На расстоянии не трогать

***

      Иногда у Уилла были и хорошие дни. Он приходил к Ганнибалу с ясным взглядом, а его руки не были охвачены мелким тремором. Болезнь Уилла убаюкивала его словно на качелях, взмах вперёд — ясность ума, взмах назад — сомниум. А что могло быть более захватывающим? Каждый визит Уилла становился особенным сюрпризом и для самого Ганнибала.       — Хм, откровенно, — Уилл держал в пальцах незаконченную картину Ганнибала.       Картина была выполнена в простом карандаше: голый молодой юноша свисал головой вниз с оттоманки и с вожделением протягивал руки к мужчине, сбросившему свою хламиду.       — Что-то на древнегреческий мотив? — Уилл откашлялся, прочищая горло. Он отложил рисунок, но при этом продолжая его рассматривать.       — Именно. Это philetor со своим kleinos.       — По нынешним меркам это не просто вопиющая любовь между мужчинами, а уголовное преступление.       — Тебе не нравится, Уилл? — в голосе Ганнибала были слышны ноты разочарования.       — Конечно мне нравится, картина не закончена, но уже чувственная и красивая. К тому же ты никогда не переходишь грань между порнографией и эротическим искусством.       — Но кто создал эту самую грань? Для разных народов мира, в разные эпохи, эта грань своя собственная. Подростки краснеют всего-то от поцелуя на большом экране, а у кого-то в тридцать пять порно проигрывается фоном для поднятия настроения с утра. Так, где твоя грань, Уилл?       — Я определённо краснею от поцелуя на большом экране, а порно, хоть и редко, но всё же предпочитаю по утрам, правда, не для настроения, — Уилл мельком вытер вспотевшие ладони о джинсы и направился в центр комнаты, к излюбленному кожаному креслу, сел. — А где эта грань у тебя, доктор Лектер?       Ганнибал почти никогда не вспоминал людей, с которыми у него были связи, иногда крепкие и продолжительные, а иногда краткосрочные и всего на одну ночь. Он был юношей с мужчинами, он был мужчиной с юношами. Был мальчиком с такой же девочкой, был молодым щеглом со взрослой женщиной. Был мужчиной со зрелой дамой. Была ли у него грань? У многих людей эта грань — рамка, клетка. У Ганнибала же она размытый мираж, до которого он так и не смог добраться.       — Эта грань, как и мораль. Она изменчива, в зависимости от обстоятельств. Тебе не нравится эта тема, Уилл? Ты чувствуешь себя некомфортно.       Уилл прекратил тарабанить пальцами по подлокотникам, нервно улыбнулся, отводя взгляд. Ганнибал поднялся со своего кресла.       — Пожалуй, сегодня я налью виски. Знаешь, Уилл? — Ганнибал достал бокалы и бутылку начатого виски.       — Что?       — Психосексуальное развитие — это не только один из аспектов онтогенеза, связанный с биологическим развитием человека, но и следствие половой социализации. А Фрейд считал, что почти все психосексуальные невзгоды взрослого человека определены «травматическими переживаниями» его раннего детства…       — Пф, доктор Лектер, не думал, что вы скажите такую пошлость! — Уилл театрально перешёл на «вы», заставляя Ганнибала в любопытстве приподнять почти невидимую бровь, но принял протянутый ему бокал с алкоголем. — Моя половая социализация, как вы выразились, формировалась в том числе и на многочисленных расследованиях, убийствах на сексуальной почве, увечьях и надругательствах. Признаю, социализация и психосексуальное развитие были запоздалыми по общим меркам, не без травмирующего, я бы даже сказал, убийственно-кровавого эффекта. Но уж точно не связаны с моим детством, матерью или отцом.       Горячо выпалил Уилл и почти полностью опрокинул виски, даже не поморщившись. Ганнибал лишь пригубил, смакуя обжигающий вкус дубовой древесины и подавляемой тревоги.       — Пусть будет так, Уилл.       