На расстоянии не трогать

***

      Беделия Дю Морье считала Ганнибала Лектера пауком, тут и там плетущим свои цепкие сети. Но каково было бы её разочарование, узнав, что многие рыбы находят пауков очень даже привлекательным обедом. А Уилл Грэм был отличным рыбаком. Ганнибал пытался анализировать, когда же попался на крючок Уилла. Быть может в тот момент, когда решил впервые влезть в его разум? Когда подтолкнул навстречу Гаррету Хоббсу? Когда подарил ему дочь Эбигейл, наблюдая, за быстро разгорающимся в нём чувством всепрощающего отцовства. Или, когда отобрал Эбигейл, затолкав её ухо в пищевод Уиллу, но в итоге всепрощающий жар всё равно обжёг Ганнибала. А быть может, пронизывающим крючком Уилла, была та самая звенящая тишина в стенах кабинета, когда Ганнибал в первый раз распробовал на своём языке горьковатый вкус скуки и одиночества. Единственное в чём был уверен Ганнибал, так это в отравляющем острие этого самого крючка. После того, как Уилл попытался убить его, натравив безумца медбрата, Ганнибал ощутил, как его сердце протыкает ядовитая сталь предательства. И это было прекрасно. Уилл обнажил своего истинного зверя, встретился с ним лицом к лицу и набросился несокрушимой яростью на Ганнибала. И только от одной этой мысли Ганнибал приходил в неописуемый восторг, наслаждаясь щекочущим внутренности чувством возбуждения. И если раньше Уилл задевал его на расстоянии вытянутой руки — прямым взглядом, усмешкой, колкой фразой и этого было вполне достаточно, то теперь Ганнибал жаждал куда более тесного контакта… карикатурного подобия семьи.       А Уилл Грэм был прежним и конечно же нет. В его движениях появилась плавность, медлительная благородность. Даже изменился его гардероб. Вместо бесформенных, «фермерских» курток и словно снятых с чужого плеча пиджаков, он носил пальто и плотно обтягивающие рубашки приглушённых цветов. Мимикрировал ли он под Ганнибала осознанно? И да и нет. Он был уверен, что всё ради его поимки, он думал, что сможет так же легко снять этот костюм, как и влез в него. Он верил, что облачён в обманчиво невидимую броню, не подозревая о собственной наготе и доступности.       — Уилл попросил меня помочь выбрать подарок на день рождения Брайана Зеллера, — Ганнибал смотрел на Беделию, а она на него. Порой, именно зрительный контакт куда важнее, чем сказанные слова между психиатром и пациентом, настоящая магия.       — И вы согласились. Вам кажется забавным гулять по магазинам и выбирать подарок, словно вы благополучная парочка влюблённых, с человеком, кто пытался вас убить.       Если бы она не знала Ганнибала, то подумала бы, что он смущён.       — Будьте осторожны, — продолжила она своим монотонным голосом. — Вы и Уилл настолько стремительно бросились в объятия друг друга, что при столкновении можно и разбиться, необратимо раскрошить друг друга, а после ничего не останется, как складывать перепутанные осколки, пытаясь собраться во что-то одно.       Празднование дня рождения судмедэксперта Зеллера оказалось совершенно спонтанным. Возможно, причиной был долгий рабочий день или подсознательное желание вновь почувствовать себя командой, каждый прощупывал зыбкую почву, неуверенный, можно ли наконец-то вступить двумя ногами. Уилл вернулся оттуда, откуда мало кто возвращается, он был увешан обвинениями в убийствах, как гирляндами новогодняя ель и даже после оправдания, мало кто чувствовал себя комфортно в его присутствии. В конце концов, никто не сомневался, что он пытался убить Ганнибала и пусть они теперь вновь лучшие друзья. Уилл пугал и настораживал. Он больше не был «странным парнем», неспособным смотреть в глаза, за ним чувствовалось двойное дно, и никто не горел желанием рисковать провалиться. Разве что только Джек.       