Не буди своего Зверя

Это было похоже на бесконечный кошмар. Баам находился в каком-то трансе. Он раз за разом проживал события того страшного дня. Он видел вонзившийся в шею нож, видел хлынувшую из раны кровь и моментально забрызганную алым стену. Все это прокручивалось как на заевшей пленке. Баам не мог прогнать эту картину, он с силой стягивал волосы на голове и бился в истерике, успокоить его могло только снотворное, которое ему вкалывали силой. Когда он наконец смог открыть глаза и увидеть свет, отражающийся от больничных стен, а не алые разводы? Сколько прошло времени? И даже тогда кошмар не отпускал, возвращаясь ночью. Пусть с каждым месяцем все реже, но он никуда не исчез. Теперь Баам видел во снах повешенное тело отца и мать с перерезанным горлом. Дар речи вернулся к Бааму только спустя год, когда врачи махнули на него рукой, сказав, что травма слишком глубокая и мальчик, возможно, останется немым на всю жизнь. Но внезапно заговорив, он удивил всех. Баам старался изо всех сил. Он нравился почти каждому, он словно вытачивал себя идеального, но достигнутого результата всегда было мало. Он не чувствовал себя полноценным. Чем больше внимания он к себе притягивал, тем сильнее ему казалось, что он делает что-то неправильно. Все же слова Икара о том, что он, а не Баам должен быть главным героем, отравляли душу. Он не должен так выделяться. Не должен, иначе… Но ведь Икара рядом нет. Почему он его боится? Все это позади, далеко в прошлом. И все же… И все же неспокойно, тревожно. Очень тревожно. Однако слышать свое частое сердцебиение Баам привык. Оно почти никогда не бывало спокойным, даже во сне. Врачи диагностировали у Баама паническое расстройство. Он искал то состояние, в котором будет чувствовать себя хотя бы немного спокойнее. По крайней мере старался найти. Он не смел резать руки, потому что любой вид живой крови вызывал панику. Лишь однажды в приступе сильной истерики он упал, как ему показалось, в обморок, но когда очнулся, обнаружил себя в ванной комнате с кровоточащими запястьями и совершенно ничего не помнил. Он испытал тогда сильнейший ужас, трясущимися руками сумел набрать номер дяди, но не смог сказать хоть что-то внятное. Было очень больно, порезы долго заживали и противно ныли при любом воздействии. Баам искренне ненавидел себя за это. Он хотел быть нормальным, он стремился к этому, но чем дальше, тем сильнее ему казалось, что он обклеивает себя фальшивыми масками. Это был не он настоящий. Тогда каким надо быть настоящим? На этот вопрос у Баама не было ответа. Что в итоге? Днем — радостный мальчишка, скрывающий все свои переживания и эмоции за улыбкой. Ночью — жалкий, как считал сам Баам, беззащитный, только и умеющий крепко вцепиться в одеяло и старающийся всеми силами заснуть. Жить так было невыносимо. Но он пытался. Дядя делал лишь то, что было необходимо. Он следил за тем, чтобы Баам принимал нужные лекарства вовремя, и вызывал врача, если того требовала ситуация. Но юноша прекрасно понимал, что Энрю чувствовал вину перед младшей сестрой, он не испытывал к Бааму каких-то особых отцовских чувств. Он как будто исполнял долг и держался отстраненно. При этом дядя дал ему все необходимое: личное пространство, деньги; оплатил обучение, обеспечил дорогими брендовыми вещами, которыми могли похвастаться далеко не все современные подростки. Он даже записал его на секцию по плаванию. Когда Баам только пошел в третий класс старшей школы, Энрю заявил, что собирается вернуться в Японию и продолжать свой бизнес там. Парня тогда пробила дрожь, но он не заявил, что против. — Ты помнишь Куна? — внезапный вопрос разрезал воцарившуюся было тишину. Баам вздрогнул. Но не из-за резкости или неожиданности. Просто он почувствовал на своих глазах эфемерную ладонь и вспомнил, как в ужасе билось сердце в груди человека, который крепко сжимал его, Баама, в своих объятиях. Почему-то стало спокойнее. — Немного, — уклончиво ответил Баам. Конечно, это было частичной ложью. Он помнил почти всё. — Мы говорили с ним тогда. — И? — Баам не мог не заметить, что невольно затаил дыхание. Что он ожидал услышать? — Мне показалось… — Энрю сделал незначительную паузу. — Показалось, он хотел что-то и тебе сказать. — Зачем мне знать об этом? — А разве это был не единственный человек, которому ты доверял? Баам промолчал. Это был риторический вопрос. Ответ на него слишком очевиден. Интересно, что сейчас с господином Куном? Глаза у Баама расширились. Он понял, что, оказывается, слишком сильно хочет в Японию. И пусть именно там произошли все самые страшные события в его жизни, он хочет вернуться, чтобы увидеть одного человека. Просто сказать ему спасибо за то, что тот оказался рядом в такое нелегкое для Баама время. — Рейс в конце марта, — продолжил Энрю, вздохнув. — Как раз перед началом учебного года в Японии. Доучишься, поступишь там же. Тебя устраивает такой вариант? Баам кивнул. — Я всё понял. Только у меня одна просьба. — Слушаю. — Я бы хотел учиться в той же школе. — Это не проблема, — после недолгого молчания Энрю спросил: — Что-то еще? — Нет-нет, — Баам поднял ладони. — Спасибо, и… Я пойду к себе. В комнате парень упал лицом в подушку, непонятно чему улыбаясь. Это чувство радости? Давно он так сильно его не испытывал. Баам решил, что это очень приятно, и не смог сдержать короткого смешка.

