На расстоянии не трогать

***

      Возвращение домой для Ганнибала было волнительным, даже если отбросить все обстоятельства, которые вынудили его вновь посетить Европу. Родной материк встретил осенним, таким ещё нежным и молодым солнцем, из-за которого утренняя медитация на каменном балкончике длилась дольше приличного. Несмотря на побег и официальный статус опаснейшего преступника, Ганнибал выглядел на удивление расслабленным, даже неряшливым. Беделия могла бы принять его образ за маскировку, но причиной всему был воздух. Очень чистый европейский воздух свободы, с чарующим привкусом родного дома и юности.       Он мог начать утро с вина, а вечер закончить чашкой кофе, он хохмил, в открытую дерзил и хищно показывал зубы, больше не опасаясь, что Беделия увидит на них кровавые разводы. Он рассекал по узким улочкам на спортивном байке: громко, вызывающе, неуловимо. Такой Ганнибал был более губительный, чем прошлый, а их отношения с Беделией уже давно приняли пернициозный характер, им безотлагательно требовалось хирургическое вмешательство.       Она раздевалась при Ганнибале, словно демонстрируя себя, что вполне аппетитна. Быть может, она хотела, чтобы Ганнибал уже тогда решил с какой её части начать, не дождавшись мариновки из улиток, устриц и белого вина.       — Человеческое любопытство всегда было сильнее чувства самосохранения, — Ганнибал поднял соскользнувшее платье Беделии с мраморного пола и протянул ей стакан белого вина. Предпочитая носить вечерние наряды на голое тело, теперь она стояла перед ним обнажённая: тонкая, почти прозрачная кожа, длинные белые волосы на голове и по-детски лысая внизу. Беделия похожа на иву, такая же утончённая, но стойкая, вечно тянется к чему-то сокровенному, важному, истинному, но ей не дотянуться, если только не сломать.       — И ты хорошее этому подтверждение, Ганнибал. Твоё любопытство привело тебя к бегам, — сказала она, отпивая освежающее вино.       — Нас, — проходя мимо, он втянул тонкий, одновременно кислый и сладкий аромат Беделии. Нет, такое дорогое мясо должно настояться ещё.       — Ты же понимаешь, не могла лишить тебя компании.       Ганнибал оставил её одну ёжиться на сквозняке в старой гостиной. Он испытывал странное чувство отрешённого беспокойства, словно наблюдая за собой со стороны, из-за стекла, он лишь пытался отгадать, что за эмоции обуревают этого, такого знакомого человека. Он убивал небрежно, даже вынуждено, не испытывая никакого удовольствия и былого интереса или хотя бы трепета. Все происходило машинально, будто он был не в своём теле. Иногда ему казалось, что это наказание за всаженное лезвие в живот Уилла и, если убить его теперь по-настоящему, то всё вернётся на круги своя. Ганнибал будет свободен.       Ганнибал включил свет в своей спальне и подошёл к холсту, рассматривая себя в образе Вертумна, с венком на голове из сочных ягод, пожухлых листьев и цветов. В его ногах сидел Уилл — Помона и облачён он был в тонкую пурпурную тунику. Он смотрел на Ганнибала, наконец согласившийся отдать ему руку и сердце. За их спинами расцветал сад из человеческой плоти.       Ганнибал смахнул невидимую пыль с картины и открыл коробку с цветными карандашами. Сделал несколько штрихов, вспоминая, когда же он в последний раз рисовал в цвете. Наверно, в детстве.       Восемь месяцев без Ганнибала потребовалось Уиллу, чтобы свыкнуться с мыслью — он плохой человек. Восемь месяцев без Ганнибала, он думал, что ему хватит благоразумия выйти из этой кровавой и бессмысленной игры. Не хватило. Безусловно, Уилл жаждал поквитаться. Вот только стоило ему причалить к острову с призраками — поместью Лектров и повстречать пленённую Чио, Уилл остыл.       Он остановился в дешёвом мотеле и теперь смотрел сквозь мутное стекло в небо, где, еле выдерживая конкуренцию с ночными огнями города, мерцало две звезды. Не зная выхода, внутри него росла пустота. Куда бы он ни пошёл, чтобы ни делал, думал бы или не думал бы о Ганнибале, за ним по пятам ходила грусть. Уилл был терпимо пьян, заглушая эту грусть и боль от ран после падения с поезда. В одной руке он всё ещё держал пустой бокал, а в другой сжимал лезвие ножа. В поисках умиротворения он пытался представить, как сделает это. В конце концов, он уже с десяток раз представлял смерть Ганнибала от своих рук, но в этот раз ничего не выходило. Вместо этого Уилл закрывал глаза и видел ту самую пустоту, вязкую, словно чёрное расплавленное золото.       