Брайан и Джимми уже распили бутылку рома, а Джек бутылку вина, лишь для вида плеснув в бокал своей жене Белле, когда Ганнибал приехал в бюро, намереваясь вручить коробку с подарком, задержавшись всего на пару минут. Но увиденное стало слишком любопытным. После нескольких бутылок пива даже Алана смягчилась, она сидела рядом с Уиллом, как и в былые времена, словно между ними не витала тень Ганнибала, которого тот пытался прикончить. А ведь именно для Аланы этот факт был самым болезненным. И даже Ганнибал не смог бы уверенно ответить, причина была в нём самом или в том, что Алана теперь чувствовала себя распоследней простушкой, которую смогли обмануть. Да не кто-нибудь, а щеночек Уилл. Она всегда считала его жертвой. Жертвой Джека или собственного воображения. И что бы она ни говорила, как бы ни убеждала себя в том, что Уилл её привлекал когда-то как мужчина — это было неправдой. Уилл бередил её материнские инстинкты, а что может быть больнее предательства дитя?       — О, дорогой доктор Лектер, вот уж кого не ожидал увидеть! — Брайан подскочил со своего места, торопясь пожать руку новому гостю и принять коробку, запакованную в приглушённо-красный цвет.       — Это я его позвала, в конце концов, нам столько не выпить без помощи, — Алана махнула рукой в сторону углового стола с микроволновой печью, где обычно разогревают еду сотрудники бюро, теперь он был заставлен бутылками с алкоголем.       — Я словно вновь мальчишка, который очутился на студенческой вечеринке.       — И не говорите, доктор Лектер, — хрипло отозвалась Белла. Сегодня она выглядела хорошо, насколько вообще хорошо может выглядеть человек больной раком четвёртой стадии.       — Для завершения картины, только и осталось сыграть в «правду или действие»? — сказал Джек, раскладывая на всех карты. — Вы будете, доктор Лектер?       — В покер или в «правду или действие»? — Ганнибал сел в свободное кресло, придвинув его к общему столу, на котором были разбросаны фишки.       — А во что осмелитесь?       — После бокала виски во что угодно, — Ганнибал принял наполненный бокал из рук Брайана. — А в «правду или действие» иногда играют на сеансах групповой терапии, например семейной.       — Тогда нам уж точно не повредит, — Уилл взял свои карты, и складка задумчивости залегла между его бровей, а уже на втором круге он спасовал.       Ганнибал выиграл три раза из пяти, дав победить один раз Белле и один раз Джеку, собравшему простенький стрит.       — Вы отлично блефуете, доктор Лектер, — заметил Уилл. Играть в покер с Ганнибалом, это тоже самое, как очутиться в шкуре ягнёнка, наивно полагающего, что можно победить, если с разбегу броситься на мастерски наточенный нож мясника.       — Просто новичкам везёт.       — Тогда я настаиваю в «правду или действие»! — Брайн был уже пьян. — В конце концов, в этой игре заведомо все проигравшие.       — Хорошо, тогда ты и начинай, — поддержала его Алана.       — Правда! — воскликнул он и осушил свой бокал.       — Случай на работе, когда ты подумал: черт возьми, да что я тут делаю? — спросил его Джимми, и Брайан даже не стал задумываться.       — Каждый день, я думаю так каждый долбанный день, — он встал со своего места и приглушил свет настолько, что лица присутствующих засветились бледно-голубым, словно они все были в кинотеатре. — Но впервые я задался этим вопросом после убийства Беверли… Хотя нет, наверно, когда узнал, что Джимми хранит свой обед в холодильнике для трупов.       Все, кроме Уилла хмыкнули.       — Это было всего один раз!       Когда очередь дошла до Уилла, он единственный, кто выбрал «действие». Алана вертела в руках бокал вина, в задумчивости вытянув трубочкой губы. Они все уже были пьяны для глупостей.       — Станцуй, Уилл. Думаю, никто из нас не видел, как ты танцуешь, ведь так? — предположила Алана.       — Я даже боюсь представить, как танцует Уилл, — сказал Джимми.       — Думаешь, это похоже на эпилептический припадок? — спросил его Брайан.       — А я думаю, Уилл двигается хорошо, — подмигнула ему Белла и тут же толкнула локтем Джека. — В конце концов, никто не может танцевать хуже Джека. После того, как он оттоптал мне ноги, я даже думала отменить нашу с ним помолвку.       — И что же вас остановило? — спросил её Уилл.       — Вождение, Джек был единственный, с кем меня не укачивало в машине.       — Ладно, Уилл, давай уж, покажи, что можешь хуже меня, танцуй, — сказал Джек и разблокировал ноутбук.       Уилл поднялся и теперь Ганнибал смотрел на него снизу вверх — стряхнул с себя невидимые крошки.       — Раз я танцую, то и музыку тоже заказываю я.       — И это тоже любопытно, — Ганнибал проводил Уилла взглядом к ноутбуку. — Какую песню ты выберешь?       — Что-то ритмичное, уж точно не скучный клавесин. Именно ритм и басы заставляют тело отдаться первобытному желанию двигаться.       — Не могу не согласиться, — улыбнулся Ганнибал.       Уилл быстро набрал что-то на ноутбуке в поиске нужной ему песни и когда нашёл её, из колонок заиграли гулкие, но нарастающие басы. Мелодия развивалась неторопливо и Уилл снял свои очки, взяв небольшую паузу, он закрыл глаза и глубоко вдохнул, словно музыка имела свой собственный неповторимый запах. Танцевать он не торопился, будто ожидая, что его укачает на волнах глубоко звучащего ритма, а когда Уилл всё же начал двигаться, Алана вызывающе заулюлюкала, хлопая в ладоши. Это было раздражающе, Ганнибал не мог позволить себе отвлечься от Уилла, от его на удивление пластичного тела, которое хотелось оголять кусочек за кусочком и как жаль, что его рубашка была расстёгнута всего на три пуговицы. Ритм и басы определённо заводили, а слова песни били точно в сердце, откликаясь разнузданной фантазией, в которой Ганнибал и Уилл могли бы сбежать вместе прямо сейчас… Но, тем временем, мелодия нарастала и движения Уилла становились резче, агрессивнее, он протянул руки к Белле и та, завороженная, встала навстречу. Качая в ритм головой, Брайан тоже присоединился к танцу, как Джимми и Алана. И все они по сравнению с Уиллом — посредственность, пьяные неуклюжие пингвины.       Музыка раскрывалась, словно превращаясь в полноценный цветок из бутона, так и движения Уилла становились раскованнее, ярче, жарче. Ганнибал мог бы встать, подойти к Уиллу со спины и тот бы обязательно откинул голову ему на плечо, прижался бы спиной и ягодицами, позволил бы обнять себя и скрестить руки на своём животе, позволил бы дышать собой, обнажая беззащитное горло. Ритмично покачиваясь, он расплавил бы себя и Ганнибала в мелодии, плевав на всех остальных. И конечно эта фантазия дурманила, у Ганнибала неприлично вспотели ладони. Он быстро вытер их салфеткой и встал следом за грузным Джеком, потому что остаться безучастным было бы преступлением. Он подошёл к танцующей Алане и нежно обнял её со спины одной рукой, устроив ладонь на животе и встретившись с Уиллом взглядом. Его зрачки были расширены, скулы горели, а губы стали тёмно-алыми. Уилл никогда ещё не был таким будоражащим и пылающим откровенным сексом. Он предлагал себя Ганнибалу, и только ему, своими движениями, взмахом головы, взглядом. И Ганнибал впитывал каждый его знак, смаковал каждую каплю пота на виске, жадно вдыхал его запах и растворял в себе, делая навсегда своей неотъемлемой частью. А ничего не замечающая Алана между Ганнибалом и Уиллом была несущественной.       К концу песни большинство просто прыгали, поднимая руки вверх, как если бы подростками, они очутились на рок-концерте, а когда музыка полностью стихла они все смеялись.       — Моя дорогая Белла была права, кто бы мог подумать, Уилл!       — Мне кажется, всё дело в твоей эмпатии, — Алана вцепилась в ладонь Ганнибала и это было настолько неприятно, что тот попытался мягко вырваться, извинившись, что ему надо попить. — Ты будто впитываешь в себя песню, а потом через движения телом рассказываешь свою историю, потрясающе.       — Иногда хороший танец — это просто танец, — Уилл пожал плечами и перевёл взгляд на Ганнибала, в голове которого его голосом всё ещё крутились слова недавней песни: «I wanna get out I wanna be free So come on now And get me out»