***

Кажется, сердце пару раз подскочило к горлу да так там и замерло. Агеро смотрел широко распахнутыми глазами, чувствуя дрожь в коленях и непонятную сухость во рту. — Баам? Это правда ты? — он невольно сглотнул. — Да, это я, господин Кун. Я вернулся. Ноги подкосились. — Что? Как ты… здесь? — Кун, который всегда считал, что способен идеально держать эмоции под контролем, сейчас не мог связать и двух слов из-за внутренней паники. Это же не температурная галлюцинация? — С вами все в порядке? — «галлюцинация» махнула рукой перед его лицом и уже через секунду ловила упавшего на колени Агеро. — Да у вас же жар… Боже мой, извините! Я должен был найти способ предупредить вас. Если бы я знал, не стал тревожить вас зря. Помутнение внезапно исчезло. Кун резко поднял голову на Баама, вцепившись пальцами в рукав чужой куртки и сдавив под ним плечо. Секунд пять они смотрели друг на друга. — Ты точно Баам? Точно, да? И ты… Ты в порядке. Ты говоришь, ты… — Господин Кун, пожалуйста, успокойтесь, — Баам неловко рассмеялся. — Давайте я лучше помогу вам дойти до комнаты. — Нет, подожди! — Кун сильнее сжал плечо. — Все это время я думал о том, как извиниться перед тобой. Я совершил ошибку, Баам. Я думал тогда, что поступаю правильно. — Нет-нет, поверьте… — Баам хотел было пресечь чужие извинения, ведь ни в коем случае не думал, что Кун хоть в чем-то виноват перед ним. — Не перебивай! — строго и со всей серьезностью одернул Агеро. — У меня и без того язык еле шевелится. Так вот… — он прокашлялся. Все же сложно так много говорить, когда у тебя больное горло. — Если ты пришел, чтобы сказать о том, что ненавидишь меня, или ударить, я останавливать не буду. Ты имеешь на это полное право. Но я просто хочу, чтобы ты знал: я очень сильно виноват в том, что случилось с тобой, и вряд ли эту вину можно заклеить такими нелепыми извинениями. Боже, и почему он так дрожит перед этим мальчишкой? Зачем он проявляет свою слабость подобным образом? Лишь бы Баам списал это на болезнь. — Господин Кун, я никогда не винил вас, — просто ответил юноша. — Я пришел, чтобы сказать вам «спасибо». Вы были для меня человеком, которому я мог довериться, и я не знаю, что бы со мной было, если бы не ваша доброта ко мне. Пожалуйста, перестаньте извиняться и говорить чушь. Я не имею права вас ненавидеть. И… Вы слишком крепко сдавливаете мне плечо, — он слегка улыбнулся, чтобы скрасить возникшую неловкость. Кун моментально разжал руку, на автомате извинившись, и поднялся на ватных ногах. Все же не держали они его больше от волнения. — Давайте, я… Порыв Баама был остановлен мягким жестом. — Я вполне могу справиться сам, — Агеро оперся о косяк. — Давай сделаем так: я отлежусь пару дней, а потом мы с тобой где-нибудь встретимся и поговорим? Я сейчас не в лучшей форме, а ты наверняка только что с самолета. — Конечно, — Баам поднял руки в извиняющемся жесте. — Еще раз простите, я совсем не подумал… — Все в порядке. Меня на самом деле удивляет, что ты помнишь, где я живу. И как ты попал в дом без ключа? — задорно усмехнулся Кун. — Ох… — Баам почувствовал, как к щекам приливает кровь. Разве господин Кун всегда был таким? — Передо мной как раз заходил кто-то, я воспользовался моментом. Кун рассмеялся. — А если бы я уже давно съехал отсюда? — Я… я… — парень замялся еще сильнее. Наблюдать за такой реакцией Агеро забавляло. — Не бери в голову, — странно говорить такое, когда у самого голова тяжелая, еще и внутрь как будто раскаленный металл залили. — Я просто шучу, — он слабо улыбнулся. — Что ж… Тогда, кхм… Если вам не нужна помощь, тогда я… — Постой, возьми мой номер. Или ты хочешь опять ко мне в гости внезапно нагрянуть? Какое облегчение для Баама, что за волосами не видно, как покраснели кончики ушей. Ну что за милый ребенок? Он повернулся обратно, осторожно протягивая свой телефон с уже открытой клавиатурой. Странное в воздухе повисло напряжение. Пока Кун вбивал свой номер, видел, как Баам занервничал. Ну еще бы, они так давно не виделись. Любой бы разволновался. — Напиши завтра, ближе к вечеру. Я уже получше себя чувствовать буду. Баам кивнул, убрал телефон и, крикнув прощание, убежал к лифту. Губы сами растягивались в улыбке и глаза светились от радости. Господин Кун хоть и вежливо выгнал его, все же был рад неожиданному визиту, еще и предложил встретиться. Все складывалось как нельзя замечательно. Парень поднял глаза на табло с цифрами, мысленно отсчитывая последние этажи. Как только лифт достиг первого этажа, раздался характерный звонок и двери раскрылись. Баам действительно прилетел буквально час назад. Сказал дяде, что хочет зайти в сувенирную