На расстоянии не трогать

***

      Ужин можно было назвать обычным, хотя маложирный кролик удивительно сладко таял на языке, утопая в аромате свежего укропа и кориандра. Ганнибал методично, кусочек за кусочком отправлял ужин в рот, неожиданно задумавшись: они с Уиллом никогда не обсуждали океан. Видимо, большая вода не его стихия. А может, всё ещё впереди.       Уилл практически с самого детства стоит по пояс в воде, молчаливо сражаясь с неустанно быстрым потоком реки. Не каждый в нём видит это, вернее, не сразу, но Уилл — это воплощение противостояния. Конфронтация с внешним миром, нормальностью и самим собой вшита в его генетический код. А как отчаянно прекрасно он сопротивлялся энцефалиту? Вспоминая Ганнибала сочные, и особенно колоритные под бутылку Капо Мартино, он смаковал их вместе с глотком белого вина, как если бы вновь очутился с рядом пылающим жаром Уиллом. Даже будучи на грани — Уилл сражался. Он неохотно плавился в руках Ганнибала, словно старая засохшая глина, рассыпался и капризничал, когда тот держал его беспокойную голову, пытаясь раскрыть рот. Иногда Ганнибалу становилось обидно, что он не может в полной мере разделить с Уиллом воспоминая его пограничного существования. Да, конечно, он многое вспомнил или, скорее представил, додумал, увидел в кошмарах. И всё же Уилл не был уверен, где грань между реальностью и его воображением, настоящим и нет. Интересно, он помнил руки Ганнибала холодными и жёсткими или уверенными, но нежными? Определённо, Ганнибал был максимально нежен, когда раскрывал ему рот и запихивал трубку в пищевод. Он бы не посмел надругаться над Уиллом грубостью или хирургическим безразличием. Он даже убаюкивал его после, мягко удерживая голову на своих коленях, обтянутых костюмом-целлофаном, отрешённо перебирая мокрые волосы. На какое-то мгновение он даже хотел, чтобы Уилл проснулся в его объятиях совершенно здоровый, прежний, чтобы вновь можно было пройти с ним весь этот путь.       Противостояние Уилла Ганнибалу никогда не было предательством. Дерзким отказом — да, юношеским максимализмом — может. Это всё возбуждало Ганнибала в некотором роде, Уилл возбуждал, особенно его незамутнённое подростковое бунтарство. Но вот, когда Ганнибал учуял от Уилла пряный и горький запах Фредерик Лаундс, его будто коснулся Иудин поцелуй. Ну конечно Уилл не убивал Фредди, бульварную бесстыжую бестию. Хотя, бесспорно, в своём воображении он казнил её достаточно жестоко, почти поверив, как если бы это случилось на самом деле.       Ганнибал закончил свой ужин, допив бокал Капо Мартино, ощущая, как в груди прорастает детская обида — скользкое и неприятное чувство. Уилл подарил ему иллюзию возможного побега. Вместе. Он побудил Ганнибала мечтать чаще, а после отобрал всё. Бесшумно подкравшись и просочившись под кожу безвкусной водой, он бессовестно обманул и надругался над ответной откровенностью Ганнибала. И конечно же у Ганнибала чесались руки в желании так же бестактно отобрать что-то ценное и у него, вот только теперь по-настоящему, без шуток. Ганнибал поднял глаза на Эбигейл, которая доедала своего кролика в вине, так изящно пряча вилку между губ. Она улыбнулась ему тепло и смирено, он улыбнулся ей в ответ. Он уже отобрал у Уилла Эбигейл и не потому, что тот уверен в её смерти, совсем нет. Как бы Уилл не желал заменить ей убитого отца Гаррета, отец у неё уже был — Ганнибал. И видят Боги, Ганнибал хотел вернуть Уиллу его милую дочь! Он преподнёс бы её Уиллу белокожую, с невинными глазами оленя, заново воскресшую, как дар… Вот только не теперь.       Убрав салфетку с колен, Ганнибал встал изо стола и обогнув его, мягко поцеловал Эбигейл в макушку — она пахнет сандалом.       — Я на прогулку, — хрипло прошептал он.       — Передавай ему привет.       Ганнибал удивлённо посмотрел на неё.       — Это он позвал тебя на прогулку, кто ещё так поздно вытащит тебя из дома после ужина, — она задумалась на мгновение, словно вспоминая, что «мертва». — Вернее, мне бы хотелось, передать Уиллу привет.       — Я знаю, дорогая. Я знаю, — Ганнибал погладил её по смоляным волосам, а она, как послушная девочка, сложила на коленях руки.       Уилл смотрел в глубокое небо так долго, что его глаза слезились. Наверно, прошло уже минут тридцать, как он позвонил Ганнибалу и сказал, что ждёт недалеко от дома. Он снял очки и быстро смахнул влагу, услышав, как за спиной зашумел тополь, провожая разгульными ветвями стаю сорвавшихся птиц. Это всё ветер, беспокойный, колючий. Он лохматил волосы Уилла, щекотал ими его высокий лоб. Уже достаточно поздно и происходящее можно было спутать со сном, у Уилла такое бывает. Он не всегда даже в здравом уме в полной мере может отличить ночь и сон.       — Поздновато для прогулки, Уилл, — Ганнибал подошёл к нему со спины, он не пытался подкрасться. — Что ты здесь делаешь, почему позвонил?       — Работал допоздна, прости, что прервал ужин, — пожал он плечами.       Это не ответ, почему Уилл оказался неподалёку именно от дома Ганнибала, но тот не стал, любопытствуя, переспрашивать. Они синхронно спрятали руки в глубоких карманах своих пальто. В это время почти никого нет и когда они свернули с улицы, отдаляясь всё дальше и дальше от особняка Ганнибала, прохожие испарились вовсе. Молча, они пересекли длинный парк, который закрылся за их спинами лязгающими тяжёлыми воротами смотрителя. Пройдя ещё некоторое время, Уилл огляделся и остановился, а потом сел на бордюр, совершенно не опасаясь возможных автомобилей. Ганнибал не был уверен, что он сегодня ещё заговорит. Быть может, он просто приехал выгулять его, как выгуливает своих собак.       — Здесь словно бермудский треугольник, чувствуешь? — всё же заговорил он, потирая замёрзший нос.       Ганнибал посмотрел на него сверху-вниз, а потом набрал полную грудь городского воздуха.       — Я тут был и не раз, вот увидишь, нас ни одна машина здесь не побеспокоит. Даже очутись мы тут в час пик.       — Ты думал навсегда потеряться? В этом бермудском треугольнике, — спросил его Ганнибал и смахнул чёлку с глаз, ветер и правда был надоедливо колким.       — Может быть. Знаешь, теряться совершенно не страшно, — Уилл поднял на Ганнибала глаза — они влажно блестели. — Мне было лет пять, когда я потерялся на парковке. Я даже не удивился, что со мной это произошло.       — Ты был с матерью? — уточнил Ганнибал.       — Да.       — Она хотела, чтобы ты потерялся?       — Больше всего на свете. Она хотела больше всего на свете, чтобы я потерялся и чтобы нашёлся, — ответил Уилл, а Ганнибал всё же сел с ним рядом и их плечи соприкоснулись друг с другом.       — И что в итоге, она тебя всё же потеряла или нашла?       — Потеряла. Она так рыдала, когда прибежала в полицейский участок. Так обнимала меня. Но всё же она была разочарована.       — А ты нашёл себя, Уилл? — Ганнибал участливо смотрел Уиллу в лицо. Уилл — хмурился.       — Думаю, да, — он внезапно улыбнулся Ганнибалу так по-детски открыто, как будто на дворе Рождество и чудеса творятся тут и там.       — Найдя себя, тебе стало проще быть рядом с женщинами, — хоть Ганнибал и говорил отстранённо, эта фраза всё равно разрушила воцарившуюся магию и Уилл вынуждено поёжился. Нет, ему определённо всё ещё сложно с женщинами и Ганнибал это знал, хотел уколоть. Уиллу всё ещё сложно со всеми. И Ганнибал до сих пор мог почувствовать себя исключением, никто и никогда так долго не был с Уиллом рядом и так мучительно изматывающе не дразнил его близостью на расстоянии.       — Это несущественно, — Уилл откашлялся.       — Женщины? Или близость?       — Близость с женщинами. Мужчинами… — Уилл запнулся и резко поднялся на ноги. И откуда только вновь эта нервозность? Он никогда в здравом уме не говорил Ганнибалу про мужчин. И он не был уверен, знает ли о них Ганнибал, проник ли он своими щупальцами в самые последние перепрятанные мысли и воспоминания. — Неважно с кем.       — Звучит, как оправдание, — Ганнибал просто хмыкнул, рассматривая фигуру Уилла. Они редко бывают в такой позиции — когда Уилл стоит выше.       — А ты звучишь так, словно ревнуешь, — Уилл фыркнул в ответ и надел свои очки, будто пытаясь спрятать глаза.       — Я и не скрываю этого, Уилл.       У Уилла чесался язык, но он всё же проглотил свой голос вместе со словами про Алану, про её тело три раза в неделю согревающее постель Ганнибала. Нет, Уилл не ревновал.       — Как бы ты хотел умереть? — вместо этого спросил он, перепрыгнув с темы на тему.       — В чьих-нибудь крепких объятиях, чтобы рассказать, как это.       — Я бы тебя обязательно выслушал, Ганнибал.       — Только не умри со мной вместе, — Ганнибал протянул Уиллу руку и тот крепко схватил его за ладонь, потянул и они почти оказались в объятиях друг друга, плотно прижавшись.       Ганнибал знал, в следующий раз, когда Уилл окажется в его объятиях, он войдёт в его живот острым лезвием ножа, в одно такое непростое касание разрезая их жизни на очередное «до» и «после». Но пока они всего лишь обменялись тихим дыханием друг друга и долгими взглядами, вместо прощания. Ганнибал направился в сторону дома стремительно и быстро, а Уилл к остановке, петляя по лабиринту ночных улиц. Его преследовали собственные мысли, запутавшись в волосах, обмотавшись петлёй на голой шее. Он хотел потеряться сегодня навсегда, но не один.       «Уедем? Вместе», — это был голос Ганнибала, он следовал за Уиллом по пятам, постепенно сливаясь со звуком каблуков по асфальту, стираясь об подошву. Превращаясь в несущественный гул.       Уилл вернулся домой только под утро. На удивление в голове было сюрреалистично чёрно-бело и пусто. Он выпустил собак на улицу и не торопясь последовал за ними в лес. Лес оказался неприветливо холодным и лай собак затерялся в непроглядной чаще. Он простоял на одном месте минут двадцать, пока не почувствовал, как проваливается в мягкую мокрую почву и вода проникает в неподходящие для прогулок в лесу туфли. Уилл несколько раз свистнул свою стаю, подзывая их к себе.       Дома он включил тёплую воду, чтобы набрать полную ванну. Он умылся и оглядел свою ровную щетину в запотевающее зеркало. Почему-то Уилл был уверен, что Ганнибал сейчас проделывает тоже самое, только с бритвой в руках. Ах, ещё одно отличие: он совсем недавно поднялся с кровати, а Уилл лишь планирует лечь. Когда вода набралась, Уилл сбросил с себя одежду на пол, контрастируя оливковой смуглой кожей, с белизной ванны. Он залез в горячую воду, представляя, что Ганнибал предпочитает прохладную. Нет, Уилл был уверен, что тот любит освежающую ванну. И Уилл закрыл глаза, оказываясь на берегу океана, солёные брызги щекотали его лицо, горячий песок обжигал пальцы на босых ногах, а рядом сидел расслабленный Ганнибал, в белой свободной рубашке.       — Ты когда-нибудь видел кита? — спросил его Ганнибал, всматриваясь в бесконечную лазурь.       — Нет, — ошарашено ответил Уилл.       — Кит* — символ возрождения, он олицетворение ковчега, с одной стороны.       — А с другой?       — Врата в ад, — сказал Ганнибал и стянул с себя рубашку, а затем и лёгкие штаны.       Встав перед Уиллом, он загородил собой солнце, шум океана, солёный ветер, всё. Он был китом. Уиллу ничего не оставалось, как протянуть руки и упасть в тёплое и бесконечное. Слившись с китом, он стал космической частью вселенной, способной бороздить другие миры.       Когда, наконец вынырнув, Уилл вновь вдохнул, то над поверхностью воды расходились белёсые разводы — примитивное напоминание удушающего и быстротечного оргазма.