Уилл открыл глаза вновь, когда услышал скрип входной двери, он обернулся и увидел в коридоре высокий силуэт. Конечно, это Ганнибал. Он устало потирал шею, снимая остроносые ботинки. Вместе с ним в комнату вошли запахи морской соли, чернил и старых библиотечных книг. Он стянул с себя пиджак и носки, улыбнулся Уиллу той улыбкой, которой одаривают люди, что прожили друг с другом слишком долго. А потом он лёг на кровать прямо в одежде, подложил руки под голову, расставив в стороны локти, рассматривая потолок и всполохи жёлтого света фар на нём. Уилл крепче сжал нож, в горле пересохло, вряд ли он мог сейчас вымолвить хоть слово. Он поставил на подоконник бокал и развернулся к лежащему на кровати Ганнибалу-ведению. Ему ничего не стоило подойди к нему, сесть с краю, провести пальцами по волосам, откидывая их со лба — немного нежности, чтобы нанести сокрушающий удар в беззащитный живот. И когда он сел, Ганнибал доверчиво закрыл глаза. Его дыхание было спокойным, глубоким, таким реальным. Уилл почти невесомо подцепил край свитера, надетый на голое тело, и потянул его вверх, оголяя загорелый живот. Уилл сильно сжал нож чувствуя, как больно заломило онемевшие пальцы. Он не хотел медлить и заворожённо глядя на живот Ганнибала, где мог оставить такую же кровавую «улыбку» этим же ножом, только более глубокую и смертельную, Уилл наклонился и… поцеловал. Он прильнул сухими губами по центру над пупком, чувствуя, как Ганнибал затаил на мгновение дыхание — он ждал удара и Уилл поцеловал его ещё раз, словно успокаивая. А потом он закрыл глаза, укладывая голову на обнажённой коже, прижимаясь ухом, слушая умиротворяющее дыхание и отдаваясь захватывающему разум сну. Всё было так по-настоящему правдиво, что ему не хотелось просыпаться никогда.       Их встреча спустя восемь месяцев оказалось столь стремительной, как если бы два локомотива неслись навстречу друг другу. Бум! Катастрофы не избежать. Смертей тоже. Никогда ещё ноша не была для Ганнибала одновременно такой тяжёлой и невесомой. Он нёс обездвиженного Уилла в своих липких от крови руках, будто тряпичную куклу. Утопая в снегу, Ганнибалу ничего не стоило опустить его в этот снег, перевернуть на живот и лишь немного подождать. Уилл бы захлебнулся снегом, а Ганнибал гладил бы его между лопаток. Он бы мог себе и Уиллу наконец даровать прощение и прощание, свободу друг от друга. Ганнибалу было плевать на обещание Алане, в конце концов, она должна ему собственной жизнью, в конце концов, Ганнибал вырвал и спас Уилла из рук Вёрджера. И теперь жизнь Уилла — это исключительно его выбор. Он взглянул на обнажённую шею и виднеющуюся грудь Уилла и ускорил шаг, оставляя за собой глубокие следы, испачканные кровью, будто маки, расцветающие на снегу.       Ему пришлось сломать замок, чтобы попасть в дом. Дом Уилла встретил его непривычной тишиной, о стае напоминали только их подстилки и несколько разбросанных по полу игрушек. Уилл дёрнул рукой, будто пытался отмахнуться от чего-то и замычал, к нему постепенно начинали возвращаться способности двигаться и говорить.       — Потерпи совсем немного, вот мы уже и дома, Уилл, — ободряющим тоном, сказал Ганнибал.       — Пить, — тихим и хриплым голосом отозвался Уилл, еле размыкая губы.       — Конечно, сейчас, — Ганнибал не стал разуваться, прошёл в дом.       Он уложил Уилла в его спальне на кровать. Уилл заскрёб пальцами по покрывалу, может произвольно, может в поиске опоры и чего-то знакомого.       — Мне включить свет? — спросил его Ганнибал, но тот в ответ только замычал и заморгал ошалелыми глазами. — Пожалуй, хватит и ночника, чтобы в углах не мерещились страшные тени.       