лавку, а сам сел на метро и поехал совсем в другую сторону. Ладони постоянно потели, поэтому пришлось спрятать их в карман куртки. Чего он ждал тогда от этой встречи? Баам сам с трудом понимал. Но после разговора с Куном он почувствовал себя немного счастливее. Дорожный рюкзак неприятно оттягивал плечи. Наверное все же стоило отдать его дяде. Тот ведь на такси уехал, оставив Бааму адрес. — Ну и где я? — навигатор на телефоне почему-то показывал на карте несуществующую дорогу, которая предстала перед Баамом в виде тупика. Повертев карту в разные стороны, парень понял, что ему придется обходить целый квартал. Он искал не адрес, оставленный ему дядей, а дом, где раньше жил. А ведь он и раньше терялся в этих переулках. Баам с уверенностью мог сказать, что у него топографический кретинизм, потому что заблудиться у него получалось буквально везде. Это становилось уже каким-то проклятием. Внезапно шаг Баама замедлился. Завидев знакомые ориентиры, юноша остановился. Двухэтажный дом, в котором он когда-то жил с родителями, оказался заброшен и оцеплен. Но попасть туда было не трудно, хотя и лезть — жутковато. Баам без проблем пролез между прутьями железной решетки, тут же ощутив под ногами мелкую каменную крошку. Дом смотрел на него пустыми глазницами окон, которые совсем недавно горели теплым светом. Он не выглядел разрушенным, стекла были на месте. Если бы не изрисованные граффити стены и валяющийся везде мусор, можно было бы подумать, что дом на самом деле жилой. Сжав покрепче лямку рюкзака, Баам шагнул вперед. Лестница на второй этаж скрипела как в дешевых фильмах ужасов, но парень старался не обращать внимания на подступающее ощущение тревоги. Он хотел сюда попасть, чтобы кинуть вызов своему страху, поэтому отступать уже было поздно. Около открытой двери в квартиру Баам замешкался, но все же с усилием отворил дверь пошире и зашел внутрь. Образовавшийся сквозняк тут же зашуршал по полу книжными листами. Каждый шаг отзывался эхом в пустых комнатах и оставлял отпечаток пыли на подошве. Сердце билось в глотке, стремясь вырваться, но Баам шел вперед. Сначала он заглянул на кухню и тут же отшатнулся. Перед глазами возникла мать, которая душила его. Парень прижался спиной к стене и закрыл лицо руками, ноги подкосились. Картинка очень быстро исчезла, но сердце отказывалось успокаиваться, как и дыхание. Баам сжал кулаки, взяв себя в руки, и снова зашел в кухню. Там не было стола и холодильника, только столешница, побитая посуда и забытые богом столовые приборы. Баам сглотнул и двинулся дальше. Но спустя секунду остановился. Он очень медленно повернул голову к стене, на которой ясно читались замытые бурые разводы. Глаза распахнулись в ужасе после осознания, что он видит. Баам отступил. Разводы быстро приняли алый оттенок, обрели блеск и потекли вниз. Это плохо. Баам уже начал жалеть, что не послушался голоса разума и пошел сюда. В место, где обитает его самый главный страх. Баам схватился за голову, согнувшись, и часто задышал. Он уступил ужасу, который объял его мгновенно, сковал тело, заставил думать только об ожившей крови. «Это все не по-настоящему. Прекрати, не думай об этом. Просто не думай». Баам с силой зажмурил глаза, уперся ладонью в стенку и медленно осел вниз. Паника немного отступила, но дыхание дрожало, как и руки и все тело. Парень замотал головой, пытаясь прогнать страшную картину и подумать о чем-нибудь хорошем. Он сидел так минут пять, пока приходил в себя. Каждый стук в груди продолжал ощущаться каждой клеточкой тела, но Баам уже давно привык к подобному. Скорее, успокоившееся сердце вызвало бы большую тревогу, чем обычно. Баам невесело усмехнулся таким мыслям и поднялся, стараясь не смотреть на стену. Отсюда нужно было убираться, а лучше вообще никогда не приходить. Что Баам надеялся здесь найти? Хорошие воспоминания? Надеялся справиться со своим страхом? Баам закрыл рот обеими ладонями, сдерживая тошноту, и медленно побрел к выходу. Остаток дня он просто шел вдоль дороги, пиная под ногами случайные камни и заглушая лишние мысли музыкой. Ему хотелось отвлечься. По крайней мере, так ему советовал доктор, когда приступы возникали гораздо чаще. Они и сейчас никуда не исчезли, ощущение тревоги по-прежнему его лучший друг. И Баам по-прежнему чувствует себя неполноценным. Это вызывает почти невыносимое раздражение. Баам остановился у моста, положил руки на перила, глядя на закатное небо. Оранжевый цвет плавно перетекал в розовый, упираясь в фиолетовую тучу на горизонте. Уже так поздно? Баам даже не заметил. За спиной мчались машины, а впереди сверкала вода. Тут было красиво, не хотелось уходить.

