознанно, но возможность наконец говорить с ним туманит голову. Он почти забывает о просьбе, когда наступает праздник и Лань Сичэнь приходит к нему.       Оказывается, исчезнуть не больно — Вэй Ин ничего не понимает, когда глава Лань играет ему мелодию «Покоя». В голове постепенно становится пусто, и мир вокруг медленно плывет, утекая, словно вода из иссохшего ручья.       Спустя шесть лет по неизвестной Вэй Ину причине некий Мо Сюаньюй совершает ритуал и призывает Старейшину Илина. Вэй Усянь растерян, не знает где он и кто — а потом встречает юных адептов Лань, которых знал благодаря Лань Ванцзи, видит Лань Сычжуя, такого взрослого и уже хорошего заклинателя — и в груди щемит, как было слишком давно для кого-то, кто был призраком семь лет.       Старые навыки не забыты: мужчина справляется с призрачной рукой, пытаясь помочь детям, и пусть ему непривычно находиться в живом теле спустя такое время, он пытается.       А потом приходит Лань Ванцзи. Вэй Усянь узнает его до того, как видит: слишком часто, будучи призраком, мужчина играл на этих струнах, что ни в жизни, ни в посмертии не забудет то, как звучит Ванцзи. Дух замирает при виде мужчины, и сердце часто бьется в груди, давая точно и бесповоротно осознать: он чертовски сожалеет, что покинул этого мужчину, и понимает, что любит его слишком сильно, чтобы не попытаться скрыться.       Однако его находят — и у Вэй Усяня не получается ускользнуть и спрятаться. Лань Ванцзи крепко держит его за руку, смотрит так пронзительно, что хочется вновь стать призраком, лишь бы не испытывать стыда и угрызений совести.       — Вэй Ин…       Он может соврать — и почти это делает, когда понимает, что просто не сможет.       — Это я, Лань Чжань.