На улице аппетит Уилла никогда не подводил, но в последнее время он мог забыть даже позавтракать. Сейчас же он решил нагнать желание поесть на заднем дворе бюро, под разлапистой сосной, чья тень так часто скрывала отдыхающих в весенне-осенний период. Зимой же тут редко кто-то прогуливался, а Уиллу нравилось освежить голову в любую погоду, к тому же, он надеялся на законный час одиночества. Он достал из сумки контейнер с едой и расположил его вместе с приборами на столе, покрыв деревянную столешницу небольшой салфеткой. Интересно, но привычка брать с собой домашнюю еду появилась после знакомства с доктором Лектером. Не то что бы он чаще стал задумываться, что поглощает, скорее, как. Теперь он ел медленнее. Прошло уже минут двадцать, а он только добрался до середины порции — отварная рыба, бобы и немного цветной капусты. Прискорбно, но еда была такая же пресная, как и сам Уилл.       — А не плохая идея, есть на улице!       Уилл вздрогнул, услышав знакомый голос за спиной, вернее голоса.       — Да, но не в минус пять.       Это были Ганнибал и Алана. И как только подкрались? А может Уилл сам неосознанно игнорировал внешние раздражители.       — Здравствуйте, — поприветствовал их Уилл, но взгляд остановился на Ганнибале. — Что ты делаешь здесь, в бюро?       — Так, формальности, — Ганнибал сел рядом с Уиллом на холодную лавочку, с интересом заглядывая в контейнер. — Приехал подписать некоторые бумаги и встретил Алану.       — Приятного аппетита, — Алана же присела напротив него, румяная, с горящим взглядом, как если бы совсем недавно она беседовала о чём-то очень интересном в компании человека, который ей не безразличен.       Алана и Ганнибал, словно футбольным мячом, перекидывались репликами, закрывая тему, которую так и не успели обусдить. А аппетит Уила окончательно испарился. Он вспомнил, каким беззащитным чувствовал себя, когда приходилось есть одному среди других людей. Давно он не испытывал этих эмоций, кажется, с середины колледжа, сколько ему было, двадцать четыре? Да и всё происходящее почему-то болезненно напоминало те времена, а Ганнибал и Алана были воплощением всех тех сокурсников, которые так часто дружили против него. Нет, Уилл не был изгоем, в конце концов, лицензированный колледж, который готовит агентов ФБР место более, чем серьёзное и там просто не этично задирать и дразнить кого-то. Но против Уилла всё равно дружили, его скорее считали тем, кого следует посадить на короткий поводок, а не тем, кто сам сажает.       Наверно, всё дело было в том поцелуе: Уилл знал, что Алана знает, что Ганнибал знает, как Уилл её поцеловал. Теперь это была тайна на троих, почти содомский грех. Уиллу казалось, что через тот поцелуй Алане, он смог вдохнуть и Ганнибалу лишние мысли, знания, а может и все-все поцелуи, которые у него только были. А было их немного, поцелуй для Уилла гораздо более интимное действие, чем любая другая сексуальная близость.       — Ты уже всё? — спросила Алана, глядя, как Уилл принялся закрывать контейнер и убирать приборы.       — И ведь не доел, — откомментировал Ганнибал. — В последнее время, ты неважно питаешься, Уилл, это видно по твоему похудевшему лицу. Аппетит обычно пропадает у тех, кто в трауре и тех, кто влюблён.       — Просто надо возвращаться к делам, а доем я позже. Но спасибо за беспокойство.       Через пару недель, когда с воспалёнными красными глазами и температурой Уилл вновь пришёл к Ганнибалу, тот его спросил: влюблялся ли он. А усаженный в кресло и завороженный мерцанием белого света, Уилл ответил что-то про химию и нарушенные химические процессы в своей голове.       — Тогда что для тебя значит секс, Уилл? — Ганнибал отложил на стеклянный столик тетрадь с записями и ручку. Уилл напротив него был расслаблен, его руки покоились на подлокотниках, а грудь почти незаметно вздымалась при каждом вдохе. Его спокойное лицо и волосы ритмично озаряло светом. Опьянённый этим светом, казалось, что он спит.       — Секс — это агония?       — Почему?       — После секса никогда ничего нет. Смерть.       — У тебя никогда не было близких отношений после секса?       — Я недостоин отношений.       — Почему, Уилл?       — Я слишком… грязный.       — Это из-за Гаррета Хоббса, потому что ты убийца? А может настоящая причина это твои связи с мужчинами? Ты чувствуешь себя грязным, стоя перед женщинами? Перед Аланой. Думаешь, они знают, она знает о твоей сексуальности. О твоих предпочтениях?       — Я… — Уилл нахмурился, нервно сглотнул и облизнул пересохшие губы.       — Как это было, твой первый раз, он тоже был с мужчиной, как и твоё первое убийство?       А вот теперь Уилл по-настоящему закрыл глаза и закрыв их, он мог смотреть во внутрь себя. Он мог погрузиться вглубь, провалиться в прошлое и такое настоящее одновременно, где он стоял на старой кухне и держал рукоять пистолета, а неугомонный палец жал на курок ещё раз и ещё, но окровавленный и уже мёртвый Гаррет Хоббс не намеривался падать с ног. Уилл стрелял в его грудь, но Хоббс упрямо шёл навстречу, пока не вырвал из руки опустевшее оружие. Уилл смотрел в его мутные глаза и ничего не мог сделать, глубже проваливаясь в кроличью нору запутанного сознания. Туда, где он совсем ещё юный в мыслях и телом лежал прижатый голым и беззащитным животом к сухому поваленному дереву.       Тогда он комкал в пальцах землю и пожухлую листву, сглатывая предательские слёзы разлетевшейся на осколки мечты. Он не думал, что будет больно именно так, если признаться в чувствах другу. Он не думал, что первый поцелуй запечётся кровью, а объятия превратятся в грязный и совершенно неправильный секс. Уилл смотрел на себя со стороны, на такого ещё юного в мыслях, но теперь не телом. Лучший друг вжимал его в сухое поваленное дерево, как напавший дикий зверь, он нависал над ним, разорвав одежду. Он клеймил каждым болезненным движением внутри его использованного тела. Ломал Уилла и его чувства, переиначивал и извращал. Потому что задыхаясь, Уилл всё же отдался отравляющему всё существо оргазму. Рыдая, он изливался в кулак, в ответ принимая в себя всю ненависть и отвращение друга.       А когда Уилл вновь закрыл глаза, то ощутил колкую кору собственным животом здесь и сейчас. Он был прижат чужим тяжёлым телом, а запах гнилья проникал под кожу, как и член в его сжатый сухой анус. Уилла насиловал Гаррет Хоббс. Он входил и разрывал своим членом, как теми патронами, которыми сам Уилл наградил его грудь. Он кончал в Уилла семенем, кровью и грязью бесконечно долго, раздирая внутренности, растягивая и надувая живот. Он был в Уилле снаружи и изнутри, делился с ним смертью, жизнью, отцовством.       Ганнибал помог Уиллу одеться. Этот день однозначно плохой. Уилл выглядел уставшим и опустошённым и вряд ли ночью его минуют кошмары и мокрая постель.       — Спасибо, Ганнибал, — Уилл принял из рук Ганнибала свою вязанную подростковую шапку, которая так трогательно ему подходила. — Странно, чем беззаботнее вечер, тем более разбитым я себя чувствую.       — Просто сегодня мы выпили больше вина, чем обычно. Тебе точно не вызвать такси?       — Нет, не нужно, я доеду сам.       — Ну и славно.       Ганнибал закрыл за ним дверь. Его врождённое любопытство так и не было удовлетворено. А может, это было не любопытство, но Ганнибалу хотелось копать Уилла Грэма всё глубже и глубже. Беделия дю Морье сказала бы, что это любопытство ничто иное, как подростковая влюблённость.       — Да, славно.