I've been waiting in the silence. I've been waiting for the morning to arrive. I've been waiting in the darkness. I've been praying that you just give me a sign.*

Баам, схватившись руками за перила, наклонился назад и откинул голову, беззвучно шепча слова заигравшей в наушниках песни. Он и правда был готов стоять здесь до самого восхода под мягкими потоками ветра. Здесь ни о чем не хочется думать, здесь намного спокойнее. Юноша резко выдохнул и закрыл лицо руками. Плечи задрожали. Баам стоял на мосту и беззвучно плакал, шепотом прося у кого-то прощения. Почти тут же он вытер рукавом слезы и набрал номер дяди. — Дядя Энрю, я немного заблудился… — начал он бодрым голосом, словно не было этой секундной слабости. — Где? Я на Рэйнбоу-Бридж… Хорошо, я подожду. Рука с телефоном безвольно повисла вдоль тела. Баам поднял голову, замечая первые бледные огоньки звезд. — Может, мне не стоило сюда приезжать? Ведь у него был выбор, он мог продолжить обучение в Австралии, но почему-то выбрал билет в Японию, поддавшись мимолетному порыву. Телефон в руке коротко завибрировал, оповещая об СМС. Баам опустил глаза.

только что Г-н Кун: извини, что нарушаю нашу договоренность и пишу первым. когда ты уходил, я забыл сказать тебе кое-что… я рад, что ты вернулся.

Баам не смог сдержать улыбки. Может, все не так уж и плохо, как кажется на первый взгляд?

You are the sunrise In my sky, my sky, in my sky. Nothing can hide you From my eyes, my eyes, from my eyes.

Пальцы по памяти набирали слово, потому что глаза смотрели в сторону лилового горизонта.

минуту назад Вы: спасибо.

Это слово значило для Баама многое.