Ганнибал включил тусклый ночник и оставил Уилла одного всего на пару минут, чтобы набрать ему воды и сделать чай. Он знал, что через окна за ними наблюдает Чио, рассматривая мельчайшие подробности дома Уилла сквозь оптику. Он улыбнулся ей, она же ему вряд ли. Вернувшись в комнату, Ганнибал напоил Уилла водой, а сам отпил чай — безвкусная трава.       — Надеюсь, ты не будешь против, если я взгляну на твои раны?       — В-валяй, — ответил ему Уилл, устало вздыхая.       — А ещё нам не мешало бы помыться.       Ганнибал аккуратно приподнял полу обездвиженного Уилла, прижал его к своей груди и погладил по взмокшим волосам, аккуратно стянул с плеч пальто. Вернувшись на подушки, оставшийся в одних брюках Уилл поморщился, его правое подстреленное плечо выглядело не очень, под повязкой кожа была красная и горячая. Ганнибал был вынужден отправиться на кухню вновь, чтобы найти аптечку. В первую очередь, аптечка оказалась забита бесполезным аспирином и глистогонными лекарствами для собак. Отыскать бинты и хоть какой антисептик — было удачей. Проходя мимо ванной, он заглянул в неё и, слив воду, дождался, когда же наконец пойдёт горячая, только тогда Ганнибал случайно взглянул на собственное отражение. Стоя посреди ванной комнаты, он выглядел чужеродно в окровавленном и порванном пальто. Раздевшись до боксёров, он вернулся к Уиллу в спальню. Уилл похоже задремал и его пришлось не сильно ударить несколько раз по щекам, возвращая в реальность.       — Я тебя полностью раздену, Уилл, — предупредил его Ганнибал и успокаивающе прижал свою тёплую ладонь к его шраму на животе. Уилл не высказался против, только сжал челюсти, уставившись в потолок.       Ганнибал расстегнул ремень, медленно потянул за собачку. Он стащил брюки, а затем, не церемонясь, нижнее бельё с Уилла, обнажая аккуратный член и на удивление ухоженный и подстриженный лобок. Уилл дёрнул рукой, пытаясь неловко прикрыться.       — Ты сначала должен отмокнуть в ванной, чтобы я снял с тебя перевязку и сделал новую, — заговорил Ганнибал, отвлекая Уилла от его наготы и нахлынувшего смущения. — Плечо воспалилось, не критично, но всё же.       Ганнибал встал с края кровати и просунул одну руку под лопатки Уилла, а другую — под бёдра, чуть ниже ягодиц, тело Уилла тёплое и мягкое. Ганнибал потянул его на себя и поднял, крепко прижал. Уилл уже мог немного держать голову и устроил её на голой груди Ганнибала.       — Вот и хорошо.       Он отнёс Уилла в ванную комнату, вода уже набралась и зеркало запотело. Подойдя к ванной с Уиллом на руках, Ганнибал встал на одну ногу, проверяя второй не горячая ли вода — в самый раз. Пришлось медленно присесть, чтобы опустить Уилла в воду, слушая, как он гортанно застонал. Его щёки почти мгновенно покраснели, и он в удовольствие закрыл глаза, откидывая голову на бортик и учтиво подложенное полотенце. Ганнибал потянулся за губкой, вспенил её, не жалея мыла. Постепенно вытесняя запах металла и грязи, в нос ударил сладкий аромат мятной корицы. Ганнибал приподнял правую руку Уилла, аккуратно омыв плечо, перешёл к предплечью, а после и к кисти, с усердием намылив каждый палец. Уилл всё так и не открыл глаза, его веки подрагивали и длинные ресницы тоже. Опустив его руку обратно в воду, Ганнибал чуть наклонился и, застыв в нескольких сантиметрах от лица Уилла, он медлил всего мгновение, а затем поцеловал. Он прикоснулся губами к трепещущим ресницам — сначала один глаз, затем второй.       — Вряд ли этот невинный поцелуй заставит отступить кошмары, — сказал он, всматриваясь в лицо Уилла. Тот, открыв глаза, всматривался в ответ.       — Где-то в тебе так много нежности, — тихо проговорил Уилл и, подняв руку, он дотронулся мокрой ладонью до щеки Ганнибала. — А во мне — нет.       Это прикосновение было таким лёгким, как если бы ветер гладил первые маки — любовно, почти невесомо. И теперь Ганнибалу казалось, что эти самые маки прорастали и в его сердце и ему чудилось, что их запах чувствует Уилл.       Утром же Уилл отверг его. Ганнибал вырвал из своего сердца распустившиеся маки, а Уилл не принял букет, возведя пик собственной жестокости в абсолют — хороший мальчик.